Solo and pair

      К тому моменту как Юри исполняется восемь лет, он успевает увидеть вблизи четыре метки родственных душ.       Первую метку он видит у своей матери. Это лилово-красное пятно на ее левом предплечье ближе к внутренней стороне локтя, и точная копия метки его отца. Как и многие пары, его родители не обращают внимания, если их метки обнажаются. Они не выставляют их напоказ специально, не в их характере поступать так, но при этом и не вздрагивают, когда по рассеянности засучивают темно-бордовые рукава юкаты.       - Это не больно? – спрашивает маленький Юри, задолго до совершеннолетия и появления собственной метки. Ему не нравится внешний вид уникальной метки матери, она выглядит как неисчезающий и идеально круглый синяк не первой свежести.       - Нет, - смеется Хироко, в уголках ее глаз собираются морщинки. – По крайней мере, не так как ты думаешь.       Юри относится к ее словам весьма недоверчиво. Как и все дети, он слишком мал, чтобы понять скрытый смысл ответа своей матери. Однако его, в отличие от большинства детей, это таинство не оставляет в покое и заставляет тревожиться.       - Это действительно не больно? – спрашивает он неуверенно и настороженно, когда у его сестры Мари в двенадцать лет начинает появляться метка.       - Я не чувствую ничего особенного, – отвечает Мари, пожимая плечами и лениво почесывая потемневшую метку - коричневое пятно на плече, которое, если прищуриться, напоминает Юри лист гинко. – Она просто есть.       Метки - это нечто очень личное, и часто единственными людьми, знающими, как они выглядят, становятся близкие родственники и друзья. Конечно, есть и исключения. Отношение к обнажению метки варьируется в разных культурах, а в некоторых случаях знак образуется в местах, которые трудно прикрыть: на щеке или подбородке, на пальце или тыльной стороне руки, в уголке глаза или на ладони. Минако, обучающая Юри балету, относится именно к таким людям.       - Крошечная, правда? – шепчет она однажды после урока танцев, пока Юри ждет сестру, которая закончив занятия в своем клубе, забирает его из студии. – Моя метка.       Юри краснеет. Он знает, что невежливо смотреть на чужую метку, даже если она намеренно обнажена, поэтому он быстро отводит взгляд и притворяется, что не замечает, что вблизи темное пятнышко под левым глазом Минако похоже на полураскрытый бутон розы.       - П-простите, - заикаясь, бормочет он и, сжав кулаки, напрягается в ожидании нагоняя. – Я не хотел!..       Юри прерывают громким хохотом. В испуге он подпрыгивает на месте и, машинально подняв взгляд, с удивлением видит веселую широчайшую улыбку на лице своей учительницы.       - Не извиняйся, Кацуки-кун, - убеждает его Минако, - Любопытство не порок.       И все же, вопреки заявлениям Минако, проходят месяцы, прежде чем у Юри получается открыто смотреть на нее. Он не понимает, почему вид чужой метки настолько выбивает его из колеи, но, зная о своей реакции, старается изо всех сил избегать этой темы.       Некоторое время – немногим более трех лет – это работает. Но затем Юко, которой уже почти исполнилось четырнадцать, обращается к Юри со словами:       - Можно я покажу тебе кое-что?       Метка Юко – розовый бесформенный лепесток, нечеткий цветной мазок размером с вишню возле пупка. Она такая бледная, что почти не заметна на ее коже цвета слоновой кости. Юри чувствует приливающий к лицу жар, когда Юко показывает ее. Для близких друзей вполне естественно делиться своими метками, но такой односторонний обмен заставляет Юри чувствовать себя странно, словно он сделал неудачный прыжок.       - Было больно? – спрашивает Юри, его голос звучит невнятно.       - Нет, - Юко мотает головой и дёргает блузку вниз. Юри кажется, она не осознает, что поглаживает пальцами метку. – Я обнаружила ее, когда пару недель назад принимала душ и… Ну и она просто была там, понимаешь?       Юри не понимает. Ему только что исполнилось двенадцать, а у большинства мальчиков метка появляется в возрасте от тринадцати до семнадцати лет.       - Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Юко. – Боишься?       - Нет, – честно отвечает Юри. – Я просто…       Юри не знает, как описать тревожную дрожь в груди, которую он ощущает всякий раз, когда видит метку родственной души. Он хочет объяснить, что чувствует, что это нечто слишком личное – словно он видит сердечные тайны, о которых ему знать не следует, - но рассказав об этом волнении, он не сможет не упомянуть и легкое предвкушение. Его эмоции словно балансируют на краю пропасти, и чтобы не упасть, он не должен наклоняться ни в одну из сторон.       - Ничего страшного, - бормочет Юко, когда между ними повисает тишина. – Я понимаю.       Тихие слова не кажутся банальностью, и на секунду Юри надеется, что его проявившаяся метка совпадет с меткой Юко. Он всегда восхищался ее катанием и признателен ей за доброту. Он думает, что было бы неплохо стать ее парой. ***       Смутные надежды Юри разбиваются меньше чем через месяц, когда во время тренировки с Юко происходит несчастный случай. Крайне неудачное падение, которое заставляет Юри задохнуться от ужаса, а Нисигори выругаться.       - Ю-чан! – окликает Юри, быстро скользя к ней, Нисигори ненамного отстает. Добравшись до нее, Юри сразу же опускается на колени, его рука повисает в нерешительности. – Ю-чан, ты в порядке?       - Думаю да, - стонет в ответ Юко. – Просто дайте мне… - Она вздрагивает, разворачиваясь из позы эмбриона и перекатываясь с бока на спину. Ее свитер задирается, открывая живот. – Ага.       Нисигори не шевелится. Юри бросает на него взгляд – Такеси может немного странно относиться к Юко, особенно во время соревновательного сезона, но широко распахнутые глаза и отвисшая челюсть - не то выражение лица, которое Юри ожидает. Обычное поведение Нисигори - нечто среднее между дерзостью и раздражением, поэтому его удивление… удивительно.       - Нисигори, - нерешительно окликает Юри, и в тот же самый момент Юко вскрикивает:       - Такеси!       Юри опускает взгляд и тотчас жалеет об этом, потому что рука Нисигори – его голая идиотская рука – собственнически ложится на метку Юко. Юри напрягается всем телом. Прикосновение к чужой метке без разрешения является оскорблением, при виде этого зрелища в горле у Юри возникает ком из-за неправильности происходящего.       А затем Нисигори шепчет:       - Моя.       Руки Юко в перчатках, как тисками сжимающие предплечья Нисигори, ослабляют хватку. Ее глаза широко распахиваются, она моргает, и ее ресницы, уже влажные от боли из-за падения, трепещут над пылающими щеками. Затем Юко тихо и неуверенно шепчет:       - Что?       Нисигори полностью опускается на колени, а затем свободной рукой поднимает над животом край своей рубашки. Юри беспомощно наблюдает, как Нисигори обнажает свою метку родственной души. Скрытая за редкими волосками, она представляет собой розовый бесформенный лепесток, нечеткий цветной мазок размером с вишню возле пупка.       Невозможно отрицать: Юко и Нисигори – пара.       После осознания этого факта инстинктивное, близкое к отвращению чувство внутри Юри резко сменяется острым чувством стыда. Обнажение метки должно быть личным, интимным действием – многие люди считают его одним из самых важных моментов в жизни – и вот, скорчившись на льду, Юри сидит рядом с Юко и Нисигори, пока они таращатся друг на друга с явным изумлением. Он понимает, что ситуация необычная, но это не мешает ему чувствовать себя непрошеным свидетелем.       - Я п-пойду! – бормочет Юри, вставая. Его ноги непривычно дрожат, и он не может удержать равновесие. – Мне надо…       Ни Юко, ни Нисигори не замечают попыток Юри что-то сказать, они слишком поглощены созерцанием их меток, чтобы обращать внимание на что-то еще. Юри поворачивается и спасается бегством, прежде чем извинение срывается с губ. Лезвия его коньков криво и резко взрезают лед. Снедаемый смущением, Юри не может сосредоточиться, пока не сходит со льда и не врезается в скамейку. Он упорно не поднимает голову, пока возится со своими шнурками, потому что не хочет еще больше посягать на момент обнажения меток Юко и Нисигори.       У Юри уходит целая вечность на то, чтобы снять снаряжение, бросить его в спортивную сумку и уйти. Холодный воздух щиплет горящие щеки и уши, когда он выбегает с катка. Уже почти середина зимы, стоят самые морозные дни, и даже Юри, проводящий на льду много времени, считает, что холодновато. Он вдыхает и чувствует жжение в легких. Этого покалывания, однако, не достаточно чтобы отвлечь его от воспоминания о том, как рука Нисгори накрывает метку Юко. Эта картина ужасным бесконечным циклом всплывает в его мозгу снова и снова. Чем больше он пытается выбросить произошедшее из головы, тем более четким и ярким становится образ.       Потрясенный и расстроенный случившимся, Юри находит дорогу домой, полагаясь исключительно на память тела. По приходе он сразу же бросает сумку, выскальзывает из сапог и стряхивает пальто. Позже его отругают за оставленный в общей передней бардак, но в данную минуту его это не волнует. Все, о чем он может думать, - теплая кровать и надежный кокон из одеяла. Не обращая ни на что внимания, Юри проносится по длинному коридору и взбегает вверх по лестнице. Тихое уединение спальни приносит облегчение, адреналиновое возбуждение утихает, как только он заматывается в простыни и зарывается в матрас.       И в результате Юри – вымотанный и растерянный – засыпает. ***       - Ты в порядке? – тем же вечером спрашивает Мари, когда Юри безучастно ковыряет свой ужин. – Ты какой-то странный.       - Ага, – рассеяно бормочет Юри, поставив локоть на стол и подпирая ладонью щеку. Он вялый после недавнего сна и – хотя его прежнее волнение утихло и превратилось в спокойную замкнутую апатию – все еще чувствует онемелое покалывание под кожей.       - Хочешь поговорить? – спрашивает Мари.       Юри отрывается от неохотного ковыряния в еде, смятение вспышкой проносится в мозгу. Он понимает, что у Мари добрые намерения, однако также он знает, что если расскажет правду о случившемся, сестра будет смеяться над его беспокойством и дразнить его. Не со зла, или по подлости натуры, а всего лишь из-за недопонимания, ведь Мари всегда относилось к меткам родственных душ спокойнее, чем Юри.       - Нет, - качает он головой. - Просто неудачная тренировка.       - Что-то конкретное? - любопытствует Мари.       - Нет, - лжёт Юри.       - А, - восклицает Мари лишенным каких-либо эмоций голосом. Юри никогда не удается понять, верит ли она в его ложь или просто позволяет уйти от ответа. – Ну, знаешь, такое иногда бывает. Плохие дни. Порой безо всякой причины. Я думаю, лучшее, что ты можешь сделать… - Мари на мгновение замолкает и преувеличенно выразительно пожимает плечами. – Смириться с этим и двигаться дальше.       - Да, – говорит Юри, - Я… Ага.       Мари кивает и, к счастью, завершает разговор. Оставшееся время они едят в уютной тишине, нарушаемой только отдаленным бормотанием телевизора в главном зале и тихим стуком и скрипом их палочек о тарелки. Атмосфера спокойная, не настолько чтобы Юри позабыл свою тревогу, но достаточно для того чтобы негромко поблагодарить сестру, когда они заканчивают ужин. Она улыбается ему, ерошит волосы и говорит:       - Всегда пожалуйста, малыш, всегда пожалуйста.