А у моря (я верю) я снова смогу любить, И покинет Покой, взамен мне оставив радость. Но пока мой Покой помогает мне все забыть… Помогает забыть то, что в памяти жить осталось. Ах Астахова
***
Папарацци на нескольких мотоциклах преследовали машину Фроста на протяжении всего пути — пути, который, вопреки ожиданиям Уиллоу, вел вовсе не во дворец. Они ехали не в центр, наоборот, только больше от него удалялись. Джаспер молчал, на все вопросы отвечал интригующе: «Скоро узнаешь». «Скоро» наступило, и впереди показался частный аэродром. Папарацци, к огромному облегчению Уиллоу, остались за его пределами, а у трапа королевского самолета она увидела Роберта. На мгновение Уиллоу почудилось, что все это красивый сон: огромный лайнер и титулованный монарх, правитель огромной державы, готовый увести ее… да куда угодно, ей действительно все равно. Заметив, что Уиллоу без верхней одежды, Роберт устремился ей навстречу, на ходу сняв куртку, и накинул на ее плечи, защищая от прохладного ночного ветра. Морено взглянула на него, и ее улыбка погасла. Король вежливо поздоровался с ней, но в голубых глазах был так хорошо знакомый лед. Поднявшись на борт, Роберт сдержанно извинился перед Уиллоу, сославшись на дела, и погрузился в чтение каких-то документов. Не зная, как реагировать, она смогла лишь кивнуть и прислонилась лбом к прохладному стеклу иллюминатора, наблюдая, как отдаляется земля и тают в темноте огни аэропорта и города, когда лайнер стал набирать высоту. Понимание не наступало, вопросов лишь прибавилось. Куда они летят? Это деловая поездка или личная? Король не собирался ничего объяснять; казалось, он и вовсе забыл о своей спутнице, увлеченный чтением. Отчужденный. Холодный. Незнание вызывало дискомфорт и даже страх. Уиллоу не знала, как вести себя, как с ним говорить, и это раздражало — в такие минуты ее преследовало ощущение полной беспомощности. Перед собой. Перед Робертом. Она пыталась понять, но выходило, словно билась о ледяную стену. Но должен же лед хоть когда-нибудь треснуть? — Лиам сегодня был у тебя. — Тишина разлетелась на мелкие осколки от скудного прохладного голоса Его Величества, в котором не было ни намека на вопрос. Уиллоу вздрогнула от неожиданности. Перевела взгляд на Роберта, сидящего в кресле напротив, — он даже не поднял глаз от своей папки с документами. — Откуда вы знаете? — Я все знаю, — небрежно — как само собой разумеющееся — отозвался король, наконец соизволив отпустить эту чертову папку и взглянуть на Уиллоу. Лучше бы он этого не делал. Под внимательным, даже изучающим, взглядом голубых глаз ей стало еще больше неуютно. Уиллоу медлила, пытаясь понять, как расценивать слова Роберта и как на них реагировать. Пауза затягивалась. — Мои отношения с Лиамом исключительно деловые. Нас едва ли можно назвать друзьями. Сегодня я напомнила ему об этом, а потом попросила уйти. Вы ведь это хотели узнать? — последние слова сорвались с ее губ с вызовом, вопреки собственной воле, но чем невозмутимее держался Хенстридж, тем сложнее было Уиллоу удержать эмоции. Никто не действовал на нее так, как он. А король — уголки его губ лишь чуть дрогнули в едва уловимом намеке на улыбку. — Мы летим в Венецию. — Что? Ваше Величество, вы серьезно? — «Конечно, он серьезно!» Уиллоу откинулась на спинку кресла. Голова шла кругом… — Разумеется. И зови меня просто Роберт. Сейчас ни к чему формальности. Венеция. Любимый город ее матери, там она познакомилась с отцом Уиллоу и влюбилась. Город, рассказов о котором Уиллоу помнила едва ли не больше, чем о самой Бьянке Морено. Мать умерла слишком рано — молодой, когда Уиллоу было четыре года. Ее образ запомнился по редким фотографиям: черноволосая, голубоглазая, красивая, как кинозвезда. — Эти «файв-о-клоки» были ужасны. Я задолжал тебе настоящее свидание. — Уиллоу была настолько удивлена, что не смогла подобрать слов. Венеция встретила ночной прохладой и миллионами огней — картиной, которую Уиллоу так часто видела на фотографиях, в которую влюбилась давным-давно, а теперь это случилось снова. А увидев на пристани гондолу, украшенную декоративными фонариками, готова была хлопать в ладоши от восторга, будто маленькая девочка, и сдерживало лишь присутствие короля. Роберт помог Уиллоу сесть в гондолу, обменялся парой приветственных фраз с гондольером — Морено, знавшая этот язык, их поняла, но оставила без внимания — и они отправились в путь. Любимое шампанское и виноград (король учел даже такие мелочи), потрясающе красивые виды — антураж действительно хорошего свидания, вот только для достоверности не хватало одного важного компонента. Без которого все остальное не имело смысла. — Я хочу попросить вас кое о чем. — Уиллоу нехотя отвела глаза от берега и взглянула на короля. Ей нужно было внести ясность и определить все происходящее. — Давайте оставим в тайне ваш выбор претендентки. У папарацци есть только пара фото и их домыслы… — Все дело в журналистах? — Нет, Ваше Величество. Во мне. И в вас, — добавила Уиллоу, немного помедлив. Хенстридж внимательно слушал ее, как всегда непроницаемый, готовый принять все, что услышит, но его мысли и эмоции были надежно спрятаны от посторонних глаз. — Вы назвали свиданием этот вечер, и он чудесен, но… — Уиллоу остановилась, тщательно подбирая слова. Короткая пауза помогла совладать с мыслями. — Но однажды вы снова влюбитесь, по-настоящему, безумно, и устроите своей избраннице потрясающее свидание. Может, в Венеции, может, в Париже, а может, в простом кафе у Баттерси-парка, но это будет совершенно не важно… — Уиллоу вдруг осеклась, не договорив. Потому что во взгляде голубых глаз, устремленных на нее, льда больше не было. — Уиллоу, — Роберт мягко позвал ее, но не продолжил, задумавшись о чем-то своем. Морено не сразу решилась заговорить вновь, чтобы не потревожить его. — У вас всегда будет моя дружба. Но я хочу кое-что взамен. — Шуточные торги вызвали улыбку у них обоих, но от нее не осталось и следа, когда Уиллоу озвучила мысль: — Доверие. Расскажите мне, что произошло между вами и Кэтрин. — Ты ведь и так знаешь, — сдержанно откликнулся Роберт, и Уиллоу подумала было, что момент испорчен и мост, только что возникший между ними, вот-вот рухнет, но она все же нашла в себе смелость настоять. Уиллоу действительно хотела понять человека рядом. — Расскажите, и это останется здесь, в Венеции, навсегда. — В наш последний разговор ты спросила, в ком я нуждался, находясь на острове. — Король вновь удивил, настолько, что сложно было поверить своим ушам и страшно было даже пошевелиться, дабы не спугнуть столь хрупкое мгновение откровенности Его Величества. Уиллоу просила о доверии, даже не надеясь на разговор по душам, но он готов был ей это дать. — Я думал о Кэтрин, говорил с ней, мне даже казалось, будто я видел ее. Она звала меня домой. Незадолго до покушения отец кое-что мне рассказал. Он хотел и планировал упразднить монархию и готов был сделать это. Я понятия не имел, в какой мир вернусь, когда меня спасут, но одна мысль росла и крепла с каждым днем. Кэтрин редко говорила об этом, но я знал, что между жизнью королевской семьи и уютным домиком вдали от городской суматохи она выбрала бы второе. Вернувшись в Лондон никем не узнанным, я был не наследником английского престола — я был обычным человеком, чудом выжившим. Не зная, что меня ждет, я был уверен, что тоже выберу второе. Я шел к Кэтрин, чтобы сказать о своем решении, я хотел этого. Пока не увидел ее в объятиях Лиама. — Так вы все знали с самого начала… — Уиллоу не могла сказать, что ее больше поразило: то, что Роберт знал об отношениях Кэтрин и Лиама и ни разу не дал понять об этом, или то, что брат так ничего ему и не сказал. Не говоря уже о самой Дэвис. — В ту же ночь я узнал, что отца больше нет. Все изменилось в одно мгновение, и передо мной теперь был только один путь. Уиллоу, тебе холодно? — Роберт прервал сам себя, заметив, как дрожали ее пальцы, вцепившиеся в край куртки, в которую куталась Морено. — Нет, я… — она запнулась, в очередной раз не найдя слов. Уиллоу дрожала вовсе не от холода. Эмоции переполняли ее так сильно, что, казалось, готовы задушить изнутри. Роберт скупился на эмоции, но услышанного было достаточно, чтобы все понять. Поступок Кэтрин и Лиама, смерть отца — все это разбило его сердце. Контраст — внешнее спокойствие и то, что, должно быть, творилось в душе короля, — поражал. Слезы выступили на глазах, и Уиллоу никак не могла с ними справиться. Ей бы выдержку короля, но, увы… Желая скрыть от Роберта свое состояние, Уиллоу отвернулась было, но он не позволил: остановив, коснулся ее подбородка, слегка сжав его пальцами, и встретился с ней глазами. В ночной темноте — лишь скудный свет фонарей — они казались темнее, чем есть. Два омута, которые вдруг стали затягивать ее, и на короткое мгновение Уиллоу потерялась в реальности. — Не нужно, — голос Роберта вернул ее обратно, и наваждение исчезло. — Как ты сама сказала, все это останется здесь, в Венеции, когда мы уедем. Лучше скажи, почему именно этот город. И почему ты здесь не была? И Уиллоу рассказала. О знакомстве родителей и браке, который ее дед не одобрял, и об их жизни в Аргентине, и о фотографиях и картинах, которыми та себя окружала. О том, как хотела поехать в путешествие по Италии после окончания университета, но заболел и умер отец, и дед-виконт велел ей приехать в Англию, а про свои планы пришлось забыть. — Прости. Я хотел сменить тему, но вовсе не хотел, чтобы ты грустила… — Нет, все в порядке. Вы не представляете, как много значит для меня этот вечер. Спасибо за него. — «И за оказанное доверие», — добавила она мысленно, ощутив руки Роберта на своих плечах. Он сильнее запахнул куртку на Уиллоу, защищая ее от ночной прохлады, и ощущение спокойствия окутало ее на короткое мгновение. Когда король отнял руки, осталось лишь сожаление. Ей внезапно захотелось, чтобы это свидание было настоящим, чтобы Роберт любил ее. Захотелось полюбить его. Король пообещал, что они останутся в Венеции еще на день, но, когда гондола причалила к берегу, где ожидал Фрост, Уиллоу поняла, — взглянув на мрачное лицо агента безопасности — что этим планам сбыться не суждено. — Что случилось? — Час назад произошло покушение на премьер-министра. Она мертва, Ваше Величество, застрелена в собственном доме, — слова Джаспера прозвучали зловеще в ночной тишине, и все ее волшебство было разрушено.