Потерянные ноты

8.

      Что Брок слегка придурковатый, Себастиан понял давно. Но в том, что его друг совершенно безумный, убедился только сейчас. Именно в тот момент, когда Райт хватает его за запястье, встречая на крыльце Джульярдской музыкальной школы, и тащит в неизвестном направлении. У него на щеке красуется свежая ссадина, в уголке рта запекшаяся кровь. Два часа назад у него закончились лекции и вместо того, чтобы поехать домой, он успел ввязаться в очередную драку, а потом притащился в таком виде к учебному заведению Себастиана. Какой кошмар! — Я тут подумал… — Мне уже страшно! — О, заткнись, — Брок пихает его локтем в бок, — Мы ведь с тобой никогда не сможем пожениться, рассказать о нас друзьям, носить фотографии друг друга у сердца, завести семью. Черт, мы вообще ничего не можем. Но так хочется, чтобы было что-то такое официальное. Знаешь, что-то такое, чтобы часть тебя всегда была со мной. — Ты собственник, у которого взыграло чувство принадлежности. Но я с тобой солидарен.       Брок кивает, достает из кармана лист чертежной бумаги и отдает другу. Тот внимательно разглядывает рисунок и уже смутно догадывается, что задумал безумный инженер-недоучка. Неровно выведенный на желтой бумаге скрипичный ключ заставляет сердце сжиматься. «Чтобы часть тебя всегда была со мной» — а его частичкой в понимании Брока являлась музыка. — А ты романтик! — удивленно говорит Себастиан. — Нет, малыш. Скорее собственник. — Так ты хочешь это… на меня? — осознание внезапно пугает, и голос подводит. — И на себя. Да.       Брок хлопает его по плечу, радуясь смущению, сковавшему музыканта. Пока они едут на автобусе, Райт с упоением рассказывает, как они дошли до жизни такой. Сначала он нашел надежного человека, который не станет распространяться о наличии у двух парней одинаковой татуировки на левой лопатке. Выбрать идеальное место оказалось проблематично. Хотелось, чтобы все знали об этой своеобразной метке и, в тоже время, чтобы никто ее не видел — безопасность превыше всего. Он выбирал целый месяц, как раз с того самого дня, когда они открылись друг другу. Броку несколько ночей снилась сильная спина, бледный шрам на загорелой коже и подтяжки, идеально повторяющие контур мышц.       может проснуться. Иначе никак не объяснить, почему происходящее похоже на начало фильма ужасов. Брок привел его к заброшенному складу. То есть на первый взгляд он был заброшенным. Внутри горел свет, и мельтешили люди, а у входа девицы с начесом и яркой помадой разговаривали с каким-то парнем, высунувшимся в окно машины. Кажется, он протягивал им деньги. Себастиана передергивает от отвращения. — Только не говори, что ты привел меня в притон. — Хочешь уйти отсюда живым, держи язык за зубами, — спокойно сообщает Брок.       В этот момент Себастиан понимает, что Брок окончательно сошел с ума на почве их непростых отношений. И теперь они действительно стоят посреди темного складского помещения, служившего притоном для разного рода отбросов общества. Их окружали голоса: кто-то пел, кто-то смеялся, кто-то стонал. Пожалуй, это будет самым странным поступком Грина за все 18 лет жизни. В тот момент он еще не знал, что здесь же проходят нелегальные бои, звездой которых был брат Брока, а после и сам Брок.       Какой-то мужчина выплывает из темноты, направляется к ним. Лысина бликует в неровном свете ламп. Он подводит их к столу. Брок первым садится на табурет, спиной к незнакомому человеку. Когда у того в руках появляется игла, Себастиан тяжело сглатывает. Ему никогда не нравились иглы. Нет, конечно, он не боялся уколов, но без необходимости подставляться под них не хотел. Сейчас, видимо, была необходимость поддержать романтический порыв парня, обычно скупого на проявления нежных чувств.       Друг с силой сжимает его ладонь, после того, как лысый промывает кожу спиртом и извлекает из кармана баночку с черной краской. Наверное, это тушь. Себастиан не уверен. Мужчина что-то неразборчиво бормочет, рассматривая рисунок. А потом подносит иглу к пламени спиртовки и спрашивает: — Куда? — Лопатка. Левая.       Голос слегка дрожит, но Брок сильнее сжимает холодную ладонь и старается держать лицо. Он будет сильным за них обоих, потому что Себастиан медленно бледнеет на глазах и вздрагивает вместе с ним от первого прокола.       Кровь щекочет бок. Рисунок небольшой — черный скрипичный ключ размером с ноготь в окружении покрасневшей кожи. Брок считает, что оно того стоило, а потом на его место садится уже совсем позеленевший Себ, и сомнения в правильности этой затеи появляются сами собой. — Смотри на меня, Бастиан, — твердо произносит Брок.       И Себастиан слушается. Смотрит, не дыша, отвлекаясь от жгучей боли. Райт ловит нечитаемый взгляд синих глаз. Лысый человек кладет руку на шрам, разглаживая кожу, вгоняет иглу с краской, так, что парнишку перетряхивает.       «Совсем не умеет терпеть боль», — думает Брок, сжимая зубы от злости на самого себя за дурацкую идею.       Тонкие пальцы вцепляются в предплечье. Появляется мысль о завтрашней игре за честь факультета. Все будут разглядывать отпечаток пятерни, оставленный Себастианом. Но оно того по-прежнему стоит, поэтому он легко накрывает судорожно сжимающийся кулак свободной рукой и продолжает смотреть в темнеющие глаза.       Лопатку саднит, поврежденная кожа чешется под бинтом. И Брок почему-то думает, что именно так должно ощущаться, когда кто-то пытается пробраться к самому твоему сердцу через плоть. Такие мысли пугают. Они ему не нравятся. И в тоже время согревают, заставляют щеки покрываться румянцем. Часть Себастиана теперь навсегда принадлежит ему, а часть Брока — Себастиану. — Деньги.       Голос у лысого мужика такой же неприятный, как и лицо. Брок протягивает ему мятые купюры. Тот кивает, просит не снимать бинты до завтрашнего дня, «иначе попадет какая-нибудь зараза и‚ вы, пидоры, до свадьбы точно не доживете». Обидеться не получается. Себастиан только хмыкает на подобную реплику — хорошо, что не содомиты — и спешит покинуть полуразвалившийся ангар. — Надеюсь, ты достаточно потешил свои собственнические инстинкты, придурок, — бурчит Себ, застегивая рубашку.       Они добираются до дома почти час. В переполненном общественном транспорте с поврежденной спиной, когда каждый норовит тебя толкнуть и задеть — худшая поездка в их жизни. — Надо промыть, — тихо говорит парнишка, стягивая свою рубашку. — Ты что! Нельзя! Краску вымоешь. Там же все проспиртовано. Не бойся.       Брок легко избавляется от футболки. Последнее, чего им хочется, чтобы родители увидели окровавленную одежду. Не поймут. Даже пожилая Аманда Грин не оценит трепетных чувств и полет фантазии футболиста. Она все еще единственная, кто защищает их. О Джареде Милтоне вспоминать совершенно нет необходимости.       Бинты быстро пропитываются кровью. Делать перевязки Себастиан научился практически сразу, после их знакомства, а Брока учил брат, поэтому наложить мазь и сменить повязку не представляет труда.       Себастиан черкает в блокноте, грызет карандаш и недовольно хмурится. Брок сидит на подоконнике, курит. Он редко так делает в присутствии пианиста, тем более в его доме. Сейчас парнишка не ощетинивается, почуяв запах табака. Сидит тихо, склонившись над бумагой, и не обращает никакого внимания на присутствие Брока.       Тот выдыхает в форточку облако едкого дыма. В голове бардак. Проблемы в университете, на работе неспокойно, ходят слухи о сокращении, теперь еще зудит левая лопатка. Брок чертыхается, соскакивает на пол с кошачьей грацией. Целует красивую спину чуть выше бинта, и забирается на кровать, устраивая голову на бедре Грина, подаваясь под ласкающую ладонь. — Сочиняешь? — У нас творческий конкурс для первокурсников. Я бы хотел принять участие. Профессор говорит — есть шанс. — Ты справишься. У тебя же талант, — уверяет Брок.       Впрочем, прямо сейчас он не настроен терпеливо ждать, пока друг допишет нотную строку. Блокнот летит на пол. Себастиан хохочет и, заваливаясь назад, ударяется головой об изголовье кровати, потому что Брок принимается пересчитывать его ребра. Щекотка быстро прекращается, а замерший на постели музыкант не может отвести глаз от ярко-алых искусанных губ. Броку не знаком этот взгляд — проницательный и нежный, неуверенный, растерянный даже. — Бастиан, — шепчет он.       Парнишка вздрагивает. Моргает и тянется обнять. Скользит по плечам, задевая бинт. Цепляется за руки, будто утопающий за спасательный круг. Страх в каждом движении. Брок не знает, что делать. У него за плечами богатый опыт подобного общения с прекрасным полом, но как успокоить напуганного собственным желанием парня он не представляет. В голове роятся множество пошлых мыслей. Вот только пошлости здесь не место. Она хороша для быстрого снятия стресса в подворотне у бара. А тут так нельзя. Здесь надо любовью брать, не бездушной страстью. Поэтому он убирает челку со лба, заглядывая в глаза, и боится вздохнуть. А потом просто целует приоткрытый рот.       Распластавшийся под ним Себастиан молчит. Доверчиво подставляет под поцелуи шею, ключицы. Позволяет стащить с себя майку. Выгибается навстречу прикосновениям. Чуть улыбается. Дышит тяжело, загнанно. Брок считает его красивым и, кажется, говорит об этом вслух, , потому что щеки музыканта заливает краска. Он закусывает губу, смешно морща нос, когда поцелуи опускаются ниже. Щекотно, наверное.       Брок не успевает понять, что пошло не так. Себастиан просто сталкивает его с себя и сбегает из комнаты, не сказав ни слова. И откуда только силы взялись. Очевидно, побег завершился в ванной. До ушей доносится звук льющейся воды и тихие ругательства. Брок возбужден и взволнован, и мозг категорически отказывается соображать. Скорее всего, он перешел границу, о которой ему никто не потрудился сообщить. И Брок хочет постучаться головой об стену от собственной глупости и бессилия.       Себастиан нагло игнорирует стук в дверь, плещет в лицо ледяной водой, пока зубы не начинают стучать. Он сам не понимает, почему колено, осторожно вклинившееся между бедер, привело его в такой ужас, что сбежать из спальни показалось лучшей идеей. Ему стыдно за свою трусость. Он не хочет видеть никого, особенно собственное отражение в зеркале. Алеющие щеки и шальные глаза не дают ответа на вопрос.       Открыть дверь все равно приходится, так как еще минута и ничего не понимающий футболист вынес бы ее одним сильным ударом. — Прости.       Себастиан прячется за полотенцем. Трет лицо, будто старается стереть смущение. Брок не удостаивает его ответом. Притягивает к себе. Обнимает по-медвежьи, крепко, тепло, словно защищая. Целует в макушку, трется носом. — Видимо, просить прощения должен я, — он улыбается, не выпуская парнишку из объятий. — Нет! — Себастиан отходит на шаг, — Нет. Все хорошо. Просто перенервничал. Кажется, я еще не готов быть с тобой…так. Прости.       Теперь Брок думает, что побиться головой об стену все-таки было бы неплохо. Как можно быть таким слепым идиотом? Он все еще ненавидит себя, но теперь хотя бы понимает, что случилось. А с этим уже можно было работать. В конце концов, утешать внезапно испугавшихся близости девушек он умел. Значит, с лучшим другом точно справится. — Так значит, с Моник… — отчего-то закончить не получается. — Нет, — музыкант мотает головой, — Целоваться-то сложно было. Воображение постоянно рисовало тебя. Тащить ее в постель совсем не хотелось. Мне казалось это нечестным по отношению к ней. — Так вот как ты меня представляешь, — усмехается Брок, — Под собой.       Себастиан отчего-то его веселья не разделяет. У него даже грудь идет красными пятнами. Брок выхватывает из рук спасительно полотенце, не позволяя спрятать лицо. Ему безумно нравился смущенный пианист, не знающий, куда пристроить оказавшиеся свободными руки. Он верит, что увидит его таким еще не раз, но на сегодня экспериментов достаточно. — Идем спать. Уже поздно, — в ответ на вопросительно вскинутые брови он улыбается, — Сегодня я сплю здесь. И на кресло я не согласен.       С ним не спорят, даже не разговаривают, покорно покидают небольшое кафельное убежище и бредут обратно в спальню. В темноте раздеваться совсем не страшно — все равно ничего не видно. Они ложатся по разные стороны, будто сознательно избегая прикосновений. Себ засыпает почти сразу, измученный незнакомыми чувствами, страхом и болью.       Первая, проведенная вместе ночь. Брок хочет ее запомнить, зарисовать в подсознании до мельчайших подробностей. Долго не засыпает, погруженный в свои мысли. Он обещает себе, что больше не будет спешить. Но все еще удивлен внезапно открывшейся правдой. Он ведь и забыл, почему его друг расстался с Моник. Брок наблюдает, как размеренно поднимается грудь Себа под растянутой футболкой. Улыбается ощущению тепла и уюта.       Спать в одной кровати с Себастианом сомнительное удовольствие. Он ерзает, постоянно пинается и все время норовит забросить свои конечности на Брока. В итоге он практически полностью оказывается лежащим на своем лучшем друге. Жмется лбом к плечу, елозит беспрестанно и умильно сопит в шею. Он спит на нем всю ночь, больше не шевелясь. Когда солнце окрашивает потолок в розовый цвет, Брок засыпает, прижимая к себе сопящего, что-то говорящего во сне, Себастиана.       Они не замечают, как приоткрывается дверь, как осторожно проходит по комнате, запинаясь о разбросанные ботинки, миссис Грин, как поднимает с пола сброшенное Себастианом одеяло и укрывает их обоих. Просто вдруг становится теплее, и перестают мерзнуть пальцы на ногах.