Лесной царь: Король эльфов (Семейные хроники 2)

      Единственный камин в Дубравном дворце имелся в спальне дракона. Лес ненавидел огонь всей своей огромной нечеловеческой душой, но ради вечно мерзнущего ящера согласился терпеть еще один очаг, не считая кухонных печей. Правда, если кухарки-кикиморы для растопки признавали исключительно полешки из сухостоя, то дракон согласился на замену: наалхимиченные их старшим некромантом горючие камни не дымили, не давали копоти и расходовались так медленно, что казались практически вечными. Жаль только, что и не потрескивали. Сейчас, на фоне шуршащего за окном снежного дождя, треск ленивого пламени идеально дополнил бы уютный поздний вечер.       — Вот вы где все.       Дверь тихо затворилась, в длинном ворсе ковра утонули легкие шаги. Руун усмехнулся и приподнял одеяло, без лишних слов приглашая заглянувшего «на огонек» некроманта присоединиться к собравшемуся у него в кровати обществу. Сильван без колебаний нырнул в теплые объятия своего бывшего возлюбленного, Руун со смешком переместил худощавого колдуна через себя дальше, в середину, где того встретили эльф с полуэльфом, их бывшие лесные цари.       — Что-то ты сегодня поздно, — проворчал Яр, со спины напал на холодного, как ледышка, приятеля, затормошил, затискал, мигом забрался шаловливыми конечностями под неизменный черный балахон с капюшоном. Драгомир, младший сын Яра и его почти точное подобие, не отставал, прильнул к своему наставнику с другой стороны, впрочем, его объятия были куда невинней отцовских.       — Только без щекотки! — взмолился Сильван, сдаваясь сразу и без сопротивления. В свое оправдание нажаловался: — Ее величество сегодня изволила со мной ссориться дольше обычного.       — А сегодня из-за чего она капризничала? — уточнил Яр с серьезностью, как ответственный тесть у замученного зятя, однако не выпуская его из рук.       Сильван пожал плечами:       — Простите, на этот раз я не смог понять причину ее обиды.       — И честно сбежал от жены к нам в убежище, — хохотнул дракон. — Вот и правильно, дашь ей время остыть.       — Она никогда не подумает искать меня здесь, у тебя, — извиняющимся тоном пояснил некромант. И он был прав: пусть дракон и его юный хозяин не удосужились вырастить себе отдельную башню, как собирались поначалу, остались вместе со всеми, к тому же спальня Рууна была расположена на одном этаже с покоями царицы, но всё равно Милене Яровне в голову не придет, что супруг прячется в постели у бывшего любовника.       — Мне стыдно: я плохой муж, — сокрушенно вздохнул Сильван.       — Ты неоднократно предупреждал об этом сестрицу, она знала, кого звала под венец, — заметил Драгомир, между прочим устроившийся на некроманте с полным удобством, будто собирался на нем и заснуть.       — Спасибо, утешил! — Сильван не возражал побыть тюфяком, пусть его костлявое телосложение для этой роли совершенно не подходило.       — Пожалуйста! — Расслабленность полуэльфа оказалась лишь уловкой: под одеялом он принялся с новым азартом выискивать у своего наставника самые чувствительные к щекотке места.       Впрочем, трижды умерший некромант при необходимости умел быть равнодушным к пыткам любого толка. Он откинулся на мягкие подушки и рассеянно погладил своего ученика и единокровного сына по темно-русым волосам с проблесками яркой зелени. Интересно, но после того, как Драгомир отказался от царского трона в пользу забеременевшей сестры, зеленые пряди не исчезли из его шевелюры, как будто Лес навсегда отметил своего владыку, намекая, что бывших царей не бывает и Мир всегда может рассчитывать на его помощь и поддержку.       Кстати, точно такие же изумрудные локоны вились, шелково мерцали в золотистой буйной гриве Яра — даже в этом сын и отец были отражением друг друга. До прошлогоднего лета Яр целый век нес бремя хозяина Леса, и зимой волосы его становились белыми, как снег, весной темнели в тон проталин, летом пестрели всеми оттенками листвы и хвои, осенью неизменно рыжели. Но после войны с людским князем, по чьей вине едва не погиб в Новом Городе Драгомир, после всех треволнений и безумного бунта Леса, восставшего против воли царя, Яр разорвал договор, и «бразды правления» пришлось взять на себя младшему царевичу, пусть и ненадолго. Сложным выдался для их семейства прошлый год, это если мягко выразиться.       Да и нынешний год тоже не сладкий, хоть и начался с «медовой весны» Сильвана и Милены. Многоопытный некромант не выстоял под натиском молодой супруги, позволил той забеременеть в начале лета — о чем весьма быстро пожалел. И дело не в том, что он не хотел иметь детей, напротив, и Мир, и Грюнфрид выросли без его участия, что весьма печалило мага, всегда мечтавшего о настоящей семье. Однако пример предыдущих поколений показывал, что, скорей всего, и самой Милене материнство дастся нелегко. Чтобы эльфийское наследие со стороны отца не обернулось для Милены родовым проклятием, пришлось Драгомиру уступить сестре трон. Лес не позволил бы полуэльфийке зачахнуть от переизбытка материнских чувств, как два века назад получилось с родительницей самого Яра: сколько бы Милена ни отдавала жизненных сил будущим детям, Лес даст своей правительнице безгранично больше. Столько, сколько на всю эльфийскую Долину хватит, что говорить о мелкой двойне, пока еще представлявшей собой два комочка плоти в животе тревожной мамаши. Да, ее величество, сама будучи сестрой-близнецом Драгомира, тоже ждала теперь близнецов. Когда Яр узнал об этом событии — кстати, обнаружив беременность дочери раньше нее самой благодаря отцовскому чутью и лекарскому дару, исключительно редкому для эльфа, — он был вне себя от радости. От бурного восторга бывшего владыки дворец сотрясался от корней до высоких кудрявых макушек. Даже в Новом Городе догадались, что в Дубраве за рекой творится что-то необычное — стоило взглянуть на небо, где без дождя целый день напролет с полудня до заката сияли-переливались сразу полдюжины радуг.       Другой беременности Яр тоже порадовался, но более блёкло, с привкусом кислинки. Зато народ, обитавший на болотистом левом берегу Матушки, устроил недельные гуляния: их вождь и волхв, колдун и пророк, главный радетель о мире и благоденствии, возродившийся в молодом теле старец Щур подарил бывшей жене лесного владыки, уважаемой ведьме Лукерье Власьевне ее четвертого ребенка! Первые три, понятно, были у нее от Яра. У самого же Щура это оказался первенец, хотя Яровичей он по праву друга семейства считал родными. Тем более младших близняшек Щур собственноручно принимал из утробы матери (Милену) и вырезал ножом из живота отца (Мира). Умудренный прошлым опытом, болотный колдун сразу же привел упиравшуюся ведьму к Яру на осмотр. Тот, тщательно проверив здоровье бывшей жены, успокоил будущего папашу, напоил лучшим вином из дворцовых погребов. А выпроводив счастливую пару, сам напился вдрызг в компании Сильвана и Рууна: Яр давно подозревал, что Лукерья при вынашивании отторгала его детей не по причине женской слабости, а из-за несовместимости эльфийской и человеческой крови, теперь же ему представилась возможность в этом окончательно убедиться. Оставалось радоваться, что с Щуром, без малого сто лет в нее преданно влюбленным, у нее всё заладилось.       Озадачен этим известием был и городской лекарь Красимир, ученик и названный сын Щура, безответно сохший по Лукерье. Он терпел ее холодность к себе, пока Щур был дряхлым умирающим стариком. Но когда к колдуну вернулась молодость стараниями некроманта и лесного царя, и Лукерья, разведясь с мужем, ответила поклоннику взаимностью — такого разочарования лекарь перенести не смог. Красимир оставил лавку травника своему сыну Томилу и ушел скитаться по земле, куда глаза глядят. Томил по секрету упросил Милену незаметно последить за ним. Благо владения лесного царства простирались широко: от западных озер до гор на востоке, от южных степей до ледяных морей севера — странствуй вдоволь, пока не надоест! А в городах и деревнях, где лесные владыки не имеют власти, Красимир задерживаться надолго не станет, чтобы не бередить свои душевные раны случайными картинами обычного людского счастья. Так что за отца Томил мог быть спокоен.       Сам Томил Сивый тоже времени не терял — по просьбе вдовой княгини сделался не просто советником и опекуном малолетнего княжича, но негласным правителем города. Из горожан никто не посмел оспаривать его право распоряжаться казной, землями и людьми. Бояре и священнослужители помнили, как, бывало, великий дед княжича советовался с Томилом, когда тот был еще отроком. Простой народ был впечатлен тем, как на исходе прошлого лета молодой, но уже поседевший колдун держал вместе с пришлыми эльфами над городом незримый щит, чтобы уберечь всех от гнева лесного царя, и едва не поплатился за это собственной жизнью. Потому люди не роптали, когда Сивый, получив власть, буквально поставил город с ног на голову и обратно, да не по разу: говоря проще, заставил работать с утра до ночи без поблажек и на совесть. Зато крепостные стены и башни быстро отстроили после великих разрушений. Потом мужики дружно копали каналы для нечистот, чтобы улицы не развозило грязью. Центральную площадь перед собором замостили булыжниками, возвели крепкие мосты через городские узкие речушки — теперь телеги с товарами заморских купцов, что прибыли на Ярмарку, куда реже теряли колеса и не переворачивались в канавы. Томил самолично придумал хитрую машину для поднятия воды из реки на гору, где вечно были сухие огороды и хозяйки, замученные болью в спине от таскания ведер на коромыслах. Еще замахнулся на школу для детворы при монастыре, чтобы монахи обучали грамоте не только ленивых баричей. Много было великих планов у Томила Сивого! И лучший друг, Богдан Шмель, назначенный княгиней старшим воеводой, во всем ему способствовал. Перечить же колдуну-затейнику никто не смел — если он с семьей лесного владыки остался дружен после того памятного светопреставления, если мог помериться силами с некромантом и остался после этого живой — то что перед его волей смертные людишки? Тьфу, муравьи! Томил о подобных веяньях среди народа не ведал, что и к лучшему, трепетное уважение к себе принимал как настороженную неприязнь, отчего делался еще строже, что шло лишь на пользу свершениям во благо города.       С женой Богдана, Варварой, отлично подружилась молодая супруга Томила — Нэбелин. Ну, то есть как «молодая» — по эльфийским меркам, конечно. И пусть кузина Яра по возрасту годилась Томилу в прабабушки, это всё-таки было ее первое замужество. И первая беременность, случившаяся почти в тот же срок, что у Лукерьи и Милены. Поэтому-то советы Варвары, у которой дома сидели «семеро по лавкам», для эльфийки были бесценны. С Лукерьей и Миленой Нэбелин сошлась сравнительно хуже — просто так на чашку чая не забегала, только по особому приглашению и заранее уточнив, не будет ли возражать Яр. Яр ворчал, но не возражал, хотя на дамских чаепитиях старался не присутствовать. Впрочем, с тех пор, как Рэгнет уехал в Долину, Нэбелин по существу осталась под его покровительством.       И напротив, Томилу Яр всегда был рад. Тот, непривычный к женатому состоянию, при каждом удобном случае норовил сбежать из дома то в Дубраву, то за Матушку: либо жаловался всё понимающему Сильвану, либо просил совета у деда Щура. Сильван сам опытом семейной жизни похвастать не мог, украдкой жаловался в ответ. Щур, пусть тоже был до недавних пор закоренелым холостяком, от жалоб отмахивался и отшучивался — недосуг, он бойко строил новую жизнь своего дремучего народа, конечно, с меньшим размахом, чем названный внучок в городе, но тоже навел небывалые порядки.       (Кстати, теперь, под управлением двух колдунов, христиане-горожане и нехристи-охотники более-менее оставили давнюю привычку к вражде, укрепили торговые отношения, даже чаще стали родниться браками. Правда, в удовольствии ругаться между собой устно, но уже без кулачных боев, обе стороны по-прежнему себе не отказывали. Бывало, выедут лодки на середину Матушки якобы для рыбалки — и начинается ор на весь мир. Чтобы не шибко заговаривались, Яр приказал водяницам при первых же матерных выражениях купать и зачинщиков свары, и ответчиков. Впрочем, мужики быстро научились строить хитро-сложные оскорбления из приличных слов, аж водяные и лешаки заслушивались, пытаясь уразуметь заплетенные витиеватости.)       Вот в таких обстоятельствах встретили обитатели Дубравы и их друзья хмурую позднюю осень.       Итак, Томил частенько прятался от деятельной жены у Сильвана, Сильван сбегал от своей царицы к Рууну, там же почти постоянно скрывался главный лекарь Дубравы Яр, на хрупкие эльфийские плечи которого свалилась забота о здоровье дочери, бывшей жены, кузины… Иной раз он мечтал вернуть себе трон лесного царя только потому, что прежние дела государственные казались куда легче нынешних, семейных.       Слава богам, старший сын Яра Светозар, (он же в домашнем обиходе Тишка), владел бесценным даром решать самому, прорастет ли его семя, отданное по любви, или миг страсти останется лишь взаимно приятным воспоминанием. Если бы и его невеста, глядя на остальных женщин большого семейства, вознамерилась обзавестись потомством, Яр просто сошел бы с ума. Уж эта пара и так была головной болью похуже всех прочих! Тишка — богатырь-полуэльф, вымахавший на соках Леса ростом выше дракона. А возлюбленную себе избрал, вот же умудрился! — названную дочь Сильвана и Рууна, крошку-гоблинку Грюнфрид, (в домашнем обиходе Грушеньку). И ладно бы разница в размерах и росте — на это можно было бы закрыть глаза, (одна Лукерья до сих пор не имела сил с этим несоответствием смириться, хотя сами влюбленные чудом нашли некий устраивающий их выход). Но совсем другое дело то, каким получится плод при смешении бурлящих кровей: эльфа и ведьмы с одной стороны, со второй гоблинши, человека, дракона и некроманта — этого Яр не мог угадать при всём желании. Когда же пытался представить хотя бы примерно, то волосы на голове сами собой шевелились.       Ну как при таком раскладе не умиляться на младшего сына? Драгомир и прежде был любимчиком отца, теперь же Яр только и мог отдохнуть душой и расслабиться телом, наблюдая за своим младшеньким и его прирученным драконом. Вот уж от кого никаких неожиданностей он не ждал… По крайней мере Яр очень надеялся, что все неожиданности и беды, отмеренные судьбой на долю Драгомира, остались в прошлом году.       Руун Марр нисколько не возражал против того, чтобы в его кровати тихими вечерами прятались от житейских трудностей. Дракон не скрывал, с каким удовольствием он любуется на ребячество бывших лесных царей, объединенными усилиями пытавшихся затискать и защекотать его бывшего любовника. И он нисколько не смущался тем, что его ухмылку видят они все, в особенности его юный хозяин. Он просто молчал и только смотрел. Они знали, что играют с его терпением, железным, но не безграничным. И если оно когда-нибудь резко закончится, его вины в этом не будет — это они тоже все понимали, каждый, более или менее в меру своей опытности.       Оставив наконец-то Сильвана в покое, Драгомир перебрался под теплый бок дракона, заглянул ему в глаза, мерцающие багрянцем и золотыми искрами. Обычно узкий зрачок сейчас в полумраке спальни, освещенной тусклым огнем камина, расширился до круглого, почти поглотив радужку. Мир наклонился близко, едва не прикасаясь своими губами к губам, приоткрывшимся навстречу, до черна опаленным внутренним огнем дракона. Он словно хотел разглядеть что-то на дне его глаз, в глубокой чернильной черноте.       — Па-ап! — не отворачиваясь от Рууна, с лукавой смешинкой позвал Мир. — Вот мне интересно, а почему Миленка люто ревнует Сильвана к тебе и не волнуется о Марре?       Яр, тоже утомившийся тормошить вялого некроманта и теперь просто сидевший с ним в обнимку, устроив подбородок у того на плече, только фыркнул на обманчиво-простодушный вопрос сына. Вместо него ответил сам дракон, его бархатистый низкий голос прозвучал в темноте вызывающим мурлыканьем:       — Разве огонь может разгореться там, где уже всё выгорело прежде?       Сильван печально улыбнулся и отвел взгляд от них в сторону камина. Яр вдобавок шутливо прикрыл ему глаза ладонями, якобы спасая ранимое душевное равновесие от двусмысленного зрелища.       Чтобы разглядеть смуглое лицо дракона лучше, Мир поднял руку и зажег на кончиках пальцев неяркие язычки зеленого пламени. От его блестящих ногтей, черно-зеленых с алыми полусолнцами в основании, Руун давно молчаливо сходил с ума — они так шли к зеленым прядям в волосах! Сам дракон мог похвастать лишь банальными черными когтями, острыми и в меру длинными, без изысков и горючести. Когти как когти, прилагаются в дополнение к немного смуглой коже, бордово-черным губам, черным кромкам на веках, длинным волосам, где перемешались алые и угольные пряди. Во всём-то он был полной противоположностью утонченному, невинному, хрупкому полуэльфу.       — Значит, там, где ничего не было, может вспыхнуть что угодно? — переиначил Драгомир.       — Мирош, не балуйся, — строго велел Яр. — Простыни подожжешь, Лес всполошится, Миленке доложит, она сюда прибежит, нам сцену устроит.       Руун осторожно развернул его руку к себе раскрытой ладонью и тихонько подул — от горячего дыхания на ладони заплясал другой огонек, золотисто-алый. Этот язычок, иной по форме острого живого пламени, иной по яркости, затанцевал и переплелся причудливым образом с округлыми и тусклыми зелеными огоньками, тоже сбежавшими с кончиков пальцев на ладонь, чтобы вытянуться в подобие неведомых буквиц, заостриться в прихотливом ритмичном движении…       — Мирош, потуши, пожалуйста, — поежился Сильван, ему было всё прекрасно видно, так как Яр, прикрывая ему глаза, не догадался сомкнуть пальцы.       Яр опустил руки, признавая, что здесь не до шуток и фокусов. Некромант не боялся огня, как Лес боялся пожаров. Нет, он его просто не выносил — после казни на костре сто с лишним лет назад. И терпел только ради ученика, в котором с прошлого года после пыток в городе кроме дара некромантии и магии жизни, доставшихся от двух отцов, неожиданно пробудился и дар огненной стихии.       Драгомир послушно хлопнул в ладони, безжалостно развеяв сплетенные огоньки.       — Простыни у Рууна негорючие, мы их специально на его чихи заколдовали, — напомнил младший некромант-полуэльф в свое оправдание. — Кстати, мы как раз об этом говорили до твоего прихода.       — О его чихании огнем? — улыбнулся Сильван.       — О том, как он заманил тебя в свою постель огненным чиханием, — кивнул Драгомир, не замечая, как больно уколол этим упоминанием своего наставника.       Некромант не шелохнулся, на мгновение окаменев.       — Мирош! — укоризненно шикнул Яр. — Я тебя люблю, но это не помешает отвесить воспитательный подзатыльник.       — Поэтому вы так резко замолчали, когда я вошел, — скривил губы в улыбке Сильван. Сцепил руки поверх одеяла, предложил: — Я не против этой темы для разговора, можете продолжать. Это были самые чудесные полгода в моей жизни.       — Чудесные, не считая минувшего года и всех будущих, что ты проведешь со своей молодой супругой, — настойчиво поправил его тесть.       — Угу, — покорно согласился маг.       — Разве полгода? Мне казалось, мы прожили в твоей хижине дольше, год хотя бы, — непритворно удивился Руун Марр.       — Полгода, — повторил Сильван, одарил его быстрым взглядом. — Три месяца из которых ты провел в спячке, большую часть времени свернувшись клубком в образе крылатого ящера. Иногда ты вправду сквозь сон плевался огнем. Я побоялся, что ты сожжешь мне дом, поэтому стал ложиться на ночь рядом с тобой. Ты чувствовал мою близость, тотчас оборачивался человеком и спал гораздо спокойнее.       — И однажды проснулся совершенно выздоровевшим в твоих объятиях, — негромко подтвердил дракон, мыслями вернувшись в далекое прошлое.       Драгомир и Яр промолчали, каждый по-своему.       — Выздоровевшим? — выгнул бровь Сильван. — Зачем же ты еще три месяца хромал на обе ноги, держался за ребра и уверял, что не в состоянии улететь?       — Ноги не шли прочь от твоей лачуги, сердце грозилось лопнуть от чувств, крылья не держали, — заявил Руун, не моргнув.       — Никакая это была не лачуга! — обиделся за свое наследство некромант. — Учитель оставил мне добротный дом.       — Четыре шага в ширину и столько же в длину, — поддакнул Марр, подгребая между разговором заслушавшегося Мира к себе в подмышку. — Ты отдал мне свою кровать, а сам ютился на полу. Полагаю, когда я кашлял в лихорадке, то попадал прямо в тебя или в стену выше. Вдоль всех стен у тебя там были бесконечные полки с горшками, травами и зельями — всё горело, лопалось от жара, вспыхивало, падало вниз. Единственно, где ты мог бы укрыться от огня, так это у меня за спиной. Ну, а потом всё просто, ты быстро привык — с драконом спать теплее, это ясно каждому с первого раза. Вы все это оценили, можете не отпираться. Поэтому вы трое сейчас здесь, у меня под одеялом, а не в своих холодных кроватях.       — Я до сих пор не понимаю, кто же смог так тебя отделать, — вновь задумался Сильван. — Было ощущение, словно из тебя жизнь высосали, а после вдобавок избили до полусмерти. Дракона! Как это возможно? Кому это под силу?       — А я до сих пор не могу тебе на это ничего ответить, — вздохнул Руун. Обернулся на притихшего Мира: — И не стоит прожигать меня взглядом, сокровище. Как видишь, даже Силь понимает, как непрост был мой противник. Неужели ты думаешь, что легко сможешь проникнуть в мой разум и сломать все наложенные им замки и открыть все секреты?       Драгомир не спешил отвести глаза. И Руун застыл, зачарованный... Яр посчитал необходимым вмешаться:       — Мирош, когда я разрешил тебе завести дракона, ты что мне пообещал?       — Пап, я не причиню ему вреда. Я только чуть-чуть…       — Нет! — резко оборвал сына Яр. — Это слишком опасно. Ты не знаешь ни того, что именно с ним сделали, ни того, кто это сделал и с какой целью.       — Папа, я вижу, что нужно делать, — заупрямился полуэльф. — Я не знаю, как тебе это объяснить, но у него там узел…       — Малыш, ты помнишь, как тебе было больно, когда мы распутывали твои узлы? — тихо проговорил Сильван. — Но твои видели мы оба, твой отец и я, этот же видишь только ты. Не торопись, прошу тебя, подумай, взвесь риск…       — Вот именно, не будь ребенком, стремящимся разломать свою любимую игрушку, чтобы посмотреть, как она устроена, — нахмурился Яр. По кровати он перебрался ближе к Рууну и, присев рядом, обхватил его голову ладонями. Дракон вздохнул с облегчением, закрыл глаза и почти упал на высокие подушки.       — Простите, — пробормотал Драгомир, поняв, что на этот раз играл с действительно опасным огнем.       — Мирош, ты знаешь, ты сильнее нас обоих, — погладил его по плечу Сильван. — Но ты до сих пор только еще учишься управляться со своей силой. Любое живое существо, даже дракон, слишком сложное создание, чтобы…       — …Чтобы запросто потрошить его, не представляя, как будешь запихивать потроха обратно и раскладывать по местам, — сердито договорил за него Яр, продолжая лечить Рууну головную боль, сразившую того до полуобморока. — А именно это ты сейчас собирался сотворить со своим драконом — выпотрошить! Он доверился тебе полностью, открылся и не мог защититься.       — Извините, я… — окончательно расстроился Мир, тем более он не привык к тому, чтобы отец или наставник его вообще ругали. Однако он собрался с мыслями и попытался объяснить: — Возможно, именно потому, что Марр открыт передо мной, я вижу эти пятна черноты в его мыслях. Он прекрасно всё помнит, у него не стерта память, но когда он пытается рассказать о чем-то определенном, происходит что-то…       — Что заставляет его молчать, — понятливо подытожил Яр. Убрал руки от висков, взъерошил Рууну волосы. Тот приоткрыл глаза, зажмурился, часто заморгал, словно его слепил тусклый свет камина, едва достигавший изголовья широкой кровати. — Сокровище моё… наше! Пожалуйста. Очень тебя прошу! Будь со своим драконом поласковей, иначе я его у тебя заберу.       — Извините. Я больше не буду, — неуверенно пообещал юный полуэльф.       Яр вздохнул, он знал своего младшего сына лучше, чем тот понимал сам себя: будет, и не раз, и разнообразными способами. Ну, хоть бить напрямую впредь остережется, и то ладно.       — Как, увидел сейчас перед глазами всю свою жизнь? — ехидно спросил у дракона Яр.       Руун кивнул, криво усмехнулся. У него глаза слезились, и когда он заговорил, стало понятно, что это не только из-за головной боли, устроенной ему Драгомиром, и не от раздражения светом камина.       — Отца вспомнил почему-то, — тихо проговорил Марр. Опустил голову, под одеялом подтянул колени к груди, сидел, нахохлившись. Все трое переглянулись — непривычно было видеть их большого и словоблудливого ящера столь беззащитным.       — Расскажи, — попросил Драгомир.       Вытягивать воспоминание силой не пришлось, похоже, вмешательство в разум всколыхнуло самые глубинные пласты памяти. Века назад свершившиеся события ярчайшими вспышками оглушили Рууна, словно он увидел это всё прямо сейчас наяву.        — Я пробыл с отцом недолго, года три, кажется. Он выкрал меня из родной деревни, когда я впервые попробовал оборачиваться, и люди поняли, что я такое. Староста приговорил мать к утоплению, ее посчитали не просто блудницей, но ведьмой, соблазненной бесами. Меня скинули в земляную яму, чтобы я там умер от голода. Прикасаться ко мне и вообще подходить близко боялись — уж что, а хорошо целиться огнем я научился сразу. Что стало с матерью, не знаю, я не спрашивал. А меня отец ночью вытащил, выломав решетку на яме и спустив свой длинный шипастый хвост вместо веревки. Унес меня в горы, пытался обучить, но я балбес в колдовстве, сами знаете. — Он смущенно усмехнулся, но всё-таки продолжил, торопясь поделиться. — А спустя время в горы нагрянули члены гильдии колдунов в компании с королевской гвардией. Отцу перебили крыло, загнали нас в ущелье. Один он бы выжил, но ему приходилось прикрывать меня… Он погиб достойно, многих унес за собою за грань. Я тоже, конечно, по мере сил пробовал отбиваться, пытался удрать, но колдуны — это не крестьяне, они знали, на кого открыли охоту и как к этой охоте следует подготовиться.       — Тебя поймали, — прошептал Драгомир.       — Ну да, как можно логически предположить, если я здесь, схватили живым, — коротко хохотнул Марр. — Взяли, как диковинку. Поначалу хотели убить, когда поняли, что я не просто чумазый мальчишка, украденный чудовищем для обеда.       — Боги, чем там обедать-то было — поди, кожа да кости! — поддакнул Яр.       — Но один маг решил оставить меня ради науки, — продолжал Руун, и в голосе его горечь сменилась теплом. — Он надел на меня заговоренный ошейник и привез к себе домой, где отмыл, накормил и посадил в большую крепкую клетку. Наверное, я трус, я не думал о мести. Или отец слишком усердно вколотил мне мысль, что люди и драконы извечные враги, и убить чудовище для людей самое нормальное стремление. Впрочем, об этой вражде я узнал на своей шкуре даже раньше, чем познакомился с родителем. Когда же этот усатый большой человек меня не убил там, в горах, и остановил других, я так удивился, что невольно проникся к нему бесконечной благодарностью. Это глупо, может быть, но… У него были потрясающие пышные усы! Когда он улыбался, они смешно топорщились. Можно сказать, он стал мне вторым отцом. Уж точно с ним я провел больше времени, чем с кем бы то ни было.       — Надеюсь, он выпускал тебя из клетки? — глухо уточнил Драгомир.       — Да, конечно, как только понял, что я в мыслях не держу мстить ему за погибшего отца. Правда, заговоренный ошейник я всё-таки носил, причем долго, лет тридцать, и снял его с меня не он… — Здесь Руун осекся, на мгновение замолчал, словно потерял мысль, о чем говорил. Его никто не торопил, он продолжил сам. — Я стал при нем не то мальчиком на побегушках, не то воспитанником. Я даже немного взревновал по-детски, когда он женился. Кстати, его женой была прекрасная эльфийка-изгнанница. Она подарила ему сына и тихо зачахла сразу после родов, рассыпалась прямо в постели сверкающей легкой пылью, хоронить было почти нечего.       — Да уж, наши женщины частенько этим грешат, — поджал губы Яр, вспомнив о собственной матери. Сердце невольно сжалось: вдруг он не сможет уберечь от такой участи и Милену? Тем более дочь ждет двойню, что для эльфов неслыханное дело и для нее самой огромный риск.       — Как назвали мальчика? — спросил Драгомир.       Руун покачал головой: то ли забыл, то ли не хотел говорить.       — Чародей нашел в соседней деревне для младенца кормилицу, заодно мой названный младший братец получил молочную сестренку — дочь кормилицы, что родилась в один день с ним. — Марр нахмурился. — Девочку звали Кайянна. У нее были легкие светлые волосы, белые, как пепел. И большие глаза, серо-голубые, блестящие, как летние звезды… Силь, когда мы с тобой встретились, у тебя были черные коротко остриженные волосы. И глаза, как хмурое зимнее небо — совершенно другой оттенок серого, не как сверкающие ледышки Кай. Забавно, люди бывают такими разными даже на вид. Хотя ты уже не был человеком к тому времени. Впрочем, как и… Впрочем, вам, должно быть, это всё не интересно.       — Я не знал, что твоего отца убили у тебя на глазах, — виновато отозвался некромант, глядя перед собой в темноту.       — Я раньше об этом никому не рассказывал, — пожал плечами Руун. С наслаждением выдохнул и прижал к своей груди полуэльфа, не сводившего от него внимательного взгляда.       — Когда вам было предаваться воспоминаниям? — резонно заметил Яр. — Сначала болезнь и немощь, потом лихорадка страсти, затем поход на столицу, поднятое кладбище мертвецов, убийство короля, эльфийская тюрьма для одного и костер для другого. Разговаривать вам было воистину недосуг… Да кстати, и теперь тоже: Силь, тебя Миленка ищет. Пойдешь мириться?       Яр лучше всех остальных обитателей Дубравного дворца умел слышать Лес. И сейчас Лес подсказывал бывшему владыке, что дочь соскучилась, устала дуться на своего любимого супруга и вышла на его поиски. Несмотря на то, что весь дворец целиком представлял собою сросшиеся воедино дубы, в мощных живых стенах и сводах не имелось щелей, (Яр, строя свою твердыню, буквально обошелся без единого гвоздя) — и всё равно при обилии окон в длинных галереях гуляли сквозняки. Тем более в нынешнюю пору, поздней промозглой ветреной осенью. Негоже заставлять беременную лесную царицу лишний раз расстраиваться и долго бродить на холоде. К счастью, Сильван думал примерно то же самое, что и его тесть, Яру не пришлось выгонять его силой.       Некромант встряхнулся, пробормотал: «Жена ведь, куда деваться, иду…» — и с неохотой покинул постель. Запахнувшись в свой черный балахон и нахлобучив капюшон поглубже, побрел прочь из уютной тихой спальни навстречу новым бурным объяснениям. Главное, лишь бы Милена не догадалась, где он от нее прятался, иначе это убежище окажется для него навсегда потерянным.       — Так как же звали твоего названного брата? — продолжил допытываться Драгомир.       — Зачем тебе знать? — выгнул бровь Руун. — Проверяешь мою память?       — Сокровище, оставь ящера в покое, — неожиданно поддержал его Яр. Между тем бывший лесной царь шустро устроился в постели, после ухода приятеля взбил подушки как надо, присвоил царскую долю одеяла — и присоседился к теплому боку дракона. — Прошлое не следует ворошить, если ты не готов встретиться лицом к лицу с призраками. — Он сладко зевнул.       — Пап, ты здесь ночевать собрался? — ревниво насупился сын.       — А что, разве помешаю? — невинно приоткрыл хитрые глаза эльф.       — Уверяю, мы ничем таким наедине не занимаемся, — поспешно поклялся Руун, впрочем, на черно-бордовых губах играла выразительная ухмылка.       — Вот и я так подумал, — охотно согласился Яр. — Если бы занимались, я бы не пришел. Раз нет, то жалко вам для старика тепла и душевности? Я тут в уголочке просто погреюсь. В моей-то кровати холодно, никто меня там не ждет, холостого-разведенного.       — Я не против! — быстро отозвался Руун, сам придвинулся под одеялами поближе к бывшему царю, обнял его со спины, окутав жаром драконьего тела.       — Ох, как приятно! — с наслаждением вздохнул Яр, повозился, прижимаясь теснее, блаженно зажмурился, зарывшись в одеяла почти по макушку. Спросил громким шепотом: — Что, не позволяет пока себя тискать-то?       — Нет, — огорченно подтвердил дракон.       — Ну, ничего, куда торопиться-то, успеете еще, — утешил заботливый папаша. — Можешь меня вместо него обнимать, разрешаю.       — Я всё слышу! — перекрыл их перешептывания недовольный голос полуэльфа.       — Тебе никто не мешает с другого бока греться! — высунулся из своего гнездышка отец. Спрятался обратно, проворчал: — А я прослежу, чтобы никто во сне руки не распускал. — И сам крепко ухватил дракона за запястья, прижал к себе.       Лежали не шевелясь, ждали, пока устроится за спиной у дракона Мир, закутается, задремлет. И только услышав размеренное тихое дыхание, Яр шепнул, зачем собственно пришел:       — Нэбелин рыдает.       — Это она от беременности, — резонно буркнул дракон, борясь со сном.       — И от этого тоже. Если бы не положение, давно бы бросила мужа и уехала искать Рэгнета.       — Всё-таки не добрался до Долины? — приоткрыл один глаз Руун.       — Нет, — вздохнул Яр. — Тишка связывался с Орсаарксом, тот приказал Эжену обшарить окрестности, я высылал поночуг, Сильван попросил гоблинов пройти по следу — ничего. Как под землю повалился, но там я тоже проверял через кобальдов.       — Это скверно.       — Согласен, — опять вздохнул бывший царь.       — Ты же его ненавидел? — напомнил Марр.       — Ну да. Но всё-таки родной дядя, воспитывал меня, заменил мать, — через силу признался Яр. — Жалко, если сгинул. Нэб расстроится, выкидыш устроит. Мои тоже огорчатся, Луше он понравился.       — Пошлешь меня? — уточнил дракон.       — Вот думаю, может, с тобой вместе махнуть? — поделился сомнениями Яр. — Заодно погляжу, что там у Орсааркса в замке творится, раз Тишка ему обещал помочь. Да и ты окончательно клятву свою исполнишь, если лично привезешь меня к моему папаше.       — Как же наши беременные дамы? Не боишься оставлять без присмотра?       — Боюсь. Но при них будут Щур, Сильван, Томил и Мир, не считая Тишки и самой Лукерьи. Справятся. Если что, есть заклятье мгновенного путешествия, затратное, правда, зато вернемся, как только позовут. С другой стороны, я чую, что сам Миленку часто нервирую лишний раз, пора ей отвыкать от папкиного подола, всё-таки взрослая, царица теперь. С Лесом, воеводами и водяными Сильван управится, если что — с Томилом посоветуется или с Тишкой. Пора им взрослеть, эх, самим детей ведь уже воспитывать скоро. И Силь перестанет от Миленки за моей спиной прятаться, а то негоже это — дочь к отцу ревнует… Чего трясешься? Не ржи, Мира разбудишь.       — Сдается мне, это ты сам взрослеть не хочешь, — обвинил Руун. — Эльф ты, конечно, еще молодой, но дедом станешь, а сам…       — Если меня с собой в Долину не возьмете, нажалуюсь сестрице, — сонным голосом выдал ультиматум Драгомир со своей стороны кровати. — И кончайте шушукаться, уже за полночь! Завтра рано вставать и собираться.       — Кто тебе проболтался? — вскинулся Яр. — Тишка? Или тетушка Нэб?       — Да ты сам секреты хранить не умеешь, уж вся Дубрава знает, — проворчал сын. — Развернул бурную деятельность, и воображаешь, что никто этого не заметит.       — Вы двое по весу получаетесь меньше, чем один Светозар, — между тем решал свои задачки в уме Руун. — Длины во мне хватит, поместитесь легко, если не передеретесь. Запросто обоих в воздух подниму! Только вещей с собой много не набирайте, наряды у заграничных портных на месте закажем.       — Я сказал: спать! — Под одеялом сердитый полуэльф пнул дракона под коленку.       — Да, хозяин! — вырвалось у того машинально.       Яр не удержался, хрюкнул смешком.       Спустя несколько долгих минут тишины и покоя:       — Розенрик, — вдруг произнес Руун Марр. — Имя моего названного брата.       — У? Угум-м… — отозвался Драгомир, вряд ли толком расслышав.       У Яра почему-то от этого имени мурашки по коже пробежали. И впервые за долгие годы ему приснился кошмар: будто Рэгнета поймали непонятные черные твари, лохматые, воняющие псиной, напали стаей в ночном лесу недалеко от холмов, за которыми начиналась Эльфийская долина. Навалились множеством нечеловечески сильных жилистых тел, почти придушили — и уволокли куда-то в зловещую черноту. Там их ждал господин — Яр во сне не увидел его лица. На месте лица расплывалось неуловимое серое пятно, отчетливыми были только пухлые сочные губы, под которыми прятались острые зубы, не такие, как у людей и не похожие на крупные звериные клыки. От этой туманной фигуры веяло могильным холодом, страхом и смертью. Яр проснулся в холодном поту до рассвета, с гулко колотящимся сердцем. И уставился в темноту широко распахнутыми глазами, не сразу сумев прийти в себя.       Хорошо, что тяжелая горячая рука дракона ощутимо прижимала его поперек груди к перине и сбившимся простыням.       — Ш-шш, Мир спит, — одним дыханием прошептал Руун.       — Там… сейчас… Виар… — попытался объяснить Яр.       — Ш-шш… — снова раздалось над ухом. — Я знаю. Он жив, его не убьют. Забудь пока, что видел. Забудь до времени, иначе он найдет нас прямо здесь, придет сюда, а мы не должны этого позволить, мы обязаны защитить Дубраву, твою семью. Прости меня, я не мог предположить, что навлеку на вас…       — Ты… не виноват, — выдохнул Яр, переведя дыхание, немного придя в себя. — Хорошо, раз ты говоришь…       — Прошу тебя, — с неподдельным надрывом прошелестел шепот.       — Да-да. Всё, давай спать…       Яр умом понимал, что слепо довериться дракону, когда в опасности не только Рэгнет, но вся семья — это не слишком хорошая мысль. Но иного выхода не было. Нельзя было поддаться испугу и кинуться в бой немедля, без подготовки. Поэтому пришлось усилием воли смирить жажду действия и выбрать менее опасный из возможных вариантов — до времени запечатать ночной кошмар в глубинах памяти, чтобы самому не сделаться ярким маяком. Запечатать от самого себя. Пусть и ненадолго.       О прошлом нельзя даже думать, если не готов встретиться с призраками.              ______________              Утром Яр, верный своим привычкам, вышел к столу позже всех. Это никого не удивило. Удивило другое: мало, что опоздал сильнее обычного, однако явился не заспанным, как всегда, но задумчивым и непривычно собранным. Причем собранным во всех смыслах слова — облаченным в костюм для путешествий, будто собрался на длительную прогулку верхом.       Увидев отца, Драгомир, до того украдкой зевавший над своей тарелкой, на миг замер, распахнув глаза, после чего прекратил вялые ковыряния ложкой в еде, быстренько всё доел, более того — в добавку прихватил и торопливо прожевал кусок сытного жаркого. Сидевшая во главе стола Милена только диву давалась: всю жизнь хрупкий братец клевал, точно птичка, практически воздухом питался, а тут аппетит вдруг проснулся! Не успел Яр сесть на место и наполнить свою тарелку, как младший лесной царевич уж закруглился: вскочил, на общие удивленные замечания пробормотал извинения и кинулся вон из трапезной.       — Что это с ним такое? — проворчала Лукерья, проводив сына взглядом.       — Да с папкой наверняка задумали что-нибудь, — догадался Светозар, старший Ярович. — Па-ап? Куда это вы с Мирошем собрались?       — В Долину эльфов, — натянул безмятежную улыбку бывший лесной царь.       — Прямо сегодня? — насупился Тишка. — А меня почему не позвали?       — Ты ж там был в прошлом году, — напомнил отец. — А Мирош всю жизнь дома да дома! Сколько ж можно сиднем сидеть? Да и мне пора развеяться, сто лет из Дубравы не выбирался, ну, если не считать Ярмарку. Не обижайся, Мышонок, мы на Рууне быстренько слетаем, недельки за две управимся. А троих седоков наш дракон не поднимет, увы.       — Нет, не подниму, — послушно подтвердил Руун Марр, ухмыляясь в тарелку и предусмотрительно не поднимая глаз, ибо заранее знал, кто и с каким выражением сверлит его недобрым взглядом. — Двоих вас, мелких, легко, а вот кого другого не просите даже, надорвусь.       Грушенька, невеста старшего царевича, под столом украдкой пнула Светозара по коленке, чтобы прекратил столь явно дуться на отца. Тишка тотчас послушно отбросил личную обиду:       — Это ты верно, пап, вам с Миром погулять будет полезно. Только ведь ты ж не хотел к деду ехать?       Яр успел набить рот едой, потому ответил коротко:       — Нашледштфо же пфопадёт!       — Думаешь, дедуля Орсааркс скоро окочурится? Так ты поэтому еще год выжидал, чтобы наверняка? — сопоставила Милена с холодной расчетливостью полновластной царицы.       Яр разочаровывать дочурку не стал, полуутвердительно пожал плечами, неопределенно кивнул, не отвлекаясь от завтрака. Вспомнил, подозвал жестом прислуживавших русалок, велел приготовить снеди в дорогу из расчета на троих на три дня.       — Не беспокой красавиц, я уже собрал всё необходимое, — остановил его дракон. — Выбрал что полегче и посытнее, я ж вам не лошадь.       — Выходит, поставить семью в известность заранее тебе было недосуг? — угрожающе подняла голос Лукерья.       Яр громко проглотил пережеванное, обернулся к бывшей жене. Ее нынешний супруг, болотный ведун Щур, сидел рядышком с беременной женой и многозначительно помалкивал, усмехаясь в черные усы. Прошел год с лишним, как Яр с помощью Сильвана собственными руками запихал душу неупокоившегося старца в новое тело, и всё равно видеть чужое молодое лицо вместо морщинистой хитрой физиономии было непривычно.       — Очень рад, что сегодня вся семья в сборе! — громко объявил Яр. — Сразу всех и поставлю в известность, не придется рыскать по округе за вами и повторять каждому отдельно.       К слову, присутствовавших здесь русалок, водяных начальников и воевод леших он тоже по праву считал членами своего большого семейства. Также к завтраку явился глава Нового Города — Томил Сивый. Удачно, что сегодня он был без своей эльфийки. В последнее время Нэбелин особенно сильно раздражала Яра, при каждом удобном и неудобном случае напоминая ему о прошлой жизни в Долине — притом, что сам Яр никогда не был близок с двоюродной сестрой, вообще давным-давно перестал считать себя эльфом и, главное, категорически не желал помнить того, что с ним случилось в отцовском замке.       Яр поднялся в полный, хоть и невеликий, рост, чтобы обращение выглядело весомее. С важностью заявил:       — В свое отсутствие прошу вас, дядюшки водяные и лешии, по всем вопросам обращаться к Сильвану, его назначаю своим ответственным заместителем. Если дела будут особо важные, то рекомендую советоваться совокупно с Щуром, Томилом и, разумеется, со Светозаром Яровичем.       — Со мной в последнюю очередь? — снова обиделся Тишка.       — К тебе у меня будет особое поручение, — урезонил его отец.       Сильван побледнел более обычного, сравнявшись нездоровым цветом лица со своими длинными волосами — серебристыми с сиреневым отливом. Его не предупреждали, что на него свалится такая тяжелая участь!       — Пап, это как так? — возмутилась Милена. — Я же царица! Почему отдаешь власть Ванечке?       — Ты царица — вот и сиди спокойно на престоле, не суетись, — заявил Яр. — А заботы поручи мужу и брату, пусть они по владениям носятся.       — Ну, если ты в таком смысле… — протянула Милена Яровна. Вспомнила, встревожилась: — Папка, а если я рожу, пока вас дома не будет? Ты меня бросаешь в такой момент?!       — А ну цыц! — шикнула на дочь Лукерья. — Не вышел тебе еще срок, угомонись.       — Ну, а вдруг? — не желала униматься молодая царица, хотя супруг тотчас взял ее руки в свои и молча утешал сочувствующим взглядом, как он один умел.       — Постыдись, сами разберемся, коли им приспичило… — заворчала старшая ведьма. Но галантный дракон ее перебил:       — Ваше величество, мы вернемся по первому же вашему требованию! Неужели я позволю себе пропустить такое событие — засвидетельствовать рождение детей моего дорогого друга? Где бы мы ни были в тот момент, чем бы ни заняты — стрелой прилечу на ваш зов! И этих двоих постараюсь не забыть захватить с собой.       Милена покраснела густо, но кивнула, принимая такое обещание. Украдкой покосилась на мужа, вероятно, подумав о неоспоримых преимуществах своего союза против предыдущей страстной влюбленности некроманта.       «Одного меня тебе мало для счастья? Мечтаешь крестников понянчить?» — коснулась сознания дракона колючая ехидная и чуть ревнивая мысль Драгомира. Младший царевич, сын Яра, Лукерьи и Сильвана, как оказалось, на расстоянии следил за разговором через связь с Лесом. Руун сделал вид, что не расслышал этого послания. Куда больше в этот момент его волновало, что же скажет Сильван. Некромант старательно отводил взгляд, но дракон хорошо знал своего бывшего любовника, чтобы представить, какая буря бушует сейчас под внешней обманчивой холодностью.       Яр быстро расправился с завтраком, порывисто поднялся, кивнув старшему сыну:       — Мышонок, ты мне нужен. Михайло Потапыч, Сил Силыч, Веснян, — кивнул бывший царь воеводам-лешим.       Те без вопросов последовали за ними. Из-за стола вышла и Лукерья, пусть ее никто не звал. Сильван также не мог не присоединиться к «тайному совету», кинув жене извиняющийся взгляд.       Милена махнула русалкам, чтобы налили ей травяного чаю погорячее, посетовала водяным:       — Ох уж эти мужские секреты! И не расскажут ведь, не признаются чистосердечно в том, что понаделали, пока светопреставление не нагрянет!       — Да бог с тобой, Милена Яровна, что ты такое говоришь-то? — шикнула на царицу старшая из русалок, Лилия. В отличие от Милены она сравнительно легко обуздала свое любопытство: с недавнего времени сделавшаяся госпожой Березопольской, Лилия рассчитывала выудить все секреты из супруга. Оставалось лишь дождаться удобного момента — Веснян не сможет устоять против ласки молодой жены.              ________              — Яр, хватит валять дурака! — потребовала Лукерья. — Сейчас же рассказывай, что случилось.       — Увы, дорогая сестрица, я ничего не могу тебе рассказать, ибо ничего сам не ведаю, — развел руками Яр, нарочно подчеркнув новый статус бывшей своей жены, а значит, и необязательность отчета перед нею.       — Всё ты знаешь, не отпирайся! — наступала ведьма, сурово уперев руки в бока.       — Возможно, и знаю, — покладисто согласился Яр, однако не отступил, гордо выдержал взгляд матери своих детей, пусть та и возвышалась над ним, будучи на полголовы выше ростом и значительно крепче в теле, по сравнению с изящным эльфом.       — Не морочь мне голову!       — Дорогая, ты же знаешь, иногда моя память играет со мной шутки. Помнишь, как я умудрился забыть о Сильване? И по моему недосмотру он целый век простоял статуей…       — Яр! — рыкнула Лукерья.       — Я кое-что знаю, но не помню, что именно, — отбросив шутки, признался он. Переглянулся с застывшим у дверей драконом. — И понятия не имею, почему сам себе запретил об этом помнить. Уверен только в одном: нам нужно срочно покинуть Дубраву, чтобы во всём разобраться. Чтобы не позволить некоей недружественной силе объявиться здесь.       — Ты поэтому не хотел говорить при Милене? — понял Светозар. Он и водяные с лешими подошли ближе. Лукерье же пришлось укротить праведный гнев и отложить до лучшего времени возмущение поведением бывшего мужа.       — Зачем ее волновать, если всё может обернуться пустяком? — пожал плечами Яр.       — Если это связано с уничтожением рода твоего отца, то это не может быть пустяком, — мрачно заметила Лукерья.       — Может быть, это связано, а может, и нет, — возразил Яр.       — Не поэтому ли пропал Рэгнет? — связал еще одну «ниточку» Сильван, доселе молчавший, беспокойно ломая пальцы под прикрытием широких рукавов черной мантии.       — Да, — обронил Яр. — Я не помню, почему я в этом уверен. Извини. Не спрашивай больше ни о чем.       Лукерья кинула на некроманта ревнивый взгляд. Своему другу он никогда не лгал, признавая в нем равного, в отличие от жены, которая прежде была воспитанницей лесного царя, сиротой, брошенной людьми. Ее или их детей Яр не всегда посвящал в свои секреты, прикрываясь желанием защитить — иногда это здорово раздражало!       — Прощу прощения, на самом деле это моя вина, — покаянно выступил вперед Руун Марр. — Опасная тень тянется из моего прошлого, зло не должно было коснуться вашей семьи…       — Ты стал частью нашей семьи, поэтому разбираться будем вместе! — заявил с порога торопливо возвратившийся Драгомир. Он успел переодеться и собрать небольшую дорожную сумку, в которой подозрительно позвякивали при ходьбе стеклянные пузырьки — похоже, захватил разных зелий про запас, на всякий случай.       Дракон не посмел возразить своему юному хозяину.       — Ну, а я не могу оставить Мира с драконом без присмотра, — заявил Яр. — Мало ли что он с ним может сотворить! Жалко всё-таки, последний на свете ящер в своем роде.       — Так о чем ты хотел мне сказать, пап? — напомнил Светозар.       Яр сразу же помрачнел.       — Оборотни. Есть риск, что они решат вторгнуться на наши земли. Зимой Лес спит, он не ощутит, что границы нарушены чужаками…       Пока Яр и воеводы со старшим царевичем обсуждали вероятность нападения и способы засечь чужаков без участия ушедшего в зимнюю спячку Леса, да желательно так, чтобы те не сразу поняли, что за ними наблюдают, что даст защитникам выигрыш во времени, — Сильван подошел к Марру.       — Ты по-прежнему подчинен печати молчания? — тихо спросил маг.       Тот кивнул.       — Что ж, — вздохнул Сильван. Улыбнулся ободряюще: — Уверен, молчание не помешает тебе позаботиться о безопасности твоих наездников. Я не буду просить привезти их назад в целости и сохранности. Я прошу тебя: не позволь никому навредить себе! Если ты будешь невредим, ты обязательно вернешь нам и Драгомира с Яром. Помни об этом: ты нужен нам! Без тебя эти двое пропадут.       — О чем ты? — ухмыльнулся Руун. Поймал руку некроманта, фривольно сжал вечно холодные пальцы в своих горячих ладонях. — Я же дракон! Я сумею защитить моих «принцесс».       Сильван покачал головой.       И Марр оставил насмешки под его пристальным понимающим взглядом:       — Я запомню твои слова, благодарю.              _______________                     — Где-то здесь обрывается след Рэгнета.       Пока Руун после превращения торопливо одевался за ширмой кустарника, Драгомир и Яр оглядели местность с высоты пригорка. За спиной у них была рощица, где в свое время Светозар оставлял на ночь резвиться Полкана, а впереди, через речушку с ветхим мостом, начиналось людское поселение с постоялым двором на окраине. В этом трактире Тишка в первый раз встретился со своими эльфийскими родственниками — Рэгнетом и Нэбелин. Все трое с успехом изображали менестрелей, чем зарабатывали себе на ночлег.       — Последуем их примеру и тоже представимся бродячими певцами? — предложил Драгомир, которому было любопытно попробовать себя в новой роли.       — Вот еще! — презрительно фыркнул Яр. — Развлекать пьяных селян? Увольте! Тем более я не люблю петь.       — Потому что не умеешь, — засмеялся Мир.       — Цыц, над отцом потешаться! — напыжился Яр. Прищурился: — Сам-то когда научился? То-то же!       — Сокровище, не умеешь петь? — вылез из-за кустов дракон. — Это простое искусство, я могу легко научить. На лютне бряцать посложнее будет, конечно, но за недельку освоим, если будет желание.       — Мой сын скоморохом не станет! — отрезал Яр.       — А Тишке позволил! — поймал на нестыковке Драгомир.       — Я не позволял, я просто не уследил, — выкрутился Яр. — Тем более к Мышонку ни один пьяный в кабаке не пристанет, а если пристанет, то быстро пожалеет. А тебя, сокровище, вообще к людям без охраны выпускать нельзя — тем более если ты еще и петь научишься!..       Яр осекся, заметив, как поджал губы сын. Увлекшись брюзжанием, он невольно напомнил Драгомиру о его недавнем и единственном опыте жизни среди людей, стоившем полуэльфу и всей его семье многих болезненных испытаний.       Руун не позволил секундной заминке затянуться: дракон напугал обоих, неожиданно загорланив старинную похабную песенку, нелепую до смешного из-за устаревших сравнений и наивных метафор. Яр от громкого, нарочито грубоватого пения демонстративно закрыл уши ладонями — не себе, сыну.        — Какая радость! Давненько к нам эльфы не забредали!       Руун захлопнул рот и обернулся. Провозгласивший себя защитником двух доверившихся ему «принцесс», он прозевал возможную опасность — это было совершенно непростительно с его стороны!       — Ой, человек? — удивился Драгомир, невольно отступив за спину отца. Пусть он и понимал умом, что отправились они путешествовать по густо населенной людьми местности, однако столь неожиданно и так близко рядом с собой увидеть незнакомца было малоприятно. Пусть это был всего лишь толстяк с осликом в поводе, груженым сушняком и свежими дровами.       — Менестрели? — окинув цепким взглядом напрягшуюся троицу, уточнил трактирщик. — Если будете весь вечер петь, сдам комнаты бесплатно. Сейчас народа у нас мало, скукота. А на эльфов всё селение сбежится, пива выдуют пару бочек. В прошлом году, помню, весной, у нас аж трое ваших братьев гостило. Вот мои бабы были счастливы! Так пели ладно, никогда не забуду! Ну, чего стоим? — Подойдя, он дружелюбно похлопал Драгомира по плечу: — Не трусь, малец! Идемте, народ у нас мирный, пришлых и ушастых не обижаем. И время аккурат к обеду: покушаете, успеете отдохнуть до вечера… Ох!..       Сделав шаг в сторону реки и моста, трактирщик схватился за сердце и рухнул на землю, как подкошенный.       — Папка, это ты? Что ты с ним сделал?! — всполошился Драгомир. С опаской наклонился над мужчиной, тронул и тут же отдернул руку.       Ослик тревожно затряс головой, ткнулся мордой в плечо хозяина, не подающего признаков жизни.       — Ни одному смертному не позволю безнаказанно трогать моего сына! — мрачно выдал Яр совершенно сумасшедшую причину.       — Он что, меня тоже принял за эльфа? — в сомнении протянул Руун. — Яр, неужели я похож на эльфа?       — Как будто смертные что-то понимают в нашем облике! — ответил ему Яр. — Готов поспорить, меня он вообще посчитал за женщину.       — Но это не повод останавливать ему сердце! — возмутился Драгомир. — Папка, оживи его обратно! Немедленно, пока дух не отделился от тела и не улетел к небесам.       — Не думаю, — покачал головой Руун, — люди размышляют еще проще, чем ты предположил: видят юбку — обращаются, как с женщиной, видят штаны — считают мужчиной. Полагаю, он принял вас за безусых юнцов, братьев-близняшек, поэтому говорил таким покровительственным тоном.       — Ладно, хорошо, — досадливо поморщился Яр. Остыв, он и сам понял, что позволил секундной вспышке страха за сына заглушить голос разума. — Будем считать это экспериментом. Мирош, внимательно смотри, как надо обращаться с людьми в таком случае.       Яр обошелся без ненужных эффектных фокусов, на какие обычно щедры человеческие маги: он не стал махать руками и шептать заклинания, не напустил светящегося тумана, даже не нагнулся над телом. Его младшенький владел сильнейшим сдвоенным даром жизни и смерти, он видел сквозь плоть так же легко, как сам Яр. Поэтому Яр просто мысленно подправил течение замершей жизни в теле мужчины. И точным толчком запустил сердце биться вновь.       — Понял? — строго спросил он.       — Вроде бы да, пап, — сосредоточенно кивнул Мирош.       Трактирщик из бледно-зеленого стал красновато-розовым, задышал. Вдруг распахнул глаза, глотнул ртом воздух с громким сипом — и резко сел:       — Что со мной?..       Только и успел шумно выдохнуть, как тут же упал опять, раскинув руки. И принялся снова зеленеть.       — Папка! — звонко выкрикнул Драгомир, чуть не плача от сострадания к невинно убиенному подопытному.       — Ты же хотел его оживить? Вот, оживляй! Я только показал, как это делается, — ответил Яр.       Вздохнув, Драгомир повторил процесс воскрешения самостоятельно. Без опыта, какой имел отец, у него получилось всё сделать гораздо медленнее. Трактирщик успел не то что позеленеть, но слегка посинеть, прежде чем к нему вернулись краски жизни.       — Молодец! — обнял сына гордый его успехом Яр. — Считай это происшествие важным уроком. Тебе ведь нужно на ком-то учиться, оттачивать свой дар врачевателя? Вот, это твой первый больной.       — Он был здоровым человеком, пока ты не попытался его угробить! — с укоризной возразил Драгомир. — Учиться можно и на больных, незачем никого ради этого калечить.       — Ничего подобного! — возразил Яр. — У больных обычно всё настолько запущенно внутри, что уже не видно и не понятно, как всё должно быть правильно. Так что на здоровых учиться полезнее и быстрее.       — Только вы не забудьте память ему стереть, — заметил Руун, указав на потихоньку отползающего в траву трактирщика. — Он же теперь, бедняга, станет от каждого встречного эльфа шарахаться.       — Ой, память — это совсем просто! — отмахнулся Яр. Поднял с земли полугнилую сосновую шишку, пошептал на нее заклинание — и запулил в трактирщика.       Шишка попала точнехонько в плешивую макушку, мужчина охнул и снова лишился чувств, на этот раз на четверть часа, по истечении коих ему помогли подняться с земли, отряхнули с одежды прилипшие соринки — и внушили, что он просто возвращался домой, увидел странников и, случайно запнувшись, упал, ударившись головой о придорожный камень.       Повторять эксперимент над памятью Драгомир отказался, но Яр и не особо настаивал, заметив, что в здешних землях им наверняка придется воспользоваться подобным трюком еще не однажды.       Пусть воспоминание о нескольких подряд сердечных ударах и было начисто стерто из его памяти, трактирщик на приблудных «менестрелей» теперь стал поглядывать с долей опаски. Но всё равно, движимый чувством долга, пригласил в свое заведение.       Заглянуть туда вправду не мешало — нужно было поспрашивать тамошних обитателей, действительно ли Рэгнет останавливался у них с ночевкой, прежде чем след его потерялся. Возможно, именно в трактире удастся найти ту ниточку, которая приведет их к подсказке.       Подозрительно косясь на Яра после его неоправданной вспышки, Драгомир решил за всех: буркнул, что отцу пока лучше держаться подальше от людей, а в трактир заглянут они вдвоем с Рууном. Всё равно задерживаться там надолго они не планировали, предпочитая устраиваться на ночь в здешних рощицах, пусть и довольно жиденьких по сравнению с родной Дубравой.       Яр принял разумное предложение сына. В ответ заявил, что сам хотел так сделать. Пока они будут расспрашивать бестолковых смертных, он воспользуется тишиной и одиночеством, чтобы вступить в связь с местным духом природы. Кому лучше знать о передвижении странников, как не земле, по которой они все ходят? И кто лучше поймет дух природы, как не тот, кто долгий век провел на троне Лесного царя.       Прежде чем они разошлись в противоположные стороны, Руун улучил миг, пока Мир пытался разговорить трактирщика, и с озабоченным видом шепнул Яру:       — Пожалуйста, держи в узде свои страхи.       Яр ответил испепеляющим сердитым взглядом:       — Думаешь, это просто?       — Я знаю, что нет, — с печальной улыбкой приобнял его за талию Руун.       — Знал бы ты, какой я трус на самом деле, — пробормотал бывший лесной царь, с благодарностью прижавшись на минутку к теплому боку дракона. — И всегда был трусом. Без насланных чужих кошмаров мне хватит собственных страхов, чтобы сойти с ума от беспокойства.       — Тогда нам не следует расставаться? — нахмурился Руун Марр, внимательно всмотрелся в ярко-бирюзовые глаза эльфа.       — Идите, — отвел Яр взгляд. — Драгомиру нужна хоть капля свободы от меня. Присматривай за ним. И возвращайтесь, как только что-нибудь узнаете.       — Пап, мы ненадолго, не волнуйся, — услышал конец их перешептываний Драгомир. В отличие от дракона, он-то привык, что отец всю жизнь квохчет над ними, как беспокойная наседка над разбегающимися цыплятами. — Кстати, можно будет пополнить запасы провизии в дорогу.       — Да-да, не торопитесь, до заката еще много времени, — заверил Яр, хотя тон голоса выдал истинное настроение. — Тишка говорил, здесь подают прекрасные копченые колбаски — не забудьте взять связку.       Драгомир только улыбнулся. И кивнул своему дракону идти за ним.       Яр проводил их взглядом, стоял на пригорке и не отводил глаз, пока они переходили через мост, следуя за тележкой, семенящим осликом и трактирщиком. Лишь когда две крошечные из-за расстояния фигурки скрылись за жухлыми кустами и заборами, Яр выдохнул, развернулся и углубился в рощу.       В этой местности всё еще царила степенная осень. Прилетев сюда верхом на драконе, они словно перенеслись назад во времени на месяц или полтора по сравнению с Дубравой. Если дома Лес уже давно приготовился к зиме, землю остудили дожди, часто срывающиеся на снежную крошку, и деревья стояли голые, серые, то здесь поблекшая листва еще сопротивлялась ветрам, крепко держалась высохшими черенками за ветви. Впрочем, ветра севера сюда доберутся еще не скоро. Да и вообще здесь зима — совсем не та, что дома.       Яр выбрал местечко, где особенно сильно чувствовалось сонное спокойствие. Опустился на землю, на мягкий ковер палой листвы, прислонился спиной к серебристому стволу трепетной осины. На нижних ветках копошился паучок, латая обрывок паутины. На верхушке чирикала бойкая пичуга. Яр закрыл глаза, прижал обе ладони к влажной холодной земле, зарывшись пальцами в рыхлый верхний слой хрупкой коричневой трухи. Кожу пронзили тончайшие незримые нити, выстрелив из его тела, врезались в молчаливую почву, ушли вглубь, разветвляясь наподобие грибницы, чтобы соприкоснуться со множеством подземных корней…       Дух здешних рощ и перелесков оказался гораздо слабее по сравнению с родным Лесом, что объединял в себе просторы почти всех северных земель, покрытых безлюдными чащами. Местные леса были исхожены людьми, деревья до дрожи боялись стука топора, а звери бежали в страхе от каждого хруста сухой ветки. Дух природы был вдвойне слаб из-за сонного оцепенения осени. Пусть здешние холода уступали безжалостным северным зимам, но соки в деревьях так же замирали до весны, семена и почки с нетерпением ждали весну, погруженные в глубокий сон без сновидений. Яру было даже немного неловко: пришлось вести себя, как докучливый гость! Едва «докричался», устал звать, прежде чем слабый бессловесный голосок духа рощ отозвался на его призыв.       Отозвался — и обрадовался, поняв, кто вступил с ним в связь. Если честно, Яр заподозрил, что сей дух вообще до их встречи не осознавал самого себя. Это было странно и непривычно — общаться с полуразумным неосязаемым существом, имеющим лишь зачатки собственных желаний и воли. Ведь родной Лес изначально представлял собой сильную сущность, а со временем, наблюдая за семейством царя, за лешими и прочей человекоподобной нечистью, густо его населяющей, Лес даже обзавелся личными чертами характера, иной раз немало раздражая Яра капризностью и своеволием. Возможно, у здешнего духа вообще никогда не было хранителей, ни леших, ни дриад, с которых он мог бы снять слепок образа мышления. Поэтому он так обрадовался встрече с Лесным царем, пусть и бывшим, пусть и чужим.       Воспользовавшись помощью охотно доверившегося духа, Яр по остаточным следам проследил путь Рэгнета от границы подчиненных ему земель до порога трактира. Там остатки костра, здесь запах одеяла, когда-то постеленного поверх охапки еловых веток, срубленных для походного ложа и успевших высохнуть и осыпаться. Вон тут странник спешивался с коня, чтобы облегчиться. Пикантная подробность, но земля впитывает все следы: и запахи, и жидкости, поэтому ее невозможно обмануть. Только если пролететь по небу, ни разу не приземлившись, что совершенно невозможно.       От конюшни трактира конь Рэгнета отправился дальше неожиданной дорогой. И следы копыт углубились, что говорило о смене седока на более тяжелого. Человек, каким бы ни был, всегда тяжелее щуплого чистокровного эльфа. Значит, Рэгнету пришлось расстаться со скакуном. Только зачем он его продал здесь, вдалеке от торговых центров, за какие-нибудь медяки? Рэгнет направлялся в Долину Эльфов к Орсаарксу, а до нее пешком никак не добраться.       Яр внутренне похолодел от предположения, которое первым пришло на ум, когда он узнал об исчезновении своего дядюшки, — и от которого он мысленно отмахивался, надеясь, что такого в принципе не могло случиться. Раз в видении он четко разглядел, что Рэгнета схватили живым, раз Руун убедил его, что эльф кому-то нужен живым… Яр выдохнул, прогоняя внутреннее напряжение, мешающее ясно мыслить и держать связь с духом рощ. Руун ничего не может знать наверняка, потому всё это время он был вместе с ними, а, значит, его уверенность ничем не обоснована и его слова ничего не доказывают. Видение же было наслано, чтобы окунуть Яра в волны страха и сбить с толку — оно тоже вовсе не обязано быть правдивым отражением действительности.       Если коня Рэгнета увел посторонний, а сам дядюшка не покинул пределы человеческого селения ни пешком, ни верхом на другой лошади, следовательно, он вполне мог быть убит, а тело вынесено или спрятано каким-либо образом. Более того, сей «замечательный» вывод напрашивался сам собой.       И Яр сейчас отпустил любимого сына в трактир, где убивают пришлых эльфов?!       Дух леса притих, пораженный неожиданной вспышкой страха, ударившей через незримые связывающие нити, через почву, через корни — разнесшейся тревожным звенящим эхом по всему пространству, рощам, перелескам, речным лугам и долинам.       Яр заставил сердце умерить зачастивший пульс. Всё в порядке, с Драгомиром Руун Марр, он скорее сам подставит грудь под стрелу, чем позволит кому-то причинить вред своему юному господину. Яру совершенно не о чем волноваться.       Однако воображение тотчас начало живо рисовать картины подлых нападений — одна ярче другой. Одно ужаснее другого… Яр пытался унять дрожь, пытался уговорить себя успокоиться. Но разум словно разделился надвое: одна его часть билась в истерике от нахлынувшего ужаса, от страха потерять сына, вторая безуспешно взывала к здравомыслию.       Но ведь не за одного Драгомира он беспокоился. Яр оставил дом, опасаясь привлечь к Дубраве внимание неизвестного врага. Но не хотел ли противник от него именно этого? Не заставил ли он Яра подосланным видением и похищением Рэгнета покинуть пределы царства, чтобы в его отсутствии напасть на Дубраву? Причем о возможности нападения предупреждал сам Руун. Дракон определенно знал, что это может произойти. И опять — Яр умом понимал, что «возможно» не равно «обязательно». Что Дубраву есть кому защитить и без него. Что о любом нарушении границ Лес обязательно сообщит воеводам, а те передадут весть царскому семейству, они же свяжутся с Яром… Вот только на носу зима, а зимой Лес впадает в спячку и может проворонить вторжение и пропустить целую армию кровожадных оборотней!       Яр бессознательно воззвал к силе чужого духа природы, и тот радостно откликнулся. Яр чувствовал себя бессильным, беспомощным, неспособным защитить самое дорогое, что у него есть — семью, дом! И ради утоления этой беспомощности он бездумно тянулся к привычному источнику могущества — к жизненным силам земли. При этом забыв, что земля здесь чужая. Не помнил, чем за эту силу обязан расплатиться. А цена была высока — новый титул Лесного царя. Вернее, здесь он стал бы всего лишь князьком. Прирос бы к местным скудным рощицам — и уж тогда точно ничем не смог бы помочь родным…       Яр осознал, что едва не угодил в ловушку. Едва не…       Он дернулся и не смог разорвать связь. Пока он утопал в страхах за Дубраву, обрадовавшийся возможности обрести правителя дух здешних лесов оплел его сетью единения. Теперь Яр должен был просить его разрешения уйти, уговорить его отпустить, позволить как гостю распрощаться и отправиться дальше своей дорогой.       Проникнув в его разум и считав из памяти образ Леса и Дубравы, здешний дух загорелся желанием сделаться столь же могущественным. Он впервые обрел собственную волю! И эта воля диктовала ему любым способом задержать Яра при себе.       Яр бесился и метался, заключенный в обездвиженном теле. Он проклинал себя за неосмотрительность — и ощущал, как погружается в почву, разрыхленную корнями. Как в могилу. Без возврата. Даже Драгомир, любимый младший сын, которому уже удалось однажды вырвать отца из плена Леса — теперь окажется бессилен перед чуждым духом. Даже Руун с чутьем дракона не сможет отыскать среди рощицы место, сделавшееся его последним ложем. Яр беззвучно выл от жалости к себе, от вины перед семьей, от страха перед потерей собственной личности…       — Ну вот! Отошли на час, а он тут без нас мхом покрылся!       Издалека, словно через толщу почвы, до слуха Яра донесся голос Драгомира. Сын за насмешкой скрывал беспокойство. Стыд ожег холодные щеки бывшего лесного царя. Он вновь поддался наваждению? Насланный кошмар затмил его разум. Вернее, внушенный извне ужас подпитал собственные страхи, многократно усилил их, лишив возможности трезво мыслить и держать опасения в узде логики.       Яр с трудом открыл глаза. Он не ушел под землю, сидел, как и прежде, прислонясь спиной и затылком к осине. Судя по свету, проникающему сквозь кроны деревьев, закат будет всё еще нескоро, а значит, он впрямь провел здесь не больше часа. По ощущениям казалось, что прошло полдня.       — Что-то не так? — осторожно спросил Мир, присев рядом на корточки и заглядывая в глаза. — Пап, тебе дурно?       — Нет, всё в порядке, — слабым голосом отозвался Яр, в мыслях кляня самого себя последними словами за то, что заставил сына волноваться из-за своей беспечности.       — У тебя сапоги покрылись мхом, это ничего? — заметил Драгомир.       — Я просто немножко поболтал с местным лесом, — пояснил Яр.       Он попытался поднять руки, но ладони не желали отрываться от почвы, как пришитые.       — Что-то пить захотелось, — пробормотал он, опустив глаза под испытующим взглядом сына. — Мирош, принеси фляжку?       — Да, пап, сейчас.       Едва Драгомир отвернулся, направившись к брошенным неподалеку дорожным сумкам, Яр зашипел на Рууна:       — Что стоишь? Помоги! — и задергался, всем телом показывая, в чем проблема.       Дракону понадобилась вся его нечеловеческая сила, чтобы оторвать сперва одну руку от земли, затем вторую. Яру стоило огромных усилий воли, чтобы при этом не заорать в голос от боли: через ладони успели прорасти тонкие, но крепкие корешки. Такие же корешки впились в его ягодицы, прошив насквозь теплые штаны и подол груботканого кафтана. Еще и клок волос пришлось оставить на осиновой коре — мелочь по сравнению с кровоточащими дырами в коже, но всё равно неприятно.       — Ага, это ты называешь «всё в порядке», я вижу, — кивнул Драгомир, слишком скоро вернувшийся к ним. Поджав губы, протянул принесенную фляжку отцу.       Фляжка чуть не выскользнула из кровоточащих дрожащих ладоней, но с помощью Рууна, который продолжал его поддерживать под локоть, Яр сделал пару глотков. Не зря они купили в трактире крепкого вина, сейчас оно пришлось как нельзя кстати, чтобы рассеять туман в голове.       Драгомир ничего не спрашивал, пока поочередно залечивал отцу ладони. Когда он зашел сзади, Яр успел достаточно прийти в себя — зашикал на сына, заругался, объявил, что в состоянии сам о себе позаботиться.       Чтобы Драгомир не затеял напрасную ссору с засмущавшимся отцом, Руун засунул руку вспыхнувшему Яру в штаны и проверил серьезность повреждения:       — Крови много, придется переодеться, да и прорехи остались. Зато уже почти все дырки заросли. Кроме одной, центральной, — он многозначительно ухмыльнулся.       Яр стиснул зубы, чтобы не сорваться на базарную брань, коей выучился в свое время на Ярмарке под стенами Нового Города.       — Одна осталась? — не понял Драгомир, сунулся было снова подойти с тыла: — Даже через одну рану может попасть грязь, и начнется воспаление! Нужно немедленно всё заживить!       — Эту не надо заживлять! — Яр завертелся на месте волчком, под смешок Рууна. — Эта дырка там всегда была, не слушай дракона! И вообще, я родился эльфом, значит, никакого заражения или иной заразы получить не могу! Пошляк! — Это уже адресовалось самому Марру. Тот молча стерпел слабенькую пощечину, ради которой Яру пришлось даже подпрыгнуть из-за разницы в росте.       Поняв суть шутки, Драгомир хмуро покачал головой. Потребовал:       — Так что всё-таки случилось? Вы собираетесь мне рассказать или я должен сам догадаться?       Яр вздохнул, еще раз приложился к фляжке для уверенности, затараторил:       — Сначала я узнал, что Рэгнет не вышел своими ногами из трактира — и испугался, что его убили, а значит, там могут напасть и на тебя. Потом я подумал, что Рэгнета похитили специально, чтобы выманить нас из Дубравы — и в наше отсутствие напасть на мое царство. Потом мне показалось, что здешний лес взял меня в плен и я не могу вырваться. Только и всего.       — Ты действительно не мог освободиться самостоятельно, потому что тебя сковал страх, — пояснил Руун.       Драгомир задумчиво потеребил кончик зелено-русой пряди своих волос. И произнес:       — Надеюсь, отец, на тебя кто-то колдует, а не ты сам сходишь с ума, впервые за сотню лет покинув Дубраву.       — Вообще-то и то, и другое верно в равной мере, — насмешливо хмыкнул Руун, при этом глаза дракона оставались полными тревоги.       — Да, сокровище, прости меня, что молчал, — вздохнув, повинился Яр. — Полагаю, похитил Рэгнета и теперь действует мне на нервы один и тот же негодяй.       — Из-за него ты сорвался из дома, — кивнул Драгомир.       Яру нечего было прибавить.       Чтобы развеять напряженную атмосферу, возникшую между виноватым отцом и обиженным его недоверием сыном, Руун принялся красочно расписывать Яру, как встретили Драгомира обитатели трактира.       Жена хозяина, их дочери и все служанки едва ль не переругались между собой, стремясь вперед друг дружки прислужить за обедом миловидному юному гостю. Красивый, как картинка, полуэльф без всякого усилия со своей стороны мгновенно очаровал всех. В отличие от своего старшего брата, Драгомиру не пришлось изображать менестреля, играть весь вечер на лютне, петь или помогать на кухне. Он даже слова лишнего вымолвить не успел! Женщины и девицы мигом окружили гостя, увели в зал, усадили на лучшее место. Затарахтели наперебой, без подсказок опознали в нем полуэльфа. Тотчас вспомнили и Рэгнета с Нэбелин, и Светозара — при этом единодушно признали Мира среди всех остроухих странников, посещавших трактир, самым хорошеньким. И не суть, что ростом он не выше девушки, не то что видный богатырь Тишка. И не важно, коли сравнивать дальше, что у старшего Яровича кудри вьются крутые и цветом чистое золото, как у небесного ангела, а у младшего локоны темно-русые, собраны в куцый хвостик, с невыразительной волной да еще и с подозрительной зеленью. Рэгнет и Нэб вообще не в счет, они были объявлены высокомерными статуями, к которым подойти боязно. Другое дело хрупкий юный полуэльф — одно удовольствие подсовывать ему на тарелку самые вкусные кусочки угощения, обсуждать прямо в глаза, какой он миленький и специально загонять его в краску, чтобы вдобавок похвалить за скромность, за алые щечки, длинные ресницы и огромные невинные глаза.       Руун, всё это время сидевший рядом за столом и уплетавший разносолы и тушеное мясо, только посмеивался, не зная, ревновать ему или гордиться за своего господина. Что и говорить, от такого шквала внимания к своей персоне Драгомир едва заикой не сделался от смущения.       — Зато сами всё разболтали, ничего спрашивать не пришлось, — добавил Руун.       Выяснилось, что второй раз Рэгнет здесь появился в начале осени, когда сам трактирщик отбывал по делам, потому с эльфом не встретился. Зато жена хозяина охотно подтвердила Миру, что высокий худой остроухий менестрель с длинными гладкими волосами цвета темного золота приехал под вечер, плотно поужинал и снял комнату на ночь. Утром же во время завтрака поспешно сторговал своего коня другому постояльцу, а сам продолжил путь пешком, не забыв щедро расплатиться за постой.       — О нападениях он не рассказывал, погони, по-видимому, не опасался, — передал услышанное Драгомир. — Вел себя как обычно: был приветлив, спокоен, даже отчасти весел — рассказал хозяйке, что наконец-то возвращается домой после долгих странствий.       Однако в то утро стоял такой густой туман, что никто не видел, куда именно направился Рэгнет, выйдя за порог заведения.       — Зачем вдруг продал коня, никто, конечно, не знает? — подытожил Яр. И заметил, как нахмурились оба. — Что? Говорите всё, как есть!       — Мы расплатились за обед и ждали, пока нам соберут еды в дорогу, когда к нам подсела одна девушка, — неуверенно и почему-то особенно мрачно произнес Драгомир.       — Не просто подсела, а повисла у него на шее и полезла с поцелуями! — буркнул Руун, заскрежетав зубами от вставшей перед внутренним взором свежей картины. — Все остальные бабы чуть не лопнули при виде такой наглости, но оттащить ее за рыжие косы не посмели.       — Она назвалась странствующей гадалкой, — продолжал Мир, искоса поглядывая из-под ресниц на раздосадованного произошедшим дракона. — И нашептала мне на ухо, будто знает, кого мы ищем, и может проводить к нему хоть прямо сейчас. Пап, мне она не понравилась, она какая-то подозрительная! Мы от нее едва отделались, пришлось петлять по селению, прежде чем оторвались от нее.       — Увязалась, как бездомная дворняга! — недовольно хмыкнул Руун. — На меня не смотрит, а к нему ластится, в губы норовит клюнуть! И пахнет от нее странно.       — Угу, столько благовоний на себя вылила, что у меня голова закружилась, — покивал Драгомир.       — Специально! — заметил дракон. — Даже я не смог из-за резких ароматов разобрать ее собственный запах. Не уверен, то ли она эльфийка, то ли просто ведьма.       — Предлагала проводить, значит? — повторил Яр, задумчиво скрестив руки на груди. — Это могла быть подстроенная ловушка. Нет-нет, это не мои страхи! Сейчас я полностью вменяем и совершенно спокоен, клянусь вам. Просто подумайте сами: след Рэгнета обрывается здесь, и именно здесь эта гадалка нас поджидала, как будто знала наверняка, что мы будем его искать.       — Она могла просто подслушать разговор и понять, что мы кого-то разыскиваем, — неуверенно возразил Драгомир. — Просто совпадение, а она — обычная воровка-мошенница.       — Уж точно не обычная, — покачал головой Руун. — Ты заметил, сколько на ней было украшений? И всё золото, тонкой эльфийской работы! Отборные каменья из подземелий кобольдов.       — Ой, она же назвала меня Ксаарзом! — ошеломленно вспомнил Мир. — Простите, из-за всей этой суматохи главное вылетело из головы.       — Она могла выведать мое прежнее имя у Рэгнета, если действительно виделась с ним в тот раз, — заметил Яр. — В любом случае мне это не нравится. Давайте поскорее улетим отсюда, пока эта гадалка не разгадала, куда вы делись.       Возражений не последовало.       — И какое теперь выберем направление? — уточнил Руун, мгновенно приняв крылатый облик. Пригнул голову, позволяя Миру повесить ему на шею сумки с багажом и провизией.       — Прежнее. Летим к Долине эльфов, — ответил Яр. — Рэгнет ехал туда, значит, нужно проверить дорогу на всём протяжении пути.       Драгомир успел подсадить отца на дракона, когда Руун вдруг припомнил еще одну мелочь, которая показалась мелочью сперва, а теперь заставила его задуматься:       — Нас ведь привела к тебе кошка!       — Какая кошка? — не понял Яр.       — А ведь точно! — припомнил и Драгомир, устраиваясь на драконьей шее позади родителя. — Когда мы возвращались из деревни и шли по твоему следу, так как забыли условиться, где встретимся в лесу, к нам из зарослей выскочила рысь, рыжая, как лисица. Я подумал, что ты прислал ее к нам, чтобы она показала дорогу. И она вправду вывела нас к тебе.       — Рысь? — ахнул Яр. И попытался спрыгнуть с дракона, но сын удержал, вцепившись в ремень на поясе. — Здесь водятся рыси? Пусти меня, мне надо их увидеть!       — Так мы летим или не летим? — переспросил Руун. Он уже выбрал пригодное ровное местечко для взлета и вовсю взмахивал крыльями, перейдя с широкого шага на длинные прыжки разбега.       — Нет, не летим! Я хочу увидеть рысь! — капризно объявил Яр, прекрасно понимая, что спрыгнуть с дракона сейчас означает добровольно свернуть себе шею.       — Летим-летим! — строго приказал дракону Мир. — Не слушай его, у него дома рысей хватает. Еще здешних блох наберет, пока будет обниматься-целоваться.       Руун Марр послушал своего господина, а не его отца. Взлетел.       Яр заканючил:       — Какие же вы жестокосердные! У меня было потрясение! Мне нужна отдушина! Я хочу немногого: просто погладить местных кошечек, просто ощутить мягкость пятнистой шерстки! А вы? Эх, вы!.. Кстати, я никого к вам не присылал, — сообразил он, перейдя на обычный тон разговора. — Я был не в том состоянии, чтобы управлять дикими животными. Вы случайно увидели кошку и, как два дурака, увязались за ней. Чистая удача, что она шла в нужную сторону.       — Извини, я по привычке, — вздохнул Драгомир. — Дома-то ты вечно рысей с поручениями гоняешь по лесу.       — Ничего подобного! — вмешался Руун. — Это была не случайная кошка. Я как раз испугался, что потерял твой след, именно в это момент она и явилась, словно следила за нами.       — Я никого не посылал. И рысей или иных кошек вообще не видел и не ощущал, — стоял на своем Яр.       Он надолго замолчал, размышляя, что это всё может означать.       — Пап? Хочешь вернуться? — неуверенно спросил Драгомир.       Руун, не дожидаясь подтверждения приказа, послушно развернулся в воздухе, так что седокам пришлось еще сильнее вцепиться в шипы гребня и длинные пряди гривы.       — Нет, не стоит терять время, — отказался Яр, мрачный, как туча. — Обойдусь без кошек.       Чертыхнувшись, Руун продолжил крутой разворот, выписал в небе петлю и вернулся на прежний курс.       — Руун, хватит крутить кренделя! — недовольно проворчал Яр. — Говорю же: нечего тратить время на ерунду! Тем более за нами кто-то увязался.       — Что ты имеешь в виду? Как это возможно? — хмыкнул дракон. — Что за сумасшедшая птичка осмелилась сесть мне на хвост?       — Давай, маши крыльями пошустрее. Надо оторваться, мне это не нравится, — хмурился Яр всё больше.       — Я тоже чувствую! — прислушавшись к стихии воздуха, поддержал отца Драгомир.       — А почему я никого не чую? — удивился ящер. — У меня нюх острее вашего!       Но на всякий случай поднялся выше, к границе клочковатого тумана легких облаков.       — Потому что ее запах смешивается с твоим собственным, — объявил Мир.       — Ее? — переспросил Яр.       — С моим? — не поверил Руун.       — Это та девушка из трактира, я уверен, — сказал Мир с тревогой и досадой. С одной стороны, он сразу понял, что она не обычная бродячая гадалка, и теперь просто получил тому подтверждение. А с другой стороны, снова встречаться с ней крайне не хотелось, было в ней нечто не просто настораживающее, но даже пугающее.       — Не хватало мне тут ведьмы! — раздраженно вздохнул Яр. — Своих дома оставил, так нет же, и здесь всадницы на помеле нашлись!       — Она использует не метлу, а какое-то животное, — возразил Драгомир. Раскинув руки в стороны, он скользил растопыренными пальцами по струям воздушных потоков, через мельчайшие капельки воды считывая следы бесконечного множества отражений, передающихся через пока еще значительное расстояние. Однако расстояние это сокращалось быстрее, чем ему хотелось бы.       — То есть она летит верхом на каком-то животном с запахом дракона? — не верил Руун. — Не знал, что здесь остались мои собратья. Вот удивили!       — Я думаю, она сама немножко дракон, — робко предположил Мир. — Оборотень. Может быть, не чистокровная, как ты, а…       — А внебрачная, — подсказал с ехидцей Яр. — Руун, ты уверен, что у тебя нет других дочерей, кроме Грушеньки?       Драгомир от изумления едва не свалился с места, что не мудрено, если не держаться руками за гребень, а дракон при этом взбрыкнул, как взбешенный жеребец:       — Дочерей?!       Оба его всадника поморщились от вопля, показавшего, до каких глубин нечеловеческой души возмущен сим несправедливым предположением Руун Марр. Хорошо хоть, что общался с ними дракон посредством мысленной речи, иначе они выдали бы свое присутствие на всю округу. Впрочем, от мысленного крика в голове звенело так же неприятно, как от обычного.       — Клянусь! После Сильвана я не возлег бы с женщинами за все сокровища мира! — Он аж зигзагами заметался между рваных облаков, разрывая оные еще больше.       — А до Сильвана? — уточнил Яр, вцепившись в гриву и стиснув коленями драконью холку.       — Неужели до встречи с ним ты был бабником?! — поддакнул Мир, в свою очередь прижимаясь к отцовой спине.       — До него я вообще носил ошейник! — рявкнул оскорбленный дракон. Хотел еще что-то добавить в свое оправдание, но сбился на невразумительное заикание: — Тогда я… Только…       — И об этом тебе тоже запрещено говорить? — понял Яр, соболезнующее похлопал рукой по жесткой шкуре. — Ладно, молчи, мы сами догадаемся.       — А если мы догадаемся, — подхватил Мир, воодушевившись и даже почти забыв о воздушной тряске, — тогда наложенные на тебя чары молчания перестанут действовать?       — Скорей всего, ибо какой толк молчать о том, о чем уже знает собеседник, — ответил вместо него Яр. Продолжил задумчиво: — Значит, до Сильвана у тебя кто-то был. Один или несколько любовников?       — Вообще-то мы собирались угадать, кто за нами следит, — зарычал Руун. Он шумно пыхтел, из оскаленной пасти то и дело вырывались клубы сизого дыма. Крылья с натугой взрезали белесый влажный воздух. Если бы не эта облачная влажность, бордово-черный дракон раскалился бы докрасна от переживаний. — Какое отношение к этому имеет мое прошлое?!       — Самое прямое! — возразил Драгомир. — За нами следит молодой дракон…       — Дракониха, — поправил сына Яр.       — Да, молодая дракониха. При этом ты уверяешь, что ты являешься последним в своем роде. Следовательно, она — твой прямой потомок.       — Угу, внучка, — хихикнул Яр.       — Именно. Иначе откуда ей вообще взяться?       — Золотцы мои, я не грешил с бабами! — взвыл Руун, ухнув вниз, на минуту выпав из-под защиты облаков.       — Ты говорил, — кивнул Мир, машинально осмотрел открывшуюся под ними землю: зеленые квадраты полей, лента реки, полосы лугов, леса и рощи, с высоты «птичьего» полета напоминающие неровные заросли мха. — Но с кем-то ты состоял в пикантных отношениях. Кого-то называл своим хозяином и при этом сам носил ошейник!       Мир отвел глаза от далекой земли, сглотнул, вдохнул поглубже прохладный воздух. Если бы не бьющий в лицо ветер, его бы давно стошнило от нервного петляния дракона. Уж на что он привык к полетам, уж настолько любит скорость и высоту, а всё равно желудок на узелок не завяжешь, если так безжалостно трясут — не захочешь, а расплещешь недавно съеденный обед. Руун словно думать забыл о своих всадниках, его мотало и швыряло, как стрекозу в шторм. Поднатужившись, он снова стал набирать высоту.       — И этот хозяин, вероятно, был могущественным волшебником, раз он удерживал тебя в подчинении, — развивал логичную цепочку мыслей Яр. — Точно так же, как Сильван, он мог догадаться сохранить некоторую часть тебя, чтобы затем вывести новых драконов для собственного пользования.       — Или для сохранения вымирающего вида, — поддакнул Драгомир, морщась и мысленно уговаривая желудок не бунтовать.       — Именно. Так, Руун, мы мыслим в верном направлении? — уточнил Яр.       — Ох… — только и выдохнул дракон.       — Раз у него голова болит, значит, в верном, — сказал Мир.       — «Некую часть» — сказал же! — снова тяжко вздохнул Руун.       — Хорошо, Мирош у нас уже взрослый, значит, назовем прямо — твое детородное семя, — ухмыльнулся Яр. Сосредоточенный на драконе, он не замечал, как постепенно зеленеет сын у него за спиной.       — Папка! — возмутился Драгомир, которому без того уже было нехорошо. — И так понятно, без уточнений!       — Когда ты сбежал к Сильвану, — продолжал Яр, увлекшись, — твой бывший хозяин заскучал и поместил твое семя в лоно…       — Папка!!!       — Ладно, скажу проще: от нашего дракона при таком раскладе могла родить хоть корова, хоть людская женщина.       — Или оборотень! — встрепенулся Драгомир. Пояснил: — Просто сейчас ветер донес нотки волчьего запаха.       — Человек-эльф-оборотень-дракон-волк? — усомнился Яр. — Такое вообще возможно?       — Почему бы нет?       — Руун Марр, у твоего названного брата были в подчинении оборотни?       — Да, — глухо отозвался дракон.       — Ты делил с ним ложе?       — Да. Нет.       — Как это? — покраснел Мир, аж забыв на минуту о качке. — И да, и нет?       — Ты не о тех извращениях подумал, сокровище, — хмыкнул Яр, довольный собственной догадливостью. — Полагаю, он молчит о том, что его названный брат был его любовником, но делили они ложе не на двоих. У того была молочная сестра, Кайянна. Верно?.. Эй, осторожнее!       Марр чуть не потерял сознание, ослеп на мгновение от вспышки острой боли, словно разрезавшей мозг надвое при упоминании этого имени. Усилием воли он заставил себя справиться с резко накатившей слабостью — и заколотил крыльями по воздуху, сосредоточившись на отрезвляющем страхе, боясь уронить с подоблачной высоты своих драгоценных седоков.       — Мирош, держись крепче! — выкрикнул Яр бесполезную команду, его сын и без того прилип к нему, стиснув за пояс со всей силой. — Больше никаких вопросов, пока не остановимся для ночевки!       Руун фыркнул дымом: как будто не сам Яр устроил ему допрос!       — Да уж, будьте любезны, — проворчал дракон. — Не хотелось бы посреди беседы рухнуть вниз камнем.       — Пап? — подал слабый голос Мир.       — Да, сокровище?       — Пап, может, сделаем привал прямо сейчас? Меня укачивает.       — Руун! Говорил же тебе — немедленно прекрати петлять! Из-за тебя малышу дурно! — шикнул разгневанный Яр на дракона.       — Не шипи на меня! — взмолился Марр. — У меня и так голова раскалывается!       — Пап, мы ему замок на памяти почти сломали, — заметил Драгомир. — Вон, темное пятно раскололось на кусочки, и теперь…       — Вижу, Мирош, — перебил отец. — Не напрягайся. Ты как? Глотни вина из фляжки?       — Ну уж нет, — скривился Мир. — Потерплю.       — Руун, минутку, я попробую снять головную боль, — Яр мигом сменил тон на заботливый, положил ладони по обе стороны от идущего под гребнем позвоночника. — Правда, я не уверен, что получится пробиться через твою шкуру… Руун Марр, ты меня вообще слышишь?       — Пап, я ее вижу! Она совсем близко! — оглянувшись, Драгомир заметил преследующую их тень выше за облаками.       — Простите, мне нехорошо, — пробормотал Руун.       — Руун, спускайся! — приказал Яр. — Впереди как раз широкий луг, вон там, видишь?       — Нет, не вижу, — отозвался дракон. — Перед глазами мушки… Чёрт… Я…       — Мирош, держи дракона! И держись за меня! — выкрикнул Яр, не заботясь, как нелепо звучат его торопливые распоряжения. Однако сын всё понял без лишних объяснений.       За годы царствования Яр не растерял навыков эльфийской магии. Напротив, стихии подчинялись ему с той же готовностью, как отзывались растения и прочие живые материи и сущности. В голове мелькнула мысль: если бы Орсааркс увидел его теперь, он не узнал бы в нем прежнего робкого никчемного отпрыска, безропотно принявшего изгнание. Впрочем, еще увидит, если им суждено будет вскоре встретиться.       Призвав на помощь потоки ветра, Яр сумел замедлить их падение, заменил его быстрым, но плавным скольжением вниз по спирали. Правда, Драгомира едва не стошнило от крутизны воздушной воронки, в которую их затянуло, но это было минутное неудобство и оно того стоило. В то же время от болотистого луга, который приметил для мягкой посадки Яр, в небо сорвалась черная туча насекомых. Разумеется, полусонным осенним мухам не под силу удержать падающего дракона размером с корову. Однако когда вся эта жужжащая братия: мухи, комары, мошкара, шмели, пчелы с соседней пасеки и всевозможные жуки и бабочки — когда они все дружно скопом толкнули в лапы, живот и в расправленные кожистые крылья снизу, то приземление на пружинистые ветви густого кустарника произошло без того страшного треска, какой можно было ожидать.       Провалившись сквозь ветки до земли, Руун, еще на полпути вниз потерявший сознание, скатился с крутой травяной кочки дальше и ухнул прямиком в болотистую топь, уйдя в темную глубину кверху лапами.       Ругнувшись, Драгомир выпутался из своего полукафтана, за ворот которого его крепко держал оторопевший от падения Яр, в свою очередь повисший на макушке подвернувшейся под руку сосёнки. Спрыгнув на землю, Мир тут же нырнул в топь следом за своим булькающим ящером.       — Ох-о-ох… — вздохнул Яр. Мысленно поблагодарил дух здешнего леса за помощь и извинился за устроенную суету. Вслух же попросил любезную сосну составить из ветвей подобие лестницы, по которой и спустился на землю.       В болотной яме Драгомир успел сам договориться с тамошними обитателями. Под командованием разбуженного коротышки-водяного его вместе с бесчувственным драконом сетью корней принялись споро выталкивать из грязевой ловушки. Надо ли упоминать, что оба они, и ящер, и полуэльф, а также сумки с вещами и провизией, насквозь промокли и покрылись слоем вонючего ила.       Яр запрокинул голову к небу, едва виднеющемуся в прорехах между древесными кронами, серому из-за вуали всё еще кружащихся в воздухе насекомых. И всё же он увидел: под облаками мелькнула крылатая тень. Дракониха. Не разобрала, куда они рухнули, поэтому пронеслась мимо.       Бывший эльф поежился. От этой тени, показавшейся на мгновение и исчезнувшей, остался след — ощущение холода. На секунду примерещился запах заброшенного склепа, где сотни лет не зажигали свечи, а новые саваны взамен истлевших для побелевших костей выткали пауки. Сердца коснулось ощущение мертвенности и пустоты, щемящее чувство свободы без обязательств, рассыпавшиеся в прах сожаления…       — Пап, ты чего? Тебя от холода так трясет?       Яр едва не вскрикнул, когда его плеча коснулась рука сына. Измазанный с ног до головы, вымокший, сам замерзший, а на перепачканном лице глаза светятся. Разумеется, Драгомиру есть, чему радоваться: под ногами не небо и не грязь, а твердая почва. Дракон без сознания, зато тины не нахлебался и крылья не порвал о сучья, пока падали. Значит, всё хорошо, а остальное поправимо. Яр улыбнулся в ответ — и промолчал о непонятной тени. Не решился портить сыну настроение, тем более ответов на вопросы, которые за этим последовали бы, у него и самого пока не имелось.       Пока чистились-умывались, пока устраивались на ночевку и знакомились с местными хранителями, не заметили за хлопотами, как и солнце село. Руун Марр не приходил в себя долго, позволяя Миру вытворять с собой всё, что взбредет тому в голову: сперва полуэльф подвесил его в подобии гамака, выращенного из одолженных местным лешим вьюнков, затем Яр, наколдовав небольшой ливень, устроил им обоим «баню», а сам спрятался в сухом уголке за елками. Потом Драгомир спустил своего ящера на ложе из мха и выстроил вокруг шалаш из живых елочек. Оказавшись в тепле, сухости и уюте временного пристанища, дракон мигом перетёк в человеческий облик и зарылся в одеяла, обморок и головная боль сменились сладким сном с прихрапыванием.       — Простудился, что ли? — Мир, занявшийся чисткой дорожных сумок от грязи, всё с тревогой оглядывался на драконьи трели и посвисты носом.       — Отоспится и воспрянет, — отмахнулся Яр, которому сегодня пришлось вместо дракона заниматься ужином: разводить костерок, варить в котелке похлебку, чтобы накормить уставшего «скакуна» горячим и сытным, когда тот проснется. — Но лучше не расспрашивать его о прошлом еще несколько дней. Как бы не повредился в рассудке наш деликатный ящер.       Поклевав хлеба с сыром, Драгомир прокрался в шалаш. Сперва хотел проведать своего дракона, а там, пока копошился, пригрелся сам и незаметно заснул.       Яр, поглядывая на темное небо, решил стоять на страже всю ночь напролет. От скуки подкидывал в костерок сухие веточки по одной, следил, чтобы отстиранная в соседнем ручейке одежда Мира успела высохнуть к утру.       Тень возвращалась еще дважды. Долго кружилась над ними, высматривала, словно чуяла. А может, и вправду чуяла. Пусть Яр был уверен в своих защитных чарах, накрывших куполом маленький их лагерь, однако на каждое колдовство, как известно, каким бы сильным оно ни было, найдется другое, еще сильнее. Или просто иное. Яр через выстроенные щиты смутно ощущал нечто такое, чему не мог подобрать определение. За всю свою жизнь он не встречался прежде с подобным существом... Хотя и существом это назвать было нельзя, ибо жизнь дала бы другой след. Яр был растерян, и это пугало его больше всего. Больше, чем лезущие в голову тяжелые мысли об оставленной без присмотра Дубраве, о беременности дочери, о будущей встрече с Орсаарксом...       Когда тень вновь скрылась на горизонте ощущений, Яр, сосредоточенный на мысленном прощупывании оставленных ею следов, едва в голос не взвизгнул от неожиданно раздавшегося шороха возле шалаша.       — Тихо! — выставил ладонь Руун, защищаясь от метнувшегося в его сторону острого, как копье, корня. «Наконечник», застывший перед его раскрытой ладонью, осыпался пеплом, сгорев в мгновение ока.       Яр выдохнул с облегчением. Взмахом руки потушил тлеющие искры на оставшейся части «копья» и приказал корню уйти обратно под землю.       — А если бы на моем месте оказалась неповинная белочка? Или мотылек бы пролетал? — покачал головой дракон, снова заворачиваясь в оброненное одеяло. — Эдак ты из-за своих разыгравшихся нервов убил бы зверюшку ни за что.       — Извини, задумался глубоко и не услышал, как ты встал. Проголодался?       Руун Марр оставил без особого внимания котелок с еще теплой жидкой кашей с кусочками вяленой баранины, только носом повел и облизнулся.       — Какой мне достался заботливый тесть! — мурлыкнул он. Усевшись за спиной, придвинулся вплотную, вытянув длинные голые ноги, пятками почти упершись в костерок. Обнял не возражающего эльфа и закутал в свое одеяло. Шепнул на ухо: — Замерз?       — Мирош заснул? — тоже перешел на шепот Яр. С удовольствием откинулся назад, разрешая прижимать себя к мускулистому жестковатому торсу, раз дракону охота изобразить для него кресло.       — Давно заснул. А ты почему к нам не пришел? Я ждал и не дождался.       — Одеться не хочешь? — лениво предложил Яр. — Хотя бы штаны. Комары же закусают.       — Они тебя уважают, поэтому и на меня не покусятся, — фыркнул Руун. — Ну, так что? Ты увидел что-то?       — Что-то. Или кого-то, — не стал отпираться Яр. — Ты горячее, чем обычно. Значит, вправду простудился. Завтра пойдем пешком, а тебя намажем мазью и закутаем в шубу.       Он зевнул во весь рот. Тепло дракона действовало лучше, чем любые успокоительные микстуры.       — Не надо меня мазью, — зевнул и Руун, заразившись от него. — Меня твой Тишка в прошлый раз так лечил. Я же потом вас на спину посадить не смогу, так всё будет чесаться.       — Тогда...       — Ядрёные капли твоей бывшей жены тоже не хочу! — наотрез отказался Марр, даже не дослушав.       — Тоже с Тишкой пробовал? — улыбнулся Яр.       Руун уткнулся ему носом в макушку, посопел.       — Ты помнишь леди Эстервит? — спросил он едва слышно.       — Мою юную мачеху? — переспросил Яр, устраиваясь на драконе поудобнее. — Конечно, прекрасно помню. Я понимаю, что тебе не терпится всё рассказать. Только слушать тебя сейчас я не собираюсь. Мирош мне не простит, если из-за осколков печати его болтливый питомец станет дурачком.       — Ах, я питомец, значит? — шепотом, шутливо возмутился дракон.       — Разве ты не этого хотел? — невинно поднял на него глаза Яр и легонько потрепал по волосам, потом опустил руку, пропуская сквозь пальцы длинные распущенные пряди.       — Ты прав, — легко вздохнул Марр. — Я и сам не заметил, как стал принадлежать твоему сыну.       — Согласись, это лучшее, что с тобой могло случиться, — произнес Яр без тени шутки, устремив взгляд на слабеющий огонек костра. — Учти, если твои прежние хозяева предъявят права, мы возвращать тебя не собираемся. Тем более таким извергам. На редчайшее животное ошейник надевали, ведь надо же!.. Эй, прекрати меня душить, дурная саламандра. Я требую деликатности в объятиях.       Руун не позволил огоньку костра затухнуть. Даже без хвороста язычок пламени продолжал плясать до самого восхода солнца.