Потерянные ноты

25.

      Их «всегда вместе» длится около четырех месяцев. За это время часть майора Чейза перебрасывают в Германию, под самый вражеский нос. Себастиан все так же спит в чужой палатке, но больше никто не задает вопросов. Брок ходит за ним тенью, готовый броситься на любого, кто покажется ему неподходящей компанией для Грина.       Себастиан пишет бабушке письма каждую неделю. Он пишет о войне, о товарищах, о русских танках, которые похожи на огромных разъяренных зверей, о том, что ему хорошо с Броком, что лейтенант его защищает. Но он ни разу не упомянул о том, что случилось в лесах Нормандии. Себ нумерует письма. Он знает, что они идут не по порядку, но в каждом неизменно повторяет, что у них все прекрасно. Брок не мешает ему врать. Пусть делает так, как считает нужным. В конце концов, он тоже не видит смысла волновать старушку лишний раз. Собственно, сам Себастиан думает так же.       Сержант уходит с головой в войну. Он не видит вокруг себя ничего. Старается ничего не видеть, но порой наталкивается на жалостливые взгляды: произошедшее не укрылось от вверенного ему взвода. Порой доходит до абсурда. У них затишье, а Себастиану не сидится спокойно, он требует, чтобы его прикрепили снайпером к разведке. Чейз не спорит. Встречает тяжелый взгляд Брока, отвечает тем же, но соглашается. Пусть воюет, коли хочется. Людей не хватает, а у этого энергия радугой из задницы.       В итоге, однажды разведка притаскивает одного немецкого офицера, чьи знания оказываются очень полезными. Это происходит не без помощи Себастиана. Ему объявляют благодарность. Брок гордится своим сержантом. Должен гордиться. Но в момент, когда парнишке вручают очередной орден, в груди лейтенанта поселяется страх.       23 октября американские войска входят в Ахен. Он становится первым немецким городом, захваченным силами антигитлеровской коалиции. Бои за город не стихают несколько дней. Немецкая армия отступает с колоссальными потерями. Солдаты базируются в разрушенных домах. Райт отхватывает себе одну из лучших комнат. В ней даже сохранился водопровод. С утра Чейз самолично приносит им важный приказ прямиком от генерала. У Себастиана такое лицо, словно у него отбирают самое важное, но в тоже время предлагают что-то незаменимое. Он обдумывает решение ровно три секунды. Брок считал. — Я вернусь, — шепчет Грин.       Райт впервые всерьез злится на своего лучшего друга. Угораздило же его стать одним из самых успешных и опытных снайперов в этой части континента. Но ведь никто не знал, что это означает индивидуальные операции, которыми не будет руководить почти родной майор Чейз. Брок целует мягкие губы. Старается улыбнуться. Укладывает в рюкзак часть своего пайка. Себастиан подходит тихо, обнимает со спины. Он стягивает с шеи цепочку с жетонами. Под непонимающим взглядом Брока, снимает один и тянется к цепочке лейтенанта. Он возится минут пять, а потом возвращает все на свои места. Брок всматривается в железки на груди. «Брок Райт» и «Себастиан Грин». Тут он понимает, что Бас отдал ему один свой жетон и забрал один его. Они обменяли жетонами, как молодожены — кольцами. — Чтобы ты знал, что я всегда рядом, — объясняет Себ.       Себастиан необходим для участия в наступлении американцев в районе Меца. Снайпер с таким опытом и послужным списком будет незаменим. Машина приходит за ним через три часа. Себастиан обнимает Брока, ерошит короткие волосы. Энтони появляется на пороге внезапно. Смеется, говорит, что будет скучать по голубым объятиям своего многоуважаемого сержанта. И кстати, он временно будет исполнять его обязанности, что Фишера очень радовало. Себастиан залезает в машину. Не оборачивается. Брок смотрит ему вслед, как брошенный пес, своими огромными зелеными глазами. Выглядит лейтенант жалко. Тони получает за свои комментарии предупреждающий рык и замолкает. — Мец — это где? — спрашивает лейтенант. — Это столица Лотарингии. Там было очень красиво. До войны, — задумчиво отвечает капрал.       Через час приезжает еще одна машина, что становится полной неожиданностью для майора Чейза. Она забирает Фишера и весь отряд сержанта Грина. Кроме Брока. Он остается в части. Ведь Райт не часть отряда, он командир целого взвода. Он не должен покидать своих людей.       Мец — красивый старинный городок расположенный у слияния двух рек Мозель и Сейль на северо-востоке Франции, столица французского региона Лотарингия. И с 1940 года этот регион принадлежал немецкому правительству. Так было написано в справочнике, который Энтони купил у кого-то из местных до переброски в Германию. Дорога во Францию знакома до боли. Они ее только что языком не вылизывали. Хотя Фишер не был бы в этом так уверен. Он вообще чувствовал себя глупо, пересекая границу Люксембурга, возвращаясь в разоренную войной «страну лягушатников».       Себастиан спал, обнимая свою вечную спутницу, специально выданную для этого задания новенькую винтовку с шикарным прицелом. Остальные бойцы тихонько переговаривались. Волнуются. Боятся. Слишком переполошенные для успешного проведения операции.       Безмятежный сон сержанта обрывается взрывом. Немцы закидывают колонну подкрепления гранатами. Атаки бесконечны. Они, как головы гидры. Уничтожаешь один взвод, на его месте меньше чем через час возникает новый. Продвижение войск к городу затягивалось из-за многочисленных потерь и труднопроходимой местности. Немцы не собирались бросать занятую ими крепость без сопротивления.       В ночь на 9 ноября начинается наступление на Мец. Первые дни их преследовали неудачи. Поражение шло за поражением. Плохая подготовка, нехватка боевых единиц и слишком растянутый фронт мешали сконцентрировать силы против отчаявшегося врага. Точечный огонь немецкой артиллерии помешал наведению моста через Мозель, и в течение трех дней американцы оказались беззащитны.       У пехоты не было танков и крупнокалиберной противотанковой артиллерии. У пехоты и пехотинцев то было немного. Большая часть была перебита на подходе к городу. Это были страшные три дня. Себастиан и его ребята упорно отбивали атаки немецкой пехоты. Им очень повезло, что у них тоже не было танков. Зато у врага были люди и безвыходность положения — им было некуда отступать.       Потери были огромны. За три дня боев Грин потерял треть вверенных ему солдат. Лицо Энтони озаряется окровавленной улыбкой. Капрал прячется за стену от пулеметной очереди. Он успел поймать две пули. Вытаскивает их самостоятельно, цедит сквозь зубы: — Как думаешь, мне повезло, потому что я красавчик?       Фишер рвет зубами бинт. По руке течет кровь. Горячая, вязкая, остро пахнущая железом. Капрал заметно зеленеет от кровопотери. Он затягивает повязку, задирает нос, паясничает. Шутит все. Себастиан веселья не разделяет, хотя отлично понимает, что если потерять чувство юмора, то можно будет только рыдать. Взахлеб. Пока не пристрелят к чертям. — Он увидел твою страшную рожу и пожалел. Подумал: он и так страшный, еще убивать его. Не захотел тратить патроны, — в тон ему отвечает сержант, перезаряжая свой пистолет. — Давай, снайпер. Вали. Прикрывай нас.       Энтони смеется, кидает в командира остатками бинта. Себастиан уходит. Он ловко лазает по развалинам, как обезьяна. Тони невольно ему завидует. Акробат несчастный. Залег, не видно, не слышно. Случись что, они даже не узнают. Он вертит головой, загоняя подальше невеселые мысли. Нацепляет улыбку и поднимает уставших бойцов. —Встаем поросятки! Пора надрать эти фашистские задницы.       Американские войска окружили Мец. Он представлял собой старую надежную крепость. Немцы оставили внутри тех, кто не мог вести бои при отступлении. В основном стариков и раненых — обузу. Несмотря на то, что оставшиеся были признаны немецкой армией обузой, американским солдатам удалось захватить командный пункт только 21 ноября.       Дни сменяли друг друга незаметно. Тони не смог бы точно сказать, сколько они уже здесь. На землю опускаются первые снежинки. Начинает зима. Дует холодный ветер. Он пишет письмо жене, домой. Говорит, что едет обратно в Германию. И до полного разгрома фашистов останется там. Обещает прислать фото со ступеней захваченного Рейхстага.       К нему подходит медсестра. Молоденькая девочка. Старому солдату страшно становится встретить такую на войне. Он часто видел, как такие вот девочки таскали на себе мужиков вдвое больше себя под пулеметным огнем. И бойца тащит и его оружие, а сама весом в сорок килограмм. Дети должны быть вдали от разборок взрослых — за это он сражается. Девушка осматривает раны, улыбается устало. Энтони благодарит ее за заботу, вновь погружается в написание письма. Его кто-то треплет за плечо. — Где сержант Грин, капрал? — Не знаю, сэр. Не видел с построения, — чеканит Фишер, вытягиваясь в струнку под тяжелым взглядом полковника. — Вольно, солдат. Собирай своих. Вам больше нечего здесь ловить. Пора возвращать вас к Чейзу. Он уже замучил всех своим беспокойством. Мамаша хренова. — А сержант? Вы тоже не видели его? — Его больше нет, капрал. Это мы нашли у пленного фрица.       Полковник вкладывает ему в ладонь цепочку с двумя жетонами. «Брок Райт» и «Себастиан Грин». Тони усмехается. А потом внутри что-то обрывается. Сержанта больше нет. Он смотрит в спину удаляющемуся полковнику. Он бежит за ним, расталкивая прохожих. Кричит в след. Ему отвечают, что сержант армии США Себастиан Грин пропал без вести, жетоны забрали у немца, окровавленную винтовку нашли, но позиция была пуста. Есть приказ, запрещающий любые поисковые операции, ибо людей не хватает.       Тони плетется в казармы. Ноги не слушаются. Язык отказывается шевелиться. Резь в глазах только усиливается, когда он замечает обеспокоенные взгляды своих парней. Он сильнее сжимает в ладони чужие жетоны. Нельзя командиру реветь перед собственным взводом. Ему вообще реветь нельзя. Все-таки мужик сорокалетний, а не школьница мягкосердечная.       Солдаты обступают его. Он не знает, как им сообщить. Молодой сержант был для них не просто командиром, а братом, хорошим другом, отцом. Врачу сложно сообщать семье о смерти родного человека. Так же ему сейчас сложно сообщить взводу о гибели их командира. Тони чертыхается. Он вообще не обязан им ничего говорить. Пусть топают в штаб и там все узнают. Чертов сержант Грин и его чертовы цыплята. — Пакуйте чемоданы, ребята. Возвращаемся в Германию. Майор Чейз волнуется.       Парни замирают. Открывают рты, будто хотят что-то спросить, но не решаются. Тони мелочно надеется, что они вообще не заметят отсутствия всего одного человека. Он неплохой. Нет. Просто он очень устал испытывать боль за свою долгую жизнь. Его долг рассказать им правду, как бы тяжело не было. — Я сказал, собирайтесь! — приказывает он. — Где сержант? — несмело спрашивает кто-то. — Его больше нет.       Капрал демонстрирует им жетоны. После убирает в нагрудный карман, хлопает по нему и принимается паковать вещи. Он не думает о Броке. Не может. В пути они молчат. Каждый переваривает полученную информацию. И как назло бои прекратились. Немцы будто специально расступились, пропуская отряд оцепеневших американцев на территорию своей страны. Энтони наблюдает за бойцами. Такими подавленными он их еще не видел. Даже под огнем немецкой артиллерии три дня без еды и подкрепления эти ребята вздергивали подбородки, ржали в голос и шли вперед с улыбками. За своим сержантом. А сейчас стоит такая тишина, будто машина пуста. В каком-то смысле так и есть.       Путь в лагерь занимает около трех дней. Их встречает майор Чейз. За его спиной маячит лейтенант. Фишер кивает им обоим в знак приветствия и сворачивает в сторону казарм. Чейз, кажется, понимает все с самого начала, а может быть, ему успели сообщить о потерях. Брок нагоняет капрала у самой двери. — Где Себастиан?       Энтони не хочет говорить. Он даже голову поднять не может от усталости. Взгляд зеленых глаз — чистое отчаянье. Брок уже понимает, каким будет ответ. Он знает это, но не понятно на что надеется. Капрал достает из кармана жетоны. Он берет руку лейтенанта, вкладывает в ладонь холодное железо, заставляет сжать пальцы и отпускает. — Его больше нет.       Брок пятится. Не верит. Трясет головой. Энтони тянет к нему руки, хочет обнять, успокоить. Но тот отталкивает его. Шепчет беспрестанно «нет». Рот некрасиво кривится от подступающей истерики. Он падает на колени, будто тело разом лишилось костей. Сжимает жетоны. Кричит, что есть сил. Поднимает беспомощный, потерянный взгляд на Энтони. Тот садится рядом. Все-таки обнимает. Получает пару несильных ударов в грудь, но не дает отстраниться. Истерика стихает. Брок, тот самый бравый лейтенант, которому все нипочем, рыдает, уткнувшись в его плечо. И он думает, что как-то так ломались под ударом японской авиации мачты, отправляя на дно огромный военный корабль, на котором когда-то служил Себастиан.       Солдаты, проходящие мимо, не обращают на них внимания. Слишком привычная картина для войны. Здесь каждый день кто-то умирает. И люди, которые любили погибшего, остаются примерно в схожем состоянии. Это самое трудное — жить, после того, как сердце умерло вместе с тем, кого ты любил. Энтони боится, что Брок не сможет жить без своего сердца. Он боится, что не справился с возложенной на себя самим же собой задачей.