All of you...

      Цепляющее верхушки небоскрёбов солнце сквозь пыльное стекло окна пробралось в комнату, жёлтым и тёплым согревая холодную гостиную. Оно бросало яркие лучи, что, мягко оглаживая, вырастали тенью на паркетном полу. Вечерний дождь, оставивший после себя на утро лишь прохладу, прозрачными каплями окропил подоконник. Ветер, что врывался в помещение через открытое кухонное окно, волновал пыльные занавески и казался невероятно холодным; касаясь, пускал по матовой кожи мурашки. Тао поморщился от яркого луча, что окрасил ярким его лицо. От долгого сна на диване мышцы неприятно тянуло и болела спина. Потянувшись, блондин попытался сесть, но поймав взглядом пустующее место рядом с собой, так и замер, рассматривая подушку, что сохранила очертания чужой головы. Flashback Устало вздохнув, Цзы принялся обрабатывать сбитые костяшки на левой руке, параллельно размышляя о последствиях после очередной драки в университете. Губа саднила, а головная боль с остервенением разрывала черепную коробку изнутри. Он уже было пожалел о содеянном, как вспомнил наглую усмешку того парня, что осмелился насмехаться над ним. Задумавшись, Тао пролил перекись на руку. Жидкость огладила содранную кожу, белой пеной окрашивая рану и оставляя после себя разводы запёкшейся крови. Блондин вымученно простонал и захныкал, принимаясь оттирать следы крови на светлых джинсах. Ещё со вчерашнего дня не давало спокойствия молчание Кая. Тот не поднимал трубку вот уже который день. Спустя пару минут, Цзы решил, что снова позвонит как закончит с обрабатыванием ссадин. - Этот ублюдок получил за дело. - раздался голос рядом сидящего парня. Тот не отрываясь от телефона поднял ногу, пяткой пиная бедро друга. - Хватит ныть. Задохлик, ей богу. - Иди в задницу, говнюк. Тоже мне друг нашёлся! - возмутился Хуан, бросая использованной ваткой в брюнета. - А вообще... Спасибо, что помог дойти до дома. - С тебя ужин! Не думай, что так просто отделаешься от меня! - отозвался Сехун откидываясь на спинку кресла и возвращая ватку точным броском в лоб. - Вот же... сопляк! - посмеиваясь, возмутился Хуан, отвешивая другу подзатыльник. Наконец, закончив, Тао убрал обратно в аптечку мазь и перекись. Затем, собрав использованные ватные диски, он потянулся, разминая затёкшую спину и, подхватив с кофейного столика телефон, покинул гостиную. Уже на кухне выкинув вату, парень набрал номер Кая и снова стал ждать. На звонок ответили где-то с третей или четвёртой попытки. - Наконец-то! - облегчённо выдохнул Цзы и улыбнулся. - Я так волновался! Почему ты... - Мне плохо... - раздался хриплый голос Кима по ту сторону экрана, прерывая возмущённые реплики блондина. - Тао... Ты можешь приехать? - Кай... - вопрос, так и не получивший ответа, оборвался гудками. Тело охватило липкое волнение, смешанное со страхом. Оно прошло вдоль позвоночника мелкой дрожью и затерялось под кожей невыносимым жаром. Телефон отправился в задний карман джинс, пока блондин поспешно выбегал из кухни. Уже в коридоре он пытался быстро втиснуться в ботинки, попутно натягивая поверх кофты кожаную куртку. Не забыв взять из ящика комода ключи от мотоцикла, он покинул квартиру, на ходу выкрикнув Сехуну что-то о самостоятельном приготовлении ужина. Уже в подъезде, не дожидаясь лифта, Тао спустился по лестнице на подземную парковку, и, отыскав свой мотоцикл, завёл мотор, после покидая территорию парковки. Ветер сильными потоками бил по лицу, оставляя на висках тонкие дорожки от сорвавшихся с ресниц капель. С момента их последней встречи прошло чуть больше месяца, и всё это время Цзы гадал о случившимся и в очередной раз сбрасывал набранный номер, не решаясь позвонить. Всё же тогда, год назад, Хуан и не думал, что влюбится в эти потускневшие глаза и грустную улыбку. Уже у дома Кая блондин припарковал мотоцикл и направился к подъезду, рукавом кофты вытирая разводы оставленные дождём. Входная дверь квартиры, что встретила парня абсолютным мраком и стуком капель по окну, оказалась открытой. Оставляя обувь и куртку в коридоре, Цзы отправился на поиски гостиной, ощупывая стены выставленными вперёд руками и тихо ступая по холодному паркету. - Тао?... Пробивающийся сквозь тучи лунный свет бросал тени на сгорбленную фигуру у дивана. Его пальцы дрожали, грудь часто вздымалась, рваными глотками заполняя лёгкие отвратным кислородом. Он цеплялся за чужие плечи, желая утонуть в теплоте окутавшего его тела. Не было больше тех слёз, оставивших после себя мелкую дрожь, пробивающую тело. Чужие и такие тёплые, чуть потрескавшиеся губы у взмокшего виска, казалось прогнали весть тот страх, что шёлковыми лентами грозился завязаться в тугой узел на шее. End Flashback Воспоминания о вчерашней ночи вызвали волнительное покалывание в животе и украсившую губы улыбку. Парень снова откинулся на спину, сгребая в объятья подушку, на которой спал Кай. Чужой запах, отдающий лёгкой горечью чего-то цитрусового, заставил сделать глубокий вдох. В порыве издавая нечто похожее на стон, Хуан прикусил губу, ощущая лёгкое возбуждение пробившее низ живота. Немного позже блондин поднялся с дивана, заслышав шум воды в направлении ванной. Стянув кофту и оставив её на подлокотнике кресла, парень оглядел гостиную, отмечая огромные окна в пол, обласканные утренним солнцем; стеклянную дверь ведущую на балкон и чуть виднеющиеся за шторами цветочные горшки. Наверное, цветы уже давно завяли, а после дождя и вовсе осыпались, окропив поверхность воды сухой листвой. Цзы попытался привести в порядок волосы пока выискивал ванную, но почти упал, когда споткнулся о брошенный на пол кремовый свитер, который не успел поднять, заметив через приоткрытую дверь ванной комнаты чужой силуэт. Чонин натягивал на влажное тело домашние шорты, когда Тао появился в дверном проёме, невольно залюбовавшись его телом: смуглая кожа, давно потерявшая свой оливковый оттенок, обтягивала выступающие тазовые косточки, переходящие в худые бока и рёбра. Чуть впалые щёки ещё больше выделяли линию подбородка, а залёгшая синева под глазами придавала мрачности. Всё такие же тусклые карие глаза что-то выискивали в отражении напротив, даже не удостоив внимания вошедшего в комнату блондина. Подойдя ближе, Тао обвил руками торс Кая, пряча улыбку где-то чуть выше плеча. Губы коснулись изящного изгиба, прокладывая влажную дорожку к мочке уха. - Доброе утро... - почти выдохнул Цзы, даря лёгкий поцелуй у самого уха. С каждым вдохом грудная клетка соприкасалась с обнажённой спиной всё чаще. Хуан медленно сцеловывал ещё не высохшие капли на шее, ладонями оглаживая напряжённый живот. Пальцы повторили каждую впадину и изгиб, с наслаждением ощущая прохладную и влажную кожу под подушечками пальцев. Горячее дыхание обожгло ухо, когда кубы сомкнулись на мочке? вбирая её в рот. Чонин молчал. Молчал и продолжал всматриваться теперь в уже не такое одинокое отражение в зеркале. Смотрел на болезненный контраст собственной и чужой кожи. Ощущал прикосновения и пытался понять чувства, которыми тело отзывалась на позабытую ласку. Было ли ему приятно? Или чужие губы и пальцы вместо тёплых и влажных следов должны оставлять болезненные ожоги, которые после начнут гноить? Или всё же Чонин что-то не знает об удовольствии? Не знает о той страсти, что сжигает изнутри. Она смолой заполняет лёгкие, чёрным и мерзким осадком лишая кислорода. Но может ли он просто забыть об этом? Ким закрывает глаза: абсолютный мрак, лишённый каких либо ощущений, отдаёт холодом. Он чувствует горячее дыхание, по прежнему ласкающее ухо. Чувствует тяжело вздымающуюся грудь. Чувствует чужое тело, так не позволительно близкое к его собственному. Тао хочет прикосновений, от которых позже Кая будет бросать в дрожь. Время теряется где-то между горячим шепотом около пульсирующей венки на шее и шершавым языком на обнажённом плече. Ресницы, обрамляющие прикрытые в удовольствии глаза, задрожали: Цзы прошёлся ладонями по худым бокам, задерживаясь на рёбрах и тазовых косточках, оглаживая бёдра. Тао жался к остывающему после душа телу и рвано дышал, снова лаская живот, неспешными движениями переходя к груди. - Кай... - шептал блондин, задерживаясь поцелуем у самого затылка. Чужие, пахнущие шампунем волосы высветленными прядями оставляли чуть заметные влажные дорожки на лице Тао. Но Ким всё так же молчал. Еле уловимые стоны и причмокивания влажных поцелуев над ухом: всё это заставляло сердце зайтись в припадке, частыми ударами проламливая грудную клетку изнутри. Тело напряглось и, казалось, что чьи-то пальцы сдавали горло. В попытке уйти от пожирающих его ощущений, Кай развернулся, взглядом цепляясь за почти чёрные глаза напротив. Тао, кажется, перестал дышать, отражением в чужих зрачках скользнув по той части сознания, что, поддёрнутая дымкой, желанием наполняла тело. Он поддался вперёд, ладонью замирая на высветленном затылке. Губы коснулись подбородка и Цзы вновь рвано задышал, второй рукой выискивая опору вроде раковины позади Кая. Горячая кожа соприкоснулась с холодным мрамором и Хуан прерывно выдохнул, вжимая Чонина в тот же окропленный водой мрамор. - Не отталкивай... - зашептал Тао и Ким сдался, опуская руки уже было оттолкнувшие блондина от себя. Зубы подцепили край пухлой потрескавшийся губы, а влажный язык зализал лёгкий укус, огибая контур верхней и снова нижней. Цзы целовал неуверенно, с накатившей страстью и нежностью. Голову разрывало от нахлынувших чувств, а сердце бешено колотилось. Такие горячие и немного сухие, но не менее вкусные. Чуть горьковатые, похожие на тёмный шоколад. Перетекая во что-то большее и растворяясь на кончике языка. Каю казалось, что губы Тао слишком сладкие. Слишком требовательные и слишком нежные. Он чувствовал себя последним подонком, цепляясь за чужие плечи и вжимаясь теснее в горячее тело. Он приоткрывал рот, позволяя языку огладить нёбо. Он, кажется, совсем сошёл с ума, подхваченный под бёдра и вжатый пахом в чужую эрекцию. Уже позже он постанывал от холодной простыни в гостевой комнате его квартиры, ведь пускать Тао в свою спальню он отказался. Цзы исследовал губами шею, острые ключицы, чуть затвердевшие бусинки сосков и посасывал кожу под каждым ребром. Руки пытались запомнить изгибы, а язык — вкус. Слишком горячо. Невыносимо душно. Тяжёлый и раскаленный воздух плавно огибал, после чересчур сдавливал. На лбу выступала испарина, и как-то стало не по себе, когда горячие ладони развели исхудавшие бёдра. Пропустив тот момент, когда он остался без одежды, Ким тяжело дышал, всматриваясь в окутавшийся мраком белый потолок и чувствовал, как горячее сушит стенки горла и губы, вынуждая облизываться и приглушённо мычать из-за особо сильных укусов. Влажная дорожка скользнула от нижней губы вниз по подбородку, подхватила выступающий кадык и утонула в изгибе ключиц, захватывая следом ярёмную впадину. Вмиг похолодевшие пальцы коснулись горячий кожи, мягко погладив подрагивающий живот. Бесконечный поток поцелуев терялся где-то чуть ниже последнего ребра и губы вновь возвращались к губам. Чонин безвольной куклой вдыхал раскаленный воздух и еле слышно выдыхал, не до конца осознавая, зачем позволяет себя касаться, но стоило Тао затянуть его в очередной долгий и глубокий поцелуй, мысли размывались нахлынувшим удовольствием, превращаясь в серую кляксу. Срывая с губ низкие стоны, вновь и вновь желая ощутить гладкость чужой кожи. Цзы ощущал, что совсем немного нужно, чтобы окончательно потерять себя. Чтобы раствориться в наслаждении, которым пропитывается собственное тело, стоит снова оставить очередной засос или зацепить зубами слишком выделяющуюся тазовую косточку. Желание раздирает плоть изнутри. Хочется сжать до боли худые бёдра. Хочется оставить многочисленные синяки на тонких запястьях. Тао просто слишком хочется, но он отдёргивает себя, боясь, что тело, казавшееся таким хрупким, и правда прахом осядет на пальцах, стоит едва сжать сильнее, чем нужно. Прохладная ладонь огладила бедро Кая: сначала внешняя, а затем и внутренняя сторона покрылась горящим следом длинных пальцев. Стон сорвался с губ, когда язык коснулся шеи, а пальцы — основание члена. Слишком томно и не спеша. Короткие стоны взамен на ласку. Сцеловывая удовольствия с некогда оливковой кожи, Тао погружал влажные пальцы в тело партнёра, медленно растягивая. Ладони Кая прошлись по разгорячённому телу, сжимая худые бока, рисуя алые полосы на смуглой кожи. Ким кусал собственные губы и хмурил брови, чуть прогибаясь в спине. На лице Чонина на миг промелькнула гримаса боли, но почти сразу растворилась в низком стоне Тао, что, заменив пальцы членом, медленно толкнулся в любимое тело. Его губы накрыли влажным поцелуем потемневший сосок, языком оглаживая твёрдую вершинку. Он неуверенно покачивал бёдрами, давая время привыкнуть. Уже после Ким заходился в частых и громких стонах, пальцами сжимая крепкие бёдра блондина. Он знал, что позволяет себе слишком многое, когда припадал губами к влажной шее, затягивая солоноватую кожу в рот. Когда просил поцелуев, чтобы заглушить тот контраст почти физически ощущаемой боли, проламывающей рёбра и удовольствия, что покалывало на самых кончиках пальцев. Когда перед глазами потемнело, судорогами сводя мышцы, он плотно сжал губы, снова сводя брови на переносице и глухо рыча. В один момент всё оборвалось. Было ощущение, будто с каждой фрикцией, раз за разом, контраст чувств достигал своего пика, после превращаясь в ничто. Тишина обрывалась шумным дыханием. Все чувства в миг обострились. Казалось, тело расслабилось в ожидании новых судорог, но... этого не произошло. Ни когда утренние лучи полностью заполнили пространство собой, ни когда горячие и влажные губы коснулись его виска. Он ожидал боли. Ожидал что, оборвавшись, из всего что останется — это боль. Но не было ничего кроме чужого тепла и шумного дыхания у самого уха. Казалось, дышать стало легче. От чего тонкая пелена застелила глаза, ища своё продолжения в тонких дорожках по остывающей коже. Чонин плакал. Просто потому что... та тяжесть отпустила его. Просто потому что... он отпустил Кёнсу. Снова хотелось уснуть. Но теперь для того, чтобы после дышалось ещё легче. Ему снилось яркое солнце, потонувшее в ещё сером утреннем небе. Ему снился тёплый весенний ветер, что путался в высветленных волосах и дарил лёгкими касаниями аромат расцветающей вишни. Снилась почти прозрачная гладь холодного озера, яркими бликами отражавшая солнечные лучи. Ему снилась та сама деревянная лавочка, на которой сидел всё тот же До Кёнсу, который так тепло и нежно улыбался, бережно оглаживая всё тот же мягкий вязаный шарф, что Чонин повязал на шею...