yellow death

      Его веки опухли, а голова настолько тяжелая, что он не может поднять её с подушки. Да, возможно он сбросил десяток с лишним фунтов за две недели и стал лёгким, словно пушинка, это всё же не помогало ему встать с кровати. Он похудел, но не может подняться, потому что не ест и похудел. Замкнутый круг, из которого ему приходится выбираться каждое утро, ибо все ходят на работу, и он тоже должен. Все зарабатывают деньги, и он тоже должен делать это, чтобы существовать. Ему не нужны средства на еду, потому что он почти не ест. Ему хватит милостыни, которую он будет просить каждый день, шастая по улицам и выслушивая замечания в свою сторону. Но мать постоянно напоминает ему о том, что нужно вылезти наверх, построить карьеру, завести семью… «А ещё вырастить дерево и построить дом…» — повторяет он про себя каждый раз, когда разговаривает с ней по телефону. Кстати о телефоне… Ему приходится приложить намного больше усилий, чем вчера, чтобы встать с постели. Дрожащими руками он хватает в руки аппарат и выключает бьющий по ушам своим оглушительным звоном будильник. Ему никто не звонил и не писал, поэтому Тайлер расслабленно выдыхает и бредёт к кухне, еле волоча за собой ноги, которые не слушаются хозяина. Но меняет свой курс и направляется к туалету, потому что его глаза застилает белая пелена, а чтобы не упасть, приходится опираться о стены, которые, кажется, извиваются и шатаются, готовые рухнуть в любой момент. Желудок крутит, и он еле добирается до унитаза, накидываясь на который, мучительно стонет охрипшим голосом. Его рвёт водой и желудочным соком. В таких случаях звонят в скорую, но он ненавидит больницы. Поэтому он просто вспоминает, где лежит активированный уголь. Точнее, совсем не просто, а тяжело, потому что парень соображает слишком туго. Тайлер выжидает, пока всё станет относительно различимым и ровным, стараясь сохранить ясность ума, а потом возобновляет свой путь к холодильнику, в котором почти ничего не осталось. На кухне он беспорядочно шарит руками по полкам, но всё же находит несколько упаковок, закидывая таблетки в рот. Тайлер даже не смотрит на их количество, быстро запивает стаканом воды и чувствует жжение, распространяющееся по горлу. Ему легче. Положив в рот кусочек чёрствого хлеба, он выходит из дома, закрывая за собой дверь. Тайлер ни разу не поднимает взгляд, чтобы посмотреть на прохожих, в которых случайно врезается по пути. В автобусе его несколько раз толкают, и он ударяётся головой о поручни, но молчит, сильно кусая губу. Его швыряют из стороны в сторону, будто не замечая вовсе, потому что он слишком мал и легок, чтобы обращать на него внимание. Тайлер пуст изнутри, но никого это не волнует, поэтому его продолжают трясти. Или это его трясет? «Встряхнись, парень…» — говорит какой-то незнакомец и хлопает его по плечу. Он тихо смеется в ответ, потому что снова качается от очередного пиха в бок. Ему улыбается девушка, когда он заходит в магазин, и его передергивает. Противно. Отвратительно.       Его недавно приобретённый «друг» с разочарованием качает головой, и Тайлер хочет рассмеяться ему в лицо, не скрывая своего отвращения. Ему хочется размазать это сожаление по кирпичной стене здания, а потом затушить о него свою сигарету, плюнув в его всепонимающую морду. — Как ты докатился до такого состояния? — спрашивает Брендон, забирая у парня единственную никотиновую радость в его жизни и выкидывая в ближайшее мусорное ведро. — Родился. — Недовольно отвечает он, ведёт плечом и оставляет его у стены в полном одиночестве. Возможно, во всём виноваты руки Тайлера, которые не могут нормально функционировать, и поэтому он открывает дверь только с третьей попытки. Но отталкивает эту мысль от себя, убеждая в том, что это просто такой замок. Блондинка снова растягивает губы в приветственном выражении, и ему хочется блевать. Противно. Мерзко. Мама всегда говорила, что это просто переходный возраст, недержание эмоций и попытка самовыразиться. Тайлер так не считал. Возможно он просто асексуален, или как там это называется? Возможно он просто опустошён, но это неважно. — Спасибо за покупку, приходите ещё… Он пытается улыбаться, правда, но у него не выходит. Голова кружится опять, руки начинают трястись сильнее, и он почти не чувствует пальцев. Тайлер пытается отпроситься с работы, но босс категорично заявляет, поджав губы: — Твоя посещаемость итак на нуле, а премия сходит на нет. Так и до увольнения недалеко, Джозеф… И он кивает, скрипя зубами. А теперь поднимается с кафельного пола, пытаясь отдышаться, потому что пришлось бежать, чтобы успеть вовремя и не прочистить желудок прямо на ковер директора. Прочистить желудок от пустоты. Он пуст во всех смыслах.       Его ничего не держит. И когда он говорит «ничего», он это и имеет ввиду, потому что колени подгибаются, а ливень, набирающий обороты, заставляет дрожать не только из-за слабости, но и из-за холода, который пронизывает насквозь, потому что пустышка ничем не защищена, её ничего не наполняет. Тайлер — пустышка, которую почти сдувает ветром, потому что он легкий и невесомый. Совсем незначимый и невидимый. И это не расстраивает. Совсем. Постепенно начинаешь привыкать и думать, что это нормально. Легче, когда никто не знает, потому что никто не пытается помочь и «спасти». Ему не нужно это спасение. Возможно, что он хочет умереть, и эта мысль успокаивает, потому что ему нравится думать о смерти. Ему сигналят машины, и он почти лежит на проезжей части. Тайлер просто надеется, что его переедет какая-нибудь легковушка, потому что вокруг отвратительно. Когда ливень усиливается, водителей становится всё меньше, парень почти не слышит разрывающих относительную тишину гудков и уже отчаивается обрести покой. Капли бьют по лицу, и он улыбается своему состоянию. Так противно и мерзко внутри, будто тихую звенящую пустоту наполняют гноем. Он чувствует это впервые. А потом перед его глазами мелькают колеса и чьи-то ноги, кто-то трогает его по плечу, и Тайлер видит желтый. Призыв к действию. Он забывает, о чём думал. — Хэй, чувак, тебе, я думаю, нужна помощь… — его голос низкий и глубокий. Парень слушает. — Нет. — Он удивляется: этой желтой макушкой можно думать. — Я и не спрашивал. Некоторое время он снова может слышать своё бешеное сердце, отбивающее чечётку о его ребра. Или это был дождь? А потом всё отходит на второй план, и он больше не слышит, его глаза закрываются, и он унимает дрожь в руках, обнимая себя. — Тайлер. — Шепчет он парню, сидящему за рулем машины. — Джош. — Отвечают ему. Желтый всплеск — последнее, что он видит. Желтый — готовность к чему-то. Он снова пуст и больше ничего не чувствует. Так спокойнее…       Дежавю, потому что это утро в точности напоминает ему предыдущее по уровню безысходности внутри Тайлера. Безысходность — пустота, пропасть, поэтому его это не волнует. Он в своей тусклой маленькой квартирке, его живот громко урчит, а одна сплошная десятичасовая попытка уснуть совсем не идёт на пользу его организму, поэтому парень качает головой, чувствуя, что ему ещё хуже. Его тело липкое от холодного пота, а сам он понимает, что холодный душ из облаков, когда ты лежишь на земле — не лучшая идея. И парни с потрясающими голосами и желтыми волосами во время этих процедур тоже. — Джош… — задумчиво хрипит он. У его кровати стоит стакан воды и несколько черных таблеток. Тайлера наполняют странные чувства, а на телефоне есть исходящий матери, хотя он ей не звонил. Он даже не думает, как тот странный тип узнал, где он живёт, потому что голос в его голове подозрительно напоминает низкую хрипотцу, и парень вспоминает запах мокрого асфальта, корицы и дешевых сигарет. Жёлтый — цвет счастья и радости, но парень так не думает. Он вообще не думает, потому что впервые не чувствует боли, сковывающей пустой желудок, и Тайлер засыпает. Вечером он находит в себе силы пойти перекусить и видит на кухонном столе жухлую желтую розу. От неё пахнет мокрым асфальтом и корицей. Табаком просто воняет. Ему не нравится это, Джошу нужно перестать курить. — Джошу нужно перестать курить… — бормочет он себе под нос, шаркая пятками в направлении балкона и доставая зажигалку, — перестать курить… И Тайлер смеется, потому что эта фраза звучит глупо. Желтый означает, что до решающего шага осталось совсем немного. Ему лучше, когда он думает о неоново-жёлтых кудрях, они похожи на макароны. Теперь еда не кажется такой противной. Зато сам он отвратителен. Когда солнце начинает опускаться за горизонт, окрашивая небо в кроваво-красный, ему хочется попытать удачу ещё раз, но он сдерживается и накидывает на себя ветровку. В ней находится другая пачка, и Джозеф фыркает. Сегодня выходной, и он впервые волнуется о том, что мог пропустить работу. Ему нужны деньги на сигареты. Телефон пиликает на тумбочке. 45/3, на углу твоей улицы дверь не запрета. Тайлер улыбается и продолжает игнорировать звонки от матери, которая бьётся в истерике в соседнем штате, а затем раздается оглушающий вопль сирен. Её сердце не выдерживает, потому что она думает, что её сын мёртв. И он действительно мёртв. Изнутри.       Дверь и правда не запрета. Он свободно входит в маленькое помещение прихожей, скидывая с себя до сих пор мокрую ткань. Пустота будто уничтожает его, добавляя пространство внутрь себя, заставляя сросшиеся раны трещать по швам, потому что его распирает изнутри. Он думал, что такое бывает только в космосе, но всё распадается на атомы, поэтому бесполезно считать, что такое в принципе невозможно. До него пытается дозвониться приемная в больнице, родственники, но Тайлер лишь выключает телефон. Из двери напротив выплывает темная фигура с желтой кляксой на голове. Желтый олицетворяет позитив и энергичность, но в Джоше нет ни того, ни другого, потому что он горит изнутри. Пламя это ядовито-зелёное, и называется оно безысходность. Такое должно быть и с ним, но он пуст. Парень уверен в этом. Они смотрят друг на друга какое-то время, а потом одновременно достают ярко-красные коробочки и улыбаются, когда оказываются на балконе. Тайлеру плевать, где курить, поэтому он просто наслаждается корицей и мокрым асфальтом. — Джошу пора перестать курить… — изрекает он, но сам заставляет его сигарету дымиться. — Тайлеру пора перестать изводить себя… — парирует желтоволосый, усмехаясь. И они понимают друг друга без всяких уточнений. Шрамы Джоша говорят за себя. Дрожь Тайлера говорит за себя. Но сами они молчат… — Твоя мать сильно переживала вчера, — Дан первым решается нарушить тишину. — Что ты ей сказал? — он лишь хмыкает на его слова, потому что ему плевать. Ну… и немного жаль, что не застал всего этого безумия. — Что я работаю с тобой… — он пожимает плечами, и Тайлер отвлекается на перекатывающиеся мышцы под тонкой кожей. На улице холодно, ветер холодный, руки парня холодные, а Джош горячий и такой правильный, мягкий. Он выдыхает дым Тайлеру в лицо, на что тот недовольно морщится и посылает серое облако в ответ. Они смеются. Теперь он с интересом разглядывает его рукав, цвета на котором образуют яркое контрастное сочетание. — Панк. — Тайлер качает головой. — Нет. — Джош улыбается, его растянутые мочки немного покачиваются, кольцо в носу блестит, а парень увлеченно водит рукой по татуировкам. Но он не панк. Он курит сам, поэтому Джош не так противен. От него исходит доброта, он продолжает улыбаться, но это не его. Желтый — призыв к действию, и тут что-то не так. — Я чуть не размазал тебя по асфальту. Тайлер кивает и хмурится. — Нужно было самому катится под твои колеса? — Я думал, ты будешь кричать. Ему смешно. Это смешно. Джош смешной. — Ты слышишь мой голос? Я бы не закричал, даже если бы сильно захотел. — Его голос мягкий и скрипучий, довольно высокий, но очень хриплый. Сигареты не для церкви. — Я раньше пел в хоре, но это было так давно, что я уже не помню ни одной партии. Она надеялась на моё будущее, будто это её единственный шанс доказать своим подругам, что она хоть на что-то способна… Джош выкуривает вторую сигарету. — Школа при церкви? — он вздрагивает, когда говорит это, но сам не обращает внимания. — Ага… — Тайлер выкидывает окурок вниз, и он долго тлеет, пока летит к асфальту. — Ты веришь в бога? — парень приподнимает бровь. — Я верю в смерть. — Джош кивает и громко сглатывает. Тайлер соглашается с ним, замолкая. Ему совсем не хочется думать о том дерьме, что вытворяла с ним мать, когда он заикнулся о том, что бог — очень спорное явление, и что он не до конца уверен в его существовании. Она носилась с ним по психологам, что выглядело глупо, таскала по больницам… А потом эта школа… дети — святоши, и долбанные учителя — истерички. Возможно именно тогда он понял, что люди — противные создания. Настолько лицемерные, что на каждом шагу толкают свои заповеди, буквально в рот, а потом жестоко наказывают тех, кто им не угоден. Звучит забавно, но на деле такое дерьмо, что расхлёбывай или не расхлёбывай — разницы никакой. Желтое безумие. Всё так странно. Тайлер почти не ощущает пустоты сегодня, хотя пустота — это пустота, она не должна чувствоваться. Но это неважно, потому что он поднимается с пластикового стула в двенадцатом часу ночи, забирает у парня оставшиеся сигареты и направляется к дверям. — Стой… — он даже не возражает, когда все упаковки оказываются у Тайлера. Ему становится хуже. Он больше не хочет уходить. Но сдерживает себя и разворачивается к нему, почти сталкиваясь с ним лбами. — Стою. — Нервно хихикает Тайлер. Его глаза бегают из стороны в сторону, и его дыхание ускоряется. — Мы увидимся ещё? — никакого отчаяния, надежды. В Джоше ничего нет, кроме обжигающего тепла, которое накрывает с головой и накрепко укутывает в одеяле яркого пламени. Он взрывается. Но пустота — это вакуум, а в вакууме взрыв не заметен. Почти. Сердце снова бьёт по рёбрам, и он почти хнычет. Ему нужно идти. Нужно. Идти. — Да… Джош удовлетворенно кивает, на мгновение касаясь рукой его волос, а потом освобождает ему проход. Тайлер не шевелится. Он даже поел сегодня, но ноги почему-то не слушаются совсем. Парень вздыхает и сам одевает Тайлеру куртку. Он смотрит с пониманием. Рядом с ним тепло, он хотел бы остаться. Но он уходит после того, как его холодная ладонь ложится на щёку Джошу. Он практически бежит. Телефон в кармане вибрирует. Джошуа Уильям Дан моя смена в кофейне с 8. у тебя всегда есть я, тай