Лесной царь: Король эльфов (Семейные хроники 2)

      Очнулся Яр в совершенно окаменевшем теле… А, нет, дышать-то может. И вряд ли каменные конечности стало бы так ломить, будто давеча в шахте вместо ослика вагончики таскал… Ну он и осёл, в самом деле! Стоило вспомнить, что они вместе с Розенриком вытворили — стон сам собой исторгся из груди. О чем он думал, так рискуя? Надо было не устраивать фокусы с призраками, а брать кочергу и выкорчевывать Тишку…       — Пап? Проснулся?       Каменные веки со скрежетом приоткрылись, с ресниц, судя по рези в глазах, впрямь песок посыпался.       — Папань, ты как?       Яр сфокусировал-таки зрение — родимые мордашки! Наклонились над ним, всматриваются с тревогой… У, так бы и всыпал обоим, чтобы родного отца не доводили до сумасшествия — старшему за вчерашнюю выходку, младшему за прошлогоднее самоуправство… Кстати, интересно, это всё было вчера — или он тут неделю отсыпается?       — Папка, ты как?       — Пап, дать попить?       — Не… не орите… — просипел Яр.       — Пап, на водички.       Старший его бережно приподнял за плечи, младший подсунул подушку под спину, поднес к губам кружку с горьким травяным отваром. Яр возмутился — и тут над ним издеваются! — но пить хотелось страшно, и с пересохшим горлом нормально-то не обругаешь.       — Пап, ты как? — повторили отпрыски.       — Как с похмелья! — огрызнулся Яр. — Не орите, говорю. Самое обидное, что пьяным не напивался, а башка трещит. Сколько я спал? Неделю? Месяц?       Сыновья переглянулись между собой. Тишка с виноватым видом ответил:       — Двое суток.       Яр фыркнул:       — Всего-то?       Мирош пихнул старшего братца в бок, шикнул:       — Извиняйся давай!       Тот забубнил, отвел глаза:       — Так, а я что? Я ж как лучше хотел. Я ж не хотел ничего такого. Вон, Груша же поняла, истерик не устраивала — подождала спокойно…       — Это она тебе говорит, что спокойно! — рассерженно шипел младший.       — Так и Руун говорит, что под руку к ним с папкой не лезла, стояла в сторонке, — возразил Тишка. — Я и отцу сказал: подождите маленько, мне разобраться надо! Чего он сразу переполошился-то? И всех перепугал, а город вообще на уши поднял. Я-то к утру управился, ничего такого…       — Значит, я зря волновался? — прищурился Яр, одарив старшего тяжелым взглядом. — И что ж ты там… творил, позволь узнать?       Тишка оживился, затараторил, а мордашка предовольная, гордостью сияет — еще бы, такое открытие тысячелетия свершил! И героический подвиг по спасению эльфийского народа.       — Помнишь, пап, я тебе сказал, что там пищал кто-то? Звал на помощь, тоненько так, жалобно!       — Это, пап, он семечко нашел, — перебил, пояснил Драгомир. На брата смотрел пусть чуть насмешливо, но с одобрением и капелькой восхищения.       — Ты же сам сказал, что плодов и семян Древо не давало? — удивился Яр, обратился к младшему, мигом и сам заинтересовавшись.       Мирош развел руками:       — Я осмотрел всю труху, от сучков до корней, «прощупал» почву на версту вокруг и вглубь. Выспросил Ораэна, тот аж за какой-то заветной книгой во дворец сбегал — там сохранились все записи касательно Древа за десять тысяч лет.       — Угу, это ж не нормальное дерево, — закивал Тишка. — У этого чуды-юды семечко в почке под корневищем образовалось. А никто его не мог почуять и найти — потому что семечко спало! Оно незнамо сколько веков назад образовалось, а расти-то ему было некуда — дерево сверху, корни с боков. Вот оно, бедное, и впало в летаргию — закуталось в смолу, закаменело, как в куске янтаря, чтобы не сгнить.       — А эльфы про него не знали? — вскинул брови Яр.       Оба сына помотали головами:       — Нет, пап, вообще не подозревали! Не повезло Древу с королями-хранителями, нечувствительные ему какие-то попадались, особенно последние. Оно ведь, бедное, само по себе обновиться не могло, без помощи-то. Ладно бы в него молния в макушку угодила! При такой исполинской высоте кроны оно бы так и должно было быть. Наверняка, в древности так и случалось. Но эльфы закрыли свою святыню куполом чар, и сгореть в грозу уже было не суждено.       — А надо было обязательно сгореть? — уточнил Яр.       — Ага! Тогда старый ствол и корневище идут в подкормку, от жара огня янтарная оболочка семени трескается — и Древо вырастает новое! А эльфы — дураки. То ли забыли об этом, то ли так долго не происходило подобного, что они и не застали, когда в Долину жить явились. А надо было-то давно пожар устроить — по крайней мере на коронации Альдирейка!       — То есть, хотите сказать, наш ящер правильно сделал, раз спалил дерево? — недоверчиво хмыкнул Яр.       — Точно! Повезло Великому Древу, что мы всей семьей занялись им! — засиял пуще прежнего Тишка. — От драконьего огня семечко пробудилось, янтарь вокруг него треснул. Но пожар был слишком коротким — труха горит-то плохо, поэтому через трещинку семечко ни подышать толком, ни воды втянуть, чтобы набухнуть — ничего, короче, делать не могло. Только пищать от боли. И от страха, что его никто не слышит — хранителя-то у него, считай, нет.       — И ты, выходит, услышал и помог бедняге, — покивал Яр.       Сын засмущался, заулыбался. Взращенный деревьями, вскормленный соками вместо молока матери, сын лесного царя не мог пройти мимо такой беды.       — Значит, зря мы с Розенриком установили призрака-иллюзию? — задумался Яр.       — Нет, почему зря. Сейчас росток из семечка вылез уже вот такусенький, — Тишка, исполненный родительской гордостью, показал ноготь мизинца. — Я час назад ходил проверять…       — Полил хоть? — перебил его Мир.       — Полил, вроде бы… — засомневался Тишка. — Потом схожу еще полью, не сбивай!       — Пап, мы с Силем и Ораэном придумали поливать росток водой из Волчьего источника, — снова перебил брата Драгомир. — Ты же в воду столько энергии спустил с Альдирейка, что самое то для нового Древа! И главное, энергетика-то его родная, от хранителя непутевого. Правильно?       — Опять дракона гоняли туда-обратно? С бадейкой? — нахмурился Яр. С Мира станется, замучает своего ящера до смерти, а тот и слова поперек не скажет!       Младший рассмеялся:       — Нет, конечно! Руун расплескал бы всё по дороге, ты что, пап! Мы поночугу послали, в нее много воды входит, если с туманом впитает. А Ораэн нашел за городом на пригорке водонапорную башню, с которой соединены фонтаны королевского дворца. Вот туда, в эту здоровенную бочку, мы поночугу и «отжали», как белье после стирки. Забавно было смотреть: она сама как туча расползлась, а из брюха будто дождик ливанул! Ораэн обещал поливать росток только этой водой — долго ли дойти до фонтана и ковшик зачерпнуть? Я только просил внимательно следить за почвой, чтобы не переусердствовал и не переувлажнил, а то загниет, мало ли.       — Не загниет! — уверенно возразил Тишка. — Это деревце первую неделю будет малюсенькое, а потом как маханет в рост! А, пап, ты про призрак спрашиваешь — я так чую, росток с призраком уже хорошо сцепились. Нет, не передрались, не волнуйся! В смысле, объединились они. Новое-то деревце, пока мелкое, ему не до Долины будет — ну, с клановыми деревьями общаться, за урожаем следить на полях, в садах, и всё такое прочее. Этим обещало заниматься Старшее Древо. Меньшому-то будет под его сенью куда как легче сил набираться, а со временем они настолько прорастут одно в другое, что станут просто единым целым.       — Что ж, в таком случае, получается всё хорошо? Я рад, — вздохнул Яр. С подозрением взглянул на мальчишек: — Есть еще какие-то новости?       Те снова переглянулись. Драгомир осторожно начал:       — Пап, ты только не волнуйся. Это пока еще ничего совсем не значит…       — Пока ты спал, — перебил младшего старший, — бабульки из Совета решили сделать тебя королем!       Яр не сдержался перед детьми, матюгнулся. Теперь-то понятно, почему он очнулся в таких роскошных покоях, просторных, как тронный зал. Тут кровать была вдвое шире, чем у него дома в Дубраве. Правда, балдахин над оной явно давно не вытряхивали от пыли — так, махнули метлой по паутине, прежде чем предоставить спальню гостю. Мальчишки-то не заметили в волнении, а вот Яр теперь оставшиеся на драпировках клочки паутины прожигал взглядом…       — Пап, не хочешь воспользоваться королевской купальней, раз уж выпал такой случай? — предложил Драгомир. — Там такая купель роскошная! Как пруд. Сильвану понравилось. — Добавил ворчливо-мечтательно: — В общем, вы все как хотите, а сегодня перед сном мы с Рууном там поплескаемся.       — А мы с Грушей когда тогда? — встрепенулся Тишка, обиделся на младшего брата. — Ты себе лучшее время выбрал!       — Пойдете вперед, сразу после ужина, — пожал плечами Мир.       Тишка покраснел первым, пораженный медленно дошедшей мыслью, что братишка при нем никогда прежде так открыто не заявлял права на своего дракона. Мир залился краской следом, поняв, чем именно смутил старшего.       Яр только фыркнул, поглядев на дружно потупившихся сыновей.       Спохватился, решил проверить своего тайного «гостя»:       «Ро-оз? Роз, ты всё еще там, надеюсь? То есть, тут?»       Темный комочек, тщательно закутанный мраком, на мысленное поглаживание не отозвался. Даже пинаться не стал.       «Ну, спишь, так спи», — вздохнул Яр. Болезненных волн от кокона не исходило, нехватки сил тоже не чувствовалось. Просто устал, что не мудрено, не успел еще вдоволь отдохнуть.       Он тоже продолжил бы валяться на шелковых простынях, да только дела без его ведома сами собой не разрешатся.       Встал с кровати немного резко, так что не удалось скрыть от мальчишек накатившее головокружение. Пришлось терпеть их помощь — умыли, одели, обули, причесали.       — Кстати, где Альдирейк? — вспомнил Яр, меланхолично вися в руках старшего, пока младший вдевал его нижние конечности в штанины. Сыновья обращались с ним, как с тряпичной куклой! И протестовать было бесполезно. Ладно хоть спал он, как выяснилось, в подштанниках, а не голышом. Ну, и в туалетный чулан, дверь которого пряталась за шторой балдахина, отпустили без присмотра — и на том спасибо.       А уж наряд, позаимствованный из эльфийских гардеробов, точно подошел бы кукле! Пышные панталоны из чернёной парчи с черными же, жестко накрахмаленными оборочками-кружавчиками понизу. К ним в комплект шла просторная рубашка из тончайшего струящегося изумрудного шелка — тоже с манжетами из кружева с проблеском золотой канители. Пояс-кушак с вышивкой, на шею — галстук-платок, заколотый булавкой с огромным изумрудом. Длинный жилет с круглым воротом под горло — конечно из парчи, но с другим узором, с пуговками из зеленых самоцветов, оправленных в золото. В довершении — камзол длиной до колен, с шитьем, погончиками и позументами, с рукавами, разрезанными вдоль на ленты так, чтобы не скрывать красоту шелковой рубашки. Сапожки — тоже до колен, с раструбами-отворотами, с каблуками и с драгоценными пряжками. Ну, и шляпа с пером, которую Яр примерил, стоя перед королевским зеркалом, — и сразу отбросил на кровать за ненадобностью. Уж на что он любил наряжаться, но этот костюм хотелось поскорее поменять на куда более удобные и изящные одежды, к каким привык дома.       Между тем Мирош поведал о том, как поживает младенец, нечаянно успевший лишиться королевского титула. К счастью для самого Альдирейка и к облегчению его временных попечителей, Совет Глав Кланов совершенно им не заинтересовался. Занятые насущными проблемами, старушенции не нашли лишнего времени и не задались вопросом, откуда вообще взялся в этой разношерстной компании чистокровный эльфийский ребенок — это даже при том, что в Долине дети давно стали редкостью.       — Они просто не ощущают его на магическом уровне, ведь я почти полностью его «выпотрошил», слив все силы в источник. Для них пропавший король Альдирейк был всего лишь огромным ходячим запасом энергии, и это единственная примета, по которой они его отличали, — ехидно пояснил сыновьям Яр, пока они втроем искали в лабиринте королевского дворца комнаты, отведенные их спутникам.       Тишка-то знал, конечно, куда поселили его невесту с доверенным ее попечению ребенком, но от волнения с трудом вспоминал путь. А как было не волноваться? Они свободно разгуливали по великолепному королевскому дворцу! В центре столицы эльфийской Долины! Можно сказать, эта мысль только теперь дошла до его сознания полностью, ведь сначала он был всецело занят ростком Древа, а после бдил над постелью родителя. Теперь же все тревоги позади — можно и повосторгаться вдоволь, ибо неизвестно, когда отец в следующий раз выпустит его из Дубравы и позволит приехать сюда.       Однако нужный поворот бесконечного коридора они не пропустили бы и при крайней рассеянности — вопли гоблинки сотрясали стены, заставляли золоченые люстры раскачиваться и дребезжать стекла в оконных переплетах. Голосу ее вторил обиженный плач младенца.       Все трое прибавили шага, но миновав поворот, перевели дух с облегчением: Грюнфрид всего лишь в очередной раз повздорила с остроухими лордами.       — Я устала от их советов! — завидев жениха и свекра, обрадовалась, принялась жаловаться Груша. — Они считают, будто лучше всех разбираются в младенцах! Один толдычит одно, другой бубнит другое — будто я сама не видела, как бабы делают! А только их прогоню — они тут же наперегонки возвращаются!       Тыкала она обличительным пальчиком в Рэгнета и Ораэна поочередно.       Яр заглянул в комнату: Орсааркс в разговоры о воспитании не лез, чинно сидел обедал в компании дракона. Руун уплетал эльфийскую выпечку и при этом пытался успокоить младенца у себя на коленях, сунуть ему в вопящий рот узкий носик специального чайничка-поилки. Молоко, льющееся струйкой-ниточкой, разводами устряпало ему все штаны, а эльфёныш надрывался дальше, сердитый и голодный.       — Может, у него эти самые, колики? — вместо приветствия озадаченно спросил Руун у Яра.       — Всё у него хорошо, здоров, как бык. Надоели вы ему все просто, — мельком взглянув на предмет споров, ответил Яр. Кивнул в сторону Орсааркса, молча отодвинувшего от себя тарелку. Не иначе при виде поправившегося сына милорд потерял аппетит. — А этот почему до сих пор здесь? Если Силь и Мир тут, почему его не отправили назад в замок?       — Пап, ты забыл? — удивился Драгомир. — Ты же сам привязал всех троих наших лордов к призраку Древа.       — Но вы же придумали поливать Древо водой из священного источника, — передернул плечами Яр. — К тому же нашелся росток — этого и силы вон тех двоих вполне достаточно для поддержания иллюзии. Так что дедушка может считать себя свободным. Неужели не интересно повидаться с ожившей родней? — едко спросил он, прямо глядя в лицо отца. Но Орс прятал взгляд, не спеша с ответом.       — О, Яр! Отоспался?       Очень вовремя к компании возвратился старший некромант. Причем Сильван явился, нагруженный стопкой старинных книг — и чтобы обнять «воскресшего» друга, магу пришлось сперва пройти через комнату и сгрузить книги на подоконник.       — А я думал, ты неделю проспишь! — радостно возвестил Силь, крепко притиснув его к своей груди. Рассмеялся: — Вон, даже книжек себе набрал в королевской библиотеке, чтобы время скоротать.       — Совершил разбойничий набег на кладезь эльфийской мудрости? — хмыкнул Руун.       — Почему это разбойничий? — возразил некромант. — Я получил официальное разрешение от главы Совета — очень милая тетушка оказалась. Правда, я жестоко разочарован — во всём огромном книгохранилище нашлось всего парочка достойных внимания томов! Я-то надеялся на редкости и древние откровения.       — Что-то я не вижу, чтобы ты за меня волновался, — обиженно заметил Яр.       — Да я чуть не рехнулся от волнения, когда Марр сказал, что ты вырастил Великое Древо и упал в обморок! — воскликнул Сильван. — Тотчас бросил все дела, схватил Драгомира, еле вспомнил заклятье переноса — и поспешили к тебе. А ты — спишь! Вот вернешься в замок — посмотришь, какая кривая пентаграмма получилась, до чего у меня руки тряслись. А ты говоришь — не волновался! Руун, успокой ребенка, что он у тебя надрывается? Совершенно невозможно разговаривать!       — Я пытаюсь, — проворчал дракон.       — Как только перенеслись, мы с Миром тебя сразу осмотрели на предмет перегорания энергетических каналов и внутренних повреждений. К счастью, ничего страшного в тебе не нашли и поняли, что это просто истощение. Розенрика дозвались, он подтвердил, что так и есть — спишь! — продолжал Сильван, с неодобрением поглядывая в сторону дракона.       — Ты разговаривал с Розом? — не поверил Яр.       — Ну да, — безмятежно кивнул некромант. — Он заявил, что ты в порядке, только нуждаешься в длительном отдыхе. Руун!       — Что? — взвился тот. — Не нравится, сам попробуй!       Всплеснув руками на беспомощность дракона, некромант забрал младенца, с видимым трудом поднял на руки. Принялся прохаживаться по комнате вперед-назад, слегка покачивая послушно притихший сверток.       — То ли дело Грушенька у меня была крошка, легкая, как пушиночка… — со вздохом вспомнил прошлое маг.       — Погоди, так вы с Мирошем бросили замок, полный трупов? — нахмурился, пытаясь понять, Яр.       — Да бог с тобой! — укорил Сильван. — Как бы мы могли? Мы уж закончили с оживлением, я Миру помогал всех больных в лечебный сон погрузить. Но ты не переживай — сейчас за эльфами есть кому присмотреть.       Сильван осекся — от укачиваний младенец промочил пеленки, и заодно обильная струя оросила полы его бархатной мантии. Вздохнув, маг предпочел сделать вид, будто ничего не произошло и он ничего не заметил. Благо, выручила привычка заранее зачаровывать одежду от намокания и от пятен любого рода, всё-таки по роду некромантского ремесла доводилось иметь дело с разными пачкающими вещами и брызгающими жидкостями. Руун лишь завистливо покачал головой.       Драгомир счел необходимым пояснить:       — В замок прибыл на зимовку табор гадалок. Так что Эжен не в одиночестве мается. Они там обещали и беспорядок прибрать, всё отмыть, починить по мере женских способностей, и заодно за болящими присмотрят. Травками эльфов отпаивать собрались, укрепляющими. А дедушка решил зиму здесь провести, в столице.       Яр только поморщился и потер рукой лоб, под черепом снова запульсировала тупая боль вернувшейся мигрени.       — Что касается провизии, — подхватил Сильван, — с этим в замке и так было туго, а при многочисленном таборе вообще положение стало плачевное. Но ваш расторопный знакомец, магистр Гильдии Колдунов, узнав о сей проблеме, подсуетился ради общего блага: в обмен на рецепты некоторых лекарственных зелий, которые я ему надиктовал нынче утром, он обещал закупить у себя в королевстве нужное количество зерна, овощей и скота — и в краткий срок прислать в замок с обозами. Лично я ему верю, этот человек не обманет. Да и зачем ему обманывать, если в таборе у него родня по материнской линии, а я столько еще могу ему рассказать, что до конца жизни разобраться не успеет! Да и кто из смертных не захочет подружиться с теми, кто имеет силу продлить его краткую жизнь? А тебе, Яр, нужно сейчас же выпить бокал сладкого вина и плотно пообедать, — строго подытожил некромант. Кивнул Яровичам: — Ребята, займитесь!              ______________              — Мда-а!.. — протянул Яр. Запрокинул голову, изучая накрывавшую город, совсем настоящую крону. Головокружение снова дало о себе знать, благо Тишка был настороже, поддержал пошатнувшегося папашу. — Вот это мы с Розом размахнулись! От души!..       Окна их покоев выходили на улицу, а не во внутренний дворик. Поэтому после обеда все отправились на прогулку, не забыв прихватить и задремавшего Альдирейка.       Ствол воскрешенного Древа ювелирно вписался в квадрат дворика, так что из многих окон (за исключением крайних угловых) до шершавой теплой коры можно было легко дотянуться рукой. От былой лужайки почти ничего не осталось. Если теперь кто-нибудь по старой привычке захочет прогуляться здесь, его будут ждать не дорожки, до недавнего времени ровно очерчивавшие газон, а крутые хаотичные ступени из нагромождения корней, местами совершенно непреодолимых, а местами вгрызающихся в стены здания. Лишь небольшой клочок зеленой травы сохранился перед аркой ворот. Ствол в этом месте был словно немного втянут вовнутрь, будто дерево само старалось обойти это местечко.       На пятачке земли, где Тишка простоял на коленях почти сутки, сохранились следы его растительного колдовства: смятая трава, колоски, вымахавшие от частично перепавшей магии до человеческого роста и сломавшиеся под собственной тяжестью, обрывки тонких корешков, уже высохших — и нечто, напоминающее скорлупу расколотого ореха, настолько большого, что в него мог уместиться старший полуэльф. Да что мог — по всему выходило, что он тут и умещался! Укрылся от внешнего мира, чтобы никто не мешал и не отвлекал.       Материал скорлупы был полупрозрачным, мутно-желтовато-зеленым, как застывшая смола, смешанная с травяным соком. Две створки этой «раскрытой раковины» остались стоять на земле под углом, точно припаянные — как два лепестка бутона, как две ограждающие ладони. И внутри этих «ладошек» прорастало новое Великое Древо.       — Ух ты! Как вытянулся быстро! — заглянув в скорлупки, обрадовался успехам своего «крестника» Тишка.       Вместо обещанного размера в ноготь, росток теперь красовался размером в целый мизинец. Пухленький сочный стебелек и два листочка на макушке, нежные, глянцевые, крохотные.       — Великое Древо, — ласково хмыкнул Руун.       Альдирейк на его руках, прежде дремавший, недовольно забурчал, обещая вскоре устроить новый концерт. Однако разинул глазёнки — и смышлено уставился на росток. С такой сосредоточенностью, будто ничто другое во всём мире его больше не интересовало. Даже выпустил изо рта исслюнявленную прядь драконьих волос.       — О, наш король пробудился! — раздался за их спинами женский надтреснутый голос.       Яр неохотно обернулся — глава Совета кланов собственной персоной.       — Мадам, — вежливо поклонился он.       — Ваше величество, — ответила та улыбкой и реверансом.       Дамы из свиты леди Эриэды стали, по сути, первыми, кто обратил внимание на присутствие Альдирейка. Хотя вполне возможно, что им просто захотелось познакомиться поближе с драконом, а ребенок был уместным предлогом.       — Ой, это ваш малыш, ваше величество? — закудахтали они, умудряясь и умиленно сюсюкать над младенцем, и строить глазки его няньке. — Какой хорошенький! Ах, какой красавец! И необычный цвет глаз! Очаровательно! Восхитительно! Бесподобно!       Руун лишь возвел очи к гигантской кроне, дабы не давать Миру повод потом утверждать, будто он-де пялился на декольте фрейлин. Какие декольте? Просто глубокие вырезы воротников на плоских, как доски, фигурах… Одна барышня осмелела настолько, что невесомым прикосновением робко пощупала мышцы на предплечье. Мирош, неприметно придвинувшийся поближе к своей собственности, на такое поползновение отчетливо заскрежетал зубами.       Яр не удержался, расхохотался в голос, до того показалось ему всё это забавным.       — Ваше величество? — недоуменно ожидала пояснений внезапному веселью старшая дама.       — Почему вы решили, будто я обязан сделаться вашим правителем? — хмыкнув, прямо спросил у нее Яр.       — Разве данный выбор Совета требует объяснений? — приподняла она брови, взмахнула веерами изогнутых ресниц. Вдруг испугалась собственной догадки: — Или вы… не желаете?       — Конечно, не желаю, — колюче ответил Яр. — Королю придется сидеть в Долине! И что тогда прикажете мне делать с моими владениями на севере? Там у меня земли в сотни, в тысячи раз больше! Какой резон мне становиться вашим королем, если я и так царь, м?       Его спутники промолчали, не посмели заикнуться о том, что он ныне бывший царь. Но Яр всё равно строго зыркнул по сторонам, чтобы не вздумали спорить.       — Тогда… — мадам в смятении заметалась взглядом. Взгляд выхватил всё те же лица. — Позволите ли вы передать трон одному из ваших сыновей?       Яр вопросительно глянул на отпрысков, старательно пряча смешинку в углах губ.       — Мышо… Светозар! Ты спас новое Древо и выручил Долину. Не пойдешь сюда править? А Грушеньку сделаешь королевой.       — Кого? У нашего юного спасителя есть супруга? — заволновались эльфийки.       Яр благодушно указал на поежившуюся гоблинку:       — Грюнфрид, дочь Сильвана. Будущая жена нашего Светозара.       Леди Эриэда на мгновение прикрыла блеснувший взор ресницами, чтобы совладать с неуместным возмущением. Недрогнувшим голосом она объявила:       — Сын эльфа от смертной мог бы получить корону за совершенные заслуги. Однако иметь королевой одну из народа гоблинов… Нет, при всём уважении, боюсь, это невозможно.       — Да я и не просил, вообще-то, — обиделся за невесту Тишка, обнял ее за плечи, а Груша только вздохнула с облегчением.       — Тогда я тоже не подойду, — с улыбкой сказал Драгомир, прижавшись к своему благоверному. — Если вам гоблинка в королевах не нравится, то дракона с диадемой в прическе вы тем более не оцените.       — В платье с кринолином, в корсете и чулках?.. — задумчиво пробормотал Руун, и в глазах его мелькнул шальной огонек. За что получил ощутимый тычок локтем.       Фрейлины и глава Совета непонимающе хлопали ресницами. Яру даже почудилось, что до него донесся поднятый ими легкий ветерок.       — Вообще не вижу смысла выбирать нового короля, если прежнее величество живо и здорово! Это незаконно, как ни крути, — громко проворчал он, забирая у дракона младенца.       — Вы имеете в виду Альдирейка? — с сомнением уточнила эльфийка. — Он же погиб много лет назад. Поэтому ваш отец, лорд Орсааркс, был избран хранителем престола…       — Вот и пусть остается хранителем, — пожал плечами Яр.       И, присев на корточки, поднес младенца Альдирейка к ростку. Шепнул им обоим, и новому Древу, и переродившемуся королю:       — Теперь-то вы подружитесь, я надеюсь? Вы же созданы друг для друга судьбой! Это единственное, в чем Совет не ошибся.       Альдирейк, будто что понимая, уверенно выпутал пухлую ручку из пеленок — и осторожно дотронулся до кончика листика. Юное Древо лишь слегка покачнулось и снова замерло. Зато огромное Древо всё зазвенело изнутри, разливая в пространстве над городом — и дальше, над всей Долиной — сладостное благовоние, вибрацию, серебристый тихий перезвон тысяч невидимых хрустальных колокольчиков, рождая в сердцах всех и каждого незабываемое ощущение полнейшего и безусловного счастья, тихой радости, трепетного восторга перед свершившимся чудом.       — Его величество Альдирейк здесь и сейчас сочетался нерушимым союзом с Великим Древом! — вполголоса произнес Яр, поднявшись.       С улыбающимся младенцем на руках, он развернулся к остальным — и с удовлетворением отметил, какое неизгладимое впечатление произвела эта маленькая, но важная церемония. Даже его спутники прониклись моментом, пусть и не до слез ручьем, в отличие от расчувствовавшихся лордов.       — Его величество Альдирейк… — не верила собственным глазам старшая эльфийка, смаргивая влагу с ресниц. — Это действительно он!.. Живой… И такой… юный… Неужели вы вернули его из объятий смерти? Не нахожу достойных слов, чтобы выразить нашу безграничную благодарность!       Она, почтительно склонив голову, присела в глубочайшем реверансе. Свитские дамы последовали ее примеру. Яр поморщился, взглянув, как подолы светлых юбок обмели взрытую каблуками влажную землю.       Разумеется, на этом событии суета в столице отнюдь не завершилась, вовсе напротив — теперь все эльфы, даже самые родовитые, стали носиться по городу (и по Долине), как угорелые, позабыв на время о чванливости, степенности и тщеславии.       Во-первых, леди Эриэда сразу же созвала Совет и открыла диспуты на тему, кому из лордов доверить воспитание короля-младенца. Как ни крути, а важность этого решения невозможно было преувеличить! От нрава монарха зависело будущее Долины, кланов и народа, а характер ребенка, понятное дело, сформируется под влиянием наставника.       Разумеется, почетную должность предложили первым делом опять-таки Яру. Разумеется, он отказался в условно вежливых выражениях.       Логично было отдать правителя на воспитание хранителю престола. Но Яр взбунтовался и наложил вето на данный вариант, заявив, что его отец с детьми обращаться не умеет. Орсааркс не протестовал, он уже насмотрелся на капризы младенца и не горел желанием получить его себе в единоличное распоряжение.       Лорд Виар был признан неплохим кандидатом, однако он слишком долго бродил вместе со своей дочерью по людским землям и приобрел немало привычек, вредных для благородного эльфа. Его взгляды на мироустройство показались членам Совета слишком вольными, что не внушало доверия.       Конечно, объявилось и несколько претендентов среди эльфов, незнакомых Яру. Однако их кандидатуры Совет счел неблагонадежными. Выбор в пользу одного из них мог внести разлад в строгую иерархию, давно установившуюся между кланами.       В смятении дамы обратились даже к Сильвану! Ведь каждой женщине и даже эльфийке с первого взгляда было очевидно, что он станет прекрасным отцом и терпеливым наставником. Тем более он мог бы растить короля вместе со своими родными детьми, которые вскоре у него появятся. К тому же его супруга — дочь Яра, что окончательно привязало бы ценное семейство к Долине, а в будущем, возможно, привело бы к объединению Долины и Дубравы… И совершенно не важно, что за троном короля будет стоять некромант-чернокнижник, рожденный человеком, женатый на полуэльфийке, дочери изгнанника, сам в прошлом казненный людьми и имевший любовную связь с драконом, убийцей того же короля… Короче — испуганный Сильван вынужденно оговорил себя кругом грешным-непригодным и с трудом вырвался из острых ноготков вцепившихся в него дам. И ужасно обиделся на Яра, который не вступился за него, наслаждаясь безумным цирком.       В итоге, утомившись, старушки из Совета дружно проголосовали за Ораэна. Тот был категорически против, не желая возлагать на свои плечи столь великую честь и тяжкую ответственность. Но эльфийки отрезали: это ему не в награду, а в наказание. За то, что плохо следил за доверенным городом. И пусть его разгильдяйство имело благие последствия, изначальную его вину это всё равно не умаляет.       Яр на заседаниях только посмеивался. Он-то сразу привязал трех лордов к иллюзии Древа, так что всем троим и придется присматривать за младой порослью — королем и его деревцем.              _____________              Страсти постепенно успокоились, и Яр согласился провести две недельки в столице в качестве гостя. Город предался раздольному многодневному празднованию. А Яр бездельничал, пробовал изумительные вина и яства, но умеренно. Общался с новыми знакомыми, но к удивлению своих спутников, был вежлив и сдержан, стараясь не шокировать благовоспитанных эльфов упоминаниями о своих прошлых похождениях.       Тишка был в восторге от прогулок по шумным, пёстро украшенным улицам — каждый встречный узнавал его в лицо, все приглашали на обеды и ужины, демонстрировали дворцы и особняки, достопримечательности и шедевры искусства — и дочерей на выданье. Он же отшучивался — и возвращался, одаренный мелочами и нагруженный диковинками, к своей Грушеньке.       Та вместе с Сильваном проводила дни в прелестном саду, что примыкал к зданию королевской библиотеки. Конечно, она не владела эльфийским и прочими древними языками и не могла читать манускрипты, но с удовольствием листала альбомы с изящными гравюрами — и наслаждалась тишиной в обществе увлеченного книгами чернокнижника.       Где гуляли Драгомир с драконом, иногда пропадая на день-два, Яр не знал — он и не спрашивал, понимая по сияющим глазам обоих, что вопросов не нужно.       Миленка ныла и жаловалась, что они-де в блистательной столице развлекаются, а ее с собой не взяли, ироды! И придумала выход: часами донимала кого-нибудь из них по очередности, разделяя прогулки и присутствуя на званых ужинах — в виде живой водяной фигуры. То есть, не покидая дома, увидела почти столько же, как если бы явилась в Долину самолично. Однако и тут лесная царица нашла новый повод для зависти — вкусы угощений ей недоступны! Вняв жалобам, эльфы охотно принялись снаряжать для Милены Яровны посылки с поночугами — сундуки и корзины-короба со сладкими винами, которые ей пока что было нельзя даже нюхать, с неведомыми в Дубраве фруктами и пряностями, с роскошными тканями, с драгоценными уборами… Да всего наприсылали!       В обратную сторону поночуги тоже летали не порожняком. Лесная царица отдаривалась всем, что в голову приходило (не забывая советоваться с отцом, конечно): и каменьями, добытыми кобольдами в подземных шахтах глубоко под Дубравой, и речными жемчугами; и кружевами, сплетенными искусницами-кикиморами, и причудливыми венцами-кокошниками, да вышитыми оплечьями и воротничками; и тюками льняных тканей; и бочками маринованных грибов и моченых ягод; и шкурками-мехами…       Из одной поночуги вместо бочонков внезапно высыпались гоблины — вооруженный до зубов отряд. Хитрые мужички, едва не лопаясь от собственной важности, объяснили свое появление тем, что им поручено сопровождать хрупких барышень дриад. Оные барышни также прибыли на этой поночуге, просто замешкались, пока выбирались из туманного брюха, так как имели при себе горшки с неизменными саженцами. Позже выяснилось, что Милена действительно придумала прислать древесных девиц, дабы те следили за ростком Древа со всем усердием. Однако гоблины увязались с ними самовольно, без всякого с ее стороны позволения — наслушались дворцовых сплетен от своей старейшины, и очень уж им возжелалось поглядеть на расчудесную эльфийскую столицу. Яр отослал гоблинов назад на следующий же день, но шустрый отряд успел пошуметь, погулять, погудеть — в общем, произвели на эльфов неизгладимое впечатление.       Дриады тоже расстарались «на славу» — умудрились в мгновение ока взбесить до белого каления Драгомира! Тем, что при встрече кинулись целовать Руун Марра по праву старых приятельниц. Да всё в губы норовили клюнуть, в самые губы! Прижимаясь грудями, бесстыдно торчащими из-под драпировок паутинно-прозрачных одежд… Младший Ярович одновременно и шипел, сыпля матюгами — и радовался, что сестрица этих распутниц выслала прочь из Дубравы.       …Утомились все от эльфийского нескончаемого праздника изрядно — и возвратились домой, отдыхать в благословенной тиши.       Пока тишина в Дубравном дворце еще не сделалась роскошью…              _________              Под конец зимы началось! Милена, Лукерья и Нэбелин дружно взялись за дело — спасибо, хоть не все сразу, а по очередности, каждая в свой срок.       Старшая гоблинша с гордостью несла бремя почетной повитухи семейства: вместе с Грушей верхом на Полкане носились из Дубравы в Новый Город по замерзшему броду — да по крепкому льду за реку, в лесную усадьбу Щура. Конечно, умелых лекарей хватало и без нее, но роды — дело женское, тайное от мужчин, тем более охраняемое от глаз мужей, братьев и отцов. Поэтому Томил переживал, но без разрешения не совался к вспыльчивой жене. Щур скрывал волнение и посмеивался в бороду, знал, что при надобности любимая ведьма позовет его на помощь. Мир караулил сестрицу, догонял, пока та убегала от него утиной походкой, припирал к стенке и тихонько выспрашивал о самочувствии, после делился наблюдениями с Сильваном. Силь худел и не спал ночами, прислушиваясь к похрапыванию супруги. Один Яр не суетился — он на расстоянии научился следить за здоровьем своих привередливых «матрёшек с начинками».       Когда пришло время для первой, Яр разбудил Лес от зимней дремоты, вернул себе царский титул и власть — и основательно закопался во дворцовом подвале под корни дубов. Таким образом, благодаря Лесу он мог находиться круглые сутки в трех разных местах одновременно — и дожидаться нужного момента, не отвлекаясь на сон и усталость.       Конечно, Нэбелин не обрадовалась тому, что у нее в баньке вскрылись дощатые полы и из земли вырос моховой бугор, снабженный тысячами тоненьких нитяных щупалец. Но когда основательно прихватило, стонущая от болезненных схваток эльфийка позволила подоспевшей гоблинше усадить себя на зеленое мягкое ложе. Нити тотчас оплели ее тело, смыли прохладной свежестью испарину, незаметно впрыснули под кожу дурманящие соки, снявшие боль, отогнавшие страх, расслабившие судорожно сжатые мышцы. Больше всего Яр боялся, что кузина вздумает повторить участь многих эльфиек, отдавших потомству все силы до капли. Однако жизнь среди людей показала Нэб, что рождение детей — не самое сложное дело для женщины: выкормить, вырастить и справляться с подрастающими отпрысками намного труднее. Поэтому упокоиться с первым криком появившегося из ее чрева сына Нэбелин не собиралась — знала, как много ждет впереди забот, трудностей и радостей. От всего этого отказываться она не желала… К счастью, в волнении и легком дурмане Нэбелин не заметила, что ребенка из нее вытянули не руки повитухи, а те же тонкие живые нити, забравшиеся глубоко в тело — извлекли бережно, мягко, со всеми предосторожностями, мгновенно залатав наметившееся кровотечение и очистив от всего лишнего. Гоблинша-то видела, как именно появился новорожденный полуэльф на свет, но в тот момент она благоразумно удержала язык за зубами — и в будущем навсегда сохранила этот пикантный секрет.       Очнулась Нэбелин с младенцем у груди, у себя в постели, куда ее перенес Томил. И с удивлением поняла, что столь пугавший ее процесс пролетел легко и быстро, она почти не ничего запомнила, будто всё увидела во сне. И никакой кочки зеленого мха ее память не сохранила.       С Лукерьей Яр обошелся более тактично — там его присутствия вообще никто не увидел. Гоблиншу подстраховывал прятавшийся за дверью Щур. Яр, конечно, тоже был готов вмешаться в любой момент, но его помощи не потребовалось совершенно. Зато после от бывшей жены ему досталось — за черствость и равнодушие к ее страданиям. Мол, если она запретила ему являться, то это совсем не значит, что он может бросить ее на произвол судьбы.       А вот Миленка рожала долго, с криками, с капризами, со слезами усталости. Яр влил в нее столько сил от Леса, что хватило бы на десяток полей гречихи и дюжину делянок с брюквой — притом урожай явился бы мгновенно среди зимы, прямо из-под снега. Только двойняшки внутри Милены проглотили «угощение», а порадовать заждавшегося дедушку не торопились.       После многочасовых «увещеваний» прихотливых внуков Яр плюнул на стеснительность дочери — и явился к ней в спальню собственной персоной. Там уже Драгомир мерил ковры шагами. А Сильван, сотню раз проклятый заплаканной супругой, изгнанный из брачного ложа «до конца веков», обруганный с ног до головы — молча притулился с краешка к высоким подушкам изголовья постели, завладел дрожащей рукой и нежно целовал матюгающейся царевне пальчики, обливая горючими слезами сострадания.       Гоблинша только в непонимании развела руками — никаких осложнений нет, младенцы беспокоятся, крутятся в утробе, но появляться на свет не хотят, хотя срок давно пришел.       …давай я их припугну слегка?.. …они засуетятся — и мигом вылетят, как пробка из бочки…       «Не вздумай!» — мысленно взвился Яр. Мимоходом удивился, что Розенрик подал голос теперь, хотя почему-то дулся на него всё это время, аж со дня, когда совместно воздвигли иллюзию Древа. Но разбираться в переменчивом настроении «гостя» было сейчас некогда. Возможно, того просто разбудил невольный страх Яра за дочь и ее двойняшек. Будущий дед проворчал: «Ты глистов так пугай, чтобы они из нутра с писком выскакивали. А это — мои драгоценные внуки!»       — Миленка, солнышко?       — Чего тебе, папка? — прогундосила та, шмыгая покрасневшим опухшим носом.       — Долго лежать бревном собираешься? Давай, раскорячивайся! Тянуть будем, как Репку!       — Не дамся! Не хочу-у-у!..       — А ножом в живот хочешь?       — Папка-а! Ты-ы-ы!.. Изве-ерг!       Но поплакала и с унижением смирилась — не жертвовать же здоровьем капризных отпрысков. Только лезть к себе под подол разрешила брату, заявив, что у него руки нежнее и пальцы будто бы тоньше, деликатнее.       — Сильван, ты держи ее там, и крепко, чтобы на нас не сползала, — деловито распорядился Лесной царь, глава семейства. — Если будет кусаться или лягаться, можешь слегка придушить.       — Не буду-у… — прогундосила Миленка.       Но тотчас лягнула приблизившегося к кровати отца. Пришлось звать повитуху и сторожившую за дверью Грушу, чтобы навалились всем весом на широко растопыренные ноги.       Мир, сам дрожа и обливаясь потом, приподнял подол измятой сорочки — и для лучшей видимости подсветил зеленым огоньком с ладони.       — Щекотно!!! — завизжала горе-роженица. Однако лягаться уж не смогла. — Папка!!! Ты обещал! Куда суешься?! Маме на вас нажалуюсь!       — У тебя там засели двое упрямцев, все в тебя! — шикнул на дочь Яр. — Лопнуть хочешь? Разве не понятно, что их вдвоем только сможем вытащить! Мирош, ты бери девчонку, я — мальчишку, он посильнее, как я чую. Готов?       — Тянем-потянем… — с нервным смешком вспомнил Драгомир глупую людскую прибаутку.       Разумеется, «хватали» и «тянули» они не клещами, а нежными, тончайшими чарами…       Как же Миленка орала! Пусть всю ее боль забирал себе Сильван, искусавший губы до крови, но сам процесс пугал до одури. И превозмогая все чары, она мешала, зажималась, не выпускала из себя детей.       «Роз, забери ее страх! Хоть на половину уменьши!»       …разрешаешь мне коснуться сознания твоей дочери?..       «Делай, если можешь!»       …изволь…       Милена сразу прекратила вопить, почуяв облегчение, наконец-то сама смогла отдышаться — запыхтела, глубоко, порывисто, часто.       — Растягиваем… еще… Осторожнее, сокровище, мягче… Отцепляем двойняшек друг от друга, в люльке будут обниматься… Веди свою первой… Да не вперед ногами же! Разворачивай… Вот мелкая пигалица — брату в лоб пяткой засветила! Красавица!.. Так, а кто ее примет-то? У всех руки заняты…       — Помощь нужна? — тихонько сунулся в дверь измучившийся не меньше их дракон, подслушивавший снаружи.       — Руки помой только, вон умывальник. Бери полотенце, принимай крошку…       Спальню огласил долгожданный плач — обиженный на весь свет за изгнание из безопасной утробы.       — Так, Мирош, держи «пещеру», чтобы не смыкалась, сейчас второй зверёныш вылезет… Артачится еще, не хочет!.. Милка, отшлепаешь его, как подрастет — он на меня огрызается, норовит ужалить! Никакого уважения к старшим! Сильван, придется запечатать его силы, пока ума не наберет, иначе разнесет нам всю Дубраву по щепочке… Всё, наконец-то?       — Всё, пап, — подтвердил Драгомир под слаженный «дуэт» надрывающихся двойняшек. — Выдыхай. Пойдем, напьемся?       Гоблинша и Груша торопливо слезли с ног роженицы, взялись обмывать младенцев теплой водой. После завернули в чистое и сухое, запеленали в два заранее припасенных одеяльца.       — Эй, бросить меня решили?! — снова возмутилась героиня, но теперь не вопила, а вяло ворчала. С благодарностью поцеловала соленые губы своего некроманта, продолжавшего ее крепко обнимать за плечи. Улыбнулась остальным. — И чего все так перепугались? Все вместе еле справились с двумя крохами!       Руун, нянчивший мальчишку, усмехнулся: краснолицый сморщенный комочек словно в угрозе сжал кулачок. Но ухмылка поблекла — ручонка-то красовалась длинными черными коготками, как у самого дракона.       — Силь! — позвал ящер бывшего любовника. — Я с твоей женой не развратничал, чем хочешь поклянусь. Не вздумайте потом меня обвинить во всех грехах!       Старший некромант в растерянности подошел, отогнул уголок одеяльца, взглянул на сына — и густо покраснел. Перевел ошарашенный взгляд на супругу. Мирош тоже подскочил посмотреть — и побледнел.       — Чего вы там углядели? — уселась среди подушек поудобнее Милена. Отбросила взмокшие волосы с лица, требовательно протянула руки: — Ну-ка, отдайте! Я сама еще не разглядела, кого вам там родила!.. Ой, и правда, наполовину драконёнок получился! Хорошенький какой вырастет!..       Совершенно не удивившись, она смущенно хихикнула — обрадовалась, как удавшейся шутке.       — Милена Яровна? — строго обратился к дочке-проказнице Яр.       — А чего? Нельзя было? — вскинула та невинные глазищи. — Я у Ванечки почуяла кой-какой след, четкий, яркий. Сперва ревновала жутко, но молчала. А потом подумала: почему бы не воспользоваться, раз есть возможность? Будет у меня сынок, прямо как Мирош — от двух отцов! Сильный и умный, ага?       — Спасибо, конечно. Только я о дочке мечтал, — вздохнул Руун, до которого еще не до конца дошел смысл случившегося.       — Да! Почему дочке такую же наследственность не намешала? — спросил Драгомир с ноткой ревности — то ли за племянницу обиделся, то ли рассердился, что сестрица его разрешения не спросила.       — А про девочку я решила, пусть она пойдет в Ванечку и папку, — призналась гордая мамаша. Пристроила близняшек к грудям, спустив сорочку с плеч — уж ей стесняться поздно, после всего-то недавнего, зато заткнуть вопящие рты самое время. — Вот и выбрала я в себе всё лучшее, что у меня есть от папки, у Ванечки тоже отобрала самое-самое — и замесила такой вот пирожок. Да, мои сладенькие пирожочки? Согласны, умница у вас мама? — засюсюкала она над детьми.       В ответ двойняшки, как по команде, перестали чмокать набухшими сосками — снова заверещали дуэтом.       — Вот почему я не люблю младенцев, — вздохнул, глядя на них, Яр. — К счастью, это не продлится долго, дети быстро растут.       С разрешения Милены гоблинша и Груша забрали себе по беспокойному свертку — и принялись пританцовывать возле кровати в попытке укачать и успокоить. Грюн всё смотрела на сморщенные личики — и до конца поверить не могла, что эти крикливые требовательные существа — ее единокровные брат и сестра! Она-то думала, что станет их сразу же ненавидеть, по крайней мере — невзлюбит от ревности. Но теперь ей хотелось почему-то защищать их и беречь, а не выбросить с высокого балкона, как некогда мечталось в лихорадке ссор… Хотя, если они продолжат верещать так же громко, она, пожалуй, может передумать со временем.       — Нас, мелких, ты тоже не любил? — изогнула бровь Милена, не веря услышанному.       — Когда вы вопили на два голоса из-за ерунды среди ночи? — переспросил дедуля. — А сама как теперь думаешь? Только нам с Лукерьей некому было вас оставить — лешии и русалки с человеческими младенцами обращаться не умели. С полуэльфийскими, — поправил он сам себя. — Зато у этих горошин есть вы! Вот и выращивайте, пока они от вас убежать не могут.       Говоря это, он незаметно пятился к двери:       — Пожалуй, я пойду уже, солнышко. Пришлю русалок, чтобы помогли привести тебя в порядок. Прибраться тут немного тоже не помешает.       — Да-да! — встрепенулся и Руун, подхватил зазевавшегося Драгомира за руку. Кивнул ободряюще Сильвану, тот всё еще прибывал в некотором отуплении: — Вам нужно хорошенько отдохнуть! А мы сообщим всем радостную весть о рождении принца и принцессы! Ведь никто во дворце спать не ляжет, пока не дождутся новостей.       — О рождении царевича и царевны, — с важностью поправил новоявленный дед. — Кстати, Мир, Марр! Идемте, надо обсудить возведение вашей некромантской башни.       — Башни? — удивился Драгомир. — Но ведь мы вроде бы решили, что можно остаться здесь?       — Сокровище, когда эти горошины встанут на ножки, дворец станет принадлежать только им! — на пороге объявил пророчество Яр, распахнув дверь. — Уж поверь моему опыту, я это проходил. Ты сам захочешь спрятаться от их забав и вездесущих игрушек. Так что теперь самое время обсудить чертеж, а весной с первыми соками начнем выращивать.       — Подождите! — окликнула их Милена, вспомнив кое о чем важном.       Но ее не слушали, увлеклись архитектурой:       — Ящер, ты сколько в своей жизни возвел башен?       — Парочку, — вспомнил Руун. Ухмыльнулся: — Первая оказалась слишком вычурной и поэтому рухнула, недостроенная.       — Отлично! Живое дерево — это тебе не камень! — заявил Яр. — Вырастим такой зиккурат, о каком ты и мечтать не смел! С любыми излишествами, что тебе взбредут в голову.       — Постойте, не уходите! Я хотела…       — Надо будет пристроить каморку для Силя, — добавил Руун, взглянув в растерянные глаза бывшего любовника.       — Обязательно сделаем, он же мой наставник, — со всей серьезностью пообещал Драгомир.       — Спасибо, — пробормотал некромант. Поняв, что это слово вырвалось у него вслух, Сильван опасливо покосился на внимательно следившую за разговором супругу.       Милена фыркнула и негромко рассмеялась. Спохватилась:       — Руун! Да подождите все, дайте сказать!..       Тут, словно для того, чтобы прибавить веса ее просьбе, дверь перед лицом Яра захлопнулась с огромной силой. И по темному дереву разбежались языки золотистого с голубыми искрами пламени.       Милена ойкнула. Машинально открестилась:       — Это не я!       Руун осторожно погасил огонь, проведя раскрытой ладонью.       — Понятно, что не ты, — озабоченно цыкнул Яр. — Твой мальчишка разозлился, что мы тебя не слушаем. Силь, нужно поскорее подобрать для него запечатывающие чары.       — Да, безусловно, — наконец-то «отмер» некромант. — Только сначала нужны имена…       — Я об этом и толкую! — воскликнула Милена, аж подпрыгнув на перине. Обернулась к дракону, неожиданно смутилась: — Руун! Поможешь нам с этим? Мы с Ванечкой не смогли сойтись в выборе. Долго спорили. Поругались даже. Поэтому решили, что имена нашим первенцам должен выбрать ты. Ну, честно сказать, это я так решила, сама.       Она переглянулась с мужем.       Руун замер, неверяще посмотрел на Сильвана. Тот кивнул, смущенный желанием жены куда больше ее самой.       — Но ведь… — пробормотал дракон. — Это право принадлежит только вам. Яру и Лукерье, в конце концов, никак не мне, чужому…       — Прошу тебя, не отказывайся! — перебил его Сильван. — Мы не требуем ответа немедленно, подумай несколько дней.       — Ты не чужой, — досадливо вздохнула Милена. — Даже если считать по крови, ты — второй отец моего сына! И у папки с мамой уже была возможность, они выбрали имена мне с братьями. К тому же, у нас с Ванечкой будут еще дети. Пусть сегодня было сложновато… Но в первый раз всегда не просто, верно? Я не собираюсь останавливаться на двоих. Еще пару раз родить двойняшек я смогу запросто, так что не ты один станешь крестным, всем достанется.       Дракон вопросительно оглянулся на остальных: Яр кивнул, Драгомир улыбнулся. Груша надула губы, но тоже кивнула.       — Я понял, хорошо, — вздохнул он. Поклонился Милене: — Благодарю, это честь для меня. — Оглянулся на Сильвана: — Я не откажусь. Простите мне мой эгоизм, я принимаю с благодарностью ваш подарок.       — Как же славно! — хлопнула в ладоши Милена. — Руун, ты много скитался по свету и наверняка выберешь самые красивые имена! Иди — и подумай хорошенько! А завтра…       Дракон искоса взглянул на гоблинку, даже со спины было видно, как она напряжена.       — Я выбрал. Можно сказать сейчас?       — Да! Конечно! — обрадовалась и взволновалась еще больше Милена.       — Сильвия и Милослав. Как считаете, подойдет?       Груша резко развернулась, взглянула на ящера засиявшими от благодарности глазами: он назвал ее сестрёнку в честь их отца!       — О, — выдохнула Милена. Она прислушалась к себе: разочарована ли столь простым решением? Или очарована неожиданным изяществом выбора? Улыбнулась: — Да, мне нравится. Спасибо тебе!       — Хорошо, что не Роза и Кай, — вздохнул с облегчением Сильван. Спохватился, что произнес это вслух, виновато взглянул на дракона.       — Или Рик и Яна, — поддакнул Яр.       — Или Розалин и Ян, — не отставал Драгомир. Вполголоса ехидно объявил отцу: — Пап, ты слышал? Ты продул мне спор! Мой ящер оказался не таким сентиментальным старикашкой, как ты мне расписывал.       — Нет, ни в коем случае я никому не пожелал бы повторить те судьбы, — пробормотал уязвленный Руун.       — Но поменять наши собственные имена наоборот — это неожиданно! — всплеснула руками Милена. Расплылась в предвкушающей улыбке: — Пап, не ревнуй и не обижайся! Я уже придумала: в следующий раз у нас с Ванечкой родятся Ярослава и Лука!       — Ни в коем случае! — возмутился Яр. — Разве я говорил, что хочу назвать бедное дитя в свою честь?! Вдруг мою непутевую судьбу подцепит через имя? Ни за что!       — Как же тогда ты хотел? — спросила Милена. — Орсаарксом или Власом, в честь дедов?       — Никогда! — одновременно рявкнули Яр — и Лукерья Власьевна, заглянувшая к ним через ледяное зеркальце, забытое на столике возле кровати.       — Вы чего расшумелись? — сунулся в дверь Тишка. Первым делом его взгляд выхватил Грушу с ребенком на руках: — О, уже родили?!       — Еле справились, Мышонок, — шепотом пожаловался старшему сыну Яр. — Такие нынче упрямые дети пошли, просто караул! Вы у меня были гораздо покладистее и несравненно спокойнее.       «Это тебе сейчас так кажется! — фыркнула Лукерья из зеркальца. — Сам в свое время только ныл и стенал, что не высыпаешься. А Власом не смейте дитя называть! Я батьку своего в глаза не видала, развратника поганого, что матушку мою погубил и сбежал! Может, его вообще иначе звали».       — Орсаарксом тоже никто не собирался никого называть, — буркнул Яр.       — Ах, перестаньте, — остановил бессмысленный спор Сильван. — В любом случае, с меня пока двоих детей довольно.       Он, похоже, успел оправиться от потрясения и смирился со своей участью. Нахмурившись, решительно забрал у гоблинши и у Груши обоих младенцев, уложил каждого на сгиб локтя — одного на левую руку, другую на правую. Принялся взволнованно вышагивать по комнате, укачивая, чтобы не хныкали из-за шумных родственников. И детишки чудесным образом доверились папане, притихли!       — Нужно сперва этих выучить, вырастить, а уже потом думать о прибавлении…       — О, Ванечка, зачем же так долго откладывать? — промурлыкала Милена. — Учить удобнее всех сразу, воспитывать тоже. И старшим будет скучно без братиков и сестричек. Скажи, Тишка! Тебе было без нас с Мирошем тоскливо, ведь правда?       — Ох, Миленка, не втягивай меня в свои игры с мужем! — откликнулся старший царевич. Воспользовавшись моментом, пока его невеста освободилась, он потянул ее к выходу. — Если ты соскучилась по ласке и постельным игрищам, пока ходила с бременем, это не значит, что ты можешь на Сильвана вот так давить…       — Никаких беременностей до следующего года! — шепотом рявкнул на молодежь Яр. — Это всех вас касается! Ну, кроме Мира с ящером. А Миленке — в первую очередь запрещаю! Силь, ты меня слышишь?!       — А я-то что?! — возмутился и обиделся некромант. — Это ты Милене Яровне скажи, потому что моих отказов она не слышит никогда!       — Я здесь царица — и я сама решаю, когда и чего мне хочется! — стояла на своем праве Милена. Сложила руки на груди, откинулась на подушки с чувством выполненного долга.       — Ты здесь царица, пока я на это даю разрешение! — ласково напомнил дочери Яр. — И ты кстати напомнила: отныне можешь быть свободна! Я снова взял бразды правления в свои руки.       — А чего это вдруг? — надула губы разжалованная царица. Но протестовать не стала: — Ну и пусть! Как знаешь! Мне и без царствования будет, чем заняться. Да, Ванечка?       Сильван сбился с шага, подозрительно оглянулся на жену.       Яр возвестил:       — Непослушание царскому решению? Хорошо! Значит, повелеваю: до зимы Силь будет ночевать с вами, Мир, Марр.       — Я согласен! — поддакнул дракон.       — А я, извините, нет, — буркнул Драгомир. — При всей моей нежной любви к наставнику.       — Ладно, тогда заберу его к себе, — довольно переиначил собственный указ Яр.       — Папка, ты опять?!! — завопила Милена, попавшись на крючок.       — Не кричи, детей напугаешь, — шикнул «заботливый» дедуля и поспешил ретироваться, пока дверь снова не вспыхнула.       «Миленка, плюнь на него, шебутного! — послышалось снисходительное из зеркальца. — Ты мне лучше расскажи, как ты справилась?»       — Ох, мам, лучше тебе не знать, — поджала губы бывшая царица. И помрачнела: только теперь задумалась о том, как мать отнесется к факту рождения полу-дракончика.       Лукерья поняла состояние дочери по-своему. Набросилась с обвинениями на некроманта. Тот незаслуженный удар от тёщи принял с кротостью и смирением, размышляя о той же проблеме, что и супруга.       …Драгомир догнал отца, придержал его за локоть — и зашептал на ухо, кидая выразительные взгляды в спину шагающего впереди дракона:       — Неужели ты ему до сих пор не рассказал? Ну, о вас с Розенриком? О том, что вы решили.       — Не рассказал, — ровно отозвался Яр. — И ты не говори пока ничего. Потому что Роз ничего еще не решил.       — Как это? — испуганно распахнул глаза младший. — Но ведь ты давно…       — Ш-ш! — Яр на мгновение приложил палец к губам: — Помолчи, не время.       Впереди, в зале, где собрались все обитатели царского дворца и окрестностей, даже свет перемигивался от волнения за царицу — огромные жуки-светляки не могли сидеть спокойно на месте и ползали по высоким потолочным сводам, сталкиваясь друг с дружкой, жужжа, то и дело угасая или ярко вспыхивая.       Дубравный народ гудел, в нетерпении ожидая запаздывающие новости… И мгновенно затих, увидев любимого правителя.       — Ну, что? Как здоровье Милены Яровны, царь-батюшка? — осмелился за всех спросить водяной начальник Лещук Илыч. И от переживаний по-стариковски пустил слезу, зимней льдинкой прокатившуюся по усам и со звоном разбившуюся об узорчатый пол.       Яр оглядел всех с торжествующей улыбкой. И громко объявил:       — Можете отныне звать меня не царь-батюшка, а царь-дедушка!       Больше ничего добавить не удалось — стены дворца сотряслись от всеобщего дружного вопля радости. Причем стены-то не рукотворные, сращенные из живых стволов вековых дубов, такие поди растряси. Яр сам подивился — как не оглох!..              _____________              От шумного празднования Яр ускользнул. Ушел на самую высокую башню. Там у него было тайное убежище — каморка, если сравнивать с личными покоями царя, но для наслаждения уединением достаточно просторная. Впрочем, поселившаяся в его теле нежить навсегда лишила его привычного страха — остаться по-настоящему в одиночестве.       «Ты слышал? Роз? Не только я — все ждут твоего решения».       В ответ последовало долгое молчание. Абсолютно бесшумное, однако Яр будто расслышал в тишине сосредоточенное сопение. Лесной царь рассеянно улыбался. Смотрел в окно на заснеженные макушки деревьев — Дубрава ночью была еще чудесней, чем при свете солнца. В просветах между деревьями, там, где тянулись тропинки, изредка мерцали движущиеся голубоватые огоньки — его подданные спешили присоединиться к празднику. Многие специально пробудились в неурочное время, раньше, чем пришла весна.       Кстати подумалось, что весна в этом году сильно припозднится. Милена перестаралась с морозами и снегом, поэтому резкая оттепель не пойдет на пользу ни Лесу, ни людям — реки слишком поднимутся от половодья. Придется «размораживать» земли медленно, постепенно… Зато люди порадуются обильным озимым! И мертвецы, которых Сильван пожалел и до сих пор не разогнал по могилам, смогут подольше погостить у потомков.       «Я знаю, что ты слышишь меня, Роз. Я мог бы дать тебе сколько угодно времени на размышления, но у природы собственные законы. Мне нужно твое согласие сейчас. Больше нельзя тянуть. Иначе всё будет напрасно».       …почему ты делаешь это для меня? …из жалости?..       «Возможно. У тебя случилась до обидного неудачная попытка. Ты определенно заслуживаешь второго шанса».       …я? …заслуживаю? …ты шутишь?..       «Ты хотел выжить. В любом виде — ты просто хотел выжить. Не твоя вина, что у тебя не оставалось выбора. Хотя нет — у тебя был выбор!»       …какой же?       «Ты мог бы сбросить последние оковы разума и окончательно превратиться в жестокую нежить, разрушающую всё на своем пути. Ты мог бы начать мстить не только эльфам, но всему живому за то, что они наслаждаются жизнью, а ты — нет. Однако вместо этого ты добровольно заточил себя в узилище чужого тела. И не сошел с ума, позволяя совести и болезненным остаткам человечности грызть тебя, наказывая за каждое погубленное существо. Ты поедал себя изнутри, сжигая собственную душу по крошке — это ли не пытка? И ты принял ее добровольно, наказывая себя».       …ты несешь чушь…       «Может быть. Но ты делал это, мучил себя — надеясь дождаться помощи. Ты удерживал мощь безумного короля, не давая ему уничтожить мир, отвергший тебя. И ты ждал — жертвовал собой, мучился, раскаивался… и ждал избавления. Ты заслужил прощения. Так прости же себя наконец? И прими то будущее, о котором безмолвно молилась твоя душа».       …ответь: тебе! тебе зачем я нужен?!.. такой?.. изломанный?.. злой?.. с обгрызенной душой!.. с проклятым даром, несущим смерть — он-то никуда не денется, он — часть меня! …что ты будешь со мной таким делать? ...играть в милосердие, пока не надоест?..       «Да-а!.. Так и вижу, как сделаю из тебя любимую игрушку!..»       …не валяй дурака, я спрашиваю серьезно…       «Я и говорю серьезно. У меня есть множество причин, чтобы помочь тебе. Самая главная, знаешь, какая? Я могу тебе помочь! Могу! И только я один на всем свете. Понимаешь? Если не я, то никто больше. Так почему я не должен этого сделать? Если мне хочется? Если я готов взять ответственность? Если я обо всём уже позаботился!»       …что ты сделаешь с моим проклятием?..       «Это твой дар, не называй его проклятием. Ты просто не смог с ним поладить. С любым инструментом нужно научиться обращаться правильно, и только потом сможешь применять — с толком, а не во вред. На первые лет двадцать, конечно, эту твою магическую способность я запечатаю — детям не следует играть с силами, сути которых они не понимают. Будешь расти спокойным и здоровым. Считай это заслуженной передышкой. Впрочем, у тебя будет новое тело — со своей особой наследственностью. Скорей всего, вместе с телом ты получишь и другие способности вдобавок к своим прежним. Очень может быть, что это твое «проклятие» тоже сильно изменится. В любом случае, будет интересно увидеть, что из тебя вырастет!»       …а память? …она исчезнет? …или ты сотрешь мне ее?..       «Ты хочешь всё забыть?»       …нет.       «Спасибо».       ...за что ты меня благодаришь?       «Мне не хотелось бы, чтобы ты изменился настолько сильно. Я буду ждать, что однажды ты вспомнишь, кто ты есть, кем был… и что было между нами».       …ты считаешь, что память тоже следует запечатать?       «На время. Так будет лучше для тебя, перерожденного. Сперва подрастешь, привыкнешь к нам, к себе самому, а там постепенно всё вспомнишь, словно давний сон. К тому возрасту и дар откроется — но ты уже станешь хорошо обученным магом и легко справишься со всеми проблемами. У тебя будут два внимательных, нежных и суровых учителя — Сильван и Драгомир. У них не распояшешься! Так что в этой жизни у тебя не будет шанса на ошибки, даже не мечтай».       …ты так радуешься этому, как будто действительно решил принять меня в твою семью…       «Конечно. Увидишь сам, если еще не понял — ты уже часть семьи. О тебе беспокоюсь не только я один. Ну, а если ты всем сумеешь досадить еще с пеленок, то знай: я всегда буду рядом, что бы ни случилось».       …выберешь меня, чужака, предпочтешь родным? …да не смеши!..       «Я не собираюсь никого выбирать. Я просто заведу себе милого котенка-оборотня. Первое время ты побудешь в облике рыси: с кисточками на ушках, с огромными глазками, с широкими лапками и куцым хвостиком! Только представь себе! Ну, как такого можно не полюбить, а? Скажи?»       …твоя семья меня не примет.       «Почему это? Моя семья — это мои близкие, они часть меня, моего мира. Я сам привел тебя в мой мир. Если я хочу, чтобы ты остался со мной, почему бы им возражать? Да, конечно, не все полюбят тебя без оглядки, будут у тебя и ссоры, и ревность. Но разве это не есть жизнь? Тебе придется заслужить их любовь, уж постарайся».       …кем я стану для тебя? …еще одним сыном? …или?..       «Или! Знаешь ли, у нас в семье у каждого свои заморочки. Вот так просто сказать, кто кому кем приходится, невозможно. Тишка мне сын, но иногда следит за мной, как строгий отец. Мирош тоже моя кровинка, но обожает читать мне нотации! Одно время я был для него матерью, после довольно долго возлюбленным, а сейчас мы, наверное, больше друзья. Лукерья была мне дочерью, стала женой, а теперь она моя названная сестра. Миленка… Вот разве что Миленка всегда постоянна в своих стремлениях и позициях. Про Сильвана и говорить нечего. Так что ты не будешь исключением, кем бы ты ни решил стать в будущем для меня. В любом случае, сперва родись и подрасти. Кстати, кем ты хочешь быть — котиком или кошечкой? Я пойму любой твой выбор».       …это важно?       «Ужасно важно!»       …и ты… будешь ждать меня всё это время?..       «Нет, не буду. Глупый, зачем ждать? Я буду рядом!»       …будешь… любить меня?       «Конечно».       …так быстро ответил, не раздумывая.       «А что тут думать? Я не умею сомневаться. Раз решил, значит, буду».       …ты предлагаешь мне какой-то рай …я тебе не верю!       «Не верь. Просто возьми то, что я тебе даю. Я не бог, чтобы в меня верили».       …врешь — здесь ты бог!       «Нет, здесь я — царь. Ну, так что?»       Яр даже задержал дыхание, боясь услышать отказ.       …согласен …делай, как считаешь нужным…       «А ты не хочешь…»       …что?..       «Я подумал, вдруг ты решишь перед… новой жизнью проститься с нашим ящером? Руун любит тебя, как брата».       …любит… после всего, что я ему сделал… этот дракон так же безумен, как и ты…       «У нас вся семья такая, если ты еще не заметил. Так что скажешь?»       …нет …он верит тебе… не хочу тревожить его своими… страхами… это смешно звучит для меня, не правда ли?.. я — тот, кто жил чужими страхами… нет, зачем прощаться, если ты обещаешь скорую встречу… интересно, сможет ли он узнать меня в новом облике?..       «Безусловно. Он чувствует тебя даже сейчас».       …повтори еще раз: почему ты делаешь это для меня?       «Потому что я хочу, чтобы ты остался. Останешься со мной?»       …да.                     ________________              Ранняя весна в Дубраве отличалась от поздней зимы только тем, что по утрам стало чуть больше солнца, и играло оно сквозь легкие облака, кажется, чуть радостней. Да в воздухе проносился ветерок, напоенный особенной свежестью — свежестью без запахов, ибо какой может быть запах у хрустящей льдистой корочки слегка подтаивавшего снежного наста? Только эта свежесть и была главной приметой весны. Ноздри сами собой раздувались, ловя ее. Сердце начинало стучать веселее. И сама собой приходила счастливая мысль: вот! Наконец-то! Скоро станет тепло... И в этот миг совсем не хотелось вспоминать о жаре и летних засухах.       Конечно, Лесной царь видел и иные, более четкие приметы пробуждения природы: влажность почвы, течение соков, оживающие почки, готовые при первом признаке оттепели выпустить где крошечный листочек, где сережку или пуховку. Первоцветы, опять-таки, уже зашебуршались у себя под снегом.       Но это всё были обычные для него хлопоты и заботы. Недосуг ему этой весной любоваться утренней капелью и оттенками облаков.       От воплей младенцев и суеты Яр малодушно сбежал жить на вершину башни-дуба. Не в ту каморку, где любил предаваться размышлениям, а немного пониже, в светлые комнаты с балкончиками, не лишенные своего очарования и даже некоторой роскоши. Ведь всё равно придворные, родня и подданные разведают, где он прячется, и заявятся с просьбами и претензиями... И мало кто догадается, что царю не до мелочей сейчас, именно этой весной.       Ему потребовалось больше времени, чем он ожидал, но меньше, чем требовалось на это людским и гоблинским женщинам и оборотням — и гораздо меньше, чем эльфийкам. Но всё равно больше, чем носили рыси.       Когда пришел срок, Яр тайком послал Рууна за Щуром. Однажды старикашка ему помог с таким же делом, неужели откажется нынче?       Когда явились, Яр без разговоров выставил умирающего от любопытства дракона за дверь. А мрачному болотному ведуну вручил острый нож. Сам же торопливо улегся на свою узкую, не царскую кровать, подстелил полотенце, поднял рубашку до подмышек, оголив впалый живот — и потыкал себя пальцем в бок пониже сердца:       — Тут режь.       У ведуна нож из руки выпал, челюсть отвисла, борода затряслась.       — Что? — сиплым шепотом завопил он, догадавшись всё же не орать в голос на весь дворец. — Опять?!! Ты!!! Да ты!..       Слов у него не было.       Яр смирно подождал, пока первая волна возмущения схлынет.       — Ну? — поторопил через минуту, так как лежать с голым животом напоказ было прохладно и неловко.       Продолжая матюгаться сквозь зубы, Щур сделал милость, снизошел: сел на край постели, взялся прощупывать ребра да кожу. Внутри действительно нащупал комок чего-то живого, подозрительного — размером с кулак, не больше.       Ведун поднял тяжелый взгляд, уточнил, хоть и так всё понял:       — Так значит, опять? Да?       — Тут всё немного иначе вышло, — пробормотал Яр. Глаза не отвел, ответил вопросительным взглядом.       — Не стану я тебя резать! — буркнул Щур. Решительно поднялся: — Хватит! Было уж раз, сдуру сунулся тебе помогать, пожалел тебя тогда, дурного! А ты, гляжу, ничему не учишься!       — Как это не станешь? — сел Яр. — А кто тогда?!       — Да кого хочешь зови! Хоть, вон, своего ненаглядного Ваню!       — Позвал бы, да он не сможет, у него руки задрожат, — поджал губы Яр.       Щур еще раз обматерил его от всей души, плюнул — и ушел. Бросил.       — Так, да?! — крикнул ему в спину Лесной царь. — А я еще тебе жену родную отдал, не пожадничал! У-у, предатель!       И подушкой запустил следом.       Дверь закрылась за ведуном — и тотчас приотворилась снова:       — Ты чего бушуешь? — сунулся дракон.       Яр рухнул обратно на постель. Махнул рукой:       — Иди тогда ты сюда. Помогать будешь, раз больше некому довериться.       Руун нерешительно подошел.       — Подбери нож, старикашка уронил, — стал распоряжаться Яр. — Протри лезвие полотенцем, что ли... Садись, — похлопал ладонью по постели. Указал: — Режь отсюда до сюда. На глубину в полпальца.       Дракон кивнул. Глядел, распахнув глаза. Сглотнул. Предложил робко:       — Может, Мира позвать?       — Ни за что на свете! А то еще поймет, что к чему, и сам захочет так же. Или тебя заставит.       — От кого хоть ребенка-то завел?       — От Альдирейка, вестимо, я ж больше ни с кем. Ну, и от Брины немножко. От себя ничего не добавлял, не думай.       И только дракон решился, только приложил клинок острием, как надо — дверь со стуком распахнулась, с топотом вошел взбешенный Щур. У Рууна рука дрогнула, острие ткнулось в кожу, оставив кровавую царапину.       — Я с вами рехнусь! — выл ведун. — Уйду в недельный запой!.. Стой, ящер! Что творишь, окаянный?! Не так резать надо, под другим углом, иначе потроха взрежешь лишние. И клинок в огне надо подержать.       Очумевший от морального груза дракон похлопал глазами — и дунул на нож огнем. Уточнил у заткнувшегося ведуна:       — Так сойдет?       Щур отмер, пробурчал, что для их извращенца сгодится и так.       Забрал у вздохнувшего с облегчением дракона нож, сам сел, пристроился, примерился, прицелился... Да чуть не воткнул себе в левую руку, которой Яра за бок придерживал.       — Папка?! Что происходит?!       К ним влетел Драгомир: волосы дыбом, глаза круглые.       Яр тяжко вздохнул, утомленно прикрыв веки:       — Мирош, малыш, пожалуйста, сделай вид, что ты ничего не заметил. Выйди и закрой дверь.       — Чего бы это? — решительно встал перед кроватью младший.       — Ты смущаешь меня, — тихо ответил папаша.       — Миленку я, значит, не смущал, а тебя смущаю? — фыркнул сын. — Потерпишь!       И отобрал у старика нож, заявив:       — Нечего лишнюю грязь в нутро заносить! Еще взрежете не там — кровью изойдет, мне же лечить потом! Руки-то вон, у обоих трясутся, как с перепою. Ну, отойдите!       Все послушались, встали у стеночки. Один бормотал матюги, второй, кажется, шептал молитвы. А виновник переполоха прикинулся то ли мертвым, то ли спящим. Почти не дышал. Зажмурился, прислушиваясь к ощущениям от невесомых прикосновений тонких пальцев, обманчиво кажущихся слабыми.       Драгомир сперва пропустил по кистям рук зеленый огонь, на всякий случай. Теплые ладони приложил к отцовским ребрам, прощупал бок, живот. Пробормотал деловито, в увлеченности позабыв о волнении:       — Вот отсюда буду доставать, тут легче пройдет...       Яр закусил губу, зажмурился еще крепче, до искр под веками — живот опалило огненным жаром. Кожа будто сама расползлась под проникающими вовнутрь пальцами. Мышцы неохотно раздвинулись, внутренности обожгло короткой болью... Хотя терпимо. Сам-то Яр, когда прибегал к лечению, так не нежничал. Тот же Сильван в свое время орал под его руками, как резанный...       Без капли крови Драгомир, сам изумляясь сделанному, достал из нутра темный непонятный комок, покрытый слизью.       — Пуповину обрезал? — тяжело дыша, напомнил Яр. Приоткрыл глаза, украдкой глянул, что получилось.       — Прижег, — кивнул Мир. — Пап, это чего? Как?..       Яр приподнял голову: хоть и чуял всё, а глазами убедился, потрогал рукой — раны не осталось, гладкая кожа, только чуть покраснела. Вздохнув с невероятным облегчением, сел, принялся заправлять рубашку в штаны.       Комок на ладони Мира развернулся, оказавшись новорожденным слепым котенком. Разинул розовый рот, жалобно пискнул.       Мир ойкнул, подставил вторую руку горстью, чтобы не уронить.       Щур опять разразился матерной бранью, шепотом, присовокупив:       — Мне-то хоть младенца доставать пришлось, ребенка! А тут — тьфу!..       — Зато этот маленький. И носить, и извлекать было не сравнить как легче, — умиленно заулыбался Яр, осторожно забрал слабо зашевелившееся «порождение» в свои ладони.       — И пушистый! — подхватил в тихом восторге Драгомир, пальчиком тронул начавшую просыхать и топорщиться шерстку.       — И миленький! — Не удержался и Руун. Подобрался поближе, наклонился, обдав теплым дыханием... Всмотрелся — и онемел, узнав, додумав очевидное, связав наконец-то одно с другим.       — Что, мамаша, смотришь только? Облизывай теперь! Как положено! — колюче съехидничал Щур.       — Дурак, да? У меня кормилица заранее найдена!       И Яр особым громким чмоканьем-цыканьем позвал в комнату рысь: матерая взрослая самка прохлаждалась всё это время на балкончике, жмурилась на голубое небо из-под сплетения ветвей, лениво наблюдая за птичками и жирными наглыми белками, таскающими желуди. У нее в соседнем чулане выводок спал в лукошке — на пару дней раньше окотилась под присмотром хозяина Дубравы.       Явившись с балкона, крутым лбом самостоятельно приоткрыв дверцу, она издала короткое вопросительное ворчание, оглядев компанию. Увидела котенка — вспрыгнула на кровать, с урчанием цапнула за шкирку зубами — и ревниво унесла к своим родным пищащим рыжим комочкам. Видать, сочла, что люди ее собственного взяли потискать без спроса. У Яра сердце кровью облилось при виде клацнувших на крошечной шейке клыков. Но на холеную шкуру с перекатывающимися мышцами всё равно засмотрелся, пока удалялась вразвалочку.       — Как хоть назовешь зверушку? — хмыкнул Щур, смирившись.       — Розенриком, конечно.       Он произнес это, глядя в глаза дракону. Руун от известия отмер — протяжно выдохнул и осел без сил, почти что рухнул на край постели. Яр оказался стиснут на узком ложе между сыном и зятем.       — Усыновил? — продолжал допытываться ведун, приметив на будущее выспросить ящера хорошенько.       — Ни в коем случае! — замотал головой Яр. Неожиданно застенчиво улыбнулся, ни на кого не глядя: — У нас в семье хоть и привычное дело инцест, но я всего лишь помог ему обрести новое тело. Да и нельзя мне еще одного сына — избалую страшно!       — Это да, это ты мастак, — согласился Щур.       Яр состроил хитрую рожицу, пробормотал:       — Наверное... отдам Мирошу на воспитание.       — Мне? — изумился младший.       — Не сейчас, сперва у него рысь мамкой побудет. Потом, через годик-два, когда подрастет и обретет людской облик. Вот узнаешь, почем лихо! Так что нечего над Миленкой потешаться.       Драгомир только рот разинул, не находя, чем возразить на такую несправедливость.       А Руун тихо спросил с надеждой:       — То есть, нам с Миром доверишь? Я же тоже избалую…       — Ничего, — легко отмахнулся Яр, — один раз ты его попробовал воспитать, но там вам мешали все кому не лень. Зато нынче под моим-то присмотром всё славно получится!       Теперь Драгомир обиженно и ревниво уставился на своего дракона. Руун, перехватил его взгляд, расплылся в счастливой до глуповатого ухмылке:       — Сокровище! Давай с тобой тоже подумаем о потомстве?       — Мне еще рано, — буркнул тот.       — А мне скоро будет поздно! — парировал воспрянувший духом ящер. — Давай родим парочку… десятков дракончиков? Будут Милославу сводными братьями!       — Запрещаю! — зевнув, отрезал Яр. — Мирош еще слишком молод. И здоровьем слаб. Подумаете лет через сто-двести. Пока на котенке опыта набирайтесь.       — Так я его не заставляю — я на себя намекаю! — с воодушевлением стоял на своем Руун, разве кулаком в грудь не постучал. — Во мне яи… икринок больше уберется! Сокровище, я вымирающий вид! Меня надо размножать!       — Я пока не собираюсь тебя ни с кем делить. Даже с икринками, — надулся Мир.       — Но тебе понравится! Мы, драконы, когда маленькие, знаешь, какие миленькие! Не хуже котят!       — Вот сперва найди кормилицу, которая согласится терпеть твоих кусачих крокодильчиков…       — Не надо никого искать и терпеть — мы, когда маленькие, знаешь какие непривередливые и самостоятельные! Выпусти полетать — сами найдем, кого обглодать, да еще добычу домой принесем родителям.       Яр призадумался:       — А что? Стаю миленьких маленьких, вечно голодных дракончиков можно как-нибудь использовать в лесном хозяйстве… Мирош! Если ты не станешь размножать своего вымирающего ящера, я сам этим займусь!       — Вот еще, обойдешься! — взвился сын. — Разохотился! Понравилось тебе эксперименты с оплодотворением учинять! Хватит! Родил себе оборотня — вот сиди теперь и жди, когда он вырастет и в тебя влюбится. А моего дракона не трожь!              ________________              Росли детишки в Дубраве как положено — не по дням, а по часам. Милена не уставала радоваться на двойняшек-крепышек. Лукерья то и дело приводила в гости своих крикунов, сияющих здоровьем, а Нэбелин оставляла на недельку погостить своего. И те, и другие, как только научились ползать, а затем и бегать, спотыкаясь, падая, вереща — с удовольствием гонялись за шустрым огненно-рыжим котенком. Рысенок-оборотень, пуховый круглобокий шарик на толстых лапах, ненаглядный баловень, любимец Рууна и Яра, с самого начала показывал всем свой вредный, шкодливый, пусть и незлобливый норов — и приставучим карапузам спуску не давал! Прибавить к кутерьме тучу шуликунов — и перед хаосом, что регулярно охватывал Дубравный дворец, меркло любое мифическое светопреставление из тех, что описывались в черных книгах некромантов.       Осенью Нэбелин и Томил с сыном ездили в Долину. Городской колдун — подивиться на эльфийскую столицу, совершенно не похожую на Новый Город. А Нэб — чтобы показать наследника Рэгнету. Только увидев всё собственными глазами, а не через тазик с водой, она наконец-то окончательно поверила, что с отцом всё в порядке. И немного заревновала, что у того новый подопечный, которого он уже любит больше, чем родного внука! Ей-то, наивной, мечталось, что родитель останется с нею и будет заботиться о ее ребенке. Оно ведь как бывает у людей — она же видела! — дряхлый дед на завалинке учит внука строгать из досочки деревянную лошадку. А тут, из-за чужого младенца, именуемого королем, вся ее идиллическая мечта разбилась. Томил утешал любимую, бубнил: так-де эльфы никогда не дряхлеют и на завалинке сидеть ни за что не станут. А без завалинки и подшитых заплатками валенок — настроение совсем не то, чтобы внуками умиляться!       Связь с замком Орсааркса тоже не обрывалась. Однажды оттуда Тишка привез в Дубраву рыцаря-менестреля. Эжен Флорантен дивился на чудеса — ну, точь-в-точь как до него Томил в Долине! Через год и лорд-прадед рискнул навестить правнуков. Уехал восвояси, правда, спустя месяц, не остался на лето, как сперва думал — Лукерья его доняла своим острым языком. Яр-то с отцом даже приветлив был — не хотелось поминать старое, когда вокруг крутится-ластится комок рыжего куцехвостого счастья.       К следующей весне золотистое в пятнышках солнышко научилось перекидываться в ребенка. Научиться ходить на двух ногах оказалось непросто — пятна появились и на белой бесшерстной коже — от синяков и набитых шишек. Полуэльфом Розенрик получился на сей раз светленьким на масть: легкие эльфийские кудри вились с рыжинкой, отливая в закатный рысий оттенок, как сорт благородного золота, красного от примеси простецкой меди. Среди всей оравы Дубравных карапузов он да Милослав были первейшими шалунами, не устававшими то задирать друг дружку, то вдвоем же придумывали пакость против скучных взрослых. Впрочем, без присмотра их оставляли редко — некроманты, как ответственные за науку и грамоту книжники, рано взялись за обучение подрастающих охламонов. У Розенрика кроме того появились в наставниках оборотни — пара рысей из тех, кому Милена разрешила остаться, определив им жить на левом берегу Матушки при хуторе Щура.       Кстати, Яр милостиво захватил тех оборотней с собой, когда вместе со Светозаром и Розом ездил в Ущелье проведать Брину и ее малыша, своего младшего внука. Правда, пришлось на время оставить вместо себя царствовать Мира и Миленку. Может, из-за этого Яр всё путешествие места себе не находил от беспокойства — а может и от каких других соображений, которыми ни с кем не поделился. Только встретились они с Бриной лицом к лицу — и поглядели друг на друга так враждебно-настороженно, что всех рядом холодом обдало до мурашек.       — Это твоя настоящая мама, Роз, — кивнул воспитаннику Яр. Мальчонка с перепуга вцепился в его штанину обеими руками, невольно выпустив коготки. И к матери знакомиться поближе так ни разу не подошел за всё время пребывания в Ущелье.       — Это твой отец, — сказала и своему сыну Брина, указав на Светозара. А сама тревожных глаз с Яра не спускала. И сына к себе прижимала, будто кто отнять решил.       Короче, дружбы между Ущельем и Дубравой не получилось, пусть никто ни на кого прав не предъявил, боясь ответных претензий. Но ездили в гости в Ущелье редко, а Брина вовсе никогда в Дубраве не побывала, хотя ее приглашали.              ______________              Пропажа нашлась в саду. Яр остановился, позволяя себе эгоистичное удовольствие полюбоваться издалека, оставаясь не замеченным.       Его воспитанник вырос. Годы пролетели за мгновение, оставив лесного царя в недоумении. Когда он успел вытянуться? Догнал в росте Сильвана. Но всё еще оставался тонкокостным подростком — как его ни пичкай вкусностями, не прибавляет в весе, это у них, чернокнижников, в крови, видимо.       Розенрик сидел в задумчивости на скамейке, спрятанной среди цветущих кустов. Сверху — крыша из низко наклоненных ветвей, алых от соспевающих вишен. Стиснутые вместе руки сжал между коленей, нахохлился, опустив голову, словно его не трогала красота, царящая вокруг. Словно был сосредоточен на решении труднейшей задачи.       Он стал безусловно красив, ибо красив был его отец — эльфийский король. Однако дремлющий в нем темный дар наложил свой отпечаток. Светло-рыжий, бледнокожий, Розенрик поражал правильностью и утонченностью черт, вместе с тем от него веяло опасностью. Тонкие, прозрачно-темные веки его мерцающих синих, как сумерки, глаз были почти всегда полуопущены, придавая выражению обманчивую расслабленность и леность. При этом невозможно было с точностью сказать, на кого именно он смотрит из-под ресниц. И в то же время ощущение его пристального взгляда сковывало, подобно ледяному ветру в морозную ночь. Он имел тихий голос, четкую певучую речь, манеры, какие обычно называют приятными. И от его красоты хищника, готового к молниеносному броску, сводило челюсти.       Поэтому Яр сейчас трусливо прятался за розами — чтобы не унимать под его пристальным вниманием сердцебиение...       Но поздно — у оборотней слух и нюх остёр, к ним не подкрадешься.       Роз оглянулся, резко распахнул глаза — но не удивился, будто только его и ждал. Или думал о нем.       Яр отогнал неуместные порывы, надел свою обычную доброжелательную улыбку, с какой он общался с внуками. Подошел.       Роз не встал ему навстречу, рассеянно сидел и ждал, пока тот сядет рядом.       — Цветочек мой! Ты чего от дракончиков убежал? Кто за ними присматривать обещал, а? Они по всей Дубраве разлетелись, русалок и мавок за подолы кусают, озорники!       Дракончиков весной «настряпал» Руун с помощью Мира и Сильвана. Яр до сих пор не мог вспоминать без дикого хохота, как трепетный ящер ходил в обнимку с корзиной яиц — ярко-алых, золотистых, бордовых и черных в крапинку, будто к горожанам на их церковный праздник снарядился. Потом из кладки повылуплялись — и разлетелись кто куда крылатые веретёнца. Зубастые, шаловливые хуже шуликунов. И воспитанию пока что не поддающиеся. Почему-то одного лишь Розенрика эти зубастые «стрекозы» беспрекословно слушались, игнорируя стенания родного отца.       Однако сейчас юного оборотня обязанности няньки раздражали, судя по тяжким вздохам и скорбно опущенным плечам.       — Дядя Яр, почему у меня стихи не складываются? — тихо спросил он, будто это был конец света.       Яр опешил — так вот почему у него губы шевелились в безмолвном шепоте! Он не вычислял задачку, сидя в одиночестве, а строчки складывал?       — Стихи?.. — повторил лесной царь, удивленно глядя на воспитанника, о котором, как выяснилось, много не знал. — Даже не могу ничего посоветовать... У нас никто, кажется, стихами не болеет. Нэб и Тишка играли в менестрелей, но они больше музыканты, а не поэты, они чужие песни пели, свои не сочиняли... Это в тебе, наверное, от Альдирейка проснулось! Благородные лорды вечно в юные годы чем-то эдаким заняты. То фехтуют, то пейзажи рисуют, то стихи сочиняют. В следующий раз как поедем в Долину, у деда Орса спросим. Или с самим королем поболтай — вы же ровесники, поймете друг друга. Вдруг у него тоже не складываются?       Розенрик, отвернувшись, снова тяжко вздохнул.              Не гони меня, не надо.       Просто быть позволь мне рядом.       Просто рядом, просто быть,       О любви не говорить.       Не вздыхать от муки сладкой,       Не мечтать, следя украдкой.       Не хочу я быть досадой,       Просто быть позволь мне рядом.              Яр молчал. Боялся вспугнуть откровенность. Еще больше страшился спросить — кому стихи-то посвящаются? Или просто так парнишка мается? Не знает, куда себя применить в их тесной Дубраве, где все — одна большая сумасшедшая семья. Не идти ведь к людям в город, не искать свое счастье там, среди смертных... Или он в Ущелье решил податься? Зов крови оборотней проснулся? Яр возмутился этой мелькнувшей мысли всем нутром — лучше он его в Долину отошлет, в таком разе! Хотя расставаться не хотелось, легче отрезать от себя кусок живого мяса...       — Дядя Яр, у меня тоже, как у Драгомира, пробуждающаяся магия к тебе тянется?       — Нет, цветочек, у тебя совсем-совсем другой дар. И не один! — забормотал лесной царь, убегая от накативших мыслей в безопасную пустословную болтовню. — Во-первых, по своей маме, ты оборотень. В детстве легко котенком бегал, а как подрос, застеснялся почему-то, вот и забыл, как оборот делается. Во-вторых, ты эльф по отцу...       — Помню — Альдирейк, — досадливо вздохнул Розенрик. — Ты рассказывал, будто в прежней жизни мы с ним были врагами, и я сто лет провел захватчиком в его теле.       — Ну да. У вас двоих было много общего в прошлом, — он нервно рассмеялся. — В-третьих же… Впрочем, об этом в свое время ты сам вспомнишь, пока тебе еще рано, а вот через годик-другой…       — Почему же я только о тебе думаю, если это не магия? — взглянул на него исподлобья воспитанник.       — Хм, даже и не знаю…       Как отвечать и что отвечать, если сердце колотится, как двадцать лет не колотилось? А то и все двести, эдак-то...       — Яр, поцелуй меня?       Голос требовательный. Взгляд жаждущий. Любимец — и знает, что никогда ни в чем не увидит отказа.        — Ты уверен? — одним дыханием проговорил Яр. Лесной царь — затрепетал перед мальчишкой, как влюбленная барышня, застигнутая врасплох.       — Нет, — отвел глаза, горько усмехнулся Роз. Покачал головой, разметя кудряшки: — Но я только об этом мечтаю. Ни на чем сосредоточиться не могу. Сильван на занятиях постоянно ругается, что я поглупел, а я…       Снова вздох, от которого хочется достать луну с неба.       — Ты уверен, что это должен быть именно я? Не Руун, не Драгомир… — он осторожно попытался нащупать брешь в рассуждениях, в ощущениях.       — Я чувствую твой страх, Яр, — хищно оскалился шальной улыбкой юный оборотень. Прикрыл глаза, с наслаждением втянув запах, для чего придвинулся непозволительно близко. — Он такой… сладкий!       Яр не нашел в себе решимости оттолкнуть его. Слабо улыбнулся в ответ, признавая поражение. Сдаваясь на милость. Он угадал. Раскусил его постыдную тайну, как орешек. Хотя, почему стыдную? Вся семья ждала этого еще до рождения рысёнка.       — Это не страх, цветочек, это счастье. Я так долго ждал, когда ты вспомнишь обо мне.       — Вспомню? — изумился тот. Распахнул глаза в понимании: — Значит… это были не просто сны?       И залился краской, торопливо опустил ресницы.       — Нет, это не сны, — осторожно погладил его по щеке Яр, заставив поднять голову, умоляя взглядом не прятаться от него. — Это было с нами в твоей прошлой жизни.       — Но там, в тех снах, я причинял тебе боль! — Медные густые брови изломались в сомнениях. — Яр, я не хочу тебе навредить!       — Не бойся, цветочек, теперь всё будет иначе.       — Но совсем иначе я тоже не хочу… — вырвалось у растерянного котёнка капризное бормотание. С отчаянием признался: — Я запутался! Я ничего не понимаю! Яр?       — Что, мой хороший?       — Ты правда не станешь надо мной смеяться?       — Ну… — протянул Яр, любуясь темной синевой. — Сперва позволь, я научу тебя целоваться. А там посмотрим, как пойдет.       — Вот! Ты опять отшучиваешься! — вскинулся Розенрик, чуть не плача от обиды, приняв обещание за насмешку. — Ты вовсе не...       — Помолчи, — строго шикнул Яр. Потянулся вперед, придерживая за кудрявый затылок, улыбнулся губами в самые губы: — Распробуй. И учись. В следующий раз я хочу, чтобы ты сам...                     20 февраля 2017 — 20 августа 2018