Какого, спрашивается, Мадары?!

      Расположив своё тело в темноте огромной клетки, Лис вполуха слушал чьи-то крики, приглушённые массивными стенами его тюрьмы. Там, снаружи, били его сосуд. Впрочем, парню надо отдать должное, он весьма активно оборонялся. Вот только что может шестилетний ребёнок, вся чакра которого уходит на поддержание Печати, против нескольких чунинов, пусть и в стельку пьяных?       Положив голову на лапы, Курама прикрыл глаза и зевнул, размышляя о том, сколько же всё это ещё будет продолжаться. Было ужасно скучно сидеть в маленькой неунывающей букашке и ждать, когда же Печать достаточно ослабнет, а глупый мальчишка начнёт уже испытывать хоть какие-то негативные эмоции, чтобы можно было предпринять попытку выбраться отсюда. Но его сосуд упорно отвергал любые мрачные мысли, не говоря уже о ярости, гневе или чём-то подобном. Лишь иногда, по ночам, когда совсем не спалось, он предавался размышлениям о том, чего же всем этим людям сделал плохого. В такие моменты, когда мысли Наруто гулким эхом разносились по каменным лабиринтам, Кьюби тихо посмеивался над наивным мальчишкой, демонстрируя оскал. Наблюдать, как его Джинчуурики избивают, было тоже не очень приятно, но что поделать? Он бы, может, и поделился своей чакрой с букашечкой да помог бы ему преподать людишкам урок, что ему, жалко, что ли? Ему-то, может, и не жалко, да вот Йондайме Печать на славу ставил, так просто и не пробиться... Да, Хокаге — те ещё сволочи, начиная с Первого и заканчивая последним, сколько их там было. Курама за политической деятельностью мелких таракашек не следил: всё равно они мрут быстрее, чем могут что-нибудь толковое предпринять, по его мнению.       На противоположной стене появился некий экранчик-окошко в реальный мир, на котором замелькали яркие картинки — видать, букашке особенно сильно прилетело по голове и что-то перемкнуло. Появилась возможность наблюдать за происходящим как бы со стороны: в кадр влезал и Наруто, и «виновники торжества». Хвостатый открыл глаза и недовольно поморщился. Пришлось прищуриться: непривычно яркий свет бил по глазам. Похоже, придурки зажали букашку прямо под уличным фонарём — вот и светило, несмотря на позднее время.       Под сводами пещеры прокатились приглушённые крики:       — Демон! Чудовище! Тебе нет места среди людей! Сдохни уже наконец!       Кажется, они доносились прямо из цветной картинки, эхом отдаваясь в многочисленных коридорах. Злобно оскалившись, Курама внимательно смотрел на маленького мальчика, чьё тело покрылось синяками, а из больших испуганных глаз лились слёзы. В какой-то степени Лису даже становилось жаль малыша, что так несправедливо терпел все эти муки, по сути, закрывая его, Кураму, от всей этой человеческой ненависти. И потому, если было нужно, он всегда быстро и тщательно устранял все повреждения маленького тельца, размышляя о том, как бы расширить его чакроканалы и провести прочие мероприятия по, так сказать, становлению шиноби. Однако подобные желания исчезали очень быстро, и Кьюби предпочитал спокойненько поспать. Помогать людям — слишком неблагодарное занятие.       На экранчике один из недошиноби с каким-то нездоровым зеленоватым лицом сконцентрировал в кулаке чакру — на картинке она выделялась ярким голубым цветом — и направил удар прямо в центр Печати. В то же мгновение пещеру заполнил белый свет. Кьюби показалось, что вспышка исходила из окошка, но рассмотреть должным образом он ничего не смог: сияние затопило всё кругом, на время ослепив Кураму. Он почувствовал себя оглушённым; где-то, казалось, очень далеко что-то громыхнуло, и его накрыла ударная волна.

* * *

      Постепенно Кьюби приходил в себя, восстанавливая сознание. Первым делом он заметил, что тело ощущалось как-то странно. В подсознании Узумаки он был всего лишь очень большим сгустком чакры и мог принимать ту форму, которая ему угодна, да и никаких тактильных ощущений не было. А сейчас как-то... Будто ядовитую чакру Хвостатого удалось сжать до размеров букашки, и он материализовался... Стоп. Тело? Ощущалось?!       Силой воли Курама разлепил глаза, которые до последнего сопротивлялись.       Первое, что он увидел, — белый потолок. Сначала он подумал, что всё ещё находится внутри белого света, но здесь отчётливо виднелись границы, и Лис вполне мог рассчитать расстояние от себя до потолка. А ведь в подсознании букашки не было потолков. А если и были, то разглядеть их было невозможно, ибо своды стен смыкались где-то там, на самом верху, куда не мог дотянуться даже Кьюби, встань он на задние лапы.       Затем он почувствовал, как что-то резануло глаз. Больно. Сработал защитный рефлекс, и он проморгался. Оказалось, это была ресничка. Маленькая, тоненькая, человеческая ресничка!       «Я не могу чувствовать боль, пока нахожусь в человеческом подсознании. Так какого, спрашивается, Мадары?!»       Девятихвостый с деланным спокойствием разглядывал свою лапу руку, которой еле вытащил противную ресницу из глаза.       «И как только людишки управляются с этими... этими... жалкими подобиями прекрасных когтистых лап?!»       Как-то в подсознание к нему нагрянула Кушина, когда он был ещё запечатан внутри неё. Она тогда так смешно пыталась успокоиться, сдержать свою злость и ярость на Лиса, всячески её провоцировавшего... Как там она делала? Вдох — выдох, вдох — выдох... Вроде помогло. Курама старался глубоко дышать, попутно размышляя о бренности бытия и о том, что, возможно, стоит ему добраться до своей родненькой рыженькой чакры, как всё нормализуется... Чакра-то его всё ещё находилась внутри этого тельца.       «Та-ак, а ведь вполне рабочая идея, — он зацепился за эту мысль, — только вот делать это посреди Конохи... Если развернусь во все свои габариты, не заметить меня будет сложно. А там Учихи подтянутся, не дай Ками, опять под контроль возьмут, н-да». Перспектива вырисовывалась так себе.       В палату зашла молоденькая девушка, видимо, ирьёнин, так что планы по возвращению себе былого могущества всё же пришлось отложить. Заметив, что мальчик очнулся, она процедила сквозь зубы:       — Уже восстановился, демон? Жалко, что на тебе все раны заживают, как на собаке. Ты так мало мучаешься! — брюнетку аж перекосило от злости и отвращения. Не став даже осматривать пациента на предмет отсутствия повреждений, она грубо схватила его за плечо, стащив с больничной койки. Курама стиснул зубы, силясь не зарычать на чёртову таракашку (а то ещё в психушку упекут, или, не приведи Рикудо, к Учихам потащат — на кодирование; или к местным мозголомам, что тоже не особо приятно).       Даже просто прямо стоять в этом теле со странным, на взгляд Биджу, строением оказалось тем ещё испытанием. И ладно бы постоять немного, освоиться, так сказать, но дикая медик наорала на бедного мальчика и вышвырнула из палаты, захлопнув дверь.       «М-да, такого количества изощрённых ругательств за минуту я ещё не слышал... Это ж надо: выдумать десять разных способов оскорбить мой сосуд по поводу "родства" со мной...» — Лис конкретно недоумевал, впечатавшись в стену и сползая по ней мешком картошки. Поудобней устроившись на полу, Курама решил устроить человеческому телу отдых и осмотреться заодно, чтобы составить план дальнейших действий. Вообще, на самом-то деле, он всегда полагался на импровизацию, а сейчас просто устал. А что вы хотели? Столько моральных потрясений за какие-то ничтожные десять минут, да ещё и истощённое хиленькое тельце, на котором живого места не осталось благодаря местным пьяницам.       Созревший в скором времени план был прост, как Дзюцу Е-ранга, если не проще. Совладать с протестующим против каких-либо действий телом и ознакомиться с мышцами и их функциями было сложнее, ибо инструкция, к сожалению, не прилагалась. Но тут на помощь пришла мышечная память. Кое-как поднявшись и опираясь на стену, Курама потопал в направлении, диаметрально противоположном той злополучной двери. Порадовался тому, что людей по пути ему не встретилось. Поплутав немного по пустынным коридорам, он вышел к лестнице, которая привела его на первый этаж больницы. Там, за стойкой, стоял мужчина в белом халате — дежурный ирьёнин. Он отнёсся к ребёнку более дружелюбно, натянув на лицо улыбку, и объяснил, как выйти из больницы. Фыркнув и что-то пробормотав себе под нос, Курама направился в указанном направлении, естественно, не став благодарить ирьёнина. Ну не привык Хвостатый помощь от людей принимать, да и не особо хотел, потому что считал себя в состоянии справиться со всем самому.       На улице было темно — поздний вечер — однако уличное освещение здорово облегчало жизнь. Лис в очередной раз посетовал на слабость человеческого тела — с его-то звериным зрением раньше это не было проблемой. Теперь было бы неплохо найти ту захудалую квартирку, которую Наруто торжественно величал своим домом.              Пройдя несколько шагов, Курама остановился в нерешительности, оглядываясь по сторонам и пытаясь вычислить хотя бы правильное направление. Тёмные здания нависали над ним, и Лис, кажется, впервые почувствовал испуг. Однако это словно был не он, Кьюби, но он, Курама...       «Так, успокоиться. Главное, успокоиться. Я сейчас в букашкином теле, а у него было много страхов хотя бы потому, что он ещё ребёнок. Я просто чувствую отголоски его эмоций, ведь так?» — Курама был растерян, разглядывая силуэты домов. Несмотря на поздний час, на улицах было достаточно людей, чтобы злобный шёпот вокруг превратился в монотонный гул, давящий на нервы. Лис дёрнулся и побежал, не разбирая дороги, кажется, чуть не столкнулся с кем-то и получил в свой адрес кучу проклятий. Он бежал и бежал, остановившись лишь тогда, когда споткнулся и свалился на землю от усталости. Мимо ходили шиноби, недобро поглядывая на лежащего в пыли мальчика. Как оказалось, он попал в квартал, где жили в основном бесклановые ниндзя. Вокруг высились трёх-четырёхэтажные общежития для тех, кто по каким-то причинам не мог позволить себе отдельное жильё. Беспокойно озираясь и по привычке оскалившись на прохожих, он попытался встать, но лишь растянулся вновь. Компания из трёх чунинов неспешно подошла к Джинчуурики. Усмешки на их лицах не сулили ничего хорошего, и Курама внутренне подобрался, готовясь к ударам, но их не последовало.       Между агрессорами и несостоявшейся жертвой появился человек, приказавший бесклановым уйти. Когда чунины скрылись меж домов, шиноби, повернувшись, наклонился к ребёнку. Курама нахмурился, с подозрением глядя на маску собаки, скрывавшую лицо его спасителя. От этого шиноби веяло силой, но в то же время он не испытывал к Джинчуурики ненависти, страха или отвращения... наверное.       — Ты в порядке? — монотонный голос, приглушённый маской, прозвучал, словно гром среди ясного неба. — Идём.       Пёс протянул ему свою руку, но Курама фыркнул и отошёл подальше, не желая принимать помощи.       — Пошли, — настойчиво повторил шиноби, сохраняя, однако, безэмоциональный голос. Вновь получив отказ, выразившийся в мотании головой из стороны в сторону, ниндзя потерял терпение, подхватил мальчишку и забросил себе на плечо. Не реагируя на слабые трепыхания своей ноши, он, передвигаясь по крышам, быстро добрался до пункта назначения. Забравшись в дом через окно и спустив ребёнка на пол, спаситель в маске выбрался всё через то же окно, закрыл его снаружи и исчез. По крайней мере, из поля зрения мальчика.       Курама помотал головой из стороны в сторону, пытаясь прийти в себя после жуткой встряски. Взгляд его упал на кровать, которая выглядела весьма мягкой и удобной. Не найдя ничего лучше, чем завалиться спать, он так и сделал, решив оставить все проблемы на завтра.