Азерот: обратная сторона войны

На закате небо над Тирисфалем, что и без того, независимо от времени года и суток, имело цвет мутного нефрита, казалось особенно насыщенным. Или, может, всё дело было в том, что собирался дождь? Селенай Тёмная Луна глубоко вдохнула сыроватый воздух, пропитанный стойкими миазмами местной чахлой растительности и отголосками сладковато-приторного зловония некогда бушевавшей здесь смертоносной чумы. Задумчиво вглядываясь в низко клубящиеся скопления тумана у подножия скрипучих мёртвых кедров и сосен, хорошо заметные с её наблюдательного пункта на одной из полуразрушенных башен, она осторожно и мягко, но скорее машинально, чем осознанно, поглаживала широкую чешуйчатую морду равазавра, подсунувшуюся пару минут назад прямо под её руку в высокой кожаной перчатке. Лордерон по-прежнему лежал в руинах, окутанный мрачными, но уже давно ставшими такими родными сердцу глубокими и холодными тенями. Их вид успокаивал. Как и вид неспешной возни её народа, Отрекшихся, постепенно заново обживающих наружные укрепления Подгорода, не так давно очищенные от чумы. Впрочем, горы мусора, обломки баррикад и разбитой техники Орды и Альянса, не захороненные должным образом останки убитых в сражении и погибших от чумы времён осады Подгорода, что громоздились в переходах, внутренних двориках и у брешей в каменной кладке стен, вызывали лёгкое раздражение. Поэтому тёмная охотница, бывшая соратница и лоялистка Королевы-Банши, предпочитала смотреть на уходящее далеко за горизонт выжженное поле брани, среди которого, как островки её прежней жизни, ещё кое-где проглядывали скопления сухих хвойных деревьев, остатки некогда огромного бора. — Тебе здесь нравится, Акари? — чуть слышно спросила эльфийка, трепля питомицу уже по загривку, там где у представителей её вида росла буйная копна достаточно длинных перьев. Мёртвый равазавр, наследие её последних нескольких лет в далёком Назмире, в очередной раз поднырнул мордой под её ладонь, заставив прочувствовать даже сквозь слой перчатки чуть шершавую чешую на сухой мумифицированной коже. — Хорошая девочка, — со слабой улыбкой мурлыкнула Селенай. — Я уверена, что ты скоро привыкнешь. Тут не так сыро, как в болотах Назмира, и гораздо просторнее. И нам с тобой больше не придётся так часто запасаться бальзамирующей жидкостью. Селенай вновь вздохнула, а затем выругалась сквозь зубы по-талассийски. И всё же, это была проблема. Покинув Зандалар, она лишилась возможности свободно покупать нужные ингредиенты для ухода за своей питомицей. Теперь драгоценные масла и сок растения, растущего исключительно в окрестностях Зулдазара, название которого она никак не могла удержать в голове, что были в своё время использованы для мумификации благородного ящера, можно было раздобыть лишь на чёрном рынке. И хорошо, если за двойную, а не за тройную цену. …Её невеселые мысли и предзакатную тишину нарушил пока ещё отдалённый звук чьих-то шагов. Кто-то взбирался на башню с целью нарушить её уединение. Женщина досадливо поморщилась, вслушиваясь в чужие шаги. Уверенная, равномерная поступь. Это точно за ней. Кого ещё могло принести сюда на ночь глядя? Неужто Велонара передумала, и изменила своё решение, посчитав-таки, что «предательница и дезертир» больше не заслуживает находиться в восставшем из пепла войны Лордероне? Шаги гулким эхом отдавались от каменных древних стен, становясь всё более отчётливыми. Тёмная Луна ощутимо занервничала под по-прежнему зорким взглядом белёсых, с виду полностью обманчиво затянутых посмертным бельмом глаз, своей спутницы. Равазавру быстро передалась её тревога. Огромные смертоносные когти на ногах ящера то и дело сжимались и разжимались, выстукивая по каменному полу причудливую дробь. «Что ж, — подумала про себя тёмная охотница, пониже надвигая на голову светло-серый капюшон. — Кто бы это ни был, придётся встретить его лицом к лицу. Даже если новости неутешительные, я всегда могу вернуться в Назмир. В конце концов, я сама выбрала это гниющее болото, когда могла последовать за Ветрокрылой за Завесу, чтобы искупить свои грехи перед своим обездоленным народом… Справедливо полагать, что меня здесь не примут». — На всё воля Тёмной госпожи, — пробормотала она едва слышно, но тут же прикусила себе в крайнем раздражении губу. Старые привычки никак не отпускали её. А здесь подобные слова, пусть и случайные, были уж точно не в цене. Тем временем, шаги уже стихли на самом верхнем пролёте и, кажется, преодолевали последние ступени башни, ведущие на обзорную площадку, где укрылась пару часов назад Селенай. А чуть погодя в темном зеве дверного проёма, ведущего из нутра башни появился неясный силуэт, с размытыми холодной закатной дымкой очертаниями. Селенай невольно сделала глубокий вдох и задержала дыхание, вглядываясь в уже начавшие удлиняться тени, предвещающие скорое наступление ночи. Но по прошествии пары секунд, тщательно присмотревшись, вместо двух-трёх вооружённых до зубов и закованных в латы Стражей Смерти, что могли бы быть посланцами Мрачного Совета, пришедшими её арестовать, Тёмная Луна увидела одинокую, чуть сутулую фигуру. Да, перед ней несомненно был Отрекшийся. Однако он вовсе не походил на кого-то из бывшей элитной гвардии Королевы Банши, что теперь просто служили новым правителям, выполняя прежнюю работу. «Какая же ты стала трусиха, Тёмная Луна, — едва справившись с приступом острого отвращения к себе, подумала эльфийка. — Кажется, он просто случайный прохожий, а ты уже надумала себе невесть что». Она окинула ещё одним быстрым взглядом неспешно озирающегося в этот момент по сторонам незнакомца. Он был облачен в новенькую, легонько позвякивающую при каждом движении кольчугу, украшенную знаками отличия Мрачного Совета и символикой возрождённого Лордерона. «Значит, из тех, кто помогал в недавней очистке города от чумы», — заключила про себя следопыт. За спиной мужчины она быстро разглядела добротный и крепкий лук, без особых изысков, и колчан со стрелами. Охотник? Какое совпадение. И что же ему могло понадобиться здесь, на самой окраине крепости? Пока она рассуждала, незнакомец, кажется, заметил Акари, а затем и её саму, и после недолгого замешательства двинулся в их сторону. Он подходил всё ближе, под молчаливыми и настороженными взорами Тёмной Луны и её питомицы, словно не чувствуя неминуемо повисшего в вечернем воздухе напряжения. Остановившись шагах в пяти или семи от эльфийки, и сохраняя при этом положенное незнакомцам расстояние, продиктованное не иначе, как врождённым чувством такта, он легко кивнул в знак приветствия. Селенай чуть с запозданием, но ответила тем же. Ей импонировала мысль держаться подальше от кого бы то ни было, в данном случае, конечно, настолько, насколько это позволяла тесная обзорная площадка. Она не планировала заводить новых знакомств, по крайней мере до тех пор, пока её статус среди нынешних граждан возрождённого королевства Лордерон не станет более очевидным. В отличие от своих собратьев, охраняющих внутренний двор, порталы и разбитое в Северной части руин поселение, стоящий перед ней отрекшийся предпочитал не носить шлем, позволяя Селенай разглядеть светлые, коротко остриженные волосы и почти не тронутое разложением лицо. Мужчина, перед тем как начать своё посмертное существование в качестве Отрекшегося, по её приблизительным прикидкам, был уже не так молод, но и определённо ещё не стар. Что-то около сорока лет человеческого бытия? Да, сорок, может, чуть больше. Глубоко посаженные глаза глядели на неё без враждебности, внимательно и пытливо. Она несомненно была для него большей загадкой, чем он для неё. И Селенай прекрасно это осознавала. Незнакомца вполне можно было понять. Эльфийка хмыкнула про себя. У неё ведь тот ещё видок, на самом-то деле. Довольно вычурный для Тирисфаля, если не сказать, экзотический. Она давно отказалась от формы тёмных следопытов, что носила до самого окончания Четвёртой войны. Назмир волей-неволей внёс свои коррективы в её облик. Начиная от костей и черепов троллей крови на трофейных наплечниках и склянок с назмирскими ядами на поясе, и заканчивая одеждой и плащом из кожи крога, что отлично защищала от сырости и укусов болотных москитов, которым она была, впрочем, интересна постольку-поскольку, когда кроме её мёртвой затхлой крови им больше нечем было поживиться. Высокие сапоги и перчатки с тонкой отделкой лёгким металлом, служили тем же целям. А низко надвинутый капюшон был демонстрацией её явного нежелания быть узнанной. Или, в лучшем случае, объектом чьего-то слишком пристального внимания. Под складками капюшона царила густая непроглядная тьма, которую пробивали разве что багровые отсветы глаз тёмного следопыта. — Я, очевидно. могу быть вам чем-то полезна? — таки решилась первой прервать молчание Селенай. Голос её звучал вкрадчиво, и, пожалуй, с ноткой слишком очевидного недовольства тем, что некто потревожил её столь внезапным вторжением. Чутко улавливающая интонации спутницы, Акари тоже не выглядела расслабленной, продолжая пощелкивать дюжими когтями по камню, нервно бить хвостом из стороны в сторону, и опасно прижимать оперение на загривке, как перед прыжком. — Прошу прощения, если я помешал, — голос незнакомого охотника был хрипловатым, но довольно приятным. — Я пришёл сюда отдохнуть и поразмыслить. Не ожидал, что застану кого-то здесь. Селенай мысленно кивнула. Помогали в очистке руин Лордерона и окрестностей не только Отрёкшиеся, здесь можно было встретить представителей всех народов Орды. И по этой причине порой возникала ненужная толчея и суета, как в таверне Брилла, например. Ближе к вечеру туда набивалось столько народу, что даже нижний зал, где для удобства немертвых привычную глазу мебель заменяли гробы, бывал переполнен. За неимением альтернативы, живые постояльцы, хоть и очень неохотно, ночевали там, спасаясь от сырости и сквозняков тем, что кутались в меховые одеяла и собственные плащи, и стараясь не думать о том, где именно приходилось засыпать. Немудрено, что этот незнакомый охотник тоже искал уединения. Предсказуемо. Даже неизбежно, принимая во внимание всю ситуацию. Да, она по-прежнему не рада была любому соседству, но и препятствовать чужому присутствию на облюбованной ей смотровой площадке, что, больше, к её сожалению не являлась укромным уголком, она тоже не могла. Эльфийка немного успокоилась, заставив себя смириться с происходящим. В конце концов, не факт, что где-нибудь в другом месте, которое она бы в теории могла попытаться отыскать, ей будет комфортнее. Вздохнув про себя, Селенай ловко взобралась на широкий зубчатый парапет смотровой площадки и устроилась к незнакомцу полубоком, дабы по укоренившейся привычке не выпускать его из виду. Прислонившись спиной к холодному камню одного из полуразрушенных выступов парапета, она терпеливо дожидалась пока питомица сама потеряет интерес к пришельцу. Зная нрав своего равазавра, эльфийка не собиралась ее торопить. Всё одно, пока Акари не убедится, что незнакомец не опасен, покоя никому из их троицы не видать. Отрекшийся, на удивление, с пониманием отнёсся к откровенно враждебному поведению чужого зверя. Не делая резких движений, он, кажется, тоже выжидал, воздержавшись даже от едких комментариев в адрес хозяйки невоспитанной рептилии, что была совершенно не намерена вмешиваться. Лишь несколько раз обойдя мужчину со всех сторон, мумифицированный равазавр удовлетворённо клацнул бритвенно-острыми зубами и, наконец, перестал дыбить перья на загривке и кончике хвоста. Тёмная Луна вновь улыбнулась питомице, когда та подошла к ней и тихонько ткнулась чешуйчатой мордой ей в бедро. — Всё в порядке, моя девочка, — на практически чистом зандали пробормотала эльфийка, поощряя Акари прилечь рядом, у парапета. — Мы можем теперь немного передохнуть. Незнакомец, по всей видимости, тоже вздохнул свободнее, как только равазавр подогнув под себя толстые задние лапы, угнездился у ног своей хозяйки. Честно «отвоевав» себе у чужой подозрительности место на смотровой площадке, мужчина присел прямо на каменистый пол, спиной к парапету. Держась чуть поодаль от соседей, но нисколько не таясь, он снял со спины лук и колчан со стрелами и аккуратно сложил их возле стены. Несмотря на то, что уже смеркалось, он неспешно вытащил из небольшой на вид, но оказавшейся вместительной поясной сумки инструменты и лоскутные выкройки из кожи. Приметив краем глаза какую-то возню, Селенай невольно отвлеклась от созерцания бледнеющего тирисфальского горизонта, и вскоре почти неотрывно начала наблюдать за действиями Отрекшегося. В кожевничестве тёмный следопыт не смыслила ничего, но через какое-то время даже ей стало понятно, что незнакомец мастерит пояс. Наблюдать за мужчиной оказалось неожиданно занятно. Всё интереснее, чем предаваться унылым думам о собственном незавидном положении дезертира. Охотник, конечно же, почувствовал её взгляд и поднял голову. — Вам, должно быть, интересно, что я делаю? — мягко и доброжелательно спросил он, несмотря на то, что по-прежнему низко надвинутый капюшон собеседницы не вызывал приятных ассоциаций. Селенай вовсе не собиралась как-то на это реагировать, но затем, подумав, едва заметно кивнула, продолжая смотреть. Ловко орудуя инструментом, похожим на кривое шило, Отрекшийся не выказывал ни грамма волнения. Словно её «обжигающе скорбная» аура о которой так любил упоминать в первые дни их знакомства Ханзабу, не действовала на него. Темная Луна прекрасно понимала, что ведёт себя как минимум невежливо. Но с композитным луком из металла и зачарованной кости расставаться не спешила, как и с собственным колчаном стрел. В конце концов, это её выбор не складывать оружие, независимо от того как поступил её сосед. — Не самое подходящее место и время, чтобы заниматься ремеслом, — заметила-таки она, когда небо над их головами окончательно приобрело грязно-зелёный оттенок загнивающей болотной тины, но при этом ещё сильнее подернулось серой хмарью наползающих откуда-то из-за южных холмов туч. — Ветер несёт сюда дождь. Так что советую убраться отсюда в течение часа. Селенай ещё раз скептически оглядела приближающийся атмосферный фронт и добавила: — Ладно, в течение полутора часов. Если с юга не подует сильнее, разумеется. — Это ничего, — раздалось ей в ответ негромкое и спокойное. — В любом случае, я никуда не тороплюсь. И если тут станет слишком сыро, переберусь в башню. Было бы неплохо сегодня закончить большую часть работы. Селенай неопределённо хмыкнула, пожав плечами. Ремёсла её никогда особо не привлекали. Единственным, что ей всегда хорошо удавалось, были яды. Особенно назмирские, из множества сложных и редких компонентов, которые ещё надо было потрудиться достать. Но и те были просто необходимостью в её охоте на троллей крови, а не отдушиной, и не занятием, которое приносило бы доход. Незнакомец же выглядел тем, кто буквально живёт своим ремеслом и вкладывает в него душу. Пояс, по виду, скорее всего, мужской, получался, тем не менее, довольно изящным. Её мысли прервал шум начавшегося дождя. «Даже раньше, чем я думала», — усмехнулась она. Её новый знакомый не встревожился, собрал свои инструменты и оружие, и направился к башне. Селенай, если честно, посидела бы здесь ещё, чтобы теперь уж точно никто не помешал думать, но она беспокоилась за Акари, телу которой, и бинтам на нём, вполне могла повредить вода. Она была почти уверена, что и вода стала ядовитой из-за испаряющейся чумы. Этот штамм положил когда-то немало нежити. Охотница поднялась, и подозвав питомца тоже направилась к башне. Она успела полюбить дожди, пока жила в Назмире. Будь то тихо шуршащая в густой листве над Логовом Крагвы мелкая морось, или же крупные капли, расходящиеся кругами по заболоченным озерцам близ руин Зул’джана. Нет, она не скучала по болотам, но дождь неминуемо вызывал ностальгию. Селенай, в отличие от охотника, не стала спускаться во внутренние помещения башни, где ранее, ещё в бытность Лордерона королевством людей, находилась караульня, небольшая комнатка с простым очагом, стойками для оружия и каменными лавками вдоль стен для сменяющейся по часам стражи. Укрывшись от косых струй, лениво поливающих узкую дозорную площадку, тёмная охотница присела недалеко от входа, аккурат на границе между сухим полом верхней ступеньки, ведущей вниз, в нутро башни, и покрытого мокрыми следами камня. Ветер то и дело доносил до неё колкие брызги, оседающие серебристой паутинкой на краях капюшона и выступающих частях наплечников. Женщина прикрыла глаза и медленно втянула в лёгкие влажный воздух, напитанный запахом сырой земли, слегка прибитой дождём минеральной пыли и гниющей древесины. Однако же, сладковатый, ядовито-терпкий запах проклятой чумы тоже никуда не делся, он по-прежнему витал в окрестностях, просачиваясь даже в срывающиеся с неба капли. — Мерзость, — пробормотала Селенай, снова вглядываясь в уже ставшую сплошной серую шелестящую завесу. — Когда же эта дрянь окончательно выветрится и иссякнет? Когда оставит в покое эти и без того истерзанные земли? Сзади послышалось движение. Но следопыт не сочла нужным поворачиваться на звук. Она и без того знала, что не отходящая от неё Акари встревожилась её глухим ворчанием в гулкой тишине башни, и решила проверить, всё ли в порядке. Могучее тело равазавра тяжело опустилось рядом, слегка толкнув эльфийку в спину, чтобы та, по старой привычке, откинулась на широкий бок питомицы. Селенай не стала упрямиться. Всё же сняв перекинутые за спину лук и колчан со стрелами и сложив их у носков своих сапог, она осторожно прислонилась спиной к сухой, пахнущей бальзамирующими маслами чешуйчатой коже. Мумифицированные мышцы ощущались приятно твёрдыми и прохладными, даже с её собственной стабильно низкой температурой тела, присущей всем немертвым. Дождавшись, пока хозяйка устроится поудобнее, Акари обвила толстым, но по-прежнему гибким хвостом её лодыжки. — Не беспокойся, девочка, — мягко заметила ей эльфийка, наклонившись и тихонько перебирая пальцами выцветшие перья на кончике хвоста. — Пока не закончится этот дождь, я всё равно никуда не собираюсь. Оказавшись со всех сторон окружённой знакомыми запахами и звуками, будучи практически прижатой в подбрюшье равазавра, Селенай наконец немного расслабилась. Почти как «дома», черт его дери, в Назмире. В случае, если ей по какой-то причине приходилось ночевать, или разбивать лагерь в болотах одной, Селенай предпочитала отдыхать именно так. Рядом с верной Акари. В остальных случаях она почти всегда дремала под тёплым зандаларским боком. Нет, опять же, она не то чтобы скучала. Просто почему-то вспомнилось. Стоило ей снова прикрыть глаза, как память зачем-то перенесла её в недалёкое прошлое. Кровавая луна Назмира сводила с ума. Огромный, зловещий алый диск, подернутый клочьями белесого тумана восходящий каждую ночь над Некрополем Бвонсамди отчётливо стоял перед её глазами даже сейчас, когда Зандалар накрыл сезон дождей. Сквозь затянутое сплошными тяжёлыми тучами небо и ровный графитово-синий сумрак, затопивший окрестности пару часов назад, тёмный следопыт по-прежнему всем своим нутром ощущала восход луны. Эльфийка не могла толком описать это чувство… Это было внутри неё, растекалось в давно остывшей крови в её венах, копошилось под кожей, собиралось в узел где-то в районе солнечного сплетения. Состояние Селенай сильно напоминало ломку от неочищенной кровопийки, что совсем ей не нравилось. Но избавиться от этого самостоятельно она была не в силах, сколько ни пробовала, поэтому давно забросила подобные попытки, заведомо безуспешные и крадущие её драгоценное время. На этот раз они остановились на ночлег чуть восточнее руин Зул’джана, в опасной близости от Зал’амака, где им предстоял очередной этап охоты на троллей крови из-за новой прихоти Лоа Смерти, возжелавшего душонок местной верхушки и парочки особо зарвавшихся Кровавых ведьм. Однако, погода, по мнению тёмного следопыта, сегодня мало располагала к активным действиям. Даже если не принимать во внимание то и дело моросящий дождь и давно переполненные лужи, озерца и вязкие трясины, вздувшиеся за почти две недели безостановочных ливней, через которые приходилось пробираться, сегодня снаружи, вне крытых хижин и прочих убежищ, было особенно мерзко. Тучи настолько тесно облепили горизонт, что с самого рассвета в округе стояла сонная шуршащая полутьма, да и сами болота словно сопротивлялись присутствию бредущих сквозь них эльфийского следопыта и зандаларского жреца. С утра они одолели всего пару миль, то обдумывая как перейти вброд очередную расползшуюся до размеров залива лужу, то спасаясь от откуда-то взявшихся кровожорок, мелкого, но очень хищного гнуса, то отбиваясь от увязавшегося следом прожорливого кроколиска. На «закуску» осталась разве что стайка сауридов, которая за несколько часов до заката, во время привала, попыталась растащить их припасы. И лишь только после этого её упрямый спутник сдался, и они приступили к поискам подходящего места для ночлега. К счастью, таковое нашлось достаточно быстро. Сухая каменистая пещера в казалось бы полностью земляном склоне пологого холма, находилась на небольшой возвышенности, достаточной для того, чтобы вода не попадала внутрь и не заливала неровный, дернистый пол. Отличное место, чтобы незаметно для троллей крови, обретающихся по соседству, развести костёр, высушить мокрые насквозь вещи и, возможно даже, приготовить немного горячей еды. Селенай мало волновала возня Ханзабу у огня. Её потребность в еде и тепле была куда ниже, стремилась практически к нулю, по сравнению со вполне живым зандаларским троллем, сыплющим отборными ругательствами на погоду и отсутствие возможности добыть свежей дичи на ужин. Сняв с себя сильнее всего пострадавшие от воды плащ с капюшоном, высокие ботфорты, перчатки, наплечники и пояс, она всё же пристроила их сушиться. Сохранность амуниции следопыта всегда волновала, что при жизни, что в посмертии, как и состояние оружия. Ни лук, ни стрелы не должны были отсыреть, поэтому им тоже нашлось место у костра. Сама же Тёмная Луна предпочла вернуться к выходу из убежища, чтобы понаблюдать за вновь зарядившим в сгущающихся сумерках дождём. Легко ступая босыми ногами, совершенно не чувствующими холода, по сырой земле и бугрящимся под ней замшелым камням, эльфийка остановилась в нескольких сантиметрах от дождевой завесы, срывающейся с верхнего, нависающего свода пещеры. Ей было неспокойно. И только. Восход луны тревожил её чувства. Дюйм за дюймом за сводом туч и саваном из влажной синей дымки выползало на небо багровое око. Оно всегда следило, оно напоминало про её «должок» перед чертовым Бвонсамди, оно наверняка посмеивалось над глупой потерявшейся среди бесконечных назмирских болот чужестранкой, вынужденной по своей трусости и недальновидности стать их неотъемлемой частью. Её незримый страж, её надсмотрщик, её палач. Определённо долгая, вновь взятая взаймы У-Той-Стороны не-жизнь бывшей талассийской воительницы была до самого своего последнего вздоха заложена. Служить прихотям местного божка, Лоа Смерти, как его тут называли, теперь составляло смысл и цель её существования. Если так подумать, она струсила дважды. Возможно, ей тогда просто следовало уйти. Да, попасть при этом в Утробу и вечно гнить в холодной пустоте, о которой так красочно вещал Бвонсамди, держа её на волосок от тёмного водоворота, тянущего за пределы бытия, но тогда бы она стала хоть немного ближе к той, кого однажды предала. Эх, и почему только перспектива быть убитой каким-то грязным, неотесанным отродьем, едва научившимся держать в руке палку с тупым наконечником, показалась ей тогда настолько отвратительной? Гораздо отвратительнее вечного служения этой хитрой крысе среди кровавого проклятья здешних болот… Почему?.. Селенай прикрыла глаза, протянув руку, и позволила прохладным брызгам коснуться сначала кончиков пальцев, а затем и тыла её кисти. Она так хотела бы, чтобы в мире не осталось ничего, кроме этого ощущения и звука падающей воды, булькающей, звенящей, пузырящейся на поверхности ближайшего озерца. Но в шум дождя внезапно вплелся шёпот знакомого голоса: — Лапли-ка тонбе… (*идет дождь — зандали) — чуть раздраженное, как и всегда. Тёмный жрец никогда не любил сырость, поэтому его совсем не радовал вновь разошедшийся ливень. Он не спрашивал, скорее утверждал, но всё равно ждал её реакции. — И что? — зачем-то подала голос она, изначально собираясь промолчать, чтобы скрыть раздражение в голосе чужим наглым вторжением в её личные границы. — Всё равно от троллей крови уже тошнит. Не поворачиваясь, но разомкнув веки, чтобы вновь созерцать завесу из серых струй, Селенай вовсе не ждала, что он так просто оставит её в покое. Ханзабу стоял позади неё, и от него исходило почти физически ощутимое намерение ещё сильнее сократить дистанцию. В ответ получила глухой смешок. Как бы там ни было, ей нравилось слушать его голос. Пожалуй, голос, это одна из тех вещей, что ее действительно привлекала в нём. Хотя, когда он в самом начале их знакомства разговаривал с ней на ломаном орочьем, его голос звучал не так красиво, не так чувственно. Возможно, всё дело было в родном ему зандали. Хорошо, что у неё, как у следопыта, были незаурядные способности к языкам. — Джоди сэ йон бел джоу (*сегодня прекрасный день для убийства), — парировал он, приблизившись так, что эльфийка практически ощущала его горячее дыхание на своей макушке, коей едва доставала ему до середины груди. — Экий ты кровожадный, мон, — её губы изогнулись в ироничной ухмылке. — Неужто на уме по-прежнему лишь чужая кровь и выпущенные из брюха кишки? Он издал какой-то невнятный клокочущий звук, который она сочла за очередной смешок. А затем сильные горячие руки бесцеремонно прошлись по её плечам, бледно-серая кожа которых была обильно испещрена тонкими ритуальными рисунками, сделанными с помощью той же стойкой алой краски, которой пользовались тролли крови, что не страдала ни от дождя, ни от палящего солнца, ни от ветра и по стойкости была сравнима лишь с настоящей татуировкой. Ханзабу называл их «Ве-ве» (*мистическая, оккультная татуировка — зандали) и пока наносил говорил что-то о том, что они связывают её с Назмиром, с её служением Баонсамди, с тем контрактом, что она заключила с Лоа Смерти, не пожелав сгинуть в Утробе. А ещё о том, что когда она окончательно «дозреет», он с радостью вобьет чернила на их положенное место, глубоко под кожу, чтобы алое клеймо навечно въелось в саму её суть. Тёмная Луна вяло запротестовала, чувствуя, как широченные трёхпалые ладони зандалара обхватили уже её грудь через тонкую полоску ткани, которой она была прикрыта. Мужчина одним мощным рывком привлёк её к себе, пресекая на корню возможное сопротивление. — Быстрый какой, — сдавленно выдохнула эльфийка, прижимаясь спиной к голому торсу тролля и утопая в жаре чужого тела. — Уже и раздеться успел. Не любишь терять время даром? Вопрос был риторическим, она прекрасно знала, что не получит на него ответа. Стоял самый разгар сезона дождей, и ливни с каждым днём становились всё чаще и что хуже всего, продолжительнее. До утра из их убежища точно не высунуться, поэтому немудрено, что её компаньон решил поразвлечься подобным нехитрым образом, чтобы хоть как-то убить время перед сном. — Рату (*мышь, мышка)… — чужое дыхание теперь обжигало её длинное ухо, прошитое в нескольких местах металлическим трофейным пирсингом, в то время, как бесстыжие мужские пальцы, добравшиеся до обнажившейся груди, слегка сминали податливую плоть и теребили соски, вызывая в давно мёртвом теле куда более слабые, чем прежде, при жизни, но всё же такие знакомые отголоски возбуждения. Понаблюдав пару минут за шарящими по её телу руками, следопыт всё же решила поддаться искушению. Лёгкий флер ощущений, как и приятная нега от подобных прикосновений, надо сказать, затягивали. Чужая горячая кожа, ток крови по венам, гулкое сердцебиение в широкой груди — всё это взывало к её женской сущности, не утраченной до конца, но несколько поблекшей в посмертии. Контраст между собственным ледяным спокойствием и этой бурлящей страстью, доставлял Селенай необъяснимое извращённое удовольствие. Неужто он опять подмешал ей в еду или питьё какое-то зелье, чтобы разбудить в ней желание? Нет, не похоже. Она помнила те ощущения. Никакого сходства. Да и не рискнул бы Ханзабу снова повторить подобное, зная её отношение к любым попыткам хоть в чём-то её контролировать или к чему-то принуждать. Что ж, раз уж всё сегодня так сложилось, она не станет плыть против течения. В конце концов, это не первый раз. И, видимо, не последний… Этот омут не хуже прочих. Всего лишь ещё один вид временного забытья. Эльфийка слегка выгнулась в его объятьях, прижимаясь к нему теснее, так чтобы твёрдое и горячее нечто вжалось в местечко чуть повыше её поясницы. Селенай знала, что он оценит. Приглушённый стон смешался с каким-то очень грязным зандаларским ругательством. Он нетерпеливо потерся о неё взбудораженной плотью, всё ещё стеснённой тканью набедренной повязки, чтобы высечь первые искры своего наслаждения. — Ханзабу, — сорвалось с губ, когда её тонкие пальцы с острыми ноготками впились в дымчато-голубую кожу его предплечья, за секунду до проникновения мужской руки за пояс её штанов. — Йа хсо… (*здесь) Естественно, он и не думал останавливаться на полпути. Невероятно пронырливые для своей немалой толщины пальцы зандалара через мгновение уже пробрались под нижнее бельё Селенай. Лёгкие дразнящие прикосновения к лишённому волос лобку и мягким складкам половых губ чередовались с чувствительным сжатием и пощипыванием. Он слишком хорошо успел изучить не только её пристрастия, но и порог чувствительности к подобной стимуляции, чтобы эльфийка оставалась равнодушной к происходящему. Селенай чуть закусила нижнюю губу, позволив его нахальному бедру вклиниться и раздвинуть её ноги, предоставив мужчине практически полную свободу действий. Однако, по-прежнему мешала одежда. Что сбившийся в районе живота, прикрывавший ранее грудь тканый лиф, что наполовину спущенные с бёдер штаны. Им больше не нужно было ничего обсуждать. Ей самой тоже хотелось продолжения. Эльфийка разрешила Ханзабу развернуть себя лицом и легко, словно пушинку, подхватить на руки. Тролль предсказуемо вернулся с ней к костру, убравшись подальше от сырости и сквозняков, уложив её на спину на расстеленные рядом запасные плащи. Пока жрец Бвонсамди нетерпеливо стаскивал с неё остатки одежды, Селенай продолжала заигрывать с ним, то цепко ловя бедрами одну руку и тем самым мешая его манипуляциям, то прикусывая пальцы второй, обретающейся в районе её лица, шеи и груди, а то и вовсе, словно невзначай стремясь коснуться болезненно натянутой ткани набедренной повязки. Она не торопила его и не торопилась сама. Секс больше не был для неё безумной горячкой, от которой плавился мозг. Он был скорее изысканной приятной игрой с любовником, которому она позволила хорошо узнать своё тело. Результат больше не был ей так важен, как сам процесс. Пока что она просто позволяла Ханзабу наслаждаться её наготой, отдавалась полностью этим всегда таким жадным рукам. Ей нравилось, как его руки скользили по её лицу, пропускали между пальцами блеклый, некогда золотистый шёлк её волос, спускались по шее и ключицам вниз, чтобы сжать по-прежнему прекрасно держащую форму грудь. Но ему мало было просто смотреть, мало было прикасаться. Когда его руки сместились к её тонкой талии, Ханзабу осторожно провёл языком по её шее. Тёмная Луна тихонько выдохнула. Когда-то, при жизни, её сводили с ума такие ласки. Да и сейчас, что скрывать, горячий и влажный язык партнёра ощущался потрясающе. Поощряя его продолжать, она слегка выгибалась ему навстречу, когда язык скользил вдоль её длинного уха, поигрывая с пирсингами, когда оставлял влажные дорожки на шее и груди, когда умело ласкал твердые соски. Селенай была просто крохой по сравнению со своим любовником, мышка, как он сам любил её называть, как есть мышка, но его, кажется, по какой-то причине очень заводила эта их разница в габаритах. Да и собственно, то, что её, по сути, мертвое тело не давало тепла и реагировало значительно слабее, чем тела живых, ничуть зандалара не смущало. Нет, ей было совсем не интересно, что за сумасбродные насекомые населяли голову жреца Бвонсамди. Она никогда не обсуждала с ним эти его странности. Да и зачем? Он покрывал мокрыми горячими поцелуями уже её лодыжки и бёдра, временами чуть прикусывая кожу на внутренней, всё ещё достаточно чувствительной стороне, ровно до той поры, чтобы провести нужный контраст, но при этом избежать нанесения повреждений. Селенай послушно раскинула ноги, позволяя Ханзабу устроиться меж них. Он определённо знал, как сделать женщине очень хорошо, и порой в такие моменты она даже слегка жалела, что ни разу не испытала этого, будучи еще живой. Её тело практически не выделяло естественных жидкостей, но слюна партнёра служила отличной заменой. Проверни он с ней такое до посмертия, она, наверное, кончила бы мгновенно, стоило только его бесстыжему умелому языку, то ритмично дразнящему клитор, то вылизывающему её изнутри, смениться этим потрясающе толстым пальцем, проникающим в её влагалище под нужным углом. Темная Луна и не заметила, как её собственные руки зарылись в волосы зандалара, слегка потягивая изумрудно-зеленые пряди, прижимая его голову к своей промежности. К движущемуся внутри неё в практически идеальном ритме пальцу вновь присоединился язык. Когда-то так, хоть и в разы ярче, ощущался подступающий оргазм, однако Ханзабу предсказуемо отстранился, стоило только её бёдрам напрячься чуть сильнее, а мышцам внутри сжаться вокруг его пальца. Селенай внезапно поймала себя на том, что глядит на нависшего над ней тролля с капризным вожделением. А ведь ранее она столько раз твердила ему, что нисколько его не хочет, что бы он ни вытворял с её телом, и как бы ни старался доставить удовольствие. Так вот чего он добивался, судя по его плотоядной ухмылке. Наслаждается её реакцией ни больше, ни меньше, чёртов зандаларский дьявол. И ведь в этот раз всё честно, без всяких подлых трюков и поганых зелий. Что ж, первый раунд сегодня заслуженно остался за ним. Эльфийка понимающе усмехнулась в ответ, приподнимаясь и с невероятной силой, заключенной в руках не-мертвой, укладывая на лопатки уже могучего зандалара. — Поиграем, мон? — мурлыкнула она, определенно придя в нужное настроение. И Ханзабу с готовностью принял её правила, в свою очередь, ничем не ограничивая действия любовницы. Теперь настал её черёд пробовать на вкус чужое возбуждение, слизывая с горячей кожи солоноватый пот, вдыхая терпкий, невероятно острый мужской мускус, который не перебивался ни запахом трав, ни запахом крови, который обычно витал вокруг жреца Бвонсамди. У Селенай за всю её долгую жизнь до замужества было достаточно партнёров, но это были исключительно сородичи, квель’дорай, связь с мужчиной другой расы, и, тем паче с зандаларским троллем, стала для нее чем-то новым, достаточно необычным. А ведь было ещё и её посмертие… тем не менее, как бы там ни было, у неё больше не осталось никаких принципов, что мешали бы подобному. Жар чужого тела, казалось, отдавался и в ней самой. Селенай нравилось прижиматься к нему вот так, кожа к коже. Впитывая каждой клеточкой живое тепло, она зачастую ощущала себя рептилией выползшей погреться на солнышко. Эльфийка вновь хмыкнула про себя, уткнувшись в шею партнёру и слегка прикусив выступающий кадык. Тонкие женские пальцы в это время неспешно блуждали по сильному телу тролля, оглаживая литые бугрящиеся под кожей мышцы, забираясь в бороздки между ними, чувствуя под кончиками пальцев твёрдые естественные наросты на коже груди и плеч зандалара. Ощущая его нетерпение, буквально гудящее под кожей, в каждой напряжённой мышце, в каждой пульсирующей вене, Селенай изящной кошкой соскользнула вниз, покрывая твёрдый пресс кусачими поцелуями. Все как ему нравится, ни больше, ни меньше. Она ведь тоже не теряла времени даром и успела неплохо его изучить. И ей было, на самом деле, с этим гораздо проще, чем ему. Живое тело партнёра реагировало всегда достаточно остро и просто не могло солгать, в то время как её, мёртвое и остывшее, требовало иного, более тонкого подхода. Но Ханзабу справлялся, да. И достаточно неплохо. И один лишь только этот факт мотивировал тёмного следопыта продолжать подобные игры, выкладываясь, как и её партнёр, на все сто. Удобно устроившись на его бёдрах, Тёмная Луна дразняще, с нажимом поглаживала налившееся, сильно стесненное набедренной повязкой мужское естество. Судя по расползшемуся по тёмной грубоватой ткани влажному пятну, Ханзабу уже давно изнывал от желания. Однако Селенай не спешила давать долгожданную свободу его томящейся плоти. Склонившись, эльфийка припала губами прямиком к центру пятна, самому источнику сочащейся наружу липкой влаги, сорвав тем самым хриплый нетерпеливый стон с губ партнёра. Она ласкала его прямо через ткань набедренной повязки, посасывая, облизывая, чуть прихватывая губами, тем самым увеличивая размеры того самого влажного пятна, раскрытыми ладонями скользя по внутренней поверхности его бёдер. И лишь когда тяжёлая мужская ладонь легла ей на затылок, потянула вниз многострадальную ткань, обильно пропитанную предъэякулятом и её слюной. Огромный — это было первое, что пришло ей в голову, когда у них с Ханзабу много лун тому назад впервые дошло до интима. Гораздо больше, чем могло принять в себя маленькое, хрупкое тело эльфийки. Поэтому ещё тогда она решила для себя, что секса, в привычном понимании, у них никогда не будет. Но, тем не менее, её всё равно каждый раз пробирала приятная дрожь при виде этого гиганта. Эстетику сильного, хорошо развитого тела зандалара отлично дополнял и его крупный эрегированный член, сейчас пребывающий в полной боевой готовности. Что толщина, что длина в таком состоянии не позволяли Селенай полноценно обхватить его губами и позволить глубоко погрузиться в её рот. Однако она была достаточно опытна, чтобы суметь сладить и с таким партнёром. Её умелые руки, губы и язык отлично заменяли влажную глубину глотки, которую могла бы ему дать в такой ситуации девушка его расы. Тёмная Луна по-своему наслаждалась процессом, лаская ртом подобравшиеся яички в мошонке, окружив пылающую тонкую кожу каменного твёрдого ствола увитого толстыми пульсирующими венами интенсивными поглаживаниями и ритмичным трением, обильно увлажняя её прохладной вязкой слюной. А вот полностью открывшейся, набухшей и без того истекающей мутной влагой головке, эльфийка уделяла особое внимание, несмотря на лёгкий дискомфорт целиком беря её в рот и посасывая, щекоча кончиком языка чувствительную уздечку и приоткрытое отверстие уретры, осторожно подцепляя металлическое колечко пирсинга, продетое через него. — Что, уже готов был кончить? — спросила Селенай, и без того отчётливо ощутив изменившийся привкус во рту за секунду до того, как Ханзабу, намотав на кулак её светлые волосы, отстранил её от себя. — Сегодня что-то быстро. Жрец Бвонсамди ничего ей не ответил, буравя её нагое тело пожирающим пристальным взглядом, и лишь кивком указал обратно на расстеленные плащи. Эльфийка, не желая с ним спорить, вновь откинулась на спину, позволив ему упереться коленями в пол, промеж её ног. Она уже знала, что задумал Ханзабу. Он хотел достичь разрядки, потираясь о её промежность и живот. Чуть сильнее увлажнив свой огромный член слюной, зандалар осторожно провёл им промеж половых губ любовницы, надавил слегка головкой с пирсингом на область клитора, явно сдерживаясь, смакуя ощущения. Селенай тоже оказалась поглощена происходящим, борясь со странным, смутным, давно позабытым желанием ощутить внутри себя эту бешеную горячую пульсацию. Последний раз она занималась этим ещё с мужем, до того, как стала полубесчуственной нежитью. Ханзабу же никогда не просил ее об этом, да и она бы всё равно не позволила, слишком велика была разница в размерах. Селенай мягко оплела бёдрами его бёдра, поощряя начать движения, и при этом неотрывно глядя ему в глаза. Руки жреца ловко поднырнули под ягодицы женщины, приподнимая её таз над полом и сближая их тела ещё больше, так чтобы трение вскоре стало скольжением. Тёмная Луна наблюдала за партнёром из-под полуприкрытых век, находя в открывшемся зрелище пусть и достаточно изощрённую, но красоту. Его бёдра двигались так, как будто он был внутри неё, крепкие мышцы рук, по-прежнему придерживающих её за талию и ягодицы, играли под дымчато-голубой кожей, по которой мерцая в тёплых отсветах костра скатывались капли пота, голова чуть откинута, глаза закрыты. Низ её живота вновь горел и слегка пульсировал, как прежде от прикосновений языка любовника. И там, внизу, было почти так же влажно от смешавшейся слюны и предъэякулята её партнера с её собственными скудными выделениями. Клитор, растревоженный интенсивным трением о жёсткую спинку члена зандалара вновь набух от прилившей к нему крови и эльфийка начала получать свою толику удовольствия. — Рату, — Ханзабу внезапно остановился, нависнув над ней тёмной тенью, вынуждая её недовольно заерзать под ним. Ответом ему стал вопросительный взгляд алых глаз следопыта. — Можно мне… — неожиданно для неё, зандалар перешёл на нелюбимый им орочий, склонившись к самому её уху и перейдя на шёпот. Его дыхание срывалось, голос был осипшим от едва контролируемого желания. — Можно?.. — он так и не смог закончить фразу, то ли не решаясь, то ли не сумев совладать с реакциями собственного тела. Его бёдра с силой вжались в неё, непрозрачно намекая на недосказанное. — Хочешь попытаться засунуть в меня свою штуку, верно? — тоже шёпотом выдохнула Селенай, с нажимом скользя пальцами по взмокшей мужской спине, ничуть не заботясь тем, что острые ногти оставляют на ней глубокие царапины. — Я не могу совладать с этой жаждой… — сбивчиво пробормотал жрец. — Ты сводишь с ума, мышка. Позволь мне хотя бы пару мгновений побыть внутри тебя. Всего один раз… — Лжец, — усмехнулась эльфийка и чувствительно прикусила мочку уха любовника, растянутую тоннелем. — Если ты в меня войдешь, то не сможешь остановиться. — Рату… — шёпот зандалара звучал просительно, почти умоляюще. И откуда в нём только взялись эти пронзительные нотки, словно он страдал от невыносимой боли и лишь она могла её утолить? С минуту Селенай просто вслушивалась в его сердцебиение и шумное дыхание, но затем что-то необъяснимое заставило её-таки произнести: — Хорошо. Но больше такого не повторится. Почему-то ей самой вдруг захотелось запомнить эти ощущения. Вряд ли она позволит это кому-нибудь ещё. Снова. Может статься так, что её судьба — это провести с Ханзабу остаток его жизни. Нет, они никогда не были и не будут парой… но раз уж сейчас им обоим этого хочется. Будь она жива, это определённо было бы больно, даже при том, что она давно лишилась девственности и успела родить мужу троих детей. Сейчас же ощущалось скорее приятным, несмотря на слабые протесты значительно растягивающихся мышц. Ханзабу был очень осторожен и деликатен, буквально по миллиметру проникая в неё одной лишь головкой, так что Селенай ощущала абсолютно всё: как её тело медленно уступает горячему напору мужской плоти, как стенки влагалища расширяются под этим давлением, обтекая и плотно обхватывая её, вбирая в себя пульсирующий жар. Но как бы потрясающе это не ощущалось, возможности её тела были на деле не так велики. Он едва вошёл в неё на треть длины, а эльфийка уже ощущала себя заполненной и растянутой до предела. Это определенно было слишком, даже для её мёртвого тела. Ханзабу, достигнув границ допустимого, не двигался, но, похоже, потерял способность связно выражаться, да и мыслить, кажется, тоже. Он снова перешёл на зандали, что-то неразборчиво бормоча о том, как безумно хорошо и тесно у неё внутри. Всё тело зандалара напряглось, как струна, пальцы на её бёдрах сжались с такой силой, что на живой партнёрше непременно оставили бы синяки. «Ах, вот оно что, — подумала про себя Тёмная Луна, впиваясь в ягодицу любовника острыми ноготками и, насколько это было возможно, сжимая внутри каменно-твёрдый член. — Не сдерживай себя, мон, ты ведь так этого хотел». Ханзабу с глухим рычанием дёрнулся у неё внутри, окончательно теряя над собой контроль. Всего лишь несколько резких, беспорядочных и чуть болезненных для его маленькой партнёрши фрикций отделяли его от пика наслаждения. — Рату… — хриплый стон удовольствия, рвущийся с его губ был музыкой для её ушей. Конечно же она давно была мертва и больше не могла зачать, но он предпочёл дать выплеснуться своему семени не в её нутро, а на плоский прохладный живот. — Понравилось? — мягко улыбнулась зандалару эльфийка, обмакнув кончик пальца в тёплую густую сперму, растекающуюся по её животу, а затем задумчиво его облизав. Старые привычки были сильнее приличий, да и Ханзабу, кажется, уже давно привык к её странностям. — Мес (*спасибо — зандали), — выдохнул ей на ухо любовник, ненадолго припав к ней всем телом, при этом щедро делясь влажным теплом, лёгкой расслабленной дрожью в мышцах и острым запахом своей всё ещё разгоряченной после секса кожи. Но слишком уж разнежиться в его объятиях ей, конечно же, не удалось. Чуть погодя, жрец Бвонсамди присел рядом с ней и совершенно будничным тоном заявил: — Мон фен (*я голоден — зандали). Селенай понимающе ухмыльнулась, созерцая свежие, кровоточащие царапины на широкой мужской спине. Он не менялся, он временами был так предсказуем. Но это было не так уж и плохо. Эльфийка прикрыла глаза, не очень-то и торопясь вставать и приводить себя в порядок. В глубине души она не желала перемен. Ей не было больше места в прежней жизни. Её место было теперь здесь, среди этих болот, рядом с кем-то вроде Ханзабу. Кровавая назмирская луна по-прежнему наблюдала за ней. Она стояла в самом зените, дотягиваясь своим любопытным насмешливым взглядом даже сюда, в глубину безымянной пещеры, сквозь дождь и ночной туман. Интересно, довольна ли она теперь? Доволен ли Бвонсамди, зная, что с каждой минутой глупая «мышка» всё сильнее вязнет в назмирской кровавой трясине?.. Плевать. Она сама виновата и она сама заплатит по счетам. В конце концов эта жизнь не так уж и плоха… Какой-то приглушённый, но отчётливый звук донёсся до её слуха, врываясь в блуждающее в туманной назмирской дали подсознание, словно внезапный порыв северного ветра. Мгновенно сбросив с себя полудрему, а вместе с ней воспоминания о порочных объятиях жреца Бвонсамди, Селенай обернулась, и выглянула из-за холки равазавра в тёмный лестничный просвет. Акари неохотно последовала её примеру, тоже приподняв голову и вытянув шею. — Прошу прощения, — неловко кашлянув в ладонь, в поле зрения эльфийки вновь возник всё тот же охотник-Отрекшийся, держащий в руках ярко пылающий факел. — На улице уже совсем стемнело, а дождь зарядил не на шутку. Тут становится холодно даже для нас, немёртвых и, как мне кажется, сыровато. Не хочу показаться невежливым или настойчивым, но не желаете ли вы спуститься вниз? Я собирался немного перекусить и сделать перерыв в работе… и был бы весьма признателен за возможность сделать это в компании. Тёмная Луна нахмурила, было, брови, собираясь на одном дыхании ответить отказом, но затем, оглядевшись по сторонам, вдруг обнаружила, что кругом действительно стоит беспроглядная ночная темень, пробиваемая лишь желтоватыми отсветами факела и слабым серовато-зеленым свечением снаружи, с улицы, где всё ещё лило как из ведра. Пол, на котором сидели они с Акари, был скользким и холодным. Дождевая сырость почти добралась до неё и до её питомицы, а это не пойдёт на пользу им обеим. Эх, и сколько же она провела времени вот так, погруженная в свои воспоминания? Недолго думая, Селенай подхватила своё оружие и водрузив его обратно за спину, поднялась на ноги. Акари, само собой, подскочила следом. В старой караульной и впрямь было теплее и уютнее, чем снаружи. Оказалось, что охотник уже успел развести огонь в очаге. Его лук был прислонён к оружейной стойке, там же лежали сумки, по всей видимости, тоже принадлежащие ему. Акари, покрутившись по тесной каморке, в которой животному её габаритов было по меньшей мере неуютно, все-таки умудрилась устроиться у одной из стен, положив массивную зубастую голову с торчащими во все стороны из загривка перьями на скамью. И даже так, наполовину свернувшись кольцом равазавр все равно занимал практически половину помещения. На маленьком деревянном, обветшавшем и почти рассохшемся от времени переносном столике, видимо, забытом кем-то здесь очень давно, охотник умудрился сервировать нехитрый ужин: вяленое мясо, хлеб, фрукты, овощи. У подавляющего большинства немёртвых потребность в еде пропадала, но, видимо, этот охотник её сохранил, как и она сама. Селенай это почему-то порадовало. Она тоже оставила оружие на стойке, сложив свои немногочисленные вещи рядом с чужими, и тоже присела к столу, за которым, видимо, в старые времена стражники играли в кости, и, несмотря на все запреты, пили тайком принесённый из таверны эль, а то и чего покрепче, вроде ядрёного дворфийского самогона. Она задумалась, пытаясь представить, как тут жили люди до нашествия Плети. И как жил вот конкретно этот охотник до посмертия. Селенай его почти не знала, (короткий разговор снаружи не в счёт), но оставалось ощущение, что он не похож на большинство желчных, циничных и злых на весь окружающий мир Отрёкшихся. Во всяком случае, вряд ли бы кто-то из них стал вести себя, без особой на то надобности, столь открыто и дружелюбно с Темным следопытом, одной из тех, что раньше были подгородской элитой и зачастую обращались с подобными ему, как с расходным материалом, а то и вовсе как с никчёмным мусором. — Не стесняйтесь, — непринуждённо улыбнулся ей, тем временем, мужчина, надломив и без того ополовиненную ранее краюху хлеба и протянув ей добрый ломоть. — У меня тут всё просто, по-походному, надеюсь, вас такое не смутит. Селенай с благодарным кивком приняла из чужих рук угощение, но вместо того, чтобы сразу приступить к трапезе, положила хлеб рядом с собой, на стол. Ей непременно надо было всё для себя прояснить. — Неужто совсем не чураетесь таких, как я? — в открытую задала эльфийка волнующий её вопрос, опершись локтями о крышку стола и чуть подавшись в сторону собеседника. Неспешно дожевав и проглотив откушенный от хрустящей хлебной корки кусок, охотник взглянул на неё. — А стоило бы? — задумчиво осведомился он, видимо отлично уловив скрытый смысл, вложенный в простую фразу. — Вы, Тёмные Следопыты, теперь такие же граждане возрождённого Королевства Лордерон. Ничем не отличаетесь. Вы больше не те любимчики нашей заблудшей Тёмной Госпожи, что творили во время Четвёртой войны зверства с собственным народом по первой же её указке. Как и мы, простые Отрекшиеся, вы хотите жить на этой земле, защищать её, называть её своим домом. Так в чем смысл относиться к вам как-то иначе? Тёмная луна невольно хмыкнула, но затем, кривовато, но, само собой, незаметно для него улыбнувшись в густой тени своего капюшона, пробормотала: — И то верно, черт подери. Охотник снова откусил хлеб, на этот раз положив сверху на мякиш ещё и кусок ароматной вяленой вырезки, а Селенай, приняв более расслабленную позу, продолжила: — Что ж, гражданин Королевства Лордерон, тогда есть смысл хотя бы представиться друг другу. Я, в силу своего склада характера, редко провожу время в компании незнакомцев. Отрекшийся, явно заинтересовавшись, тут же отложил бутерброд. — Вы правы — опрометчиво и бестактно с моей стороны общаться и не представиться, — кивнул охотник. Я Вильмгуст Бенсон. Охотник, а при жизни ещё был лесничим и егерем. — Чрезвычайно приятно, — отозвалась эльфийка, но в её голосе по-прежнему звенел лед, умело скрываемый за привычной лёгкой насмешливостью. Она не могла иначе. — Мое имя Селенай Тёмная Луна. Так меня называют с тех пор, как сила рунного клинка превратила меня в банши. — Взаимно. — улыбнулся Вильмгуст, снова принимаясь за свой бутерброд. Непосредственность Отрекшегося подкупала, но она, совершенно не привыкшая верить первым впечатлениям, всё ещё была максимально сосредоточена и даже несколько напряжена. Однако что-то внутри подсказывало ей, что не стоит давать волю своей подозрительности и произрастающей от неё недоброжелательности. Наверное, в этот раз стоило немного побороться со своими внутренними демонами и не вести себя столь отчужденно. Неловкость так и висела в воздухе, душная, липкая, как смола из битумных ям Шоалджай, почти осязаемая. И эльфийка прекрасно понимала в чем проблема, хоть её собеседник и предпочёл тактично смолчать на этот счёт. Капюшон. Его предстояло снять. Как бы ей не претила эта мысль, но от неё за километр несло угрозой и желанием набрать дистанцию стремящуюся к бесконечности, пока ее лицо находилось в густой тени плотного капюшона. Вздохнув про себя и набравшись необходимой решимости, следопыт медленно откинула с головы капюшон, позволив сидящему напротив мужчине созерцать бледную, сероватую в посмертии кожу не обезображенную ни единым шрамом, скульптурно-тонкие и острые черты лица, которые большинство представителей противоположного пола находило по-прежнему чрезвычайно привлекательными, сияющие внутренним зловеще-багровым светом алые глаза, пепельное тусклое золото волос, свободно рассыпанное по плечам. Предсказуемо устремившийся к её лицу чужой взгляд вынудил эльфийку какое-то время бороться с мерзким чувством собственной незащищённости. Сколько бы ни прошло времени, сколько бы ни сменилось мест и людей вокруг неё, все раз за разом продолжали таращиться на тёмные разводы и потеки на коже под её глазами, въевшиеся намертво чёрные следы, «слезы стенающей банши». Такие были лишь у её сестёр, погибших во время вторжения Плети в Кель’талас, да у самой Тёмной Госпожи, убитой рукой Артаса Менетила, и затем вырванной из небытия силой Ледяной Скорби. Она хорошо помнила то время, что была бестелесным духом, сотканным лишь из чистой злобы и скорби по погибшей родине и близким, да из желания отомстить. Вернувшись в свои тела, каждая из них получила эти отметины, что стали символом их посмертного сестринства, особого родства. Как бы там ни было, в какой-то момент ей стало проще скрывать эти «метки». Но сейчас она должна была держаться достойно. Откинув со лба выбившуюся длинную прядь волос, эльфийка осторожно заправила её за ухо, украшенное многочисленными металлическими, с виду совсем неизящными и тяжёлыми, пирсингами-колечками и серьгами. Подобные можно было раздобыть лишь в Назмире, у троллей крови. А вот конкретно эти ей достались от ликвидированной пару лет назад Верховной ма’ды, как трофей. Что ж, дело было сделано, хотя глядящий на неё во все глаза охотник чуток её и напрягал. Селенай не чувствовала себя спокойнее — это факт, но она все-таки тоже взяла со стола вяленое мясо и овощи. Она искренне надеялась, что насмотревшись на нее, Вильмгуст вскоре найдёт что-то более занимательное. Еда, к слову, оказалась неожиданно вкусной. Следопыт подозревала, что мясо он вялил сам, а не покупал в какой-то лавке. Поддерживать беседу было достаточно легко, пока разговор не касался непосредственно событий Четвёртой войны или её прошлого. Они неспешно ужинали. Селенай в основном слушала, её новый знакомый — говорил. Пока Вильмгуст вдохновенно вещал о том, что не смог остаться равнодушным к восстановлению Подгорода и Лордерона, она то и дело мысленно блуждала где-то далеко за пределами этой старой сторожки и даже Тирисфаля. Сомнения… У них всегда был неприятный привкус горечи. Горечи чужого разочарования, может и не обиды, нет- это слишком сильно сказано, но уж точно недовольства, неоправданных ею надежд. «Ты ещё вернёшься, Рату. Приползешь обратно, словно голодное дитя Хирика. Свет чужих лун больше не для тебя… " Эти слова, сказанные шёпотом у самого уха, с тех пор, как они впервые коснулись её слуха, словно заноза засели в мозгу, причиняя едва ли не физически ощутимую головную боль. «Ты вернёшься… " «Пошёл к чёрту! — мысленно фыркнула она, отгоняя от себя вновь замаячивший на кромке подсознания знакомый образ. — И твой… наш с тобой хозяин тоже. Я выбрала свой путь. Служить ему я могу и здесь». Она легко помассировала пальцами виски и вновь усилием воли заставила себя прислушаться к тому, что говорил Вильмгуст. — Это моя родина, — пояснял он тем временем Селенай. — Что была при жизни, что теперь, в посмертии. И я чувствую, что должен помочь, чем смогу. Работы здесь хватает. Тёмная Луна машинально кивнула, вспомнив весь виденный ею беспорядок. Но ей почему-то подумалось, что если среди Отрёкшихся много таких, как Вильмгуст, то и Подгород и Брилл имеют шанс стать прежними, а то и лучше. Охотник, тем временем, отвлёкся от еды, и заинтересовался Акари. Та всё так же спокойно лежала, устроив голову на скамье и полуприкрыв белёсые глаза мигательными перепонками, и наблюдала за хозяйкой. Он встал с места, но предусмотрительно не подходил близко, разглядывая необычное животное. — Вы ведь не возражаете? — всё же уточнил он, переведя быстрый взгляд с ящера на собеседницу. — Нет, нисколько, — пожала плечами Тёмная Луна. — Правда, трогать её не советую. Она может занервничать. Моя девочка не любит посторонних… Селенай умолкла на половине фразы. Внезапно в её голову пришла мысль о том, что Акари в принципе, с самого первого дня их совместного сосуществования, никого к себе не подпускает кроме неё. Даже Ханзабу не рисковал целостностью своих конечностей, находя нрав равазавра абсолютно скверным и на привалах и ночёвках предпочитая держаться подальше от «агрессивной нежити». — Откуда она, если не секрет? — поинтересовался охотник, с искренним любопытством изучая толстый, оперенный на кончике хвост чужой питомицы. — Выглядит довольно экзотично для здешних мест. — Окрестности Зулдазара, — настолько расплывчато, насколько это вообще было возможно в текущей ситуации, ответила Селенай. Ей совершенно не улыбалось раскрывать подробности своей вылазки в Атал’Дазар кому-то настолько малознакомому. Видя его так и не унявшийся интерес чреватый новыми «неудобными» вопросами, эльфийка решила перевести беседу в более безопасное русло: — А у вас, стало быть, тоже есть питомец? — О, и даже не один, — явно не заметив подвоха, улыбнулся тот. — Но сейчас они все на попечении здешнего смотрителя стойл. Я не очень часто прибегаю к их помощи, а расстаться с ними всё равно не могу, поэтому предпочитаю навещать, как только выпадает свободная минутка. — Это… несомненно, мило, — несколько натянуто улыбнулась Селенай. — Но не проще ли было бы дать им свободу, если вы не проводите с ними достаточно времени? Отрекшийся поглядел на неё с недопониманием, и, как показалось на миг эльфийке, почти осуждением. Она же, тем не менее, продолжила: — Поверьте мне, я знаю о чем говорю. До окончания Четвёртой войны я, как и вы, предпочитала преследовать и поражать свои цели в одиночку. Я так жила, не то что годами, веками. Однако последние несколько лет моей жизни неразрывно связаны с ней. Селенай кивком указала на питомицу: — Она стала моим седьмым чувством, охотничьим чутьём, если вы понимаете о чем я, в том враждебном месте, что нас с ней свело. И даже если здесь ее качествам не найдётся достаточного применения, я ни за что не отпущу её от себя ни на шаг. Это всё равно что… часть души от себя отделить. Ни больше, не меньше. Вильмгуст приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но Селенай предпочла закончить до того, как её перебьют: — Однако же, если бы я почувствовала, что наша с ней связь не так крепка или по какой-то причине разорвана — я бы отпустила её туда, куда она сама пожелает. Обведя долгим взглядом раздумавшего возражать охотника, Тёмная Луна-таки вполголоса добавила: — Даже если бы это значило отпустить её душу в объятья праотца её стаи, великого Лоа Гонка, и больше никогда её не увидеть. Повисла неловкая, тяжёлая пауза. Тишина, нарушаемая лишь негромким потрескиванием догорающих дров в очаге заставила Тёмную Луну невольно прислушаться. Она больше не слышала мерного шума дождя. Тонкий эльфийский слух улавливал лишь перестук срывающихся с навеса крыши над смотровой площадкой капель. — Кажется, там снаружи закончился дождь, — это были всего лишь мысли вслух, констатация факта, но мужчина отреагировал на них так же живо, как если бы она сказала это, обращаясь к нему. — И куда вы теперь? — с плохо скрываемым разочарованием в голосе осведомился он, верно разгадав её намерения. — Не знаю, — честно ответила Селенай. — В любом случае, давно не видела Тирисфаль ночью в такую погоду. — Я не покажусь вам навязчивым, если немного пройдусь вместе с вами? — осторожно осведомился Вильмгуст, глядя ей в глаза так, словно собирался прочесть в их багровой глубине её потаённые мысли. — Обещаю не надоедать лишними разговорами, — чутко уловив настроение собеседницы, пообещал он. — Да и заодно навещу своих животных, и покажу их вам, если будет интересно. Селенай неопределённо хмыкнула, и едва заметно склонила голову. При желании это вполне можно было принять за кивок. Ей на самом деле было неважно, куда идти. Впрочем, наличие или отсутствие компании волновало её ничуть не больше. Ей всего лишь хотелось побродить в окрестностях Брилла, а чужое присутствие, разве что, помогло бы временно отрешиться от сонма тяжёлых мыслей, гнездящихся в её голове с самого прибытия в Тирисфаль. Эльфийка не стала дожидаться, пока её новый знакомый приведёт в порядок караульню, наскоро затушив тлеющие угли в очаге и убрав следы трапезы с ветхого стола. Она вместе с Акари предпочла спуститься вниз, к подножию башни. После прошедшего ливня на улице дышалось совершенно иначе. Вездесущие запахи пыли, разложения и чумной гнили оказались прибиты настолько, что ей даже начало казаться, что она теперь может различить в воздухе слабый аромат прелой хвои и сырой земли. Так пах соседствующий с Тирисфалем Серебряный бор, так пах сам Тирисфаль до того, как округа утонула в чумных миазмах во время осады Подгорода. Всё, пусть и медленно, но возвращалось на круги своя. Дождь, однако, как подметила Селенай, постояв с непокрытой головой пару минут, до конца так и не прекратился. Мелкая морось то и дело срывалась с унылого зеленовато-серого неба, подсвеченного у горизонта матовым блеклым заревом. Где-то за этим призрачным витражом из дождевых облаков уже взошла Белая Госпожа. Такая же уставшая и измученная войнами и болезнями, как и эти земли. Насколько помнила тёмный следопыт, в Тирисфале, даже при очень хорошей погоде почти невозможно было разглядеть по ночам Синего Карлика. У этой матери отняли её дитя. Возможно, именно поэтому она и была над землями Отрекшихся такой, молчаливой и обездоленной. Поморщившись от пары крупных капель упавших с неба среди невесомой мороси на её лицо, эльфийка-таки набросила капюшон. Она отлично видела в царящем полумраке. Как ни странно, она его находила невероятно комфортным, хотя очертания развалин крепостных построек, что торчали тут и там, как выщербленные зубы павшего каменного великана, придавали обстановке внутреннего двора на редкость неряшливый, а то и вовсе угрожающий вид. В таких местах тоже был свой «шарм». Совсем как в руинах Зо’бала… Селенай всё смотрела невидящим взглядом в пернатую холку стоящей рядом Акари. Память снова услужливо вернула её в Назмир, в то место, где решилась несколько лет тому назад её судьба. Она слишком хорошо помнила какую кровавую бойню устроили там тёмные следопыты и последователи «Укуса вдовы», пробираясь к Некрополю Бвонсамди. Развалины, где по мнению местных царило «настоящее злое вуду», наводненные призраками и паломниками Лоа Смерти, что в тот день пополнили ряды своих призрачных собратьев, до сих пор стояли перед её глазами. Даже месяцами и годами позже, даже рядом с Ханзабу, она избегала задерживаться там. То место было проклято. Там окончательно сломалась её прежняя жизнь. Именно оттуда, в самый разгар последнего боя своих соратников у Некрополя, она бежала прочь, оставив свой пост. В тот день она прежняя сама для себя умерла, снова, но уже как тёмный следопыт и как сторонница Тёмной Госпожи. Она по-прежнему переживала внутри отголоски той тупой непроходящей боли, видя перед собой вовсе не полутемный внутренний двор лордеронских укреплений, а подернутые белесым сырым туманом останки древних зандаларских построек. Она вновь ощущала сквозняки, жутко скулящие в замшелых камнях, что словно чужие призрачные стылые пальцы пробегали по спине, холодя под одеждой и доспехом даже её мёртвую кожу. Вокруг снова были разозленные призраки того места. Они всего лишь раз вынужденно остались там на ночёвку с Ханзабу. И это была едва ли не самая ужасная ночь за всё время её пребывания в Назмире. Ей казалось, будто каждая пядь земли, каждый неподвижный булыжник этих развалин, каждый облезлый болотный куст и сухой пучок травы под ногами жаждет её крови. А безжизненные с виду маски-тики, лежащие по всему разоренному святилищу и таращащиеся на неё своими пустыми глазницами, и вовсе бы внушали ей животный страх, не будь она давно мертва. Селенай так и не смогла ни на минуту прикрыть глаза, без движения лёжа на холодном камне в недрах руин некогда большой таверны. И если бы не тяжёлое, тёплое тело жреца Бвонсамди, во сне прижимавшего её к себе, она бы вряд ли выдержала эту пытку. Её настолько парализовывало это проклятое место, что за ощущение живого тепла и банального присутствия, Тёмная Луна готова была простить наглому зандалару, с которым тогда ещё не имела близких отношений, даже руки на своей груди и бёдрах, и даже, черт его дери, ощутимый нескромный стояк, коим тот спросонья тыкался ей в поясницу… Шаги позади неё вновь оборвали мучительную нить воспоминаний. — Вот теперь мы можем идти, — беззаботно возвестил Вильмгуст, поравнявшись с ней и неспешно поправляя перекинутый за спину колчан со стрелами. — Да, можем, — коротко подтвердила она, похлопав по спине своего равазавра. У неё снова начисто пропало желание вести светскую беседу, поэтому их небольшое путешествие проходило в молчании. Которое, снова, как и весь этот вечер, было гораздо уютнее, чем она могла бы предположить, находясь в компании малознакомого мужчины. Покинув крепость через разбитые ворота, до которых ещё не успела добраться специально снаряжённая ремонтная бригада, двое немертвых вышли на дорогу, ведущую к Бриллу. Да, она была далеко не в том состоянии, что до Четвёртой войны, но старая добротная каменная кладка всё равно угадывалась под ногами, несмотря на проросшие колючие сорняки и грязные лужи, оставленные проливным дождём. Всё лучше, чем хлюпающая зловонная жижа Назмира, что умудрялась просачиваться загадочным образом даже сквозь кожу болотного кроколиска, из которой были пошиты высокие сапоги Селенай. А у обочин и вовсе можно было заметить остатки прежней растительности, больной и посеревшей, но каким-то чудом пережившей выжигающий и убивающий всё на своём пути новый штамм подгородской чумы. Отстраивающийся заново Брилл встретил их сонной тишиной. Из-за ливня обитатели поселения немного раньше свернули свою деятельность и сейчас, вероятно, отсиживались в сухих временных укрытиях и в таверне, готовясь к ночёвке. Селенай и Вильмгуст неспешно шли по главной улице, изредка перебрасываясь несколькими словами, но опять же, в основном молчали. Когда-то давно, на центральной площади Брилла гордо возвышалась статуя Королевы Банши. Сейчас же о ней напоминали лишь горы битого камня, не до конца пущенного в дело обустройства нового Брилла и сиротливо громоздящегося посредине расчищенного пространства. В этих кучах, при должных усилиях, можно было даже найти отдельные узнаваемые фрагменты скульптуры, но подобные действия вряд ли нашли бы одобрение у окружающих. Акари же послушно топала следом за хозяйкой, оставляя на влажной земле и в вязкой грязи диковинные следы своих когтистых лап. Если ей и не нравилась такая погода, то она пока никоим образом не выказывала своего недовольства. В светлое время суток по всему поселению кипела неустанная работа: разбирали завалы, стаскивали в кучи и сортировали мусор, оставшийся после давно отгремевшего сражения, восстанавливали разрушенные дома и даже, кажется, закладывали новые. Вдоль улицы стояли многочисленные палатки, в которых обосновались вернувшиеся, наконец, на родину Отрекшиеся. После душного, палящего ярким солнцем бескрайних степей, шумного и людного Оргриммара, прохладный воздух и тишина Тирисфаля, пусть пока ещё и ристезанного войной и местами заражённого чумой, были куда милее и роднее сердцу любого из их народа. Они больше не желали быть беженцами в чужом городе, на чужой земле, на другом континенте. К настоящему времени вернулось большинство горожан: торговцев и наставников, да и простых обывателей, что раньше, до осады Подгорода, обитали на нижних его уровнях. Вильмгуст и Селенай прошли Брилл насквозь, добравшись почти до самых вторых ворот с противоположной стороны поселения: именно там, на просторной площадке, были устроены стойла для животных. Здесь, за символическую плату, были рады приютить, что ездовых зверей, что питомцев охотников. Брилл сейчас был рад всем, кто мог и хотел оказать посильную помощь в его восстановлении. Распоряжался в стойлах Отрёкшийся по имени Морганус. Поприветствовав смотрителя, кутающегося в тяжёлый непромокаемый плащ и с глухим ворчанием возящегося у одного из стойл с погасшим масляным фонарем, Вильмгуст уверенно направился к двум самым дальним, небольшим крытым загонам. Надо сказать, им очень повезло, что Морганус оказался на месте. О чем он и предупредил запоздалых посетителей, призывая их долго не задерживаться самим и не задерживать его: мокнуть под моросящим дождём полночи он вовсе не планировал. Приглядевшись, последовавшая за спутником Селенай заметила за одной из оград крупную черепаху, поедающую на удивление сочную для этих мест зелень из кормушки, а во втором — пса-нежить. — Это ваши? — с нотками живого любопытства спросила охотница, хотя до этого она оставалась задумчивой и отрешённой, борясь с тенями прошлого, окутывающими Брилл, стоило ей только прикрыть глаза. — Да, — Вильмгуст улыбнулся. — Черепаху я нашёл во Внутренних землях, на берегу, а пса приручил в Ледяной Короне. Они больше мои друзья и компаньоны, нежели помощники в бою, как я уже и говорил. Селенай эту странную точку зрения по-прежнему не разделяла, но спорить с ним не стала, молча наблюдая за тем, как Вильмгуст общается со своими питомцами. Как вдруг её, уже не в первый раз с момента прибытия в Тирисфаль, внезапно одолело чувство собственной неуместности среди всей этой заново начинающейся жизни целого народа. А найдётся ли здесь место и для неё? Или же Тирисфаль так и останется тем уголком, куда она будет ненадолго возвращаться инкогнито, дабы в очередной раз разворошив прошлое и разбередив старые раны вновь почувствовать себя ненадолго «живой», прежней. Как это было с Призрачными землями, когда она тёмной бесшумной тенью скользила по мёртвому лесу, следовала опасными дикими тропами, навещала полуразрушенные поселения, где всё ещё гнездилась мерзкая нежить, отголоски того зла, что принёс с собой на земли Кель’таласа Артас Менетил, бродила в ночном безмолвии по некогда сияющему Транквиллиону, который так любил её старший сын. Руины… В душе Селенай, что в посмертии приняла имя Тёмная Луна, всё давно лежало в руинах. Каждый её укромный уголок был полон боли, бесконечных терзаний, обломков прежних надежд, мелких осколков разбитого счастья. Наверное, она могла бы сравнить свою душу с заброшенным родовым гнездом близ Транквиллиона, что медленно чахло год за годом, пережившее страшную трагедию и опустевшее, уступающее понемногу течению беспощадного времени. По плотной ткани её капюшона вновь застучали крупные дождевые капли, всё чаще и чаще, разбиваясь о нависающую кромку и потому не касаясь опущенного лица. Резко потемневшее небо изготовилось разразиться новыми ливневыми потоками. Наивно, всё же, с её стороны было полагать, что остаток ночи можно будет спокойно провести на улице без риска основательно промокнуть. Фонарь Моргануса, с таким трудом приведённый было в чувство, мгновенно погас и Отрёкшийся в сердцах сплюнул наземь, заключив что колпак светильника всё же безнадёжно испорчен и требует замены. А затем смотритель начал громко увещевать обоих охотников, вынуждая их покинуть стойла. Незапланированное ночное рандеву очередной прихотью природы, кажется, изжило само себя. Погода непрозрачно намекала, что откладывать поиск места для ночлега дальше было уже некуда. Подозвав тихим свистом Акари, эльфийка кривовато ухмыльнулась своим мыслям. — Что ж, спасибо большое за компанию, — решительно отрезала Селенай, обращаясь к Вильмгусту, когда они вновь вышли на главную улицу. — Вам действительно лучше последовать совету дражайшего Моргануса и отправиться в таверну. — А… — открыв было рот, хотел возразить мужчина, явно ошарашенный такой резкой сменой настроения. — А за меня не беспокойтесь, — в её голосе послышалась сталь, обрубающая на корню любые чужие аргументы, сколь бы разумны те не оказались. — Мне есть куда пойти, да и вам будет гораздо комфортнее среди других Отрёкшихся, чем с кем-то вроде меня. Вдобавок ко всему, мне бы хотелось побыть наедине со своими мыслями. Не особо заботясь реакцией собеседника, она развернулась и зашагала прочь, на прощанье всё же подняв руку и бросив через плечо: — Хорошего вам вечера и доброй ночи. Охотник ещё с минуту провожал её долгим внимательным взглядом, неподвижно стоя под набирающим силу ливнем, пока силуэты хрупкой эльфийки и громадного равазавра не растворились в ночной промозглой тьме за шуршащей дождевой завесой. — И ничего подобного бы вам абсолютно точно не хотелось, милая леди, — вполголоса заключил он. — И я буду не я, если сейчас ошибаюсь. Отрёкшиеся, всё же, один народ и должны помогать друг другу. Пора бы уже усвоить… Окончательно решив для себя эту дилемму, Вильмгуст тоже натянул капюшон, спасаясь от сырости, и спешно направился в сторону светящихся приветливым светом окон таверны Брилла. Утром он обязательно разыщет её, куда бы она ни пошла. Что-то подсказывало ему, что холодная, колючая как терновник вдоль могильной ограды, эльфийка нуждается в чужой заботе и понимании гораздо больше, чем сама предполагает. Да и выбросить из головы её прекрасные черты лица и золотистые локоны у него тоже, кажется, просто так не получится. Селенай же, отойдя по её мнению на достаточное расстояние, сбавила шаг. Тёмная Луна знала почти наверняка, что охотник не последует за ней. Она была слишком бескомпромиссна. И да, достаточно груба. Как бы отвратительно это не выглядело со стороны, подобный способ закончить беседу практически всегда давал желаемый результат — её быстро оставляли в покое. Посмертие преподало ей бесценный жизненный урок — не стоит делать свою жизнь сложнее, чем она есть. Касалось ли это новых знакомств? Да, несомненно. Её чувства и так пребывали в сильном смятении после отплытия с Зандалара, а необходимость открыто взглянуть в лицо своим страхам и опасениям, приняв на себя всю ответственность за свои прошлые поступки перед своим же народом, спокойствия и уравновешенности ей явно не добавляла. Рефлексия, словно жестокая болотная лихорадка, то захлестывала ее жгучим чувством вины, вынуждая метаться по Тирисфалю в поисках искупления и прощения, то обдавала леденящим холодом, внушая мысли о том, что всё для неё давно потеряно, и её существование на самом деле именно такое бессмысленное и паразитическое, каким оно казалось ей в Назмире. В ней каким-то невероятным образом искреннее стремление быть полезной Отрекшимся, найти среди них друзей и знакомых, обретя новый дом в нынешнем Лордероне, уживалось со столь же отчаянным желанием забиться в самый тихий гнилой угол, какой только можно было отыскать в Тирисфале, и позволить призракам прошлого затопить своё сознание, подточить его окончательно, свести с ума, чтобы она могла вновь оплакивать свои потери и ненавидеть всех вокруг, включая себя, так же сильно и бездумно, как в тот день, когда Ледяная Скорбь вырвала душу из её мёртвого тела, превратив в злобную бестелесную завывающую банши. И сейчас ей как раз хотелось оказаться подальше от любых признаков цивилизации. Вопреки сказанному ею несколько минут тому назад, она понятия не имела, куда направляется. Покинув Брилл, она брела под усиливающимся дождём, куда глаза глядят, наугад выбирая направление. Ей хотелось без остатка раствориться в дождевых струях, если бы вдруг они действительно оказались настолько токсичными от остатков чумных испарений, чтобы убивать нежить. Она всё шла и шла, изредка глядя лишь наземь, но не вперёд. Хлюпающие под ногами грязные лужи неуловимо напоминали ей о Назмире, поистине отвратительном месте, главным и самым пожалуй весомым плюсом которого была как раз таки возможность затеряться, исчезнуть с чужих глаз, забыв за ненадобностью даже собственное имя. Давненько ей не было так паршиво. Душевные раны, в отличие от ран телесных, никогда не переставали болеть, самостоятельно вскрываясь прямо по грубым рубцам на, казалось бы, давно очерствевшей душе, стоило только кому-то или чему-то неосторожно задеть глубоко внутри невидимые струны памяти. В себя эльфийка пришла лишь тогда, когда окованный металлом носок ее сапога вдруг чувствительно ударился обо что-то твёрдое. Вокруг было настолько темно, что она, даже со своим «кошачьим» зрением, не могла разобрать, обо что именно споткнулась. Пришлось ей чуть приподнять голову, чтобы оглядеться. Судя по всему, она оказалась рядом с каким-то зданием, что высилось на многие метры над землёй, и сейчас стояла прямиком в отбрасываемой через её голову тени, настолько густой и темной, что поглощала и без того неважную видимость в дождливой ночи. Однако приглядевшись как следует, Тёмная Луна внезапно обнаружила, что вновь стоит у подножия уже знакомой башни. — Вот так дела! — не скрывая сарказма, вслух фыркнула она. — И кто бы мог подумать, черт возьми!.. Что-то во всём этом определенно было, правда, эльфийка вовсе не желала разбираться, что именно. — Лучшее место в мире, не иначе, а, Акари? — обратилась она уже к своей чешуйчатой спутнице. Ответа, естественно, не последовало. Но ей было достаточно и того, что питомица по-прежнему разделяет её невзгоды и скрашивает желанное вроде бы, но на деле так опостылевшее, одиночество. Они вновь вошли в башню и поднялись в старую караульню, стены которой, ещё хранили зыбкие отголоски тепла, постепенно рассеивающегося в прохладном воздухе, поступающем с верхней смотровой площадки. Да и сами камни, из которых был сложен очаг, оставались всё ещё достаточно прогретыми, чтобы быстро уступить бушующей снаружи непогоде и промозглому ночному холоду. Наскоро осмотрев помещение, Тёмная Луна обнаружила под одной из лавок небольшой запас дров и вязанку сухих прутьев для растопки. Внутри неё разлилось тихое, почти неуловимое чувство благодарности к человеку оставившему их. Она была практически уверена, что именно Вильмгуст перед уходом отсюда позаботился о комфорте тех, кто мог оказаться в этой башне после. Подобное было очень в его духе, как она успела для себя отметить за несколько часов их знакомства. Что ж, всё это к лучшему. Ведь её вещам, ей самой и её питомице нужна была основательная сушка после затяжной прогулки под проливным дождём. Заново развести огонь в очаге не составило особого труда, и как только стены тесной комнатушки заиграли желтовато-рыжими бликами, эльфийка, наконец, почувствовала себя немного легче. Тревога не покинула её окончательно, однако улеглась, задремала словно насытившийся зверь. Развесив и расставив у огня всё, что нужно было высушить, а затем дождавшись, пока Акари перестанет возиться и удобно устроится на полу поближе к камину, следопыт села рядом с питомицей, и, по укоренившейся обоюдной привычке, тут же была обхвачена хвостом равазавра и притянута в мягкое подбрюшье. Обнаруженного запаса дров, по её подсчётам, даже при самом экономном расходе, едва хватало на пару часов, но уж точно не на всю долгую ненастную ночь. Селенай была рада и этому. Пусть она и не страдала от холода и сырости в привычном для живых понимании, промокшей амуниции и одежде нужно было сухое тепло. Как и напитавшимся влагой бинтам на теле Акари. Босыми ногами, протянутыми к очагу, она ощущала разницу температур, но такого удовольствия, как когда-то при жизни, от посиделок у огня она давно уже не получала. Уютное потрескивание дров в очаге навевало дрему, а постепенно высыхающая прямо на ней одежда распространяла приятное тепло по телу. Чуть смежив веки, Селенай мягко поглаживала лежащий поперек её талии толстый чешуйчатый хвост Акари. От дождевой воды по обыкновению сухие и местами колкие чешуйки сделались более эластичными, но при этом опасно набухшими, способными расслоиться и отстать о кожи при малейшем неосторожном движении, так что тёмный следопыт в очередной раз за вечер упрекнула себя в том что позволила питомице так сильно промокнуть. Утром ей предстояло заново обработать обсохшего равазавра специальным бальзамирующим составом, сохраняющим целостность мумифицированных тканей, а может даже ещё и жиром зулдазарского илового речного чудища, если дождь на улице не прекратится. Глядя на свои руки, украшенные ярко-алой причудливой вязью орнаментов и символов, ползущих вверх от её запястий по предплечьям и плечам, обвивающих незримой, но крепкой словно сталь сетью грудь и спину, она всё ещё видела слугу Бвонсамди, презренную марионетку, что настолько не хотела расставаться с собственным существованием в подлунном мире, что даже пошла на откровенно кабальную сделку с Лоа Смерти. И пусть краска и была снаружи, на её коже, а не под ней, Селенай постоянно ощущала себя на коротком поводке, ведь готовивший её жрец Бвонсамди наверняка подстраховался и щедро приправил полученный ритуальный краситель зельем Шака, выжимающим из любых манипуляций с тёмным вуду абсолютный максимум эффекта. За рисунками, здесь, вдали от Назмира, ей тоже предстояло ухаживать самой, обновляя как минимум раз в месяц линии с помощью крошечного флакона и тонкой кисти, врученного ей Ханзабу перед отъездом. Когда-то временные ве-ве Тёмной Луны составляли головную боль её спутника, теперь же стали исключительно её проблемой. Её пальцы, оставив в покое хвост Акари, осторожно прошлись по собственному левому предплечью. Даже с закрытыми глазами она могла безошибочно повторить ход запутанных линий, ведь при прикосновении к ним кожу каждый раз чувствительно покалывало, как если бы она царапала её острой костяной иглой. На краткий миг сознание эльфийки захлестнула очередная странная иллюзия, настолько реалистичная, что Селенай оказалась не способна сразу отличить её от реальности. Словно это вовсе не её пальцы касались кожи, вызывая колкую дрожь, а она вновь полуодетой сидела на коленях у могучего зандалара, тщательно и сосредоточенно впервые выводящего на её коже алые знаки. Прерывистое дыхание Ханзабу касалось её обнажённой груди, а бёдра эльфийки плотно обхватывали мужские бёдра. Слишком близко, слишком интимно, черт возьми, для едва знакомых. Но уже тогда она подспудно понимала, что этим в недалёком будущем всё между ними не ограничится. Он наказал ей не дёргаться, дабы рисунок на её теле не пострадал и смысл уже частично нанесённой к этому времени вязи не исказился, но при этом сам то и дело позволял себе лишнее, скользя широкими обжигающе горячими ладонями по её спине и подтянутому животу, запуская пальцы за пояс штанов. Похотливое животное. Поведя бёдрами из стороны в сторону, Селенай отчётливо ощутила, как в её зад упёрлась чужая эрекция. Солидный твёрдый бугор, что теперь нескромно вжимался промеж её ягодиц, заставив невольно задуматься о размерах скрытых от неё за несколькими слоями ткани. На языке тёмного следопыта так и вертелась масса колкостей, но сама ситуация, что отдавала необычной горчинкой пикантности почему-то ей нравилась. Впервые за очень долгое время она так отчётливо ощущала мужское желание, объектом которого была она сама, её давно остывшее мёртвое тело. «Да ты, кажется, тот ещё извращенец, мон, — пронеслось в голове эльфийки. — Но с тобой, по крайней мере, не скучно». Однако неопределённой ухмылке не суждено было долго блуждать на её бледных губах. Закончив особо сложный фрагмент рисунка над её правой ключицей, жрец Бвонсамди снова нашёл чем её удивить. Внезапно притянув Селенай к себе за талию, он провёл влажным языком по её груди, настойчиво лаская аккуратный твёрдый сосок. Она оттолкнула его практически сразу, дабы не выдать прошедшую по телу напряжённую дрожь, и заодно рассчитывая получить внятное объяснение, но в итоге не услышала ничего кроме: «Давно хотел попробовать тебя на вкус». — Э’чута! * (зандали) — прошипела сквозь зубы довольно грязное ругательство Тёмная Луна, но в ответ раздался лишь тихий смешок… Видение прошлого отступило точно так же, как нахлынуло, оставив Тёмную Луну растерянно озираться в полутьме караульной, освещаемой лишь тлеющими в очаге углями. Она с трудом могла сказать, сколько именно прошло времени с тех пор, как её затянуло в транс. Кажется, её это начинало по-настоящему раздражать. Однако взглянув на расслабленно лежащую подле нее Акари, она мгновенно утратила большую часть своего раздражения. Судя по приглушённым звукам, доносящимся снаружи, на улице всё ещё лил дождь, а кромешная темень на лестнице, ведущей к смотровой площадке, говорила о том, что до утра оставалось ещё несколько часов. — Ну что же, самое время подремать, — негромко заключила тёмная охотница, поудобнее устраиваясь под боком у своего равазавра, и стараясь гнать от себя подальше мысли о только что заново пережитом и увиденном. Прошлое отчаянно не хотело её отпускать, однако она не готова была так легко сдаться. Вернуться в Назмир виделось ей худшим из зол, поэтому она намеревалась продолжить свою борьбу, сколько бы сил, средств и времени это не отняло. Она всего добьётся сама, как и всегда. Но перед тем, как позволить сознанию окончательно отключиться, Селенай вдруг подумала о Вильмгусте. Его бескорыстная доброта, доверчивость и искренняя забота о ней, грубой и токсичной, словно мутировавший штамм чумы, незнакомке, невероятно подкупали. Может быть, благодаря таким как он, этот мир и был тем местом, где хотелось бы остаться, даже побывав уже не единожды в холодных объятиях смерти, так заманчиво суливших покой, освобождение, искупление ценой собственной смертной жизни. Возможно, она была бы даже не против увидеть его ещё раз. Возможно… Но лишь новый день, которому ещё только предстояло, зародившись на востоке, разорвать первыми лучами солнца дождевые тучи над Тирисфалем, всё расставит по своим местам.