Азерот: обратная сторона войны

      В Часовне Последней Надежды этим утром было невероятно людно и еще более шумно, чем обычно. В ожидании делегации Конклава, что должна была прибыть не позже полудня на экстренный военный совет, наиболее значимые фигуры Ордена отложили все свои срочные и не очень срочные дела. Хоть тот вопрос, что братья-жрецы намеревались обсудить и не был совсем уж великой тайной для верхушки Ордена, однако знанием всех деталей похвастаться никто не мог, да и приличия требовали обеспечить достойный прием адептам Света и Тьмы.       Аранэлл Крыло Рассвета, пребывающий в неизменно дурном расположении духа, предпочитал до поры держаться подальше от толчеи и суеты в самой Часовне.        Под благовидным предлогом проведать своего скакуна, он незаметно выскользнул наружу, во внутренний двор, туда где у коновязи нервно рыли копытами землю застоявшиеся верховые.       Конечно же, с Солнцегривым все было более чем в порядке. Чисто вымыт, вычесан, подковы заменены и добросовестно подогнаны орденскими кузнецами. Однако, несмотря на сытость, талассийский жеребец проявил живой интерес к принесенному хозяином угощению — большому сочному яблоку, купленному загодя у даларанского торговца.       Пока конь с довольным пофыркиванием и аппетитным хрустом поглощал фрукт, лежащий на ладони хозяина, паладин задумчиво вглядывался в ржавое небо, что практически не меняло цвета вне зависимости от времени суток.       В последние дни в жизни Аранэлла и так произошло слишком много неприятных вещей, а теперь еще и этот Совет. Да уж. Совсем никуда не годится. Син’дорай болезненно поморщился и едва сдержался, чтобы в очередной раз не дотронуться до лица рукой. Ушибленная левая скула по-прежнему слегка ныла, хоть от изначального кровоподтека, стараниями Ветрокрылого, не осталось и следа.       А всему виной, несомненно, идеализм Света Зари ну и, вероятно, собственная неосторожность.        Терпеливо дождавшись, пока конь розовыми теплыми губами неспешно соберет остатки яблока, Крыло Рассвета несколько нервно стряхнул с пальцев липкий сок.        — Хороший мальчик, — похвалил коня паладин, зарываясь пятерней в густую пепельную гриву животного.        Он настолько нечасто видел своего боевого товарища без длинной попоны и лат, что даже начал забывать истинную масть жеребца.        Аранэлл определенно не знал, куда девать накопившееся раздражение. К конюхам местным не придерешься, на вполне благодушно настроенного жеребца не подосадуешь, даже погода обещала быть на редкость приличной. Верхушки деревьев то и дело шевелил свежий ветерок, разгоняя привычную душную хмарь, висящую над Восточными Чумными Землями.       Краем глаза заметив какую-то суету у главных ворот, Крыло Рассвета потрепав на прощание Солнцегривого по холке, демонстративно развернулся и направился в сторону старого кладбища, разбитого за Часовней.        «Там хотя бы тихо, — заключил про себя паладин, поворачивая за угол величественного каменного строения. — Было бы замечательно, если бы до начала Совета никто меня не тревожил».       Однако, не успел он толком обосноваться на нагретой утренним солнцем скамье, скромно притулившейся у кладбищенской ограды, как его уединение тут же нарушил звук чьих-то шагов.        — Просто замечательно! — проворчал Аранэлл, с трудом сдерживая готовое слететь с языка ругательство.       Крыло Рассвета все еще безуспешно пытался придать своему лицу более или менее дружелюбное выражение, когда из-за угла Часовни показался знакомый силуэт.       «Вот только тебя мне тут еще и не хватало, Лирен!» — подумал бывший жрец, сразу же бросив попытки казаться лучше, чем он себя в данный момент ощущал.       — Доброе утро, брат, — несколько натянуто, но, по обыкновению, вежливо поприветствовал его Лорвелирен Свет Зари, подойдя поближе. — Ну и горазд же ты прятаться. Днем с огнем не сыщешь. «И на то наверняка есть веские причины, не находишь?» — мысленно заметил Аранэлл. На лице его появилось саркастическое, несколько недовольное выражение:       — Да, несомненно, утро, Свет Зари, однако насчет того, насколько оно доброе, можно и поспорить.       — Можно, — вздохнул Лорвелирен. — И я прекрасно знаю, что ты горазд это делать. Но все же. Я не за этим сюда пришел.       «Тогда зачем? — Аранэлл вскинул тонкую бровь, покосившись на сородича поверх собственного массивного наплечника в виде тигриной головы. — Неужто снова решил меня повоспитывать, а, великий поборник нравственности?»       Однако, вслух произнес совсем иное, предпочитая, до поры, держать свои предположения при себе:       — Ну и что тебе угодно? Только говори поскорее, я не намерен выслушивать долгие тирады. Сегодня меня, знаешь ли, несколько тяготит чужое общество.       — У меня и в мыслях не было тебе навязываться, — паладин слегка нахмурился, явно огорченный тоном собеседника. — И я бы с радостью оставил тебя в покое, но военный Совет требует твоего присутствия, как и моего.       — Совет? Так скоро? — Аранэлл был неприятно удивлен и это мгновенно отразилось на его лице. — Неужто делегация Конклава уже изволила почтить своим присутствием нашу скромную обитель?       — Изволила, — отозвался Свет Зари, откидывая с лица темно-золотистую прядь волос, из тех, что остались не убранными в высокий хвост на макушке. — И Леди Лиадрин попросила меня отыскать тебя. Не ставь Орден в неудобное положение.       Крыло Рассвета поморщился и нехотя поднялся со скамьи, поправляя длинный лазурный плащ, накинутый поверх доспехов.       — И что это вообще за игра в прятки? — уже по дороге в Часовню осведомился Свет Зари. — У коновязи я тебя не нашел. И это счастье, что я достаточно осведомлен о твоих привычках, чтобы битый час не блуждать по всей территории Часовни.       — Я ни от кого не прятался, — отчеканил Аранэлл, досадуя про себя на неимоверную тяжесть новых доспехов. — Просто хотел ненадолго остаться наедине со своими мыслями. Разве это строго воспрещается?       — Не ерничай, — одернул его Лорвелирен. — Можешь злиться на меня сколько тебе угодно, но от этого не должно страдать наше общее дело. Как ты думаешь, каково нашим братьям перед союзниками, что вынуждены ждать, пока мы все соизволим собраться?       — Время начала Совета не было оговорено заранее и строго регламентировано, — уверенно парировал Аранэлл. — Так что не нужно валить с больной головы на здоровую. К тому же, их наверняка найдут, чем занять. В конце-то концов, предложат передохнуть с дороги или экскурсию устроят по Часовне. Когда еще у членов Конклава будет возможность увидеть тайное убежище Ордена изнутри?       В ответ паладин лишь покачал головой, скорее всего, подразумевая неисправимость старого друга.       — Так что там, кстати, с делегацией? Велика? — по-деловому поинтересовался Крыло Рассвета. — Надеюсь только, что они не решили ввалиться сюда полным составом, включая нежить, которой полно в их рядах.       — Что ты? Каким еще полным составом? — Свет Зари отрицательно мотнул головой. — Помимо хорошо нам знакомой Делас Лунный Клык, что любезно помогала Ордену с расшифровкой демонических текстов, еще трое. Насколько я понял, ставленник, уполномоченный Конклавом вести переговоры, да двое сопровождающих младших жрецов. Вот и все.       — Ну, это еще куда не шло, — Аранэлл сделал неопределённый жест рукой. — Ибо я наслышан, что там нынче творится у наших союзников в оплоте. Мало им Отрекшихся, так они еще и перебежчиков из Алого Ордена, истошно вопящих об искуплении, взялись привечать, и этих мерзавцев из Культа Забытых Теней, заигрывающих с энергиями Пустоверти. Не доведет их это до добра, ох, не доведет.       — Прощение, брат, — спокойно заметил ему Лорвелирен. — Что плохого в том, чтобы объединить силы в борьбе с общим врагом? Никто из них, я уверен, не желает печальной участи Азероту, и потому все они выражают готовность помочь по мере сил и возможностей. Или, может, тебе напомнить по каким причинам был возрожден Орден Серебряной Длани, наш Орден, собравший под своими знаменами, казалось бы непримиримых прежде противников?       Бывший жрец не ответил и лишь внимательно поглядел на соратника. Несомненно, в чем-то идеалист Лорвелирен был действительно прав, но некоторые черты его характера все равно не переставали возмущать Аранэлла, вызывая в душе глухой ропот. Порой от правильности Лирена, чрезмерной доброты и желания доверять всем и вся, откровенно воротило.       «Вот она твоя священная война „за идею“, Свет Зари, оставила следы на твоем лице, на скуле и под глазом, — с легким злорадством подумал син’дорай. — Ну хоть нос поджил, а то совсем смотреть было больно. Даже виноватым себя чувствовать начал, хотя это ты, а не я бесцеремонно полез туда, куда не просят, да еще и кулаками махать сподобился».       Тем временем они миновали внутренний двор и вошли в Часовню, готовясь спуститься вниз, в полуподвальное помещение.       В переходе, ведущем во внутренние залы под Часовней, как всегда, царила полутьма, разгоняемая ярким светом смолистых факелов. Шаги тяжелых, окованных металлом сапог, гулко отдавались от прохладного камня. Вышитые гобелены, дань воинской славе возрожденного Ордена, на толстых, укрепленных стенах подземного убежища заметно всколыхнулись ворвавшимся снаружи потоком свежего воздуха, но затем вновь замерли в чинном спокойствии, словно стражи, охраняющие покой паладинского братства.       Недолгие минуты тишины, нарушаемой лишь отдаленным гулом голосов, несущимся из глубины постройки, и вот они уже на месте, в залитом золотым светом просторном холле. Часовые привычно отсалютовали им, повторив, который раз за день заученное до автоматизма приветствие.       На удивление, народу вокруг значительно поубавилось.       — Видимо, непосвященных временно выслали из оплота, — глубокомысленно заметил Крыло Рассвета, шагая плечом к плечу с другом, и мимоходом отмечая для себя неспешную возню парочки архивариев в смежном зале, которым обычно безбожно мешали снующие взад-вперед неофиты и оруженосцы. Даже звуки тренировочных боев временно стали тише, если не сошли на нет.       — Похоже, инструкторы вывели своих подопечных во двор, — тоже счел нужным прокомментировать ситуацию Лорвелирен. — Все для удобства гостей и командования.       Паладины прошли еще немного и свернули направо, в Зал Советов, где за большим командирским столом уже собралась вся верхушка Ордена. Жрецы тоже присутствовали здесь, заняли отведенные им места у противоположного конца стола. Рядом с Делас смиренно сидели темноволосый жрец-син’дорай в ярко-алой мантии и девушка-послушница в гербовой накидке Альянса, надетой поверх неприметной серой робы. Вновь прибывшие, по-видимому представляющие обе фракции, вели себя очень тихо, лишь изредка обмениваясь короткими репликами со жрицей Элуны. Пустовало только одно место, по правую руку от Делас, принадлежащее, не иначе как, главе делегации Конклава. И кому же только Пророк Велен мог поручить столь ответственную миссию?       Лорвелирен осмотрелся, однако, заметив, как внезапно побледнел его товарищ, еще пару минут не сводил глаз с Аранэлла, пытаясь понять, что именно могло так расстроить обладателя наследия Тира.       Сознание Крыла Рассвета же, в этот момент, казалось, сузилось лишь до восприятия двух молодых мужчин, слишком занятых неторопливой беседой друг с другом, чтобы заметить его появление. В их разговор, правда, время от времени вмешивалась расположившаяся по соседству Апони Светлая Грива, чей грузный силуэт то и дело ухудшал обзор, однако Аранэллу вполне доставало и этого.       Вот уж кого он бы не хотел видеть вместе никогда и ни под каким предлогом! В эльфийском жреце, сидящем подле Аратора Искупителя, паладин без труда узнал своего младшего брата.       Алариан Крыло Рассвета, сильно повзрослевший и возмужавший за последние несколько месяцев, держался с невероятным достоинством, чем-то отдаленно напоминая Аранэллу погибшего отца. Хотя черты его лица, как, впрочем, и характер, были, несомненно, мягче отцовских, и более присущи добродетельной и спокойной матери, отдававшей всю свою безграничную любовь младшему сыну. Алариан не собирал волосы в хвост, и они свободно струились по плечам, спускаясь много ниже лопаток. Словно рассветное зарево. Как и его собственные. Правда с возрастом брат обнаруживал все меньше сходства, что с ним, что с отцом. Расцветал, но какой-то своей, особенной красотой.       Облаченный в длинную темно-синюю шелковую мантию, украшенную шитьем и массивными накладками из светлого серебра на наплечниках, возвышающимися за спиной жреца подобно двум сложенным крыльям, Алариан больше не казался тем мальчишкой, что пришел вслед за ним на Расколотые острова, откликнувшись на зов Верховного Мага и Конклава.       Как бы ужасно и нелепо это не звучало, Алу явно пошло на пользу то, что он, Аранэлл, пусть вначале и неосознанно, с ним сотворил. Со своим дорогим младшим братишкой, которого вынянчил буквально с пеленок. Убить маленького доверчивого мальчика, чтобы подарить жизнь молодому мужчине, познавшему себя через истинную жертвенность, прощение и боль разбитых иллюзий? Оно определенно того стоило, хотя недостойного братского поступка нисколько не оправдывало.       И все бы ничего, но Алариан, добровольно согласившийся на тайную кровосмесительную связь, и ставший любовником и постоянным партнером Аранэлла, вообще не должен был сталкиваться с тем, кого паладин боготворил и желал ничуть не меньше, чем брата, называя не иначе как «жизнь моя».       Аратор Искупитель — отпрыск слишком хорошо известных в широких кругах родителей, которого адепты Света почитают едва ли не за живую икону и берегут, по возможности, ото всех невзгод. Сын Туралиона и Аллерии Ветрокрылой, воспитанный в духовной и физической чистоте вдали от родного мира строгим ревнителем Света, был отчасти наивен, но при этом достаточно пылок и упрям. Аратор, несомненно, был тем, на кого нельзя было глядеть без отеческой заботы и благоговения и уж, тем паче, испытывать то, что испытывал Крыло Рассвета. Плотское желание, смешанное с чувством вины за недостойность помыслов и чаяний, что постепенно переросло в душевную привязанность. Настолько болезненную и острую, что Аранэлл давно уже не тешил себя иллюзиями относительно ее природы.       Влюблен. Безнадежно и сильно. Юный паладин был тем, за кого бывший жрец без раздумий отдал бы жизнь, ибо больше не мыслил себя без него. Как ни странно, но Ветрокрылый начал отвечать взаимностью. Нет, далеко не сразу, до последнего оставляя за собой право не реагировать на ухаживания и попросту не замечать чужих чувств. В силу ли его непорочности или просто по вине характера, но с Аратором было сложно. Он медленно и с осторожностью выкарабкивался из плотного кокона предрассудков, которыми его, словно паук едва вылупившуюся бабочку, годами окутывал сильно пьющий старый жрец. И Крылу Рассвета потребовалось очень много времени, дабы просто сдружиться со своим новым протеже, вызвавшимся выполнять роль телохранителя на Расколотых островах.       Начать проявлять к нему романтический интерес — было более чем рискованно, но Аранэлл попросту не смог сдержаться. Постепенно, не спеша, как вода точит камень, окружая теплом, которого так не хватало внутренне одинокому юноше, и искренней заботой, Аранэллу удалось привязать к себе Ветрокрылого. Сейчас же, то, что начиналось с долгих взглядов, мимолетных обжигающих прикосновений и редких дружеских объятий уже переросло в зрелое взаимное влечение. Аратор, полукровка, унаследовавший от матери-квель’дорай тонкие, благородные черты, белоснежную кожу, золотистые волосы и яркие небесно-голубые глаза, наполненные внутренним сиянием, неизменно напоминающие Крылу Рассвета о временах расцвета Кель’таласа, сам тянулся навстречу и смотрел на рыцаря крови совершенно иначе. Но сколь бы далеко не зашел их глубоко тайный роман, Аранэлл все равно опасался своего пагубного влияния на юного паладина и потому, всякий раз, как они оставались наедине, даже ложась в одну постель, не позволял себе полного обладания, ограничиваясь поцелуями и смелыми ласками.       Аратор был слишком драгоценен и чистота его, хрупкая, как алебастровая статуэтка, казалась поистине королевским даром, достойным которого Крыло Рассвета, по понятным причинам, себя вовсе не ощущал. Поэтому он медлил, сполна наслаждаясь, тем что имел: присутствием любимого, робкими взглядами из-под длинных золотистых ресниц, едва заметной улыбкой, легким румянцем смущения на бледных от природы щеках.       И чем дольше длилась эта связь, тем сильнее в нем рос страх, даже не публичного порицания за свою выходку и отлучения от Ордена, а потери части своей души, прочно занятой Аратором.       Видеть Алариана и Аратора вместе — было слишком, можно сказать, чересчур. Хоть Аранэлл и понимал умом, что ничего выплыть точно не должно, сердце все равно неприятно замирало в груди, а все внутри сжималось. Ведь оба его возлюбленных пребывали в абсолютной убежденности в исключительности своего положения. Обоих он называл единственными, обоих любил одинаково сильно, не имея возможности выбрать. В этом заключалась вся беда, вся суть странной и противоречивой натуры Аранэлла Крыла Рассвета.       Но полному благополучию и тех, и других отношений мешало чужое знание, ставящее под угрозу их сохранность. И если в случае с братом, с детства без опаски доверявшему даже глубоко личное кузине Эстэлирель, изменить ничего было уже нельзя, то вот случайного проникновения Лорвелирена Света Зари в их с Ветрокрылым тайну вполне можно было избежать. Да, несомненно, он сам был виноват, проявив на одном из совместных привалов чудеса глупости и неосторожности. Слишком увлекшись мимолетным поцелуем, который затянулся дольше положенного и напрочь утратил все целомудрие, Аранэлл вовремя не отреагировал на звук шагов приближающегося к палатке друга. Как следствие — состоявшийся между ними не самый приятный разговор, окончившийся в итоге дракой. И даже несмотря на то, что сцепившихся паладинов принялись сразу же разнимать, син’дорай успели посадить друг другу пару-тройку синяков и несколько испортить сложившиеся доверительные отношения.       «Дело принципа, да, Лорвелирен? — подумал Крыло Рассвета, оторвавшись ненадолго от созерцания своих любовников и покосившись на стоящего рядом товарища. — И зачем ты вообще в это лезешь? У Аратора и так много нянек и псевдоопекунов, а ведь он уже большой мальчик, и сам вправе решать, чем ему и с кем заниматься. Да и в конце-то концов, я же не собираюсь с ним спать. Это было бы уж слишком. Как бы я его ни любил, я хорошо знаю свое место».       Тем временем Аранэлл и Лорвелирен попали, наконец, в поле зрения Леди Лиадрин. Сделав знак остальным, эльфийка устроилась во главе стола.       Алариан поспешил к Делас и сопровождающим, а паладины заняли свои места. Проявив чудеса сноровки, Свет Зари умудрился усесться между Апони и Аратором, вынудив Аранэлла расположиться напротив, рядом с Максвеллом Тироссом и Джулией Селестой.       «Вот же неугомонный! — раздраженно фыркнул про себя Крыло Рассвета. — Все никак не бросит своих отчаянных попыток оградить от меня Аратора. Неужто серьезно думает, что это спасет ситуацию, и встав между нами таким вот нелепым образом, он оборвет нашу связь?»       Дождавшись, пока все рассядутся, командир Рыцарей Крови, как всегда, кратко и по существу, принялась излагать членам Совета суть просьбы Конклава. Аранэлл слушал вполуха, не в силах отвести глаз от Аратора.       Полуэльф сидел скрестив руки на груди и недовольно поджав губы. Похоже, присутствие по соседству Лорвелирена раздражало Искупителя куда больше, чем можно было ожидать. И если сам Аранэлл уже постепенно начал склоняться к тому, чтобы пойти с другом на мировую, то Аратор по-прежнему злился.       Крыло Рассвета все еще помнил смятение и почти страх на лице возлюбленного, когда тот напрягая все свои силы, взывал к Свету, избавляя его от неприятных последствий драки. «Что с нами теперь будет?» — прошептал тогда сын Туралиона, хмурясь и глядя ему в глаза. Но даже убедившись, что Свет Зари не намерен выдавать их тайну, Аратор продолжал обдавать того холодом и неизменно держать дистанцию.       Характер и темперамент Ветрокрылого будоражили кровь влюбленного в него Аранэлла. Любому чувству, будь то любовь или ненависть, упрямый и прямолинейный юноша отдавался целиком, со всем пылом. Порой Аранэллу даже и не верилось, что сердце юного паладина принадлежало ему. Однако искренность, с которой Аратор тянулся к нему, желая не просто эгоистично принимать, но и отдавать в ответ, раз за разом развеивала сомнения подозрительного от природы бывшего жреца.       Аранэлл невольно перевел взгляд на брата. Алариан был совершенно иной породы. Кто-то другой, не знающий жреца так же как он, мог бы с уверенностью сказать, что тот абсолютно бесстрастен, почти не способен на сильные чувства помимо тех, к которым призывало служение Свету. Ал одинаково любил всех, и в то же время никого. Однако же те, с кем его связывали кровные узы, всегда находились на особом счету. Аранэлл не уставал поражаться тому, как в таком красивом и молодом теле может обретаться столь вялая чувственность. Брат знал и прекрасно умел практически все, что могло доставить удовольствие в постели им обоим, но при этом испытывал желание применить свои навыки на деле очень и очень редко.       Алариану куда больше были по душе совместные долгие вечера, проводимые за задушевной беседой или в уютной, почти домашней тишине, когда старший брат не настаивал на близости, позволяя ему просто лежать рядом, устроив голову на широком плече. Аранэллу оставалось только смириться, чаще, чем хотелось бы, ограничиваясь лишь поцелуями и объятьями. Это было, на его взгляд, куда лучше, чем принуждать любящего, мягкого и уступчивого брата к соитию, во время которого тот не всегда мог достаточно возбудиться и достичь разрядки.       Лиадрин же, пока Аранэлл думал о своём, продолжала сосредоточенно вещать, вынося дальнейшие планы Ордена на всеобщее обсуждение. А Крыло Рассвета все никак не мог собраться с мыслями и сосредоточиться, поэтому предпочитал держать язык за зубами. Помалкивали и остальные негласные участники этого маленького спектакля. Алариан внимательно слушал взявшего слово Тиросса, а Аратор по-прежнему недобро косился на Лорвелирена, который пытался одновременно приглядывать за другом и не терять нить разговора за столом.       Совет длился около часа, но потерявшему счет времени Крылу Рассвета он показался просто бесконечным. Пока разглагольствующие по очереди паладины постепенно приходили к выводу, что оставлять в одиночестве жрецов Конклава — очень плохая затея, и что угроза безопасности Храму Света Пустоты более чем реальна, Аранэлл блуждал рассеянным взором от брата к своему телохранителю, изредка натыкаясь на ответные взгляды. И если Алариан глядел с обычной теплотой и нежной привязанностью, то в глазах Аратора сквозь чистую лазурь то и дело вспыхивали раздражительность и нетерпение, вперемежку со страстью и неуёмным влечением. Ветрокрылому явно было, что сказать, и это завораживало Рыцаря Крови, вынуждало ловить каждый жест юного паладина.       В итоге по окончанию переговоров Аранэлл с трудом мог вспомнить все нюансы обсуждения, уловив лишь самую суть — Орден Серебряной Длани придет на помощь Конклаву по первому же зову жрецов. Зато, на свою беду, до мелочей запомнил тот сложный ритм, что нервно выстукивали тонкие пальцы Аратора по крышке стола, и то, как выглядел изгиб шеи Алариана, частично скрытый высоким воротом мантии, когда жрец пару раз откинул с плеча волосы.       По счастью, Алариан и его сопровождающие торопились и сразу же после Совета засобирались обратно, в Даларан. Аранэллу удалось ненадолго пересечься с младшим братом лишь перед самым отъездом, во внутреннем дворе, окружающем Часовню.       Убедившись, что за ними никто пристально не наблюдает, Алариан осторожно коснулся щеки Аранэлла раскрытой ладонью. Тот позволил себе чуть прикрыть глаза, наслаждаясь прохладой темно-синего шелка перчатки, скрывающей изящную кисть жреца.       — Все в порядке, Нэлл? — тихий мелодичный голос, в котором звучало искреннее беспокойство, казалось, достигал самых глубин души. — Выглядишь растерянным и уставшим.       — Не обращай внимания, малыш, — паладин несколько натянуто улыбнулся. — Тебе просто кажется.       — Проще сказать, чем сделать, — жрец нахмурился, ловя взгляд старшего брата. — Я не смогу спокойно вернуться в Храм, зная, что с тобой творится что-то неладное.       — Тебе кажется, Ал, — с нажимом повторил паладин. — Не бери в голову.       Тем не менее обмануть бдительность с детства крайне проницательного юноши было сложно. Чуткие пальцы Алариана легко прошлись вверх по открытой шее Аранэлла, чуть щекоча мочку уха. Брат слишком хорошо знал все его слабости.       — Ты можешь мне рассказать, — убедительно прошептал жрец, чуть склоняясь к собеседнику.       «Взрослеет, — невольно подумал Аранэлл, млея от прикосновений, что лишь выглядели невинными, но на самом деле несли интимный подтекст. — И взрослеет быстро. Порой пугает то, насколько сильно становится его влияние на меня».       — Повздорил, — нехотя сдался паладин. — С другом.       — Из-за чего?       — Да так, сущий пустяк, — несмотря на подтачивающую волю мимолетную ласку, Аранэлл четко осознавал, чем грозит любое неосторожное слово.       Тема была слишком опасная и щекотливая.       — И все же? — не сдавался Алариан, стремясь поймать ускользающий взгляд брата.       — Достопочтенный Лорвелирен слишком любит совать свой нос в чужие дела. На мой взгляд, такая инициатива должна быть наказуема, — Аранэлл мягко перехватил пальцы брата и чуть сжал их в своей руке. — Не самый положительный пример, верно, малыш?       — Ты совсем как отец, Нэлл, — сокрушенно покачал головой Алариан. — Никому не доверяешь и все держишь в себе.       — Я всего лишь не хочу волновать тебя по пустякам, — возразил паладин, незаметно для окружающих сплетая свои пальцы с пальцами младшего брата. — Что плохого в том, чтобы ограждать от ненужных проблем тех, кто тебе дорог?       Повисла небольшая пауза, во время которой Аранэлл внимательно наблюдал за братом. Жрец хмурился и выглядел обеспокоенным.       — Ну что не так, малыш?       — Мне нравится Свет Зари, — признался Алариан. — Я знаком с ним совсем немного, но мне кажется он отличный, верный товарищ. Ваша с ним ссора не может меня не расстраивать.       — Ал, прошу тебя… — попытался возразить Аранэлл.       — Будет лучше, если вы помиритесь, — уверенно перебил его жрец. — На Расколотых островах небезопасно. Я хочу быть уверен, что с тобой ничего не случится…       — По-твоему, я не в силах постоять за себя? — сердито фыркнул паладин, прищурив глаза.       — Я этого не сказал, — спокойно возразил Алариан. — Не стоит воспринимать мои слова столь буквально. Просто мне спокойнее, когда рядом с тобой есть надежное плечо. Ты ведь не хуже меня понимаешь, насколько ценны жизни лекарей, наши с тобой жизни. Неужто ты забыл, брат, чему учил нас отец?       — Не забыл, — буркнул Аранэлл, напоминания о погибшей семье неизменно портили ему настроение. — Не переживай, один я, в любом случае, не останусь. Обычно меня сопровождает… кто-нибудь из Ордена.       — Сын Аллерии Ветрокрылой и Туралиона, если не ошибаюсь? — уточнил жрец.       — Верно, — паладин изо всех сил старался сохранить естественный тон голоса.       — Дитя Света, — губы Алариана тронула задумчивая улыбка. — Было очень занятно с ним познакомиться. Знаешь, в нем почти не чувствуется человеческой крови и их привычек, несмотря на то, что его наставником был человек. Он воспитан в строгих догматах Света, так же как и мы с тобой. И еще эта чистота помыслов и суждений, незапятнанность мирской суетой… Она ощутима почти физически.       Алариан опустил глаза, не сумев скрыть от брата глубоко сидящую тоску и отголоски сожаления о былом:       — Благодать струится сквозь него, наполняет до краев. Он словно хрустальный сосуд, чьи грани ловят и отражают мельчайшие отблески Света…       — Это не твоя вина, малыш, — еле слышно выдохнул Аранэлл, касаясь губами лба брата и чувствуя себя при этом жестокой сволочью. — А моя, исключительно моя. И я не достоин прощения.       — Я давно тебя простил, — так же шепотом отозвался жрец. — Какой смысл роптать, если такова наша судьба, брат.       — Знаю, — паладин отстранился и по-отечески погладил жреца по голове. — Но я себя не прощу никогда.       В этот момент к ним подошел один из орденских оруженосцев и оповестил, что все готово к отправке представителей Конклава в Даларан.       — Береги себя, брат, — на прощание сказал Алариан, с любовью глядя ему в глаза. — Я постараюсь выкроить время на этой неделе, чтобы еще раз увидеться. Умоляю, не рискуй понапрасну!       — Непременно, — Аранэлл улыбнулся. — Да хранит тебя Свет, малыш.       Отойдя на пару шагов, жрец обернулся и добавил:       — И да, Дитя Света должно беречь, брат. Если не от всех невзгод, то от опасностей, принесенных в наш мир Легионом уж точно. Он хорошо отзывался о тебе, поэтому не оставляй его.       Алариан улыбнулся в ответ, но Аранэллу отчего-то показалось, что за этой улыбкой таится горечь, а в глазах ясно читается «не оставляй его, как оставил когда-то меня».       Страшно представить, что бы было, узнай Ал об истинной природе отношений, что связывала его с Искупителем. Клубок из боли, ревности и неправильной, совсем уже не братской любви вполне мог погубить жреца. И Аранэлл прекрасно это осознавал, глядя вслед брату и вслушиваясь в шелест подола длинной шелковой мантии.       С отъездом делегации Конклава, служители Часовни Последней Надежды постепенно возвратились к своим повседневным делам. Все новобранцы, за исключением тех, кому предстояли уроки верховой езды, вернулись в Обитель Света, как и большинство храмовников Ордена, так что внутренний двор крепости вскоре опустел, погрузившись в привычную тишину, нарушаемую лишь перекличкой часовых.       Аранэлл же все никак не мог найти себе места, бесцельно слоняясь по территории орденских укреплений. Собраться с мыслями тоже не получалось. Он даже не мог сказать, что его беспокоит больше: предсказание ли Велена, сулящее беду Конклаву, происходящее ли на Расколотых островах или, может, неурядицы в личной жизни. В последнее время все шло совсем не так, как ему хотелось. Река жизни бывшего жреца, начавшая было входить в прежнее спокойное русло, вновь лишилась берегов и понесла его с бешеной скоростью в неизвестном направлении. И как бы Крыло Рассвета не жаждал покоя и стабильности, подобное ему могло теперь только сниться.       В конце концов, устав мотаться из стороны в сторону, паладин присел на верхнюю ступеньку, ведущую внутрь Часовни. Именно там и обнаружил его Лорвелирен, всерьез озаботившийся поисками пропавшего после Совета товарища.       — Я почему-то знал, что застану тебя здесь, — заметил Свет Зари, присаживаясь рядом.       — Неужели? — отпустил вялую подколку Аранэлл.       В более мирные и благополучные для их дружбы дни, паладины частенько сидели вдвоем на этом самом месте, обсуждая насущные дела или просто болтая ни о чем. Ступени Часовни со временем стали негласным местом встреч двух друзей, где проходили редкие, но оттого ещё более приятные часы отдыха от ратных дел.       — Все еще злишься на меня? — решился-таки нарушить воцарившееся молчание Лорвелирен. -       А как ты думаешь, Лирен? — едко процедил Крыло Рассвета, даже не удосужившись взглянуть на собеседника.       — Ну что ж ты за заноза такая? — огорченно вздохнул тот. — По-моему, я уже извинился перед тобой за свою несдержанность. Хочешь, чтобы я сделал это еще раз?       Аранэлл промолчал, сделав вид, что изучает золотое тиснение на своем набедреннике.       — Да, я был не прав, — продолжил между тем второй син’дорай. — Мне не следовало распускать руки…       — Тебе, по большому счету, вообще не следовало совать нос в это дело, — огрызнулся бывший жрец, перебив товарища.       — А вот тут я не могу с тобой согласиться, — нахмурился паладин, беспокойно заерзав на ступени. — Как, по-твоему, я мог промолчать, зная, что ты…       Свет Зари осекся, наткнувшись на сердитый взгляд друга. Аранэлл едва заметным кивком головы указал на двоих молчаливых стражей за их спинами, охраняющими вход в Часовню.       — Может, пройдемся? — предложил Лорвелирен, чуть сконфуженный собственной оплошностью.       — Я не в настроении обсуждать твою хамскую выходку, — поморщился Крыло Рассвета, вставая со ступени. — Сделай одолжение, Лирен, оставь меня в покое. Неужто настолько тянет продолжить выяснять со мной отношения?       Свет Зари тоже поднялся на ноги:       — Твое упрямство порой приводит меня в замешательство, Нэлл, — высказал вслух первую пришедшую в голову мысль Лорвелирен. — Что еще я должен сделать, чтобы ты перестал дуться и соизволил хотя бы поговорить со мной?       — Для начала, перестать ходить за мной по пятам, — фыркнул бывший жрец. — И уяснить, наконец, что есть вещи, которые ты изменить не в силах.       От бестактности того, кого он еще совсем недавно называл лучшим другом, Аравнэлла буквально трясло.       «Хорошо, что я в свое время научился держать себя в руках, — подумал Аранэлл, мысленно прикидывая, куда бы ему податься, дабы остаток дня не пересекаться с Лиреном. — Он кого угодно достанет! Готов поспорить, позволь я ему сейчас открыть рот, пришлось бы снова выслушивать эти никчемные морали о недопустимости моего поведения».       Желая показать, что разговор окончен, Аранэлл демонстративно подозвал проходившего мимо конюха и наказал ему готовить Солнцегривого к отъезду.       — Ты куда-то собрался? — счел нужным спросить Свет Зари.       «В Гробницу Саргераса, — пронеслась в голове бывшего жреца язвительная мысль. — По мне так лучше пообщаться часик-другой с демонами, чем терпеть твое занудство».       Однако вслух он сие не озвучил, верно решив, что не следует усугублять лишними колкостями и без того ставшие несколько натянутыми отношения с другом.       — Проветрюсь немного, — неохотно отозвался Аранэлл на вопросительный взгляд Лорвелирена. — У меня есть пара незавершенных дел на Расколотых островах.       Развернувшись, Крыло Рассвета уже готов был удалиться, направляясь прямиком в оружейную, где рассчитывал застать того, кто непременно должен был поднять ему настроение, но его остановил оклик Света Зари:       — Не будь вы с братом столь похожи внешне, я никогда бы не подумал о кровном родстве.       — С чего бы это? — бросил через плечо Аранэлл.       — Да с того, что в одной семье просто не могли вырасти две настолько разные личности. Хоть ты и старше, тебе определенно есть чему у него поучиться.       — И чему же? — хмыкнул слегка уязвленный паладин.       — Хотя бы терпимости к окружающим и умению прощать — тем качествам, что неотъемлемы для служителей Света. Я уж не говорю о добродетели… и всем прочем.       Намек Лорвелирена Крылу Рассвета совсем не понравился.       «Молчал бы, — Аранэлл сжал зубы. — Друг еще называется!»       Знание «всего прочего» являлось неоспоримым козырем Света Зари, что определенно не следовало упускать из виду. Ведь невероятно сложно было сказать насколько хватит терпимости и порядочности эльфа в свете последней ссоры.       — Знаешь, — Крыло Рассвета все же обернулся. — В отличие от своего младшего брата, я уже просто вышел из поры наивности, юношеской доверчивости и всепрощения. Жизнь все расставляет по своим местам. Рано или поздно. Эта пора придет и для Алариана. И я надеюсь, что очень скоро.       — Но ты же… -       Я знаю о чем говорю, — резко пресек возражения Аранэлл. — И да, Лирен, ты понятия не имеешь, какой на самом деле мой брат. А рассуждать о том, чего не ведаешь, мой дорогой друг, как минимум, дурной тон.       Чувствуя чужой укоризненный взгляд спиной, Аранэлл все-таки покинул двор, нырнув в прохладную тень под сводами Часовни. С Лиреном он разберется чуть позже, когда найдет в себе для этого силы и желание. Сейчас же, ему, напротив, хотелось оказаться подальше от шумной Обители, спрятавшись, хотя бы на пару часов, как от посторонних глаз, так и от необходимости что-то решать и на что-то решаться.       На ум невероятно кстати пришла мысль о визите в Анклав Железного Рога, туда, где его ждал очередной урок по обращению с хрупким силовым камнем, коего надлежало просеять чуть ли не тонну, чтобы обнаружить в капризной руде залежи драгоценных кристаллов, пригодных для реализации эскизов местных ювелиров.       Осталось лишь уговорить Аратора составить ему компанию, что не должно составить особого труда, и, как можно тише и незаметнее, исчезнуть из поля зрения «нянек» юного паладина.

***

      Вечерело. Над Пиком Крутогорья со свистом проносились морозные снежные вихри, как и всегда безраздельно властвующие на такой немыслимой высоте. В высоком синем небе уже начали появляться первые бледные искорки звезд, а узкая занесенная снегом тропа все петляла и петляла замысловатыми вензелями вверх по горному хребту, огибая громадные валуны и редкую поросль карликовых деревьев, чьи корявые, приземистые стволы протяжно скрипели на порывистом ветру. Холодно. Настолько холодно, что металл доспехов выстывал и его холод чувствовался даже сквозь одежду. Дышалось тоже достаточно тяжело и не столько из-за разряженности горного воздуха, сколько из-за встречного ветра, сбивающего с ног. Крепчающий к ночи мороз обращал дыхание в пар, а вихревые потоки с протяжным гулом подхватывали его и уносили прочь.       Закованные в латную броню кони, спотыкаясь и с трудом вытаскивая копыта из глубоких сугробов, медленно, но верно осиливали подъём. Мокрый снег нещадно липнущий к их могучим ногам и краям длинных попон, значительно затруднял передвижение, вынуждая благородных животных прикладывать еще больше усилий.       Аранэлл поежился, и уже не в первый раз за последние пару часов проклял все на свете: и нелетную погоду, и вредного распорядителя полетов в Громовом Тотеме напрочь отказавшегося отправлять своих питомцев в Анклав, и собственную дурость, погнавшую их с Аратором верхом на самый пик, да и вообще все Крутогорье со всеми его обитателями.       «Дурацкая была затея, — подумал Крыло Рассвета, чуть поведя затекшими под тяжестью Серебряной Длани плечами. — Точнее, затея, может, и не плохая, однако время для прездки выбрано, как нельзя хуже… И вообще, это все Лирен виноват! Не лезь он ко мне все утро со своей блажью, у меня вряд ли возникло бы непреодолимое желание тащиться в это захолустье. Да этот Анклав у Саргераса на рогах, не иначе!»       И паладин бы даже сплюнул от досады, однако направление и скорость ветра совсем не располагали к подобным мероприятиям.       Незаметно оглянувшись через плечо, Аранэлл с удивлением отметил, что его спутник, хоть и выглядел слегка недовольным, но по-прежнему держался в седле гордо и прямо, стойко перенося внезапно свалившиеся тяготы путешествия. И хоть юный паладин оказался совсем не изнежен и более чем привычен к походным условиям, Крылу Рассвета все же было невероятно совестно за то, что он потащил своего обожаемого возлюбленного по такой погоде.       Рыцарь Крови хотел знать наверняка, что с Аратором все в порядке, но из-за оглушительного воя ветра в растрескавшихся выщербленных скалах, не представлялось возможным переброситься даже парой слов, и это невероятно огорчало.       «Скорее бы Анклав, — пронеслось в голове у Аранэлла. — Я с ума сойду, если по моей вине с Ветрокрылым что-нибудь случится!»       Дорога, тем временем, на очередном повороте пошла еще круче в гору, с одной стороны прижимаясь вплотную к отвесной скале, а с другой резко обрываясь на многие метры вниз, так что дух захватывало. Аранэлл слегка подтолкнул стременами оробевшего было Солнцегривого, вынуждая ступить на узкую тропу. Талассийский жеребец осторожничал, печатая каждый шаг, и нервно всхрапывал всякий раз, когда приходилось ставить копыто слишком близко к откосу, обнесенному лишь старыми канатными заграждениями. Да и то, веревки, растянутые между заледеневшими кольями, чьи верхушки едва торчали из-под снега, скорее служили ориентирами, обозначающими тропу, чем страховкой от падения в туманную мглу, клубящуюся далеко внизу, под ногами. Там, у самого подножия Пика лежало каменистое Нагорье Морозного Солнца, но сейчас его очертания полностью скрадывались высотой и плотной облачностью, окутывающей горный массив.       Аранэлл не боялся, но старался, по возможности, не глядеть вниз, прислушиваясь к едва различимому хрусту снега под копытами коней. Скакун Аратора шел след в след за Солнцегривым, демонстрируя хорошую выучку, что было залогом успешного преодоления всадниками опасного отрезка пути.       И вскоре обрыв действительно остался за спиной. Тропа же, хоть и по-прежнему стремилась ввысь, стала более пологой, приближая путников к финальной части поездки. Крыло Рассвета уже как-то бывал в этих местах, чтобы с уверенностью сказать — Анклав совсем недалеко.       Однако же расслабляться еще было рано, впереди их ждал длинный и шаткий деревянный мост, перекинутый через гигантскую пропасть разделяющий два скалистых пика-близнеца.       Перед самым мостом Аранэлл придержал коня, дождавшись, пока Аратор не поравняется с ним.       — Готов? — на всякий случай спросил син’дорай, силясь перекричать ветер.       Аратор лишь кивнул в ответ. Высокогорный вихрь изо всех сил трепал походный плащ полуэльфа, небрежно накинутый поверх доспеха, и золотистые пряди волос, выбившиеся из-под низко надвинутого на глаза капюшона. Выглядело это по меньшей мере странно, ведь Искупитель абсолютно не признавал плащей и пелерин, стесняющих по его мнению движения, так что навязанный ему против воли Лордом Тироссом «бесполезный кусок ткани» обычно пылился в седельной сумке, а не выполнял, как сейчас, свою прямую функцию.       Глядя на Аратора, Крыло Рассвета едва подавил странное навязчивое желание заставить парня пересесть к нему. Хоть Солнцегривый и не обрадовался бы второму пассажиру, Аранэллу было бы куда спокойнее, согласись Ветрокрылый преодолеть мост в одном седле, так чтобы Аранэлл мог прижать к себе юношу.       «Но он ведь ни за что не согласится, — верно рассудил паладин, зная характер полуэльфа. — Еще и ворчать начнет, а это надолго. Аратор совсем не отходчив».       Вздохнув про себя, Аранэлл решительно погнал коня вперед, прямиком на опасно раскачивающийся из стороны в сторону мост.       Вокруг окончательно стемнело. На фоне ночного неба, чья глубокая синева была подобна драгоценному сапфиру, рассыпались миллиарды крошечных таинственно мерцающих звезд. Небесная корона, увитая призрачно-белесыми дорожками млечного пути, застыла в вышине в своем сияющем великолепии, заливая седые заснеженные пики приглушенным серебристым светом.       Небосвод здесь казался необъятным, просто безграничным, простирающимся далеко за пределы Азерота, и одинокие острые горные вершины прорезающие низко висящие облака лишь усиливали это ощущение. Великолепие этого места поражало воображение. Не будь ветер столь неистовым, а ночь такой холодной и безлунной, Аранэлл непременно задержался бы здесь, пытаясь запечатлеть в памяти удивительные виды. Кони паладинов торопливо пересекали мост, выстукивая подкованными копытами частую дробь по заиндивевшим скрипучим доскам. На открытом пространстве над бездонной пропастью ветер бушевал ни на шутку, налетая то с одной стороны, то с другой, то толкая в спину, то несясь навстречу с намерением выбить всадников из седла. Так что, когда, наконец, под ногами коней вновь оказалась твердая скальная порода, припорошенная снегом, а не скользкая обледеневшая древесина, путники против воли вздохнули с облегчением.       За коротким пологим спуском их встретил мерцающий во тьме золотистыми огнями укромный Анклав Железного Рога. Погода предсказуемо отразилась и на здешних обитателях. У многочисленных наковален огромной полевой кузни, разбитой прямо посредине поселения на южном берегу запруды, слонялась всего парочка тауренов, безуспешно пытающихся навести порядок на рабочих местах. Похоже, эти двое были за что-то наказаны строгим наставником, раз до сих пор оставались на северном ветру, усердно собирая окалину и пришедший в негодность железный лом испорченных другими учениками заготовок.       — Сдается мне, мы тут придемся не ко двору, — заметил Аратор, посильнее натягивая поводья, дабы усмирить вздумавшего вдруг показать норов скакуна. — Что будем делать, а, Верховный Лорд?       Крыло Рассвета внимательно взглянул на своего спутника, уловив в его голосе нервные нотки, старательно выдаваемые за иронию.       — Для начала, разыщем Роноса Железного Рога, — как можно спокойнее отозвался бывший жрец. — У меня к нему есть дело.       Ветрокрылый поглядел с недоверием.       — Не волнуйся, жизнь моя, нам не придется возвращаться назад, — уголками губ улыбнулся паладин. — Я абсолютно уверен, что даже в этой глуши пара звонких монет решит, если не все наши насущные проблемы, то большую их часть точно.       Проехав вглубь небольшого ремесленного поселения, Крыло Рассвета осадил коня у одной из тауренских хижин, выделяющейся на фоне остальных типовых построек более значительными габаритами и добротным перекрытием. Оставив Солнцегривого подле жилища, син’дорай с усилием отодвинул тяжелую звериную шкуру, прикрывающую вход и заменяющую дверь и проскользнул в ярко освещенное помещение. Аратор нехотя последовал за ним, так как ему, озябшему и уставшему, совсем не улыбалось торчать снаружи, пока старший паладин будет улаживать свои дела.       В доме Роноса Железного Рога, по обыкновению, собралась целая ватага учеников, коротающих вечер за трапезой, пересказом старинных легенд и обсуждением свежих новостей, годом-родом дошедших до Анклава «с большой земли».       Мужчины и женщины, пришедшие к Роносу дабы совершенствовать свои навыки кузнечного мастерства и горного дела, сидели вкруг у большого котла с аппетитно пахнущим варевом и внимали рассказу мастера. При всем стремлении потомка Рету Железного Рога к отшельничесту, в Анклаве всегда было много желающих перенять многовековой опыт его семьи и потому Ронос редко оставался в одиночестве.       Аранэлл хорошо помнил этого таурена еще с прошлого своего визита на Пик Крутогорья. Обладающий могучим телосложением и впечатляющим ростом, даже для представителей своей расы, Ронос сразу же выделялся из толпы своих последователей. Громкий грудной бас кузнеца, казалось, гудел по всей хижине, так что сидящие поодаль могли быть абсолютно уверены, что ничего важного не пропустят.       — Опаздываешь, ученик, — прогремел Железный Рог, стоило только эльфам оказаться в пределах видимости.       Диссонанс между белоснежной шкурой таурена и необычайно темной гривой не переставал удивлять. Крыло Рассвета успел достаточно насмотреться на выходцев с Мулгора, чтобы отметить для себя необычную внешность Роноса.       — Меня задержала в пути погода, — после короткого приветствия, как можно вежливее, ответил Аранэлл, отчетливо ощущая на себе чужие неодобрительные взгляды.       — Вполне допустимо, — кивнул наставник, принявшись перебирать пальцами длинную бороду, переплетенную в толстую косу. — Ан’ше за что-то гневается на нас. Уже третий день небо над Пиком затянуто облаками, да и ветра нынче бушуют.       — Может, желаете присесть к очагу? — осведомилась, между тем, пегая тауренка в простом домашнем платье, улыбаясь вновь прибывшим.       — И в самом деле, негоже стоять на пороге, — спохватился впавший было в легкую задумчивость Ронос. — Ты, если я ничего не путаю, пришел узнать о природе силового камня, но это подождет до утра. Я не привык говорить второпях о важных вещах.       — Но… — все же попытался возразить паладин.       — Ночь на дворе, — категорично отрезал наставник, нахмурив брови. — Время отдыха и трапезы. Не вам, чужеземцам, оспаривать мое слово и менять здешние порядки!       — Никто вас не гонит прочь, — вмешался в беседу приземистый коренастый таурен, чья угольно-черная шкура была в нескольких местах сильно прижжена.       Судя по испачканному окалиной и золой кузнечному фартуку, он тоже имел непосредственное отношение к наставничеству в Анклаве.       — Заночуете здесь, а утром Ронос выполнит обещанное. -       Несомненно, — бывший жрец недовольно поджал губы, но все равно чуть склонил голову в знак почтения. — Но раз уж сложилась такая ситуация, я и мой спутник предпочли бы уединение. Мы устали с дороги и все, что нам сейчас необходимо — лишь тихий угол и немного пищи.       Железный Рог и темношкурый молча переглянулись, словно что-то обдумывая.       — Избегаете общества? — хмыкнул Ронос. — Хоть мне и не ведомы ваши устремления и мотивы, я не имею обыкновения доискиваться. Если кто-то решит уступить вам на ночь свое жилище, я не стану возражать. Договоритесь — будет вам уединение.       Последнее слово кузнец произнес с каким-то особым чувством, сильно попахивающим неприязнью, однако более ничего в его облике не выдавало истинных мыслей.       Повисла неприятная пауза, во время которой, Аранэлл вдруг остро ощутил себя жуком на булавке. Однако, пришедшее с возрастом умение сохранять приличную мину даже при плохой игре, создавало убедительную иллюзию полной невозмутимости Рыцаря Крови.       — Что ж, раз уж вам так не терпится поскорее завалиться на боковую, я вполне готов провести эту ночь под крышей Железного Рога, — внезапно раскатисто хохотнул темношкурый.       — Премного Вам благодарны, — натянуто улыбнулся Крыло Рассвета, испытывая невероятное облегчение. — О цене условимся, когда пожелаете и…       — Утром все, — отмел дальнейшие рассуждения паладина таурен, поправляя тяжелое металлическое кольцо, продетое сквозь носовую перегородку.       — Значит, быть посему, — Ронос взглянул на темношкурого. — Раз уж ты так решил, Камнелом.       — А, теперь, если позволите… — син’дорай многозначительно покосился в сторону входа.       — Сиди, Барм, я провожу их, — пегая тауренка мягко положила руку на широкое плечо вскинувшегося было мужчины. — Тут недалеко. К тому же, мне еще нужно будет позаботиться о трапезе для гостей Анклава.       Уже выходя из жилища Железного Рога вслед за тауренкой, Аранэлл все же расслышал обрывки разговора между Роносом и Бармом.       — Что это на тебя нашло? — удивленно прогудел потомок Рету.       — Да ровным счетом ничего, дружище, — отозвался Камнелом. — Просто, как по мне, пускай уж лучше пришлые держатся подальше от нас, чем мозолят весь вечер глаза. Мало ли чего у них на уме…       «Животные, — хмыкнул про себя Крыло Рассвета, когда шкура за его спиной вновь перекрыла вход, приглушая звуки. — Хвала Свету, что хоть у кого-то из них хватило благоразумия внять моей просьбе. Да я бы просто морально не выдержал еще несколько часов в этом стаде!»       Ведя в поводу коней, паладины последовали за своей провожатой. Тауренка, не обращая внимание на темноту и завывания порывистого ветра, уверенно и быстро направилась в другой конец поселения.       Хижина Барма Камнелома располагалась за полевой кузней, на юго-западной окраине Анклава. Чтобы добраться до нее, путникам пришлось подняться немного вверх по пологому склону, на широкий уступ, что нависал над каменистым плато, приютившим много веков назад семью Железного Рога. К счастью, по соседству больше никто не жил, и это необычайно радовало щепетильного и в последнее время сверх меры настороженного паладина.       Снаружи обиталище таурена практически ничем не отличалось от остальных домов в поселении. То же можно было сказать и о внутреннем обустройстве. Небольшая, явно холостяцкая, хижина хоть и не блистала особой роскошью, но была чисто выметена и пребывала в относительном порядке. Крохотный тлеющий очаг в центре помещения, домотканые ковры на полу и стенах, глиняная посуда на полках, запас воды в керамической бадье у входа. Довершала картину грубая и приземистая деревянная мебель, которой, судя по всему, пользовались не так часто. А вот затертая, едва ли не до дыр, облезлая шкура какого-то животного, заботливо расстеленная у очага красноречиво свидетельствовала о привычке хозяина дома сидеть на полу.       Пока тауренка возилась с огнем, заново раздувая угли и подкидывая дров, Аранэлл успел немного осмотреться.       В самом дальнем углу хижины, за резной переносной ширмой, паладин обнаружил широкое и просторное ложе. Незамысловатый, но очень прочный, плетеный настил, укрытый набитым соломой матрацем и щедро забросанный пушистыми теплыми шкурами, выглядел вполне пригодным для отдыха.       «Уюта тут, конечно, маловато, но это и не оргриммарский свинарник, так что на одну ночь сойдет, — решил он для себя. — Это, несомненно, лучше, чем спать вповалку среди тауренов».       Вернувшись в центр хижины, к ярко пылающему очагу, Крыло Рассвета увидел там только своего спутника, устроившегося у огня и неспешно чистящего ветошью оружие.       — А где это копытное? — осведомился на всякий случай бывший жрец.       — За ужином ушла, — просто ответил Аратор. — Заодно обещала мне точильный камень. Мне совсем не нравятся эти зазубрины вот здесь и здесь.       Полуэльф хмурясь указал на почти идеальную кромку лезвия, где дефекты мог различить лишь острый эльфийский глаз.       — С орденскими кузнецами почти невозможно разговаривать! — возмутился юный паладин, явно говоря о наболевшем. — Даже когда их практически носом тычешь в огрехи — не всегда видят. Ну или не хотят видеть, кто их там разберет!       — Они действительно могут их не замечать, — пожал плечами Аранэлл. — Не стоит на них злиться, жизнь моя. Люди есть люди.       — А по мне так, это просто лень и нежелание признавать свои ошибки, — упрямо возразил Ветрокрылый. — К Вридиэлю в Даларан после каждого боя сильно не разбежишься, если что.       — Сложно не согласиться, — хмыкнул син’дорай, но затем все же добавил. — Но и совсем уж с ними ругаться, тоже не дело.       Положив рядом с собой Серебряную Длань, паладин тоже присел к очагу, в открытую наблюдая за своим протеже. Аратор выглядел сосредоточенным на своем деле, раз за разом осторожно проводя тряпицей вдоль широкого лезвия двуручного клинка, однако через пару минут щеки полуэльфа все же слегка порозовели.       — Хватит на меня так смотреть, — тихо пробормотал Ветрокрылый, не поднимая глаз. — Ты меня смущаешь.       — Не скажу, что совсем и в мыслях такого не было, — Аранэлл придвинулся чуть ближе к другому паладину. — Ты очарователен, когда смущаешься.       — А ты несносен, когда так делаешь, — Аратор поглядел на него с легкой укоризной, но вполне благосклонно. — Я тебе не какая-нибудь там девочка-послушница из Храма Света Пустоты!       — Какая еще девочка, упаси Свет, — тихо рассмеялся Крыло Рассвета. — Меня не интересует никто кроме тебя, жизнь моя.       — И все же, — сын Туралиона отложил ветошь, но меч так и остался лежать на его коленях. — Я никогда не спрашивал о твоем прошлом, ни тебя, ни тех, кто мог бы мне, вероятно, что-то поведать. Однако кое-что не дает мне в последнее время покоя.       — Что именно? — Аранэлл нахмурился, борясь с дурным предчувствием.       — Скажи, ты когда-нибудь чувствовал, что кто-то важен тебе настолько, что затмевает собой Свет?       — В прошлом — нет, — честно признался паладин, хоть вспоминать о давно погибшей первой любви было и по-прежнему неприятно.       Аратор глядел на него пристально и с преувеличенным вниманием, безмолвно требуя продолжать.       — Сейчас все иначе, — Рыцарь Крови слегка помотал головой. — Свет велик и милостив, Искупитель. Он прощает слабости своих воинов и служителей, ежели их не пятнает ложь и неискренность намерений. Я знаю это, как никто другой. Я знаю, что Свет простит то, за что готовы предать анафеме собратья-паладины.       «Но простит ли он нас?» — Аранэлл без труда прочел этот немой вопрос в глазах возлюбленного. В безбрежной небесной лазури плескалось искреннее беспокойство, почти тревога. И Аратора вполне можно было понять. То, что между ними происходило и так считалось в высшей степени запретным, а учитывая, насколько далеко все зашло, и еще могло зайти…       Крылу Рассвета делалось крайне неуютно от одной только мысли о последствиях, но он знал, что не должен ни при каких обстоятельствах показывать свою слабость юному паладину. В конце концов, он сам, своими руками, не просто заварил эту кашу, но и втянул Аратора, поэтому ответственность за любой, даже самый неблагоприятный возможный исход, лежала исключительно на нем.       — Ничего не бойся, жизнь моя, — прошептал син’дорай, протягивая руку и мягко сжимая пальцы Ветрокрылого, нервно перебирающие рукоять меча. — Нет чувства более сильного и чистого, чем связующее нас. Свет не станет разлучать любящие сердца и не позволит случиться беде. Я в это верю, поверь и ты.       Полуэльф тихо выдохнул, глаза его потеплели, а губы вновь тронула улыбка. В этот момент у порога послышались шаги, и в дом вошла уже знакомая им тауренка с объемистым тряпичным узелком в руках. Аранэлл поспешно отпустил тонкие пальцы юного паладина, увеличивая расстояние между ними до приемлемого приличиями.       — Я принесла вам ужин, — все так же добродушно сказала обитательница Анклава, бережно передавая сверток старшему паладину. — Пища у нас скромная, но домашняя и сытная.       — Благодарю за беспокойство, — кивнул в ответ Крыло Рассвета.       — Наши обычаи велят окружать гостей Железного Рога заботой и вниманием, — пояснила женщина. — А теперь я вас оставлю, отдыхайте. В доме есть все необходимое, но если вдруг что-то понадобится, то меня всегда можно найти в доме Роноса.       Раскланявшись с пегой тауренкой, и дождавшись, пока она окончательно скроется из виду, паладины, не сговариваясь, облегченно вздохнули.       — Ушла, — констатировал бывший жрец, разворачивая узелок со съестным.       — А камень так и не принесла! — разочарованно фыркнул Ветрокрылый, напоследок оглядев клинок и отложив его-таки в сторону. — С виду вроде не стара, а с памятью плохо.       — На кой-тебе сейчас дался этот камень? — бросил Аранэлл, расправляя на полу концы тряпицы, которая по задумке должна была служить скатертью. — Неужто планировал полночи скрести им по металлу?       — Нет, вообще-то, — признался полуэльф. — Просто я не люблю, когда мои просьбы игнорируют.       В принесенном тауренкой свертке обнаружилась вполне приличная на вид еда: небольшой, свежеиспеченный рисовый пирог по местному рецепту, кусок вяленого мяса старорога, обильно приправленный сухими травами и специями, несколько холодных гренок с крутогорским жирным сыром и кожаный бурдючок с тизвином.       Оголодавшим и продрогшим на ледяном ветру паладинам большего и не требовалось. От очага шло приятное тепло, трапеза казалась вкусной, а тизвин окончательно согрел и развязал языки.       Так что уже через каких-то полчаса Аранэлл вовсю травил байки про неуклюжих новобранцев и Воздаятеля Бороса, полдня искавшего собственный молот, торчавший все это время за спиной, а Аратор от души веселился, попутно дожевывая кусок пирога.       Когда с ужином было покончено, они еще немного посидели у огня, мирно беседуя и деля на двоих последние глотки тизвина из практически опустевшего бурдюка. И только лишь затем начали готовиться ко сну.       Пока Крыло Рассвета собирал остатки трапезы, вполне годящиеся для утреннего легкого перекуса, и аккуратно заворачивал их обратно в скатерть, его юный спутник неспешно избавлялся от доспехов и освежался в маленьком тазике с водой, налитой из бадьи у входа.       У Аранэлла, нарочно избегающего пока смотреть в сторону Ветрокрылого, даже слегка заныло под ложечкой от предвкушения предстоящей ночи. Им не так часто, как хотелось бы, удавалось побыть совсем уж наедине, и потому подобную сказочную возможность, подаренную милостивой непогодой, ни за что нельзя было упускать.       Проводив горящим взглядом прошествовавшего мимо босиком, в одних штанах и легкой рубахе юного протеже, бывший жрец заставил-таки себя унять охватившее его нетерпение.       «Всему свое время, — повторил он про себя, расслабляя прочные крепления на тяжелой латной броне. — Да и куда торопиться? До рассвета еще много часов»       Вскоре Крыло Рассвета, умытый и одетый практически так же как, как Аратор, за исключением, разве что, рубахи, случайно намокшей во время водных процедур и оставленной сохнуть на ширме, тоже забрался на широкое ложе.       Ветрокрылый, конечно же, еще не спал, расчесывая частым костяным гребнем свои длинные распущенные волосы.       — Что ты там делаешь впотьмах? — ласково усмехнулся син’дорай, придвигаясь поближе. — Очаг еле тлеет. Хватит портить себе глаза, жизнь моя.       — Я уже почти закончил, — ответил тот, чуть смутившись интимностью ситуации и непосредственной близостью возлюбленного.       Не в силах долго выносить внимательный, раздевающий взгляд другого паладина, Аратор отложил гребень. Стоило ли говорить, что он желал своего орденского наставника ничуть не меньше? Им более не требовалось слов, чтобы безошибочно угадывать чаяния друг друга.       Все еще любуясь игрой света и тени на красивом лице полуэльфа, Крыло Рассвета потянулся к приоткрытым влажным губам.       Аратор с готовностью подался навстречу, наслаждаясь почти невесомыми прикосновениями чужого языка, который затем по-хозяйски проник вглубь его рта, лаская горячо и страстно.       Юному паладину уже вполне доставало опыта в этом деле, чтобы сразу же начать отвечать взаимностью. Он более не находил постыдным проявлять инициативу, углубляя поцелуй и тесно сплетаясь языком с языком Аранэлла.       Бывший жрец потянул любовника ближе к себе, сдергивая с петелек пуговки на рубахе и мысленно досадуя на то, что распроклятый предмет гардероба не снимается просто через голову. Аратора хотелось до умопомрачения, до дрожи в теле. Возбуждение обладало первой жаркой волной, прокатившись вниз по позвоночнику и устремившись прямиком в пах.       Аранэлл продолжал целовать мягкие и нежные, но уже столь требовательные губы парня, чувствуя, как наливается твердостью стесненный тканью нижнего белья член. Стащив рубашку с плеч Ветрокрылого, паладин с первобытной жадностью припал к плавному изгибу шеи, покрывая поцелуями и чуть засасывая тонкую, белоснежную кожу. Изредка он возвращался к чувствительному длинному уху партнера, прикусывая мочку и забираясь языком в изгибы ушной раковины.       Судя по участившемуся дыханию и сердцебиению Аратора, того это сильно распаляло, а когда ласки Крыла Рассвета спустились еще ниже, в ямку между ключиц, с губ юного паладина слетел первый тихий стон.       Бывший жрец повалил любовника на постель, продолжая скользить горячими губами по вожделенному телу. Подтянутый и стройный, Аратор никогда не носил тяжелых доспехов, как он сам, и потому проступающий мышечный рельеф казался не столь значительным, чтобы нарушать иллюзию хрупкости, приятную глазу Крыла Рассвета.       Юноша томительно изогнулся на постели, когда сильные руки погладили через одежду его бедра и твердый бугор промеж них. Аранэлл принялся поочередно дразнить языком крохотные, но невероятно чувствительные соски любовника, вынуждая того кусать губы, чтобы хоть как-то сдерживать совершенно неприличные стоны, рвущиеся наружу.       А еще через мгновение, пальцы изнывающего от нетерпения Аратора беспорядочно зашарили по телу возлюбленного с целью избавить его от остатков одежды.       — Какой нетерпеливый, — внезапно севшим голосом насмешливо выдохнул син’дорай.       Аратор, в отличие от его младшего брата, был очень чувственным и легко возбудимым. Юное тело Ветрокрылого щедро отзывалось даже на мимолетные ласки, не говоря уж о направленной стимуляции эрогенных зон.       Сорвав с губ полуэльфа короткий поцелуй, Крыло Рассвета без лишних церемоний стянул с точеных бедер штаны вместе с бельем.       «Прекрасен», — подумал Аранэлл, невольно залюбовавшись открывшимся зрелищем.       Аратор лежал раскинувшись на пушистых шкурах, изящный и гибкий, словно большой кот. Его золотистые волосы рассыпались по плечам, а ясный лазурный взгляд из-под полуопущенных ресниц поминутно мутился от нестерпимого желания.       Крыло Рассвета медленно провел рукой по возбужденному мужскому телу. Необычайно светлый оттенок тонкой кожи придавал ему особое очарование. Истерзанные ласками губы и соски парня, приобрели нежно-розовый цвет, впрочем, как и открывшаяся влажная головка аккуратного члена, практически прижимающегося к обозначившемуся прессу.       Аранэлл все еще помнил, как Ветрокрылый мучительно стыдился своей наготы, когда он впервые раздел его. Пытаясь скрыть от восхищенных глаз любовника практически идеальные пропорции, линии и изгибы, юноша зажимался и просил не смотреть на него… Когда это только было? По-видимому, достаточно давно для того, чтобы он смог привыкнуть и перестать, наконец, прятаться.       Избавившись от остатков собственной одежды, син’дорай вновь припал губами к животу партнера, обдавая горячим дыханием трепещущую в паре сантиметров от его лица напряженную плоть.       Аратор замер в ожидании, подрагивая от наслаждения и наблюдая за тем, как язык любовника касается набухшей пульсирующей головки, дразнит отверстие уретры, слизывая мутные тягучие капли.       Однако стоило только умелому рту вобрать в себя его член больше, чем до половины, как юный паладин с нетерпеливым стоном выгнулся на постели.       К этому постыдному и до невозможности интимному действу, Ветрокрылый не мог привыкнуть до сих пор, жмуря глаза и едва сдерживая судорожные рывки бедер. Аранэлл позволял чужой плоти проникать практически в горло, чувствительно сжимая и посасывая, так что его менее опытный партнер буквально задыхался от наслаждения. Зная, что долго Аратор не выдержит, Крыло Рассвета, оторвался от своего занятия, и с мягкой настойчивостью повернул совершенно потерявшего голову парня на бок. Тот весь дрожал, когда паладин прижался к нему сзади, намереваясь, как всегда, потереться возбужденным членом меж узких бедер.       Аранэлл уже почти научился справляться со своим безудержным желанием войти в столь желанное, но девственное тело, подобным суррогатным способом сохраняя чистоту своего возлюбленного, почти смирился, представляя в процессе жаркую тесноту внутри, почти привык к мысли, что любимый никогда не будет принадлежать ему до конца…       Но на этот раз, как только бывший жрец начал осуществлять задуманное, юный паладин внезапно отстранился. -       Нет, не так, — прошептал Искупитель, вновь тесно прижимаясь упругими ягодицами к напряжённому мужскому органу. — Хватит…       — Что значит «хватит»? — обнимая парня, осведомился син’дорай.       — Это значит, что сегодня мы должны пойти до конца. Я хочу быть твоим, — Аратор едва шевелил губами, но Крыло Рассвета прекрасно слышал каждое слово. — Верховный лорд.       — Ты не знаешь о чем просишь, жизнь моя, — возразил ему Аранэлл. — Я не могу с тобой так поступить.       — Можешь и поступишь, — голос полуэльфа чуть дрожал от неудовлетворенного желания, но был решителен. — Если действительно любишь меня.       Крыло Рассвета замер, уткнувшись в шею возлюбленного и вдыхая запах его волос. Он был настолько возбужден, что едва справлялся с собой, а голос Аратора продолжал подтачивать его волю, шепча:       — Сделай меня своим. Я действительно хочу этого.       Пальцы Аранэлла словно сами собой потянулись к губам, с которых только что слетели эти слова. С трудом верилось, но Аратор не просто послушно облизал их, но и затем позволил коснуться себя в том самом месте.       Уже толком не соображая, что он делает, бывший жрец поглаживал плотно сжатое кольцо мышц. Фаланга, затем еще одна, движения сквозь протестующе сжимающуюся тесноту, а после и присоединившийся второй палец.       Они разминали, массировали мышцы, меняли угол проникновения, прощупывая изнутри, в то время, как вторая рука Рыцаря Крови ласкала по-прежнему твердый член. Ветрокрылый нисколько не противился, лишь закрывал глаза, и временами тихонько постанывал от небывалых ощущений.       Когда терпеть почти не осталось сил, Аранэлл вынул пальцы, чуть приподнимая и прижимая бедро любовника к животу, вынуждая его раскрыться, и только затем осторожно надавил головкой члена на все еще тугой анус.       Проникновение было медленным, но от этого не менее болезненным. Аратор сжимался и никак не мог совладать с дыханием, несмотря на то, что губы возлюбленного над самым ухом шептали что-то нежное и успокаивающее.       Син’дорай же сходил с ума от своего счастья, начав осторожно двигаться в горячей девственной тесноте, плотно охватывающей член. Аратор теперь и в самом деле принадлежал ему. Ценой своей чистоты, ценой тела, впервые познавшего мужчину.       Убедившись, что любовник, наконец, достаточно расслабился и начал принимать его целиком, Крыло Рассвета отпустил бедро юноши, но медленных глубоких фрикций не прекратил, подыскивая верный угол проникновения. Когда это, хоть и не сразу, но получилось, пальцы паладина вновь принялись ласкать слегка ослабевшую плоть партнера.       Аратора накрыло возбуждение, которое ещё больше усиливали ритмичные толчки в простату. Аранэлл, как никто другой знал, что первое соитие, несмотря ни на что, очень болезненно, и потому не спешил, плавно наращивая темп и покрывая поцелуями шею возлюбленного.       От избытка эмоций и телесных ощущений, юный паладин стонал в голос. Движения внутри все нарастали по скорости и амплитуде, мешая саднящую боль в растянутых мышцах с остро-сладкими вспышками удовольствия, исходящими не то от головки члена, зажатой в руке Аранэлла, не то откуда-то из неведомых глубин тела, потревоженных вторжением чужой плоти.       Тем не менее первым не выдержал именно Аратор. С тихим болезненным стоном, полуэльф вздрогнул всем телом и выплеснулся в ладонь возлюбленного, восхитительно сжимая внутри перенапряженный мужской орган. Аранэлл же, неожиданно быстро доведенный до финала, кончил следом, едва успев вытащить готовый излиться в узкое нутро член.       — Свет нас простит и за это, жизнь моя, — прошептал Крыло Рассвета, обнимая притихшего и измученного возлюбленного. — Ведь наши чувства — это наше спасение.       В хижине было тихо, лишь потрескивал где-то за ширмой, догорая, очаг. Аратор, судя по ровному дыханию, казалось, задремал, но бывший жрец все равно счел нужным отыскать небольшую тряпицу и, намочив ее водой, стереть с бедра и поясницы любовника следы собственной похоти.       — Не уходи, — сонным голосом попросил Ветрокрылый, когда Аранэлл накинул на него меховое покрывало.       — Я и не собирался, — улыбнулся Аранэлл, устраиваясь рядом. Полуэльф все так же лежал на боку, не открывая глаз, поэтому Рыцарь Крови не придумал ничего лучше, чем снова прижаться к нему сзади всем телом.       — Меня больше никто и никогда не коснется, кроме тебя, — внезапно прошептал Аратор, кутаясь в тесные мужские объятья.       — Я сделал тебе больно, — между тем, виновато заметил бывший жрец, целуя светловолосую макушку.       — Это была странная боль, — признался юноша. — Ее невозможно описать или сравнить с чем-то еще.       «Стыд и болезненное сладострастие, — подумал про себя Аранэлл, едва поборов навязчивое желание воспользоваться наготой тела Ветрокрылого и приласкать его еще раз. — Я знаю о чем ты говоришь, жизнь моя. Но такова наша участь, раз уж мы оба мужчины».       — Пусть это будет наш с тобой маленький секрет, — прошептал он на ухо вновь погрузившемуся в беспокойную дрему Аратору прекрасно понимая, что от сохранности тайны произошедшего этой ночью, зависит если не жизнь обоих, то будущее уж точно.       Прежде чем заснуть, Крыло Рассвета еще долго лежал в теплой полутьме хорошо протопленного жилища и наслаждался странным, неизвестно откуда взявшимся покоем. Аратор мерно посапывал под боком, дразня воображение и чувственность абсолютно обнаженным, теплым, расслабленным во сне телом. От шкур же отчетливо пахло недавним соитием. Присущий им слабый животный запах, перемешался с запахами пота и мужского семени, тревожа обоняние Аранэлла. Оставалось только надеяться, что хозяин хижины не обладал особо острым нюхом, дабы понять чем занимались на его ложе гости.       Снаружи все еще гудел порывистый ветер, навевая сон. Бывший жрец мог лишь предполагать сколько еще оставалось до восхода солнца, но каждая минута этой незабываемой ночи, проведенная рядом с возлюбленным, казалось бесценной. Аранэлл сам не заметил, как, наконец, заснул.       Проснулся он, судя по ощущениям, на рассвете, где-то через пару-тройку часов, когда Ветрокрылому вздумалось перевернуться во сне и попытаться устроить растрепанную голову на его плече. Как ни странно, Рыцарь Крови чувствовал себя хорошо отдохнувшим, и не испытывал желания снова погрузиться в сон.       В голове постепенно, как детали головоломки, складывалась картина событий прошлого вечера. И вместе с этим, смутное, невнятное чувство тревоги, объявшее его при пробуждении, обозначалось все четче, обретало вполне реальные формы и эмоциональную окраску.       «Что же я только натворил, во имя Света?!» — Аранэлл похолодел, когда память немилосердно подкинула ему соответствующих образов.       Он отчетливо помнил свое намерение заняться с Аратором любовью, и то, как реализовывал его, зацеловывая и лаская во всех возможных местах вожделенное тело. Помнил и то, как задыхался от наслаждения и изгибался под ним Ветрокрылый. А дальше начало твориться нечто совсем странное, на что в здравом уме он бы точно не пошел, ни при каких условиях…       Обжигающий плен взаимной страсти, что всегда накрывал с головой, заставляя растворяться в ощущениях, кажется, на этот раз сыграл с ним злую шутку. Иначе откуда все это сейчас?       Он все-таки взял Аратора. Посмел. Позволил себе это. Тихие стоны возбуждения и боли отпечатались в мозгу, как и ощущение узкого нутра, что противилось проникновению. Неспешная и сладкая, первая настоящая близость.       Но зачем? Зачем только Аратору было это нужно? Ведь это же он просил «пойти до конца», да еще и выбрал момент, когда отказать ему было практически невозможно.       Крыло Рассвета перевел взгляд на крепко спящего любовника. Все так же красив, но от истинной чистоты теперь осталась лишь иллюзия. Переспав с мужчиной, Ветрокрылый добровольно посадил пятно на свою репутацию. Оно не смоется никогда, даже если их связь останется тайной. Теперь и он обречен на вечную ложь, в том числе и тем, кого любит. Аранэлл искренне не хотел для него такой судьбы.       «Не уберег», — с глубоко затаенной горечью подумал паладин.       Не смог спасти сына Туралиона от своего дурного влияния, позволил похотливому чудовищу, поселившемуся в теле еще в Дреноре, одержать верх на разумом адепта и воина Света. Да, он виноват. И не только и не столько перед возлюбленным, его семьей, Орденом, поручившим ему полуэльфа, и Лорвелиреном, свято верящим в его благоразумие, сколько перед самим собой, молившим Свет об искуплении у смертного одра родного брата. Это третий самый большой грех бывшего жреца, третья жертва, ибо первые две — Алариан и он сам.       «Но что я теперь могу? — Аранэлл осторожно переложил возлюбленного на постель, высвободив плечо, и сел на ложе, обхватив голову руками. — Поздно. Ничего нельзя вернуть назад. Я могу лишь любить его, как любил, вновь надеясь на высшее правосудие и прощение».       Крыло Рассвета окончательно выбрался из теплого плена шкур и встал на ноги.       «Прохладно, — отметил он про себя, слегка поежившись. — И не мудрено. С такими холодными ветрами нужно постоянно поддерживать огонь в очаге».       Как следует обтеревшись, и приведя в порядок волосы, Аранэлл поспешно оделся, но в латы облачаться все же не спешил.       Убедившись, что за стенами хижины едва забрезжил рассвет, Рыцарь Крови принялся возиться с очагом, мысленно досадуя на собственную недальновидность.       Чувство вины все никак не желало покидать паладина, как бы старательно он ни пытался гнать его от себя.       «Может быть, Лирен в чем-то и был прав, пытаясь оградить от меня Аратора, — внезапно пронеслось у син’дорай в голове. — Возьми я небольшую паузу, сразу после нашей с ним ссоры, может мне и удалось бы удержаться от того, что я сотворил этой ночью».       Аранэлл досадливо поморщился, сумев, наконец, выбить искру:       «Хотя кого я обманываю? Раз уж все уже случилось, стоит ли жалеть? Искупитель теперь мой и больше никто и ничто не встанет между нами. А значит, конфликт исчерпал сам себя. Лирену придется смириться, хочет он того, или нет… Да он и не узнает. Личная жизнь, на то и личная. Я больше не имею права быть настолько неосторожным, как в тот раз, когда он видел то, что не должен. Нет, не так. Мы не имеем. Думаю, Аратор осознает это не хуже меня, раз решился на столь отчаянный шаг».       Тем временем за ширмой завозился Ветрокрылый. Судя по тяжёлым вздохам, юному паладину было не совсем хорошо.       Подкинув дров в огонь, Аранэлл поспешил к нему.       — Как ты, жизнь моя? — осведомился Крыло Рассвета, усаживаясь рядом.       — Все хорошо, — пробормотал лежащий на животе Ветрокрылый, пряча лицо в густом лисьем меху.       Соврал, явно соврал. Син’дорай ласково и без нажима провел ладонью по сливочно-белой спине, откидывая в сторону длинные распущенные волосы, чуть задержавшись у края толстой шкуры, укрывающей упругие ягодицы и бедра.       — Я знаю, что болит, — шепнул Аранэлл, склонившись и оставив дорожку легких поцелуев между лопаток. — В этом нет ничего необычного или зазорного, после того, что между нами было. Ты позволишь взглянуть?       — Не стоит, — отозвался Аратор. — Со мной правда все…       — Совсем не в порядке, — закончил за него фразу Крыло Рассвета. — Мне нужно убедиться, что я не натворил ничего из ряда вон выходящего.       — Это неприлично, — едва слышно ответил полуэльф. — Стыдно делать такие вещи.       — Ничего подобного, — с мягкой, почти отеческой, настойчивостью, Аранэлл принялся поглаживать партнера по спине, постепенно подбираясь к пояснице. — Я просто хочу немного облегчить твою боль, жизнь моя.       Ветрокрылый промолчал, словно задумавшись над его словами.       — Ты позволил мне быть твоим первым мужчиной, — шепотом продолжил уговаривать Аранэлл. — По сравнению с этим, то что я сейчас собираюсь сделать — сущий пустяк.       Стыдливость, вбитая еще в детскую голову полуэльфа старым жрецом, продолжала давать о себе знать. И это не могло не огорчать.       — Это совсем недолго. И тебе вовсе не обязательно смотреть на меня, если смущаешься. Просто делай то, что я попрошу. Ты ведь мне доверяешь?       Повисла пауза, во время которой Аранэлл терпеливо ждал, водя пальцами по кромке шкуры. И Аратор, наконец, пусть и не сразу, еле заметно кивнул.       «Вот и умница», — улыбнулся про себя Рыцарь Крови и потянул вниз меховое одеяло.       Помимо того, что открывшееся зрелище будоражило кровь, Аранэлл отметил для себя напряженную поясницу партнера. Да и на ощупь мышцы оказались просто каменными. Осторожно и умело разминая пострадавшее место, бывший жрец негромко произнес:       — Разведи слегка бедра, жизнь моя.       Юный паладин послушно сделал то, что от него требовалось и даже чуть приподнял таз над постелью, облегчая возлюбленному задачу.       Раздвинув ягодицы, син’дорай облегченно вздохнул. Краснота и легкая соблазнительная припухлость, не более того. Ни одной трещины или, тем паче, разрыва. Видимо, не зря он сдерживал себя до самого финала, стараясь быть максимально нежным и аккуратным.       «Все могло бы обойтись еще меньшей болью, если бы не этот проклятый навязчивый стыд Аратора, — подумал Аранэлл, разглядывая свое „творчество“. — Я мог бы подготовить его гораздо лучше, позволь он использовать не только пальцы, но и язык. Но это, боюсь, как и та поза, которую пришлось бы принять, слишком смутило бы его».       Заставив себя отрешиться от развратных мыслей и пробудившейся было похоти, всколыхнувшей расслабленную плоть в штанах, паладин сосредоточился. Мысленно собрав воедино все свои самые сильные и нежные чувства к Ветрокрылому, он обратился к Свету, прося благословение.       И Свет его услышал, откликнулся мгновенно, как и всегда в последнее время, окутав сначала пальцы, а затем и всю кисть бывшего жреца мягким золотистым сиянием. Аранэлл положил раскрытую ладонь на поясницу полуэльфа, чувствуя, как в гудящие мышцы медленно перетекает тепло и благодать, после чего двинулся ниже, забираясь пальцами в ложбинку между ягодиц.       После того, как свечение угасло, точка его приложения обрела гораздо более здоровый вид, а мышцы спины отпустило настолько, что Искупитель с блаженным вздохом растянулся на постели.       — Лучше? — ласково усмехнулся Крыло Рассвета, целуя открытый изгиб шеи у самой мочки длинного острого уха.       — Спасибо, — Аратор все же заставил себя взглянуть на возлюбленного. — И правда стало намного легче.       — Жаль, что я не могу устранить все последствия, жизнь моя, — Рыцарь крови легко погладил парня по пылающей от смущения щеке. — Пару-тройку дней поболит, это точно.       — Переживу, — твердо сказал Искупитель. — Я же не девушка. У меня достаточно силы воли, чтобы это не бросалось в глаза.       — Я знаю, жизнь моя, — Аранэлл тепло улыбнулся.       — Мне все еще не верится, что теперь мы связаны навеки, — проронил полуэльф, опустив глаза. — Этой тайной.       — Мы уже были связаны задолго до нее, — заметил ему бывший жрец. — Просто теперь мы станем еще ближе. Как никогда еще не были.       Не задумываясь, Аранэлл потянулся к Ветрокрылому, крадя нежный и чувственный поцелуй.       — Встать-то хоть сможешь? — вновь улыбнулся он, прямо в чужие губы. — Наконец-то у меня, кажется, появилась возможность как следует за тобой поухаживать.       — Еще чего, — весело фыркнул Аратор. — Я не настолько болен, чтобы позволить подобное.       — Ну это мы еще посмотрим, — сказал Аранэлл, поднимаясь. — Для начала, тебе бы не мешало умыться и одеться. А то будет совсем нехорошо, если хозяин, или кто еще нагрянет сюда раньше времени. Лучше не злить это примитивное стадо.       На что Аратор лишь кивнул и морщась выбрался из постели. Неприятно, но не смертельно. Куда более терпимо, чем мнилось после пробуждения.       Впереди их ждал легкий завтрак и неторопливые сборы, после чего Аранэлл присоединился к ученикам Железного Рога, но слушал о силовом камне он вполуха, ибо состояние Аратора его волновало куда больше.       Анклав паладины Серебряной Длани покинули примерно около полудня. На орлах. Небо прояснилось, и потому таурены отправили их прямиком в Даларан, пообещав через день-другой вернуть и верховых.       И хоть разлука с верным Солнцегривым немного огорчала Крыло Рассвета, возможность избавить от тряски в седле Аратора, определенно того стоила.       «И все же надо будет помириться с Лиреном, — сказал сам себе Аранэлл, разглядывая с высоты орлиного полета мелькающее внизу Крутогорье. — А то в свете последних событий, наша ссора становится опасной. Да и я, кажется, начинаю понемногу скучать по этому его праведному занудству… Не даром же говорил мой наставник в далекой юности: лучших друзей, как и возлюбленных, не выбирают, их дарует судьба».