Шанс на жизнь

      Sia — Bird Set Free       Темнота. Непроглядная мгла, которой нет начала и конца. Она режет глаза хуже ножа, вырывая из тела ржавыми тисками первобытный страх зверя, загнанного в клетку. Она впивается в плоть смертоносными когтями, заставляя извиваться и молить о спасении. Кричать, орать, пока не треснет глотка, пока легкие не разорвутся от напряжения. Пока последний, хриплый вдох не сорвется с сухих губ, а душа не покинет бренное тело, чувствуя безграничную свободу от эмоций. Но пока этого не случилось, пока по венам растекается адреналин, пока в груди в бешеном ритме бьется сердце — надо бороться. Надо выгрызать победу, вырывать каждую секунду жизни из хищных лап смерти, выбивать из нее весь дух. Ведь если ты сдашься, если позволишь себе отступить хотя бы на шаг — ты проиграл.       Хриплый, судорожный вдох пронзает давящую на перепонки тишину. Резко распахнув глаза, ты прерывисто дышишь, в нос бьет затхлый, холодный воздух, что пробирает до дрожи, вызывая спазмы в мышцах. Мутному взору предстает непроглядная темнота. Липкий страх неизвестности стремительно разливается по венам, смешиваясь с густой, точно деготь, кровью и сковывая движения. Давящий ком в желудке проворно протаптывает себе путь к горлу. Ты надрывно перекатываешься на живот и слегка поднимаешь корпус тела на бессильных руках, чтобы мгновением позже закашляться и выплюнуть желчь желудка на решетчатый пол. Пульсирующая боль в голове разъедает мозг изнутри, пережевывая его, не позволяя здраво мыслить, вынуждая ориентироваться осязанием, лишь благодаря которому ты чувствуешь под дрожащими ладонями холодную стену, на которую облокачиваешься, лихорадочно оглядываясь, не понимая, где очнулась, то ли от долгого сна, то ли от тошнотворных ощущений во всем теле. Мрак тонкими путами окутывает все тело, в надежде подавить, растоптать, усмирить. Его цепкие лапы сдавливают сознание, скрывая весь мир за невидимыми шорами, пока распахнутые глаза не привыкают ко мгле, победоносно различая контуры предметов вокруг. Небольшая комната. Нет, не комната. Тюрьма. Неподъемно высокий потолок, разбросанные по углам скособочившиеся коробки и бесформенные мешки, множество склянок с подозрительной жидкостью и ящиков, что ровными колоннами тянутся вверх, наивно полагая найти там выход. Выход. Сердце глухо пропускает удар, эхом отражаясь от стен, пока адреналин железной хваткой стягивает все органы, заставляя сломленный организм найти в себе силы встать с металлического пола и панически закружиться вокруг своей оси. Выход. Выход. Выход. Дверь, окно, проем. Хоть что-то, черт возьми! Клокочущее дыхание учащается, грудь вздымается все чаще, пока измученный, растерянный взгляд мечется от одной стены к другой, буквально прорезая воздух на куски. Нет, нет, нет. Нет! Земля рваным, резким движением уходит из под трясущихся ног, и ты обессиленно падаешь на колени, сдирая кожу с коленей под невесомой тканью штанов. Лихорадочно дрожащие пальцы запутываются в непослушных волосах, когда безмолвие пронзает сдавленный всхлип. Его нет. Выхода нет.        Разбивающая ребра мышца в груди отбивает невообразимую чечетку, в ушах все громче стучит пульс, а не слушающие тело руки, опускаются на глаза, прижимаясь к лицу, стараясь унять непрекращающуюся дрожь. Искусанные губы сжимаются в тонкую полоску. Шквал безумных, бурных эмоций, врывается в сознание, крича, мечась и разрывая твой череп изнутри. Страх, отчаяние, беспомощность. Мысли, кубарем падающие валуном на голову, давят на разум, безмолвно раздирая уши самыми пугающими, невыносимыми догадками. Одна, сменяя другую, в бесконечном вальсе демонов прячутся в самых закоулках души, закрывая помутненный рассудок в тюрьме собственных чувств.       Сон. Это всего лишь сон. Надо лишь зажмуриться, задержать дыхание, досчитать до десяти, и вся иллюзия растает в воздухе, расплываясь в тумане. Это не по настоящему. Опухшие веки до боли, до белых искр, сжимаются вместе, пока приглушенный, отдаленно знакомый голос в голове перебирает цифры, заставляя загипнотизировано прислушаться к нему. Поверхностное дыхание резко обрывается, а из уголка глаза одинокой каплей боли скатывается незримая слеза, что, невесомо прочерчивая дорожку по лицу, упирается в холодную ладонь и мгновенно тает, оставляя лишь влажный след после себя. Кто это? Чьи слова вонзаются в череп, беззвучно повторяя фразы, что тут же тонут в сознании? Почему голос такой знакомый, и одновременно чужой, вызывая на коже холодные мурашки? Нескончаемый поток беспорядочных картинок врывается в разум, ослепляя, заполоняя собой все пространство. Воспоминания. Появляются перед сомкнутыми веками, дразня и зля все нутро, ведь стоит приглядеться к фантому прошлого, как все освещается ярким белым пламенем, сжигая каждый альбомный снимок, закрывая каждый кусок минувших дней за семью замками, оставляя в голове лишь один вопрос, который, точно вирус, паразитирует сознание: Кто ты?       Раз. Резкая неоновая вспышка озаряет мрачные стены, на которых тут же всплывают зловещие тени. Ядовитый свет бьет метким выстрелом в лицо, сквозь зажмуренные глаза, сквозь сжатые до хруста костей пальцы, вызывая пляс черных мушек. Только обретенное зрение вновь пропадает в пучине бездны, оставляя тебя практически слепой. Новый хрип срывается с бескровных губ, моля о блаженном отдыхе, что, во внезапно свалившемся раздрае, кажется спасительной соломинкой на бескрайний просторах пустыни. Секунда. Вторая. Третья. Они дразнят. Следят за инстинктивной реакцией на внешние раздражители, запуская природный механизм в голове, который вот-вот разорвет прочные цепи, высвобождая на свободу панику.       Два. Ржавая решетка под ногами едва уловимо сотрясается в вибрации. Раскатистый гул разрывает ушные перепонки, шантажируя, вынуждая неосознанно выбирать между слухом и зрением. Сжимая мертвенно-бледные губы до посинения, ты беспомощно сдавливаешь голову в тисках, перемещая ладони к ушам, зарываясь пальцами в волосы. Тошнотворный запах машинного масла бьет в ноздри, вызывая новые спазмы в желудке. Нет. Пожалуйста, только не снова. Неряшливо свисающие края кофты, чувствуя внезапный порыв воздуха, колышутся, исполняя его прихоть. Пол под ногами медленно уходит вверх, унося дрожащее тело в неизвестность. Лифт. Лифт! - надрывно кричит сознание, впервые чувствуя субъективную определенность, которая не приносит должного эффекта.       Вновь раскрытые глаза. Напряженные руки сцеплены вместе на плотно сжатых коленях, а свисающие вниз волосы обрамляют осунувшееся лицо. Аварийный свет беспрерывно мигает, сначала появляясь под потолком, а после уходя в недры бесконечной шахты лифта, уже не раздражая нервную систему. В одно мгновение тебе становится просто все равно. Ты делаешь необратимый шаг назад, освобождая путь неизменному, принимая свое поражение. Минута, пять, десять. Все смешивается в вязкую кашу звуков и запахов, ожидая твоей реакции, эмоций, движения. Но все, что ты даришь в ответ - это немигающий взгляд в пустоту и ровное дыхание. Сердце размеренно отбивает ритм, адреналин больше не растекается по венам. Застывшая, словно мраморная статуя, ты не двигаешься, когда очередной лязг цепей бьет по ушам. Ни один мускул на лице не дрогнет. Ни один вздох не сорвется с губ, пока кабина не прекратит, кажется, вечное движение. Пока ты не узнаешь, кто стоит за всем, что сейчас происходит вокруг тебя. Пока ты не посмотришь в глаза тому ублюдку, что заставил тебя глотать собственные слезы, тому, кто вскрыл тебе череп, выскабливая все воспоминания, забирая все, без остатка. Имя. Даже чертова дверь, скрывающая за собой твое имя, заперта на сотню замков. У тебя ничего нет. Ничего.       Три. Над головой, где-то под бесконечным потолком, загорается едкий красный свет, агрессивно проникая сквозь вновь прикрытые веки. Сжатые до боли зубы, кажется, готовы сломаться под беспрерывным натиском, но ты продолжаешь сдавливать их, чувствуя физическую боль, что отдается во всем теле. Вот так. Пока тебе больно, ты жив. Аксиома мира сдерживает тебя из последних сил, не позволяя отпустить сознание и отдать законное право инстинктам контролировать тело. Ты сильнее этого. Ты справишься.       Ритмичный гул кабины становится все тише, отдавая все права скрипу ржавеющих цепей, которые беспрерывно стонут, окружая, окутывая своим скрежетом все тело. И вдруг тишина. Ушные перепонки уже настолько привыкли к нескончаемым, режущим органы изнутри, звукам, что внезапное безмолвие кажется чем-то неправильным. Ошибкой. Пол резко замирает. Инертная сила тянет тело вверх, но притяжение Земли берет над ней вверх, и ты, казалось взлетев на несколько дюймов, падаешь обратно на металлическую пластину с глухим звуком, что, отражаясь от стен, преображается в завывающее эхо. Вот и все.       Кабина вновь возвращается в прежнюю тьму, которая уже открывает свои объятия старой знакомой. Руки лишь крепче сжимают уже побелевшие под тканью штанов колени, а зубы подсознательно впиваются в нижнюю губу, что уже отдается знакомой болью. Привычка. Они забрали память, стерли все воспоминания прежней жизни, заставили забыть все, что когда-то крутилось беспорядочными мыслями в голове. Но запрограммированные, заученные и вызубренные до побеления в глазах привычки тела они не смогли удалить. Это слишком прочно засело где-то внутри, так, что даже они не смогли это вывести. Они не всесильны.       Вдалеке, сквозь толщу неприступных стен, далеким отголоском, еле ощутимой вибрацией лифта, раздается вой сирены. Истошно завывая, она угрожает, сигналит, предупреждает о приближающейся опасности, завязывая в животе тугой узел из органов. Паника, просачиваясь сквозь стены, затапливает весь лифт, и ты безвыходно тонешь в ней, возвращаясь к первобытному страху. Отбиваться до последнего? Сдаться, не начиная борьбу? Сделать все, чтобы выжить, или сразу отдать свою жизнь в руки тех, кто сделал все, чтобы отнять прежнюю? На раздумья судьба отводит тебе всего несколько секунд. Несколько секунд, чтобы решить. Этого недостаточно. Этого чертовски мало.       Голоса. Это шум сломанного радиоприемника, сквозь бесконечный треск помех которого, ты едва различаешь еле слышимые голоса. Если хорошо прислушаться, то можно их даже различить друг от друга, но ты совершенно не хочешь знать, что они хотят до тебя донести. Гам смешивается в суетливую мешанину звуков, от которых нервы стягиваются в тонкую струнку, а мышцы во всем теле болезненно сжимаются. На темном полу, точно в конце беспросветного тоннеля, появляется луч яркого света, что тонкой струйкой льется тебе на руки. Резко дернувшись, словно это ядовитое жало, ты упираешься ногами в металлическую пластину и отползаешь как можно глубже в тень, замирая на месте, будто это может спасти тебя, дать шанс на спасение, надежда на которое уже засохшим цветком увядает в сознании. Широко распахнутые глаза с ужасом смотрят на потолок, который с тягучим скрипом разделяется на две части, словно створки окон, впуская в кабину такой чуждый, но жизненно необходимый легким свежий воздух. Тяжелые плиты, что прежде скрывали тебя от внешнего мира, глухо ударяются о мягкое покрытие пола наверху, заливший кабину солнечный свет слепит глаза, которые не закрываются под натиском природных сил, опасаясь неминуемой угрозы, что в любую секунду может упасть на голову.       Небо. Ясное голубое небо, точно запечатленное на фотографии и вставленное в железную рамку потолка, расстилается совсем приземисто, вызывая нестерпимое желание протянуть руку и дотронуться до него. Легкие, словно перья, птицы, невесомо размахивая крылья, пролетают над кабиной лифта. Свободные. Неподвластные переживаниям, им чужды многие заботы. Они вольны делать что захотят. Для них вся жизнь до примитивности проста. Они, должно быть, счастливы.       Над головой соловьем проносится шепот. Недоверчивый взгляд тут же улавливает силуэты незнакомцев, что медленно и настороженно окружают выход из темной, насквозь пропахшей сыростью, кабины лифта, вызывая неприятное покалывание на кончиках пальцев. Реальность бьет куда-то в грудь, вышибая весь дух, когда нахмуренные глаза сталкиваются со столпившейся у дверей группой людей, по численности превышающей несколько десятков. Загнанный зверь в клетке. Свобода, кажущаяся такой непостижимо близкой, которая на краткое мгновение дает крохотный огонек веры, потухает от резкого порыва ветра, вызывая на руках стремительно распространяющуюся стайку мурашек. Рассеянный взгляд мечется от одной фигуры к другой, пока каменное тело боится шелохнуться и привести в движение опасный механизм, что смотрит сейчас с потолка кабины. Лица. Еще и еще. Удивление, волнение, страх, недоверие и неприязнь. Эмоции, что не скрыть за маской безразличия, мгновенно считываются с незнакомцев, пока судорожно колотящееся сердце несколько раз пропускает удары. Мальчик, парень, юноша. От одного лица к другому. На лбу медленно появляются морщинки, а в искусанные в кровь губы вновь впиваются зубы, когда бегло осмотрев фигуры, что возвышаются над тобой, ты видишь лишь парней. Ни статных мужчин в белых халатах и седой бородой, ни миниатюрных женщин, что одним лишь своим видом могут довести до дрожи во всем теле. Нет. Это обычные подростки. Парни. Разный возраст, телосложение, цвет кожи. Все такие разные. Напуганные, рассерженные, с недоверием в глазах и сжатыми в кулаки руками. Из груди почти вырывается облегченный вздох.  — Чтоб меня гривер прикончил. Не может быть.        Мальчишеский голос прорезает мертвую тишину, прежде нарушаемую лишь завываниями ветра. Гривер. Что это? Название, имя, вещь? В голову тихо закрадывается неприятная догадка. Если тебе стерли память, могли ли подчистить словарный запас? Могли ли стереть что-то важное, жизненно необходимое? Ногти впиваются в собственную ладонь, пока зубы отбивают марш. Вновь обращаешь взор на незнакомцев, чьи лица обращены к тебе. Скрещенные на груди и расставленные в стороны руки, ограждающие товарищей от неверного шага в твою сторону, немое изумление в глазах. Им так же страшно, как тебе? Нет, тебе в разы страшнее.       По лифту гулко разносится одинокий глухой стук. Вздрогнув от неожиданности, точно сухой лист на ветру, ты резко переводишь взгляд на только упавший в кабину витой канат с петлей на конце, что уходит наверх, туда, где, боясь пошевелиться, стоят парни. Ты даже вздрогнуть не успеваешь, не успеваешь приготовиться и настроиться. Мгновение спустя кабина вновь сотрясается от резко взвалившегося на нее груза, и прямо перед твоими глаза вырастает высокая мускулистая фигура темнокожего незнакомца, что еще недавно стоял наверху в компании друзей, вызывая в груди неприятный ком и вынуждая сжаться на месте. — Девчонка? — то ли спрашивая, то ли утверждая, медленно произносит незнакомец, оглядывая тебя с ног до головы, словно только сейчас понимает, что это не мираж и не проделки воображения. — Второй чайник за один день...Два года никаких изменений, и тут это.       Заржавевшие шестеренки в голове медленно приходят в движение, пока там, под потолком лифта, тихий, и обволакивающий шепот парней с каждой секундой становится все громче, смешиваясь, вызывая какофонию и мешая собственным мыслям собраться в одно целое. Комментарии и высказывания роем пчел влетают в твое сознание, не позволяя придумать тактику и план поведения. — Девчонка?!... — А она красивая? — Сколько ей лет? — Чур, будет моей!       Грудь темнокожего парня вздымается чаще, а челюсти сжимаются так сильно, что ты почти слышишь хруст зубов. Он медленно закрывает глаза и, выждав секунду, резко оборачивается назад и чуть ли не рычит всем собравшимся, отчего у тебя по телу, точно муравьи, бегут неприятные мурашки: — Закрыли все пасти!       И тишина. Мертвая тишина тут же окутывает тот маленький участок земли, что тебе удается рассмотреть. Тихий шелест листьев, забредающий в кабину ветер создает навевающее страх эхо. Кроме природных звуков, кажется, во всем мире наступил покой. Лишь неравномерное дыхание и стук собственного сердца, что готово вырваться из ребер, подсказывает, что мир еще жив. — Поднимайся наверх.       Голова инстинктивно вскидывается вверх, взгляд, обращенный к парню читается, словно открытая книга: недоверие, страх, любопытство. То самое любопытство, что испытывает человек перед лицом опасности. Это наркотик, который гонит кровь по венам, заставляет сказать заветные слова, сделать шаг в неизвестность. Довериться незнакомому парню. Дрожащие губы сжимаются в тонкую полоску, руки упираются в пол. Вложив все силы в ладони, ты осторожно поднимаешься на ноги, стараясь удержать равновесие, точно акробат, стоящий на канате. Шаг влево, шаг вправо - и смерть. Темнокожий юноша делает шаг в сторону, и ты делаешь пару недоверчивых шагов, пока не упираешься в противоположную стену. Вдох - выдох. Схватиться, подтянуться, подняться. Три шага. Всего три шага. Сжатые в кулаки руки плохо поддаются приказам тела. Ты сможешь. Ты справишься. Холодные ладони тянуться к веревке и крепко обхватывают его. Левая нога находит петлю. Пора.       Толстый канат натягивается, точно струнка, и медленно, точно лифт, уносит тебя наверх. К воздуху, к небу. К свободе. Каждой клеточкой тела ты чувствовала, что там свобода. Даже пока в крови бурлит адреналин, даже пока в голове туманом рассеивается страх, ты знаешь - это твой шанс. Край кабины неумолимо приближается. Подтянуться, подняться. Чьи-то теплые пальцы смыкаются на твоих предплечьях и, не дожидаясь, пока ты схватишься за край лифта, тянут тебя вверх. Живот проезжается по металлическому выступу, царапая кожу. Еще несколько пара рук опускается тебе на талию, а одна рука находит и сжимает бедро. Ты резко, точно напуганное животное, дергаешься, а с губ почти срывается крик, но сомкнутые губы не дают выйти ни единому звуку. Краски окружающего мира, фигуры людей и свет - все смешалось в одно яркое пятно, что не отпускает из лап своего миража, цепляясь за разум даже когда кожа чувствует мягкий ковер травы. Темные, неясные силуэты, прежде окружавшие тебя, становятся все меньше, отходя, опасаясь тебя. Ладони нащупывают холодную землю, в нос бьет свежий воздух, так что на глаза наворачиваются слезы. Смесь запаха скошенной травы, животных, хвои. Что-то отдаленно знакомое и родное. Что-то, что уже не вспомнить.       Руки упираются в траву и, напрягаясь, поднимают уже, казалось, обессиленное тело. Взгляд медленно фокусируется.

С этого дня у тебя начинается новая жизнь.