Потерянные ноты

2.

      Слишком быстро из хилого незнакомца Себастиан превращается в самого близкого друга. Слишком быстро из ночного кошмара Брок превращается в гранитную стену, защищающую музыканта от всего зла этого дурацкого мира. Во всяком случае, Себастиан так думал, но никогда бы не признался в этом своему новому и единственному другу. Почти брату.       За последние пару месяцев Брок понял две вещи. Первая — ничто уже не будет как раньше. Вторая — когда Себастиан пытается доказать свою точку зрения, он поджимает губы, выпучивает глаза и вздергивает брови, постоянно размахивая руками. Слишком активно размахивает руками. Это забавно. То есть Брок считает эту черту характера своего соседа забавной и одновременно раздражительной до желания ударить. А еще иногда Себастиан беспричинно злится на всех вокруг. И вот это раздражает по-настоящему. Райт не понимает, как с этим справляться.       В школе все складывается неплохо. Они учатся в разных классах, и почти всегда Брок поджидает Себастиана около кабинета. Иногда он тащит друга за школу, курит отвратительно горькие вонючие папиросы. Даже пару раз предлагал попробовать. Себастиан показательно кашляет и старается отойти подальше, зажимает рукой нос. Они ходят домой вместе каждый день, кроме тех редких случаев, когда Себастиан допоздна засиживается в музыкальном классе или в библиотеке. А иногда у Брока, все-таки сохранившего капитанский титул, появляются внеплановые тренировки. Вот как сегодня, например.       Себастиан узнает о тренировке друга за обедом. Он не расстраивается, не устраивает скандала, просто весь как-то сжимается и перестает улыбаться. Но не расстраивается. Нет. Он же не слабая девчонка, чтобы нуждаться в провожатом. Просто он не любит таких неожиданностей. — Прости.       Брок даже тянется потрепать его по волосам, но отдергивает руку. Знает ведь, что тому не нравятся подобные проявления заботы. Особенно в людной столовой. Себастиан кивает. Он принимает извинения, будто бы у него был выбор.       Музыкант бы посидел на трибуне как обычно, дождался бы, но завтра тест по математике. Надо идти домой, готовиться. Вот только стоит ему оказаться за углом школы, где Брок не может ни увидеть, ни услышать, он запинается о чью-то услужливо подставленную ногу и летит лицом на асфальт. Ноты, лежащие аккуратной стопкой в руках, разлетаются по земле. Себастиан морщится и тут же поднимается, отряхиваясь. — Наша принцесса где-то забыла своего рыцаря?       Голос резкий, с четкой интонацией омерзения. Гордый взгляд синих глаз только больше злит отморозков. Себастиан это понимает, но не умеет по-другому. Брок говорит — гордый до глупости. Друг считает это хорошей, но чреватой неприятностями, чертой. Когда Себ осознает, что от него не отстанут по-хорошему, предпочитает не сопротивляться. Быстрее отлупят, быстрее он попадет домой и сядет за подготовку к тесту. Обычно это всегда срабатывало. — Мы проиграли по твоей вине. Капитан вздумал заняться благотворительностью в виде тебя, а не игрой. Над нами теперь все смеются. И это все из-за тебя! — Причем здесь Брок? Может, вам просто нужно научиться играть в футбол?       Он толком не успевает пожалеть о своих словах, тут же сгибается от сильного удара в живот. Кашель рвется наружу вместе с криком. Если второе сдержать можно, то первое не выходит. Еще один удар приходится в нос. И Себастиан надеется, что он не сломан, хотя кровь заливается в рот, капает на светлую рубашку. Голова кружится. Мальчишка сжимает кулаки, готовясь ответить на следующий выпад, но не успевает. Кожа на губе лопается. Голова беспомощно откидывается назад. Ему хотелось верить, что нападавшие до боли сдерут свои костяшки об него — хоть какая-то месть. От очередного удара под дых он падает на землю и успевает лишь закрыть голову руками. Три пары ног безжалостно избивают несопротивляющегося подростка. Да, он посчитал. Перед глазами темнеет, и Себастиан цепляется за боль, чтобы оставаться в сознании. Он мысленно зовет Брока. Но его нет. Он не придет. Никто не придет на помощь маленькому беззащитному музыканту. Потому что нельзя быть таким слабым. Брок был прав. Как всегда. — Увижу с Райтом еще раз, закопаю прямо здесь. Обоих. Поняла, принцесса?       Себастиан не кивает, вообще не двигается. Решает, что лучше притвориться мертвым. Говоривший сплевывает ему на спину. Грин думает, что его сейчас вывернет наизнанку. От унижения жжет глаза. Ему нельзя плакать. Только не сейчас. Он заворожено смотрит, как тяжелый черный ботинок наступает на его пальцы. Боль застилает мозг. Он не кричит и не плачет — сдерживается до последнего.       Нападавших трое. Все старшеклассники из футбольной команды лучшего друга. Он не раз видел их на тренировках, когда сидел на трибунах, в ожидании пока Брок примет душ и переоденется. Если тот узнает о случившемся, бросит футбол, еще и драку затеет за его, Себастианову, поруганную честь. С Брока станется. Он же всегда его защищает. Как маленького. Как ту девочку, о которой так любит вспоминать бабушка, говоря о новом друге своего внука.       Когда они оставляют его истекать кровью в одиночестве, Себастиан позволяет себе выдохнуть. Непрошенные, злые слезы катятся по щекам. Ссаженную кожу щиплет от соли. Он шумно дышит и силится подняться. Получается не сразу. Он путается в собственных слишком длинных конечностях и хватается за кирпичную стену, прижимается головой — боль на мгновение утихает. Глаза слезятся и кроме собственной крови ничего не видно. Парень искренне надеется собрать разлетевшиеся в самом начале листы с нотами. Он писал эту музыку две недели. Для лучшего друга. Для Брока. Он хотел сыграть это на его дне рождения. Подонки забрали ноты.       От собственной беспомощности тошнит. Он тяжело сглатывает и убирает растрепанные волосы за уши. Возможно, стоило согласиться, когда сосед предлагал научить его драться. Но Себастиан предложил в ответ научить того играть на пианино и тоже не услышал ничего вразумительного.       Таким, плюющимся собственной кровью, еле стоящим на ногах и плачущим, его находит Брок. У обычно невозмутимого футболиста так бешено меняется выражение лица, что Себастиан определенно бы посмеялся, если бы не кашель, грозящий ему выплюнутыми легкими. Он баюкает пострадавшую руку и думает о том, что даже если удастся восстановить ноты, он не сможет играть еще неделю или две. Брок закидывает относительно здоровую конечность друга на плечи и пытается дотащить до школьного крыльца. Выходит откровенно не очень. Зато он с удивлением отмечает, что мальчишка не уступает ему в росте, даже немного выше. Тонкий и высокий — каланча. Брок не сразу понимает, что Себастиан не двигает ногами, а просто висит безвольной тушей, ухватившись за его шею. Подхватить тонкое тело на руки не сложно, сложнее удержать, когда это самое тело начинает бить озноб. И видимо из чистого упрямства Себастиан все еще пытается отодвинуться, вернуться к спасительной стене, чем делает себе только больнее.       Броку стоило бы скинуть его с лестницы еще раз, чтобы перестал брыкаться. Бросить и уйти. И больше никаких проблем. Но он не был бы собой, если бы так легко отказывался от дорогих людей. — А ну прекрати трепыхаться! — шипит на ухо футболист.       Брок потом объяснит ему, что гордость не страдает, если принять помощь от близкого человека. Даже если он несет тебя на руках, как девчонку. Себастиан отключается на минуту, а когда снова открывает глаза, прекращает дрожать. Сопит в ключицу и пытается не издавать унизительных хныкающих звуков. Вот же упрямый сукин сын. Крикни он хоть раз, его бы не успели побить так сильно — это единственное о чем думает футболист, поднимаясь по ступенькам в школу, поудобнее перехватывая свою ношу под коленками. — Кто это был?       В ответ тишина. Конечно, Себастиан не скажет. Никогда не станет рассказывать о своих неудачах. Себ бы и о драке не сообщил, если бы Брок не нашел его сразу после: прижавшимся к стене, в крови и слезах. Он сам с трудом подавил вопль ужаса. Хотя по лицу все равно понятно — винит во всем себя. Потому что не смог помочь, не успел, не услышал. Не проводил, в конце концов. Райт усмехается собственным мыслям. Себастиан не девушка — его не надо провожать. Его надо научить защищаться. Срочно. — Мы дождемся доктора, Себ. Не дергайся. Серьезные повреждения есть?       Брок наклоняется, сгружая музыканта на кушетку. Он кладет ему под голову свою сумку и садится рядом. Тон друга заставляет прекратить все попытки подняться. Когда Себастиан расслабляется, дышать становится легче. Заплывший глаз и разбитые губы совершенно его не красят. Иногда Брок думает, что слишком много смотрит на тощего мальчишку. Слишком много внимания обращает на перемену настроения и выражения лица. И вообще последние два месяца Себастиана в его жизни слишком много. Но он рад. Правда. Грин неуверенно моргает, смущенный пристальным взглядом, пробует пошевелить пострадавшей рукой. — Нет. Все хорошо, — и подумав, добавляет, — Они забрали ноты, Брок.       Столько сожаления в голосе. Ему важнее сохранность нот, чем собственной, почти невесомой тушки. Теперь трясет Брока. Опять эти дурацкие крючки стали причиной побоев. Он, в принципе, знал, что Себастиан и раньше прятал от него свежие ссадины и синяки, но никогда не чувствовал жалости. Его друг не был слабым, просто слишком творческим, чтобы уметь защищать себя. Но сейчас все иначе. Мальчишка бы умер там. Он действительно мог погибнуть. Брок думает, что было бы неплохо приложить Себастиана головой о стену, вдруг выветрится вся эта музыкальная чушь, за которую его постоянно бьют. А потом понимает, что нет, не вариант. Он любит, когда нескладный парнишка играет, отключаясь, забывая обо всем. Выпускает себя на волю. Он такой только с ним, с Броком. Именно поэтому он совершает очередную необдуманную глупость. — Я найду твои ноты.       Это не просто обещание — клятва. Брок говорит не о возвращении пропажи, а о мести. Он таки решил устроить драку за Себастианову поруганную честь. От осознания этой мысли музыкант криво усмехается и облизывает кровоточащие губы. У бравого защитника напрягаются желваки, сжимаются кулаки, и ясные зеленые глаза вмиг становятся темными. Это немного пугает, но Себастиан отмахивается от собственных мыслей. В конце концов, Брок не ребенок и тем более не дурак. Себастиану очень хочется верить, что его друг знает, что делает.       Когда в кабинете появляется врач, Брок уходит, слыша вслед негромкое «спасибо» и приступ удушающего кашля. Его трясет. И ужас, нахлынувший после того, как одна из девчонок принеслась на поле и завопила «хиляка бьют за углом», никак не хочет его оставлять. Он ведь первый ринулся, игру бросил — снова. И все равно не успел. Когда он спрашивал Себастиана, кто это сделал, то даже не надеялся услышать ответ. Этот глупый парнишка мог пережить все, что угодно, кроме жалости в свой адрес. Поэтому Брок нес его, гордо задравшего подбородок и щедро поливающего кровью их обоих, на руках, крепко прижимая к себе, и пытался не выдать собственного страха. Себастиан не сказал, кто это сделал и почему. Зато сказал, что нападавшие — «они» — забрали ноты. Броку не понять, как можно бить беззащитного, тем более целой кучей. Он хулиган, но хулиган честный и всегда старается поступать по совести. После знакомства с этим лохматым комком гордости — еще и по чести. Он бы не стал бросаться с кулаками на заведомо слабого и точно не стал бы звать дружков на помощь. Это ведь глупо. И если уж быть с собой совсем честным — скучно. Брок не знает, кто избил его лучшего друга, но он знает, что они забрали. Эта ниточка приводит его обратно на школьный стадион. Он хочет смыть чужую кровь и переодеться, прежде чем погрузиться в поиски обидчиков своего музыканта. Он больше не вздрагивает от этой простой фразы, мелькнувшей в голове — «свой музыкант». Привык за два месяца.       Ребята из его команды только что ритуальные танцы не устраивают вокруг разбросанных листов. Брок узнает значки и почерк издалека. На секунду задерживается, читая заголовок. От аккуратно выведенного «Брок. 17» потеют ладони. А потом он сжимает кулаки при виде сбитых костяшек одного из ребят и бьет Джареда Милтона по лицу. Ему всего 16, но он прекрасно знает куда ударить, чтобы было больно и не опасно. Старший брат не только быстро обучается врачебному дело, планируя стать настоящим доктором, но и уличный боец от Бога. Брок обязательно поблагодарит его за уроки. — Ты рехнулся, Райт? — рычит Джаред, поднимаясь с газона.       Милтон стирает кровь с губ, только больше размазывая. Ухмыляется. Он кивком дает понять двум другим парням, чтобы они не вмешивались. Его рот омерзительно искажается, и Брок замахивается еще раз. — Не смей трогать Себастиана, — снова удар, — Не смей приближаться к нему!       Его противник падает и в итоге теряет сознание под нескончаемыми ударами. Брок будто бы не замечает этого, продолжает превращать лицо Джареда в кашу. Ему противна сама мысль, что этот подонок прикоснулся к его лучшему другу, что причинил ему столько боли. В нем кипит ярость и ненависть, щедро приправленные чувством вины. Он не смог сдержать неоговоренного обещания — защищать тощего пианиста. Ему кажется, что голова раскалывается на части, когда двое стоящих без дела парней швыряют его на скамейки. Питеру и Генри надоело бездействовать. В тот момент он им почти благодарен. Сидеть за убийство такой падали, как Милтон, ему совсем не улыбается. — Твоя обязанность играть. Вот и играй. А свои эти штучки брось! Вон девчонок вокруг сколько. Любая с тобой ляжет, — Джаред поднимается с земли, — Еще раз увижу с ним — убью обоих. — Ты это ему сказал? — возмущение сменяется истерическим смехом, — Назвал его педиком, прежде чем забить до полусмерти? По себе судишь, Джей?       У Милтона нехорошо сверкают глаза. И Брок понимает — ему конец. Его богатое воображение подкидывает ужасающие картинки недавней драки, последствиям которой он был свидетелем, но страха нет. Он подбрасывается, весь напрягается. Брок готов бить эту наглую улыбающуюся рожу весь день. Ярость, исказившая лицо, на секунду приводит в замешательство хулиганов. — Таких, как вы, отстреливать надо, — скалится Генри. — Он мой лучший друг, идиоты. Почти брат.       От безысходности щиплет глаза. Удар слишком сильный. Питер не щадит подростка, пинает со всей силы в живот, так, что Брок начинает задыхаться. Он не может подняться на ноги, поэтому собирает последние силы, чтобы остаться на коленях. Его слегка ведет и появляется ощущение, что лучше заранее попрощаться с обедом. Брок Райт — сильный парень. Часто дрался, имел опыт и неплохой навык, вот только один, против троих — глупая затея. И перед тем как отключиться, он надеется, что колену Джареда больнее, чем его носу.       Когда Брок приходит в себя, нападавших уже нет. Он мысленно клянется, что сделает все, чтобы из-за них больше никто не пострадал. Кровь капает на ноты. Они их не забрали. Приходится вытереть нос куском рубашки, чтобы не испортить чужие труды. Скажи ему кто полгода назад, что Брок Райт будет подставляться ради дурацких непонятных закорючек, он бы покрутил пальцем у виска и продолжил пинать мячик. Сейчас это не выглядит так смешно, как полгода назад. Он собирает дрожащими руками злополучные записи и поднимается на ноги.       Домой нельзя. Мама будет в ужасе от внешнего вида своего младшего сына. Не хочется ее нервировать лишний раз. Брок не раздумывает долго, стучится в знакомую дверь. Тишина. Серьезная кровопотеря сказывается вполне предсказуемо. Парень тяжело оседает на холодный бетон, облокачиваясь на стену. Ему больно и смешно. Беспомощность заразна. Прямо как глупое упрямство и гордость. Он практически ненавидит своего нового друга. Всего на секунду, но всерьез.       Дверь распахивается бесшумно. Подавленный возглас обжигает слух, почему-то заставляет улыбнуться, обнажив окровавленные зубы. Картина не из приятных, наверное. Волосы щекочут кожу, когда Себастиан втаскивает Брока в квартиру. Тот удивляется наличию силы в хрупком теле, но не подает виду, послушно идет за хозяином жилища.       Ванная маленькая и неудобная. Они сталкиваются конечностями под дружное болезненное шипения друг друга. Брок садится на край ванны, стаскивает изорванную рубашку. Чуть слышно чертыхается, когда желтоватые листы, заправленные за пояс брюк, рассыпаются по полу. Себастиан собирает их бездумно, а когда осознает, поднимает восхищенный взгляд на друга. — Больше не теряй их. Меня надолго не хватит, — усмехается Брок.       Себастиан не отвечает. Просто кладет собранное аккуратной стопкой на ящик и забирает из чужих рук рубашку. Брок искренне старается не просить о помощи, хотя соблазн очень велик. Но что он скажет? Помой меня, пожалуйста? Музыкант будто чувствует что-то. Ему меньше всего на свете хочется, чтобы Брок почувствовал себя беспомощным. Тем более, когда он стал таким из-за него. Точно, рыцарь.       Кровь и грязь отмыть получается не с первого раза. От мыла щиплет ссадины. В сливе кровавый водоворот. Его все-таки выворачивает наизнанку над унитазом. Столько крови даже ему в новинку. Сквозь шум воды он слышит, как Себ возится на кухне. Хотя бы мысленно надо привыкнуть так его называть.       Кто-то топчется у дверей в ванную комнату. Брок выключает воду, открывает дверь и видит взволнованного брата с медицинской сумкой на плече. Крис без вопросов осматривает повреждения, треплет по голове и разрешает остаться на ночь у соседа, раз его бабушки все равно нет. Обещает ничего не рассказывать матери и уходит, оставив обезболивающее на двоих.       В комнате пахнет лекарствами и яичницей. Себастиан сидит за пианино, вглядываясь в заляпанные кровью ноты. Поврежденные пальцы перебинтованы, и Брок жалеет, что не придушил Милтона. Одной рукой играть неудобно. Себастьян часто сбивается, ругается сквозь зубы и у него слишком расстроенный вид. Брок не любит расстроенных людей. Он не знает, как их утешать. С Себастианом все иначе. С ним легко. С ним просто надо говорить. А еще можно сесть и попробовать повторить плавные движения музыканта над клавишами. — Знаешь, они решили, что мы с тобой пара, — как бы невзначай говорит Брок. — Я знаю, — мальчишка пожимает плечами, — Джей назвал меня принцессой. А тебя — моим рыцарем. — Из меня вышел бы шикарный рыцарь, а? — он играет мускулами, красуясь, — Я хорошо его отделал. Он больше не подойдет к тебе. Обещаю.       Брок садится рядом, задевая содранным локтем парнишку, болезненно морщится, а потом притягивает к себе худое тело и обнимает. Тепло, крепко. Зарывается руками в волосы и пытается не думать об их мягкости. Нахлынуло все пережитое, не смог сдержаться — отличное оправдание. Вот только как оправдываться перед самим собой он не решил. — Я испугался, Себастиан. Мне казалось, что я не успел. А потом, уже после, меня так трясло. Думал, все, случится инфаркт. Милтону досталось. Я ему чуть череп не размозжил. Я так испугался за тебя. Себ, я идиот. Эмоциональный идиот. Что ты со мной делаешь?       Брок шепчет последнее уткнувшись в чужую макушку. Он дрожит и действительно напуган. Хорошо, что Себастиан не вырывается, как обычно. Слушая сбивчивую речь друга, музыкант затихает, осторожно кладет здоровую руку на спину, успокаивая. Только возмущенно сопит, когда чувствует чужие губы на виске. Брок тут же отпускает его, решив, что сделал больно. В какой-то степени, он прав. — Ты — мой лучший друг, Брок. А у него нет друзей. Он не понимает, как можно быть настолько близким кому-то. И при этом… Ты понял. — Я-то понял. А ты покраснел.       Взлохматить собранные в узел волосы привычным жестом и улыбнуться — Брок всегда умел разрядить обстановку. Но был еще один вопрос, который никак не давал ему покоя. Тянуть больше нельзя. Ему скоро 17 и последний школьный год. А Себастиану 16 в августе и два года учебы в школе, где каждый второй стремится подставить ему подножку, оскорбить и унизить. — Я буду учить тебя драться, Себ. И без возражений.       Он и не собирается возражать, улыбается весело, предвкушающее, и снова начинает играть. Одной рукой. У него ничего не получается. Себастиан сбивается и тихо проклинает слишком наблюдательного Джареда Милтона. Он не знает, но Брок думает о том же, когда пытается помочь поддерживать мелодию.       Больше к нему никто не пристает, только бросают странные взгляды, когда он появляется на трибунах во время тренировок. Брок усмехается, видя неловкость друга. Ему плевать на разговоры за спиной. Пусть хоть поженят их, честное слово. Его это не волнует. Все игры заканчиваются со счетом в их пользу. От девчонок нет отбоя. И будь возможность, капитан команды испробовал бы их всех. Он каждый вечер проводит с разными девушками. Однажды, видимо, забыв расстаться с предыдущей «дамой сердца», получает звонкую оплеуху прямо на поле. Громкое «Райт, ты подонок» почему-то заставляет покраснеть Себастиана.       Очередного жизненного урока хватает ненадолго. Уже через неделю ночные гулянки продолжаются. Сегодня Себастиан видит его с Мэри, завтра с Карли, послезавтра с Брендой. Чтобы Брок не творил, девушек рядом с ним меньше не становится. Его обаяние подкупает любую, даже самую серьезную особу. Себастиан ненавидит этих накрашенных куриц, которые вьются вокруг Брока. От чистого сердца ненавидит.