Solo and pair

      Следующие два дня, не находя в себе сил встретиться с Юко и Нисигори, Юри притворяется больным. Он пробует сачковать и на третий день, но безуспешно.       - Мама знала, что ты прикидываешься, - говорит ему Мари по пути в школу. Для защиты от снега они тепло одеты в толстые пальто, тяжелые ботинки и замотаны шарфами. В голосе Мари слышна обида. – Поверить не могу, что она позволила тебе просидеть дома два дня. Мне она никогда не разрешала оставаться дома, даже когда я на самом деле была больна. Боже, какой же ты избалованный.       Юри не чувствует себя избалованным. Он чувствует себя… нервным и взволнованным, раздраженным и выбитым из колеи.       - Не могу поверить, что она тебе даже тренировки позволила пропустить, – продолжает сетовать Мари. – И фигурное катание и балет. Я, конечно, понимаю, что ты более примерный ребенок, чем была я, но мама могла бы попытаться не так явно показывать, кто ее любимчик.       Юри зарывается лицом глубже в складки своего толстого шарфа и упорно не поднимает глаза. Причина его страданий - не жалобы Мари – Юри привык к тому, что она может быть резкой в своей честности, – а напоминание о пропущенных тренировках. Обычно Юри катается на коньках и танцует по нескольку часов ежедневно; когда он не ходит на каток или в студию, у него остается с избытком нерастраченной энергии.       - Сегодня вечером пойдешь? – спрашивает Мари.       Юри быстро поднимает взгляд от ледяного тротуара и произносит:       - А?       Мари фыркает:       - Тренировка, – повторяет она. – Ты собираешься идти? Или хочешь встретиться со мной здесь? - Она делает неопределенный жест в сторону школьного входа позади нее, на высокие распахнутые железные ворота.       - О, - Юри впивается зубами в нижнюю губу, короткая боль упорядочивает мысли. – Нет, я… Я пойду. На каток. Сегодня вечером.       Одна из бровей Мари устремляется к линии роста волос.       - На тренировку, – выпаливает Юри.       - Ты такой странный, – говорит Мари. – Ну что ж. Увидимся дома, хорошо?       - Хорошо, - откликается Юри.       Мари ерошит его волосы, и направляется на школьный двор. Юри смотрит на нее, пока она не скрывается из виду, поглощенная огромной массой одетых в темное старшеклассников. С ней исчезает и ее отвлекающая болтовня, и Юри труднее продолжать путь; руками в варежках он сжимает ремни рюкзака и заставляет себя двигаться вперед. Его начальная школа всего в пяти кварталах на запад – короткая прогулка – но каждый шаг требует усилий.       Юри страшит не школа, а тренировка по фигурному катанию, которая неизбежно наступит после.       Он понимает, что его опасения глупые. Обнажение метки произошло из-за несчастного случая, и участие в этом происшествии Юри было непреднамеренным. Его вины тут нет. Как только он понял, что произошло, он ушел. К тому же Юко поделилась с ним своей меткой еще до падения, а Нисигори сам решил открыть свою метку в общественном месте. Разумом Юри понимает, что не виноват, но его чувства, однако, твердят иное.       Во время учебы Юри пытается не зацикливаться на этом. Однако чем больше он старается, тем труднее отбросить эти мысли. Он не может усидеть на месте из-за недостатка физических упражнений и напряжен из-за избытка тревоги. Весь день его мозг занят исключительно созданием тысячи различных сценариев о том, как Юко и Нисигори будут вести себя в ответ на его невольное подглядывание. Каждый образ страшнее, чем предыдущий, и к тому времени как звенит последний звонок, Юри превращается в комок нервов.       «Ничего плохого не произойдет», - убеждает себя Юри, пока едет в автобусе в Ледовый дворец Хасецу. – «Ничего плохого не произойдёт, ничего плохого не произойдёт, ничего плохого не произойдёт…»       Юри начинает подташнивать, когда он ковыляет мимо главного входа в пустые раздевалки, чтобы переодеться. Он физически ощущает волнение внутри него; оно занимает слишком много места и делает его движения неуклюжими и неуверенными. Юри опирается о стену для поддержки, пока идет до катка, пытаясь сохранять тишину, но все напрасно, так как жесткие чехлы шлепают по полу.       Его предосторожность оказывается излишней, ни Юко ни Нисигори не замечают его присутствия. Они находятся на катке, слишком далеко, чтобы услышать или увидеть его за скамейками; они катаются в тандеме, их тела набирают скорость для прыжка.       «Нет», - думает Юри, пока звуки нежной фортепьянной пьесы льются из переносного магнитофона Юко. – «Они катаются вместе».       Как единое целое Юко и Нисигори начинают с «тройки», упираются левым носком в лед и прыгают в воздух. Ни одни из них не поворачивает верхнюю часть тела преждевременно и – после двух полных оборотов в воздухе против часовой стрелки – они оба отлично приземляются на правую ногу, назад на наружное ребро. На одно счастливое мгновение Юри забывает о своей тревоге; он впервые увидел, как они оба приземляют двойной тулуп.       Затем Юко поворачивается к Нисигори и улыбается так ярко, что Юри замечает это на полпути через каток, и бросается в его распахнутые ожидающие объятия. Нисигори смеется и поднимает Юко, осторожно вращаясь на льду.       Юри отводит взгляд и сглатывает ком в горле. Несмотря на то что он в очередной раз чувствует себя непрошеным свидетелем, какая-то крошечная его часть ревнует. Как было бы хорошо и спокойно оказаться парой Юко. Она всегда была терпеливой с ним, ласковой, доброй, оказывала ему поддержку; нет никакой гарантии, что пара Юри будет обладать хоть одним из этих качеств.       - Ты это видел? – кричит Юко, ее голос перекрывает низкий электрический гул катка. – Юри! Ты видел?       Знакомый звук лезвий скребущих по льду и, когда Юри поднимает взгляд, Юко перевешивается через низкий бортик. Она улыбается широко, во все зубы; на обычно бесстрастном лице Нисигори позади нее заметен восторг.       - А-ага, - заикается Юри. Он вынужден откашляться, чтобы произнести: - Это было… Ну, вы молодцы.       Улыбка Юко гаснет, сменяясь беспокойством. Она наклоняет голову и прищуривается. Затем спрашивает: – Тебе уже лучше?       Юри моргает из-за неожиданного вопроса и лопочет:       - Ч-что?       - Минако-сэнсэй сказала, что ты болеешь, - продолжает Юко и выдвигает вперед узкий подбородок. – Ты пропустил и ее занятия и тренировку, а ведь ты никогда не пропускаешь тренировку. Ты считаешь, что достаточно хорошо катаешься на коньках?       - Я не…       Юко обрывает его протест, произнося:       - Не лги мне Юри, я знаю, когда ты лжешь. Я знаю тебя с тех пор, как тебе исполнилось четыре.       Юри резко отворачивается от серьезного взгляда Юко и встречается глазами с Нисигори. Юри всегда было трудно понять эмоции старшего мальчика, но нельзя ошибиться в этом еле заметном пожатии плечами. «Что ты хочешь от меня?» – говорит этот жест. – «Ты же ее знаешь».       - Я не болен, – бормочет Юри. – Просто… у меня живот болит.       Поскольку Юри смотрит на ярко-красные кончики пластиковой защиты коньков, то не видит, как озабоченность на лице Юко сменяется пониманием. Его отношение к меткам родственных душ – к их получению, обнажению, парному соответствию – очень чувствительное, сложное и необъяснимое. Тревожить эти чувства - излишняя жестокость, поэтому Юко, махнув рукой на правду, отходит от бортика.       - Хорошо, - вместо этого говорит она. – Но сегодня ты делаешь только разминку, повороты и шаги. Никаких вращений или прыжков! Ясно?       - Ясно, – отвечает Юри.       ***       Дни становятся неделями, недели – месяцами, и по прошествии времени суровость зимы сменяется сладостью весны.       - Юри! – зовет Юко однажды вечером после тренировки, ее голос эхом прокатывается по катку. Юри чувствует, как напрягаются плечи; прошло более трех месяцев с момента случая с обнажением метки, но он по-прежнему ждет, что либо она, либо Нисигори поднимут эту тему. – Идем. Уже почти началось!       - Х-хорошо, - кричит Юри в ответ. – Буду через секунду!       Юри делает еще несколько заездов, чтобы остыть, неспешно скользя кругами по катку. После того как сердцебиение возвращается в норму, а зябкий воздух начинает холодить мокрую от пота шею, он сходит со льда, надевает защиту на лезвия и плетется в комнату персонала, которой им разрешили воспользоваться родители Юко. Телевизор включен – и предсказуемо настроен на финал Чемпионата мира среди юниоров – а Юко сидит на скамейке с Нисигори. Она с удобством прислонилась к его боку, а он непринужденно обхватил своей сильной рукой ее тонкую талию.       С тех пор как они обнаружили, что они родственные души, Юко и Нисигори неуклонно становились ближе и начали встречаться. Их отношения сдержанные и нерешительные, такие как они часто бывают у подростков, и это кажется Юри новым уровнем близости: подолгу держаться за руки, делить застенчивые объятия и робкие поцелуи. И видя все это, он сильно смущается. Возможно, Юри не было бы так неловко, если бы он не видел также обнажение их меток, но он ничего не может с этим поделать.       Торопливо отведя взгляд, Юри садится немного подальше на скамью и обращает внимание на фигуриста на экране телевизора. Это юный француз, немногим старше самого Юри, входящий в тройной сальхов. Он чуть шатается при приземлении, но Юри, неизменно падающий плашмя при попытке выполнить любой тройной прыжок, хмурится.       - Он хорош, но я больше взволнована из-за выступления Виктора Никифорова, - говорит Юко. Из них троих только она следит за соревнованиями и чемпионатами, фигуристами и тренерами, премиями, наградами и достижениями. – Он замечательный фигурист. Кажется, я плакала, когда впервые увидела его. Его программа труднее чем у других фигуристов, если он справится с ней, то победит.       Юри наблюдает за французским фигуристом, который сидит со своим тренером в уголке «слез и поцелуев» и получает оценку, ставящую его на четвертое место. Увидев результаты, фигурист опускает голову, а тренер мягко обхватывает его за плечи, поднимает на ноги и уводит прочь от камер. Юри представить себе не может подобного опустошения. Он ненавидит проигрывать, когда участвует в небольших местных соревнованиях, и не представляет, чтобы он делал, если бы проиграл на международном уровне.       - Вот он, вот он! – возбужденно щебечет Юко после краткого анализа комментатором выступления предыдущего исполнителя. – Виктор Никифоров!       Если выразиться кратко, то Виктор – потрясающий. Его длинные волосы такого же цвета, как пасмурный зимний день, а его глаза - яркие и глубокие, как чистый лед ледника. Такие светлые оттенки контрастируют с его темным костюмом, и от этого Виктор выглядит изящным и сильным. Когда он скользит по льду, он одновременно плавный и жесткий; половина юбки на бедрах мягко трепещет, демонстрируя ярко-красную изнанку.       - Хм, - бормочет Юко, когда Виктор занимает позицию в центре льда. Обе его руки странно скрещены над грудиной. – Почему он?..       Начинает звучать музыка. Виктор запрокидывает голову к невидимому небу и отрывает руки от груди. На мгновение камера фиксирует движение в целом – рот чуть приоткрыт, глаза полны тоски, ладони направлены вверх в мольбе – прежде чем масштаб изображения увеличивается и…       Юри резко вдыхает, потому что…       - Это… - Нисигори давится, потому что…       - Ух ты, - восклицает Юко, потому что…       Метка Виктора Никифорова выставлена на обозрение всему свету.       Это шокирует. Юри знает, что в то время как некоторые народы считают, что обнажение метки - табу, большинство культур рассматривает метки просто как нечто личное. Часто метки, которые невозможно скрыть одеждой, маскируют особыми повязками или специальной основой под макияж. Очень не многие культуры выставляют свои метки всем на показ, ведь эти знаки - проявление раскола одной души на множество тел, и Юри знает, что русская культура не является одной из них.       И если забыть о социальных нормах, трудно отрицать эффектность огромной метки Виктора. Она начинается в середине груди и расходится лучами, как звезда; завитки спускаются вниз к диафрагме, уходят на грудные мышцы и поднимаются над ключицами. Метка поразительно белая, бледнее кожи Виктора цвета слоновой кости, и чуть выступает, как старый шрам. В великолепном обрамлении низкого черного бархатного выреза и сверкающих камней его костюма, метка Виктора… прекрасна.       В течение нескольких секунд Виктор стоит на льду, раскинув руки. Он позволяет потрясению от демонстрации его метки прокатиться по толпе; когда смятение нарастает, и точно перед тем, как удивление может раствориться в замешательстве, Виктор начинает прокат. Его шаги неторопливые и размеренные, даже легкие – и затем, без предупреждения, за исключением поворота бедер, он взмывает в безупречный тройной-тройной, толпа взрывается аплодисментами.       Все представление проходит без ошибок и запинок. Музыка - удивительная, хореография – непредсказуемая и сногсшибательная, мастерство Виктора - вне всякого сравнения. Все это заставляет Юри чувствовать себя так, словно он тянется за чем-то недоступным, чем-то, что он хочет, но не может получить; он полон предвкушения, которое продолжает нарастать, даже когда Виктор останавливается.       - Боже мой, - почти кричит Юко, когда Виктор спокойно возвращает руки назад в исходное положение над его меткой родственных душ, его ладони нежно прижимаются к сердцу. – Боже мой. Вы… Боже мой… Вы все видели?..       Юко, поднявшись и бурно жестикулируя, указывает на экран телевизора, где Виктор идет в уголок «слез и поцелуев». Его тренер – лысеющий русский мужчина в красно-белом спортивном костюме – заключает его в широкие объятия. Только сейчас Юри отмечает, что он всем телом подался так далеко вперед, что рискует упасть со скамейки. Он поспешно отшатывается назад и засовывает руки в перчатках под бедра.       - Это было удивительно! – Юко, захлебываясь эмоциями, бешено жестикулирует. – Это было… Мне казалось… Ну кто так делает?       - Очевидно, Виктор Никифоров, - невозмутимо отвечает Нисигори.       - Боже мой, Такеси, - ворчит Юко в ответ на замечание своей пары, - Ты смотрел то же что и я? Это было…       Пока Юко продолжает восхищаться, Юри смотрит за оценками судей, появляющимися в полосе в нижней части экрана. Это новый мировой рекорд; он превосходит старый рекорд на невозможные полные семь очков. Сердце Юри трепещет в горле, когда камера дает крупный план Виктора, показывая его реакцию.       - Это безумие, - восклицает Юко, когда Виктор закрывает глаза, когда прижимает пальцы к губам, когда целует их и касается поцелуем середины своей метки. Его губы шевелятся. Ближайшие микрофоны не улавливают его слов, но в этом и нет необходимости; это просто общие фразы благодарности. – Это…       «Виктор», - думает Юри, - «Все это… Виктор». ***       Год спустя, когда Виктор получает серебро в своей категории на Чемпионате мира по фигурному катанию, Юри вступает в период половой зрелости. Его голос начинает ломаться, а суставы болят из-за увеличения роста, и – когда тает последний снег, и распускается сакура – над сердцем Юри безболезненно расцветает белая метка.