Потерянные ноты

28.

      Себастиан долго мучается с дверью. Пальцы дрожат, и ключ никак не может попасть в замочную скважину. Грин шепотом чертыхается. Левая рука все еще мало приспособлена к жизни.       В квартире царит полумрак. Гулко тикают старые часы с кукушкой над комодом в прихожей. Брок ставит сумки на пол. Разувается. Проходит на кухню. Его мать видимо позаботилась и привела жилище в нормальный вид перед их приездом. В холодильнике стоит молоко, пирог и, кажется, рагу. Он кипятит чайник. В коридоре тишина. Он ставит на стол свое молоко и разбавленный ледяной водой сладкий чай. Брок не уверен, что после всего пережитого, Себастиан все еще любит этот напиток. Раньше любил, но сейчас все иначе.       Он возится на кухне пятнадцать минут. Оборачивается несколько раз. Надеется увидеть улыбающуюся старушку, шаркающей походкой приближающуюся к нему. Миссис Грин мертва. И эта кухня будто умерла вместе с ней. Он не понимает, чем они заслужили лишиться ее. Он не понимает, чем Себастиан заслужил лишиться последнего родного человека в этом мире. Райт уже давно не берет себя в расчет.       Брок находит Себастиана в комнате Аманды. Парень сидит на ее кровати. Сжимает ночную рубашку. Он не плачет. Молчит упрямо. Брок ожидал истерику с криками, рукоприкладством, битьем посуды. С ней справиться легче, чем с молчаливым отчаянием. Райт хочет выть от беспомощности. Себастиан закрылся от него. Он не нуждается в его помощи. Он больше не нуждается в нем. Во всяком случае именно это Себастиан пытается доказать ему уже две недели.       Бас хочет, чтобы Брок ушел. Вернулся к своей нормальной, довоенной жизни. Без него. Без калеки, который ничего больше не может ему дать. Себастиан не знает, как это объяснить, чтобы до друга, наконец, дошло — сержант Себастиан Грин не вернулся из плена. И с войны не вернулся тоже. Он пустой, сломленный, изувеченный. Выпотрошенный болью и потерями. Он хочет быть один. Всегда. Страдать самому — не страшно. Страшно, когда кто-то другой страдает из-за тебя.       Брок не умеет читать мысли. Он трактует по-своему его поведение. Пусть думает, как хочет, лишь бы помогло. Вместо того чтобы уйти, Райт велит ему умыться. А после тащит в какую-то контору, адрес которой им оставила Джулия. Себастиан сжимает зубы и следует за Броком. — Она умерла ночью в своей кровати. Инфаркт. Миссис Грин понимала, что больное сердце — не шутка. Она пришла ко мне за неделю до своей кончины, принесла завещание на подпись. Оглашения не было. Вы можете прочитать все сами. Звоните, если появятся вопросы. Насколько я знаю, документы она успела подготовить. Нужны только ваши подписи.       Голос юриста сух. Усталые глаза прячутся под толстыми стеклами очков. Он разглядывает двух солдат вернувшихся несколько часов назад из самого пекла. От них все еще пахнет войной. Они по очереди читают завещание, документы о вступлении в собственность. Ставят подписи. Мужчина предпочитает не замечать, как они переглядываются. Как тот, что с лейтенантскими погонами, постоянно следит за действиями… инвалида. Юрист имеет неосторожность открыть рот и рассказать о пособии, которое положено мистеру Грину из-за травмы. Затыкается сразу, стоит только встретиться глазами с лейтенантом Райтом, который, кстати, вскоре вернется за необходимыми документами.       Брок открывает дверь. Пропускает вперед Себастиана. Он движется тенью за спиной. Будто ангел-хранитель. Себ усмехается. Ему не нужна забота. Ему нужно свернуться калачиком на их общей, давно остывшей кровати, и сдохнуть в одиночестве. Наверное, стоит рассказать Броку, почему последнюю неделю на фронте капрал Фишер занял его место за плечом сержанта. Когда приходится вытаскивать из чьих-то пальцев заряженный револьвер — это по определению сближает. Может Брок побрезгует общаться с неудавшимся самоубийцей… — Бас, мы пропустили похороны. Поедем на кладбище? Тихий голос заставляет Себастиан обернуться. Выходит слишком резко. Он заваливает на бок, и Брок чудом успевает ухватить его за правый рукав, не дает упасть. Себастиан отшатывается, на этот раз удачно. Смотрит волком, готовым вцепиться в глотку. — Мы едем или нет? — чуть резче, чем хотелось, спрашивает Райт. Ответом служит неуверенный кивок и виноватый взгляд. Они садятся в такси, которых на этой улице почему-то очень много. Когда они покидали Нью-Йорк, почти пять лет назад, желтые машины были редкость, сейчас же они практически везде. Кладбище огромно. Они с трудом находят могилу миссис Грин среди тысяч надгробных плит. Брок догадывался, что его мать не могла пропустить похороны. Видя скромные, любимые матерью, герберы, он убеждается в своей правоте. Начинается дождь. Вода пробирается под ворот кителя, заставляет вздрогнуть. — Ты чуть-чуть не дождалась. Я вернулся, бабушка. Мы оба вернулись.       Парень целует мраморную плиту и поднимается с колен. Брок кладет на снег свежие цветы. Он смотрит на безжизненный камень и благодарит всех богов, что там, в земле, лежит не Себастиан.       Они возвращаются домой. В гостиной по-прежнему стоит старое пианино. Себ даже не смотрит на него. Его взгляд скользит по фотографии на стене. Двое молодых парней: пехотинец и моряк, призванные на службу в армию США. 1940 год. Он помнит, как Брок держал его руку за бабушкиной спиной. Правую руку. Теперь ее нет. Как нет и тех парней. Сейчас в гостиной стоят двое пожилых людей, которым только-только будет тридцать лет. Волосы седые. А глаза будто бы выцвели. Души выцвели. Почернели от запекшейся на руках крови. Своей и чужой.       Брок касается губами мокрых волос. Себастиан закрывает глаза, облокачиваясь на теплую грудь. Ужин проходит в тишине. Как и вся последующая неделя. Себастиан перебирается в комнату Аманды. Тоже молча. Просто однажды ночью он не возвращается. Утром говорит, что будет спать у бабушки. Брок кричит про себя, стискивает зубы так, что выступают желваки. Себ видит, как он сдерживает рвущуюся наружу болезненную ярость, как на мгновение его глаза становятся абсолютно черными. Он предпочитает игнорировать то, что видит.       С этого момента у Брока появляется дурная привычка. Даже две. Он просыпался по ночам от зудящего беспокойства. Бесшумно подходил к закрытым дверям и замирал, вслушиваясь в звуки за ними. Обычно Себ беззвучно рыдал, заглушая собственные судорожные вдохи подушкой. Брок не мешал ему. Когда Себастиан принимал душ, Райт караулил под дверью. Это было глупо, но на всякий случай он хотел быть всегда рядом. Конечно, Себастиан знал об этом. Он все понимал, потому не заговаривал об этом. Все еще продолжая не замечать голос собственного сердца.       Как оказалось, паранойя Райта не была безосновательной. В очередной раз, вслушиваясь в звук льющейся воды, он вдруг слышит, как разбивается стекло. Наступает тишина. Он даже не сразу понимает, что произошло. А потом выбивает хрупкую дверь плечом и столбенеет на пороге.       Себастиан сидит на полу, обхватив себя рукой, прижавшись к бортику ванны спиной. На полу мерцают осколки разбитого зеркала. Рядом лежит металлический ящик, который заменяет им аптечку. Видимо этим ящиком он и запустил в несчастное зеркало. Мокрые волосы закрывают лицо. Лейтенант видит, как по щеке друга катится капля крови. Она похожа на кровавую слезу. Брок на мгновение задерживает дыхание от ужаса, а потом опускается рядом на колени. Убирает за уши мешающие пряди. Вытаскивает застрявшее в коже стекло. Шрам останется. Очередной шрам.       Он набирает ванную, пока обрабатывает свежие раны. Потом легко поднимает на руки обнаженное тело и опускает в горячую воду. Себастиан доверчиво поворачивается спиной, будто не было этого мучительно отчуждения. Брок намыливает ему голову. Запускает пальцы в волосы. Бережно оттягивает пряди. Перебирает. Последний бастион ледяного сердца рушится. Себастиан откидывается назад, подставляясь под ласкающие руки. В конце концов, если Брок хочет связать свою жизнь с калекой, то кто он такой, чтобы мешать этому.       Собственно, вытирается он уже самостоятельно. Себастиан смотрит в разбитое зеркало и не может оторвать взгляд от изуродованного плеча. Он не замечает, когда за его спиной возникает Брок, обнимающий его поперек груди, вжимающийся губами в затылок. Бас слишком сильно ощущает собственно отвращение к себе и полагает, что оно должно передаваться всем, кто его окружает. Он встречается взглядом с Броком в зеркале, чуть приподнимая плечо. — Видишь это? — неожиданно зло спрашивает он.       Брок хмурится. Они уже проходили это когда-то очень давно. Ему не вспомнить причины такого разговора, но он ему точно не понравился. Так и сейчас: Брок знает, к чему ведет сержант. Он разворачивает его к себе лицом. Оглядывает всего с ног до головы. Парень так и не оделся. Брок не хочет считать шрамы, замечать увечье. Все это отпечатки войны. Он просто оглаживает взглядом родное, слишком любимое, тело. Красивый. Все равно красивый. — Я вижу тебя, Бастиан.       Слова бьют в самое сердце. От злости не остается и следа. Себастиан неуютно ежится под проницательным взглядом. Натягивает на плечи большое мягкое полотенце. Он знает, что поступает глупо. Но из чистого упрямства не может сдаться. — Я устал. Спокойной ночи.       Себастиан уходит. Брок собирает осколки. Режется несколько раз. Смотрит, как красные капли расплываются по белой плитке, и вспоминает, кровь, расползающуюся огромным алым пятном на белоснежном снегу под отключившимся Себастианом где-то в лесах Северной Франции. В нос бьет запах гари и талого снега. Ладонь непроизвольно сжимается. Осколки впиваются в кожу сильнее. Броку нужно прогуляться. Уйти подальше от всего этого кошмара.       Он осторожно закрывает за собой дверь, стараясь не потревожить спящего. Он успешно справляется с этим, Себастиан не слышит, только вздрагивает во сне. Брок выходит из подъезда, спокойно проходит метров сто. Когда дом остается позади, он останавливает. Он поднимает голову. Снежинки кружатся вокруг. На небе сияют звезды. Глаза щиплет. Брок закрывает лицо ладонями и тихо воет, впиваясь зубами в собственное запястье. У него больше нет сил. В нем не осталось жизнерадостности. Он не сможет вытащить из ада Себастиана, потому что даже себя он спасти больше не в состоянии. — Брок, — зовет кто-то.       За спиной стоит Джулия Райт. Она слегка приподнимает уголки губ, подходя к сыну. Треплет по голове, как когда-то в детстве. Женщина обнимает его, слушает сбивчивую речь. — Я больше так не могу. Мам, я больше не могу. Мне его не спасти. — Сынок, если кто и сможет спасти твоего… любимого человека, то только ты.       Она успокаивает его. Говорит, что он чертовски сильный. Рассказывает разные глупые истории. Наигранно жалуется, что пока их не было, ей пришлось заняться булочной Гринов. Говорит несмело, что их возвращение — лучшее, что происходило с ней за последние восемь лет. Она произносит «их», и Брок готов разрыдаться на месте. Себастиан Грин не вернулся с войны.       Они идут домой вместе. Джулия целует сына в щеку и уходит. Брок ложится в пустую холодную постель, не смыкает глаз до утра. Он никогда не был так одинок и счастлив одновременно. Ему нет места рядом с Себастианом. Но и уйти он не может. Они слишком долго оставались потерянными друг для друга, чтобы снова расставаться.