Охота по обе стороны

      «Говорливый нацист меня победил. В последние дни у нас с ним шла самая настоящая дуэль, в которой я проиграл. Да, мне повезло ускользнуть от него, однако немцы уничтожили всю подпольную сеть в Париже. Видимо, в нашем противостоянии стояла совсем другая ставка», — подумал Розен, из последних сил ведя автомобиль. За окном опять полил дождь.       Предательство со стороны Мари окончательно добило Кристиана, однако внутренний голос говорил ему не останавливаться.       — Почему ты со мной поехала? — спросил он, следя за дорогой. — Тебя ведь никто не заставлял. Немцев теперь тебе можно не бояться.       В голосе Розена не было слышно ни упрёка, ни насмешки. Его слова звучали так, будто с Дюшейн говорила бесчувственная машина, а не человек.       — Прости меня, — сдерживаясь, сказала Мари, на чьи глаза наворачивались слёзы. — Я не хотела этого делать. Сопротивлялась, как могла, но он обыграл всё так, что мне пришлось согласиться на его условия.       — Я не осуждаю тебя. Но мне очень тяжело на душе от осознания того, что ты предала меня. От людей, которых любишь, пакости получать больнее. Но под давлением или пытками любой сознается. Вдобавок, ты хотела защитить отца и всю свою семью.       — Да. Я просто очень хотела жить…       — Не надо продолжать. Мне всё понятно. Лучше скажи, почему ты села в машину со мной, когда у тебя была возможность вернуться домой? Ты могла бы продолжить жить своей привычной жизнью. Но ты упустила такую возможность.       — Я должна была с тобой объясниться.       — И ты настроена идти со мной до конца?       — Ну, конечно же!       — Тебе бы не мешало всё хорошенько обдумать. Выпади мне шанс вернуться к мирной жизни, я вернулся бы. Честно. Не нужно возмущаться, ты сейчас на эмоциях.       Дюшейн замолчала, а потом о чём-то задумалась.       — Скажи, ты не держишь на меня зла? Осудить и злиться всё-таки разные вещи, — спросила она, посмотрев на Розена.       — Не держу. Наверное, это из-за того, что всё живое внутри меня погибло. Сгорело к чертям. Сил злиться нет вообще никаких.       — А меня распирает изнутри. Я виновата перед всеми! Если бы не проклятая сделка с тем немцем, отец был бы жив! И на тебя бы никто не вышел!       — Того, что сделано, уже не вернуть, — сухо сказал Кристиан. — Я тебя прощаю, не кори себя хотя бы по отношению ко мне. Не надо.       — Я ожидала от тебя другого. Думала, ты меня возненавидишь.       — И наброшусь с кулаками от злости? Нет, я не из таких. Мы проиграли, и махать руками после драки бесполезно. Злись я на тебя, ситуация бы всё ровно осталась точно такой же, как и сейчас. Забот и без того хватает.       — Хорошо, что ты не мыслишь лозунгами.       — Я хочу для тебя лучшего. Потому ты должна потупить так, как я тебе скажу. И не надо перечить мне, потом спасибо скажешь. Если свидимся спустя годы. Я не хочу, чтобы ты, пусть даже и во имя любви, ставила на своей жизни крест. Да, тебя во благо лишили права выбора.       — Ты, наверное, скажешь мне вернуться в Париж? — покорно сказала Мари.       — Да, чёрт возьми!       — А о моих чувствах ты подумал? Каково мне будет без тебя? Думаешь, моя жизнь станет легче от мучительных переживаний? Разве у меня будет спокойный, когда твоя жизнь будет находиться в смертельной опасности?       — Зато так будет спокойнее мне.       — Подло. Но ведь я знаю, куда вы с тем парнем едете.       — Да? Даже мне толком ничего неизвестно. У нас нет ни имени, ни названия деревни, ни её точного местоположения. Всё, что мы знаем, так это то, что она находится на юге у границы с Виши. Когда вернёшься, то отвечай на вопросы того немца честно. Говори как есть без вранья.       — Я поняла, — Мари сдалась.       — Мне тяжело расставаться с тобой, но мною двигают лишь благие помыслы. Пойми, без тебя у нас с парнем шансов выжить станет больше. У тебя же сейчас очень трудный период в жизни, и тебе придётся его преодолеть. Мне же ещё хуже.       «Ситроен» обогнал «Мерседес», после чего Розен жестом приказал парню остановиться.       — Не забудь предъявить немцам вон ту бумажку, которую дал тебе болтун, — указал пальцем на документ Кристиан. — Не смей её выбрасывать — это ключ к спасению. С ней ты хоть сможешь подтвердить свои слова.       Из под сиденья беглец достал сумку с деньгами и фальшивым паспортом, вздохнув от облегчения. «По крайней мере, Мари не знает, на какое имя сделан документ. Хоть что-то приятное», — подумал Розен, взяв пистолет.       — Теперь я поняла, почему ты заставил того парня угнать машину немцев, — на грустном лице девушки Кристиан увидел застывшее недавно смирение.       — Я всё просчитал. Тебе хватит топлива, чтобы добраться до пригородов Парижа. Пора прощаться.       Дюшейн придвинулась поближе:       — Я сделаю всё так, как ты сказал. Но и ты будешь должен исполнить одну мою просьбу.       — Постараюсь.       — Если у тебя получится сбежать, то я бы хотела узнать об этом. Пришли мне какое-нибудь стороннее письмо, написанное под чужим именем, с абсолютно абсурдным содержанием, раз немцы контролируют почту. Так хоть у них не получится понять его содержание. Думаю, тебе известны ещё более хитрые уловки, — Мари прижалась к Кристиану.       — Даю клятву. Если смогу, то обязательно извещу тебя, — Розен горячо поцеловал девушку. — Я люблю тебя, но время работает против нас. Мне пора. Надеюсь, мы ещё увидимся.       — Пока, — тяжело попрощалась, с трудом сдерживая слёзы, Дюшейн.       — До встречи.       Кристиан Розен, вышедший из салона «Ситроена», сел в "Мерседес", и автомобиль немецкого производства вскоре скрылся из виду, словно его никогда не было на той злополучной дороге. Мари Дюшейн рыдала на водительском месте, откинувшись на спинку кресла. Потом она, ощутив полное бессилие, уже не смогла не больше плакать. Эмоции сгорели в пожаре безудержной боли, после чего их место заняли лишь истлевшие угольки. Холодное сознание заставило девушку вытереть слезы и развернуть автомобиль в сторону Парижа. Машина устремилась обратно к городу, а за окном продолжал лить дождь.