Венские грёзы

Да, это так нереально, что горло в какой-то момент зажимает в тиски тоска. Такой близкий и вместе с тем далекий, его образ ускользает вместе с наслаждением от собственных ласк. А я кусаю губы, концентрируясь на физическом, всячески пытаясь удержать возбуждение и не дать этой горечи реалий снова погрузить меня в отчаяние. Мне хватило его летом, когда он практически не бывал дома, когда сухость и зной дополнили мои иссушенные эмоции. - Людвиг... Спасительная картина вновь встает перед глазами, и я вижу снова его глаза на своем уровне, его испытующий взгляд. Он прислоняется к моей щеке своей слегка щетинистой, положив одновременно руку чуть ниже затылка. Легкое головокружение сменяется более отчетливым, и я нетерпеливо облизываю пересохшие губы, надеясь на поцелуй. Но, даже, не смотря на то, что это моя фантазия, он медлит, нашептывая что-то горячее на ухо и, облизнув пальцы другой руки, он возвращает ее обратно к паху. Эти пальцы... они немного мозолистые и огрубевшие, крупнее моих в обхвате и может немного длиннее. Но увы, какой бы ни была живой моя фантазия, я ощущаю именно свои тонкие пальцы пианиста, приближающиеся к тугому колечку мышц. Я отвлекаю сам себя воображаемым поцелуем, который для меня на самом деле очень сокровенен, и который, как бы ни старался себе вообразить, а, больше чем уверен, на деле был бы совсем другим. Но его язык властно и напористо скользит глубже в мой рот, заставляя сдавленно промычать, а средний палец медленно, но бескомпромиссно давит на вход. Жар подступил к щекам, и я уже сам чувствую насколько сильно заведен, насколько горю от желания. Сколько порока... я не устану ругать себя за это унизительное положение. Подумать только... Величественный холодный аристократ ублажает себя, представляя кого-то, кто никогда не будет с ним, и мучается угрызениями совести и уязвленным эго. Довольно иронично. Тем временем, в меня погружается первый палец, растягивая тугое нутро. В моей фантазии я в этот момент обхватываю его плечи, затаив дыхание, не решаясь вдохнуть, словно боясь испортить и без того нереальный, но сладостный момент. Кровь ударяет в виски, точно сама цель ее, не движение кислорода по телу, а головокружение и забытье. Мои ноги слегка подрагивают, когда я ощущаю нарастающее напряжение, томное растяжение, а он прерывает этот поцелуй, но только чтобы опуститься по чувствительной шее к ключицам, обжигая кожу своим горячим и влажным дыханием. Под моими ладонями бугрятся его мышцы, которые, мне кажется, я хорошо представляю на ощупь, такие твердые, именно точенные тренировками. Ласки направляются глубже, и мне закладывает уши, когда я чувствую этот кайф, наконец достигая простаты. Мои пальцы стиснули бы его спину от этих ощущений, и я не решился бы даже пытаться открыть глаза, чтобы посмотреть на него в этот момент, впрочем, на моем лице и так все это написано. Очередное движение внутри, и мои бледные ноги приподнимают бедра над кроватью в этой ломке удовольствия, а член пульсирует, пачкая живот проступающей смазкой. — Люд-виг... Я растягиваю это имя, словно молю о большем, но выговаривать становится трудно, ведь язык лениво расслаблен, он старается не преграждать путь кислороду, такому нужному сейчас. Мои совсем тихие полустоны нарушают звенящую тишину комнаты, но пройди кто-то мимо, сомнения о происходящем того терзали бы не долго. Остается только благодарить судьбу за то, что наши с немцем комнаты в разных концах дома и ему просто нечего здесь сейчас делать. Я тяжело сглатываю накопившуюся слюну напряженной от возбуждения гортанью и снова судорожно втягиваю воздух. Движения руками стали четче и жесче, заставляя елозить по собственной кровати, но вот я замираю и мои пальцы практически до конца покидают анус, но только чтобы добавить второй палец и рисовать в голове как он, наконец, берет меня на этой чертовой кухне.