В тихом омуте стая синих китов

      — Ты чего? — Сэичи молча стоял, а по его щекам текли слезы. — Эй? — Я потряс его за плечо.       — Не хочу, — Поток слез увеличился. — не хочу убивать, не хочу, хочу сам умереть.       Я хотел его успокоить, но услышав утробное рычание за дверью и звук толчков, шикнул:       — Бежим.       Он послушал, и мы побежали вдоль каменного забора. Добежав до склада, мы забежали в него, я запер дверь.       — Так, тут есть лестница на крышу для надзирателей. — Я начал искать лестницу, но меня остановила рука, схватившая меня за локоть.       — Ты чего? — я посмотрел на парня, он все еще ревел.       Вздох.       — Ребенок. — заключив подростка в кольцо из своих рук, я прошептал «Все хорошо».       Вроде так делают, когда человека надо успокоить. Ко мне прижалось хрупкое, почти невесомое тельце, и еще пару минут я слушал тихие всхлипы, а потом благодарное «спасибо». POV. Сэичи       Я прижался к его теплой и широкой груди, не осознавая, что делаю. Мне нужно было тепло, я так давно его не чувствовал. Когда же эмоции отступили, давая волю разуму, я покраснел и выдавил «спасибо».       — Надо найти лестницу, — проговорил мужчина, выпуская меня из своих рук, и двинулся в более темную комнату помещения.       Через пять минут, когда Каэде нашел лестницу, мы оба услышали, как разбилось окно, выбежав на крышу, я закрыл за нами дверь. То, что я увидел, было ужасно. Склад был высотой в три этажа, крыша — третий, так вот, с такой высоты было видно, как заключенные разбили окна на первом этаже с намерением вылезти, но все окна зарешечены, поэтому меж прутьев решетки вылезали кровавые руки, а у некоторых уже даже культи. Запах стоял отвратный, сладковатый запах разложения, гнили и крови.       — Прыгать умеешь? — Я перевел взгляд на своего спасителя. Он смотрел на бетонный забор, находившийся от края крыши в метре, наверху у которого была колючая проволока.       — Я не смогу, — сразу предупредил его я.       — Жить захочешь — сможешь. Либо прыгаешь, либо я оставляю тебя тут на растерзание этим монстрам. — Меня поставили перед фактом.       Делать нечего, я согласно кивнул, мысленно прощаясь со своими яйцами.       Каэде перепрыгнул резво и с легкостью, причем выбрал себе место, где можно встать и ничем не задеть железные шипы, я прыгнул, и в глазах потемнело от боли. Я распорол себе икроножную мышцу. Естественно, я начал орать от боли и падать, но чьи-то руки успели поймать меня за шкирку. Поймать поймали, а удержаться вместе со мной не смогли. Падение было, скажем так, не из лучших. Голову мою бережно положили к себе на живот, а остальными частями тела я «мягко» ударился о землю вместе со своим сгруппировавшимся спутником. Упали мы не на землю, а на кучу старых матрасов, а мою и так больную лодыжку, прямо в рану еще и проткнула ржавая пружина, вновь я, не щадя горла, вскрикнул.       — Тише! — грозный шепот.       Я обливаюсь слезами, правая нога нещадно болит, и хочется выть от боли, но я кусаю руку и мычу в нее.       — Встать сможешь? — задают мне вопрос, на который я отрицательно мотаю головой. Каэде привстал на локтях, видимо оценить серьезность травмы и замер. Поначалу я не заметил, а потом, когда секундный ступор превратился в минутный, я тоже решил взглянуть.       — Нет. — Мою попытку хоть немного разглядеть, что там, пресекли сразу же. — Если ты увидишь свою ногу, то я не смогу помочь тебе, ты испугаешься.       Я напрягся сильнее, но сказать ничего не мог, мой рот издавал лишь коротенькие болезненные хрипы.       — Пожалуйста лежи. — Мою голову аккуратно приподняли и положили на матрасы, а сам мужчина встал и начал обходить меня.       Я слышал и всем телом чувствовал, как он приблизился к больной ноге.       — Будет больно, но ты должен потерпеть. Я обещаю, что потом будет лучше, скажи, ты веришь мне? Ты сможешь довериться мне? — В его голосе слышалась надежда и страх, но я кивнул. — Хорошо, я найду тряпки или что-то еще, что бы связать твои руки и ноги, ты можешь дергаться.       Я не знаю, сколько времени он рвал ткань с матрасов, скручивая их в тряпочки, но потом он связал все три мои здоровые конечности и привязал их к ближайшим бетонным плитам. Две тряпки — на жгуты, а из своей футболки он сделал повязку.       — Так, малыш, что бы ты не откусил себе руку, вот, открой ротик. — Боль притупилась, но только на столько, чтобы я смог выпустить руку из своих челюстей и укусить кусок какой-то ветки, бережно почищенной от коры. — А сейчас прости меня. Мне надо выпрямить пружину хотя бы сверху, чтобы было легче.       Каэде только коснулся пружины, а я уже заскулил, но когда он начал выпрямлять кончик, торчащий из лодыжки, я выл, ревел, пытался уйти от этой ужасной боли, молился всем богам, чтоб это прекратилось, или чтобы я умер, но мои просьбы услышаны не были. После того как пружина была выпрямлена мне начали поднимать ногу, снимая с взвинченного куска железа.       Не знаю, сколько длилась эта пытка, но когда все кончилось — было темно. Моя нога была сверху перевязана двумя жгутами и тугой футболкой- повязкой, я бесхозно висел на спине своего доктора-спасителя. Я уснул. POV.Каэде       Мой мальчик так страдал, ему было дико больно, и весь час я корил себя за это, но дело сделано, а сделанного не воротишь. Сейчас я несу его на своей спине, мы уже вышли из леса, где стоит тюрьма, я помню эту дорогу, не раз сбегал оттуда, но потом находили, а я по связям просился сюда, все-таки здесь я был как дома. На трассе я нашел камаз с открытой дверью. Наверное водитель отошел в туалет, а я что? Не растерялся и побежал к машине, затащил кое-как своего малыша на пассажирское, пристегнул, закрыл дверь машины и уже хотел тронуть, как выбегает из леса мужик лет 45-50 и орет благим матом.       — Пидорасы проклетущие, а ну вылезайте! Это мой камаз бля! Посцать нельзя отойти!       — Извини мужик, ничего личного, просто мне оно нужнее. — открыв окно, бросил я и тронулся с места.       Мужик долго орал что-то про розыгрыш, а потом его стало не слышно. Я был так вымотан, что хотел срулить на обочину и немного поспать как Сэичи, но нельзя, надо отвезти его на хатку к другалю моему, подлатать. Около трех часов спустя мы подъехали к деревушке, где ныкается мой кореш от ментуры. Он без распросов впустил меня и сказал, что все утром, а сейчас — спать. Перед тем, как лечь, я подошел к Сэичи, которому постелили на диване, и нежно поцеловал его в губы, шепнув, «прости».