Дети Шини

После седьмого урока я надеялась управиться за полчаса. Забежать домой, кинуть вещи, перекусить и поскорее ехать в больницу. Но как назло, стоило только выскочить на крыльцо, ещё даже не застегнувшись, как я тут же натолкнулась на Якушина. Пока он был на больничном, то иногда так делал. Приходил в школу, чтобы погулять с нами. Поэтому, бросив на ходу, что Герасимов сейчас выйдет, а я очень тороплюсь, побежала в свою сторону, но Якушин окликнул и припустил следом. - Погоди, Тоня, мне нужно с тобой поговорить. - Мне некогда, - у меня в руках был большой бумажный икосаэдр, который в стиле оригами сделала Настя по моей просьбе, и который завтра нужно было сдать математичке. - Говори по-быстрому. - По-быстрому не получится. Это серьёзный разговор. - Я вчера один день пропустила, а ещё и телефон папа забрал, в общем, плохо очень получилось. Давай, потом Саш, пожалуйста, - сбивчиво объясняла я на ходу. – Честно. Может, вечером? - Я что должен за тобой бегать? – Якушин ворчал, но не отставал. На плече у него болтался рюкзак, точно он в школу учиться приходил. - Ты можешь хотя бы остановиться? - Нет. Потому что не умею мгновенно перемещаться во времени и пространстве. И тут навстречу нам парнишка какой-то попался, одноклассник Петрова. Он поздоровался за руку с Якушиным и задержал его поболтать. Так что я уже успела добежать до начала своего восьмиподъездного дома, когда Якушин всё-таки нагнал, шутливо натянул мне капюшон до носа и обнял за плечо, чтобы не убегала. - Тоня, тебе, правда, нужно это знать. Это касается того, из-за чего ты так изводишься. - Ну, говори же. - Давай, я зайду на десять минут. Расскажу, пока собираешься. - Тогда быстрее, - выкрутившись из-под его руки, я побежала к своему подъезду, но там, на тротуаре была раскатана целая ледяная колея, так что я, поскользнулась, проехалась ногами вперед и со всего маху опрокинулась на спину. Сменка в одну сторону, икосаэдр в другую. Якушин, реально за меня перепугавшись, тут же кинулся проверять, не переломала ли я себе чего. А мне в тот момент было не до него, потому что к моему несчастному икосаэдру неумолимо приближалась мощная старушенция с сумкой-тележкой. И я уже мысленно представила неминуемую двойку по геометрии, как вдруг он, проследив за моим взглядом, стремительно бросился и выхватил многогранник прямо из-под ног старушенции. От неожиданности та громко вскрикнула «ай» и принялась подскакивать с мелкими притопами, точно на раскаленной сковородке. Очень смешно подскакивать. Я не удержалась и начала смеяться в голос. И тогда Якушин убедившись, что со мной всё в порядке, стал помогать подняться, но его кулон, который он упрямо продолжал носить, выбился из-под одежды и зацепился за верхнюю пуговицу моей куртки. Так что очень неловкая ситуация получилась. И видимо у меня были такие глаза, что он стал испуганно просить не дергаться, ведь у него на шее швы, и всё может разойтись к «чертовой матери». Поэтому мы аккуратно поднялись, и я спокойно, «без резких движений», распутала кулон. Якушин отдал мне спасенный икосаэдр, а я в знак благодарности дружески чмокнула его в щёку, и он сказал: «наверное, медведь где-то сдох». Дома я быстро вскипятила чайник и погрела в печке вишневые слойки. - В общем, тема такая, - сразу перешел к делу Якушин, раскрывая рюкзак. – Помнишь, когда Петров вернулся за камерой? Зашел в палату, Амелина не было, ребята объяснили, что к нему сестра приехала, ну, он забрал камеру и обратно. Начал спускаться по лестнице, а сверху голоса. Петров, говорит, имя твоё услышал и остановился. А когда врубился про что разговор, то сразу камеру включил, ну ты же знаешь Петрова. Смотреть там, конечно, нечего, а вот послушать стоит. Он мне в тот же день про это рассказал. И сказал, что ему самому неудобно к тебе с таким идти, типа он влезает не в своё дело. А я вчера думал, думал и решил, что ты должна это услышать. Короче, вот камера, Петров никуда перезаписывать не стал. Сказал, что ты послушаешь, и он сразу удалит. Якушин включил камеру. Изображения не было, только белый угол окна и кусочек черной ночи за ним, похоже, Петров оставил камеру на подоконнике, однако звук оказался довольно хороший. «А ты знаешь, что бабушка ей всё выложила? – женский голос был мягкий и довольно приятный. - Про тебя и все твои подвиги. Про то, что ты психический и нервный. А потом слёзно умоляла сделать что-нибудь, потому что иначе ты или кинешься кончать с собой, или тебя в дурку посадят?». «Ты специально сейчас всё выдумываешь, из вредности, - спокойно отозвался Амелин. – Бабушка не могла ничего плохого рассказать». «Я тоже подумала, чего там она может рассказать? Так, верхушечку айсберга. Ведь это не ей приходилось все эти годы мучиться с тобой. И что никто с тобой не смог бы справиться, что бы она там себе не воображала». «Почему тебе всё время обязательно выставлять меня идиотом? Что у меня не так? Чем я хуже любого другого человека?». «Что не так? Бабушка просто не в курсе, как ты больше года жил под кроватью. Как зеркала в доме перебил. Как все вещи мои порезал. Как на занавесках вешался. Продолжать?». «Ты прекрасно знаешь, что я жил под кроватью из-за проходного двора, который ты устроила. Всех подряд ночевать оставляла. Я спокойно мог проснуться рядом с каким-нибудь ужасным незнакомым мужиком или пьяной девкой из твоей группы. И это было реально страшно, особенно после того капитана». «Не выдумывай, ничего плохого он тебе не сделал». «Кроме того, что из окна выбросить пытался, спасая с тонущего корабля. Но ты права, с экзорцистами было хуже». «Ты мне до конца жизни будешь это припоминать?». «Пока сам помню, буду. И не только это». «А ты, оказывается, ещё и злопамятный». «Знаешь ли, очень сложно забыть, как собственная мать помогает тебя связывать, пока ты спишь». «За тот случай я уже сто раз извинилась». «Короче, про всё остальное ты тоже знаешь. Из-за чего это было. Знаешь ». «Знаю. Из-за твоей эмоциональной нестабильности и надуманных страхов». «Какие же они надуманные? Забыла, как я выгляжу? На, посмотри». «Ой, вот только не нужно мне эти свои гадости демонстрировать. Это ты сам себе всё наделал». «Кого ты сейчас хочешь обмануть?». «Ладно, ты не виноват. Это всё твоя дурная наследственность». «Какая ещё наследственность? Что ты вообще можешь знать о моей наследственности, если видела того человека один раз в жизни и даже не спросила как его зовут?». «В общем, я вот, что хочу сказать, - её тон неожиданно стал резким и деловым. - Ты не должен упускать эту возможность. И очень плохо, что бабушка с твоей этой подругой влезли». «Её зовут Тоня». «Очень плохо, что Тоня влезла и продолжает всё портить. Но я сама могу поговорить с доктором. Уверена, они найдут возможность перевести тебя в неврологию с учетом того, что, как я знаю, им пришлось тут тебя целую неделю лекарствами успокаивать». «Ты о чем?» - голос у Амелина сделался приглушенным. «О том, что сейчас самое подходящее время оформить инвалидность. Не обижайся, но в твоем случае это единственный выход». «Что? Хочешь из меня окончательно придурка сделать? Чтобы уже совсем и навсегда? – было слышно, как его голос дрогнул. – Чтобы я вообще никогда никому не был нужен?» «Да ты и сейчас не нужен. После всех этих похождений у тебя какая-то блаженная эйфория и полное помутнение. Я же их видела, твоих этих, так называемых друзей, они чистенькие, сытые и благополучные, и ты им никаким боком не сдался. Они все поступят в институты, у них будет хорошая работа и устроенная жизнь. А тебя кто возьмет? В какой институт, колледж? На какую работу? Что ты вообще можешь? Как ты жить собираешься? На какие деньги? На бабушкину пенсию? И если ты не думаешь обо мне, то о ней хотя бы подумай. Как она тебя тянуть будет? А по твоей инвалидности хоть немного, но всё же будем какие-то деньги получать». «Мама, как ты можешь? Я не сумасшедший, не шизофреник, и ничего из того, чего бы тебе так хотелось. Честно. У меня, между прочим, ай кью сто тридцать два. Мой психиатр это подтвердит». « И что мне с твоего этого ай кью? Нашел чем хвастаться. Да у меня и так все эти книжки твои поперек горла сидят. Это из-за них ты выдумываешь себе всякое. Если бы хоть спортом занимался, всё ж был бы шанс. У Вероники, вон, брат младший тоже ассоциал...». «Уходи, пожалуйста. Не хочу эти гадости слушать. У меня вообще, может быть в первый раз в жизни всё хорошо. Как будто это вовсе не я. Будто проснулся не в своей жизни и не в своей реальности. Я даже мальчика перестал слышать, представляешь?». « Вот-вот. Всё за чистую монету. Глупенький. Сам подумай, какой смысл этой Тоне с тобой возиться? Что с тебя взять? У тебя, кроме проблем ничего нет. Ни богатенького папаши, ни будущего. Нет, ты конечно, славный, симпатичный, и я понимаю, что это возраст и гормоны, но ты же не такой как все и никогда таким не будешь. У них своя дорога, у нас своя. Очень прошу, сделай, как говорю, а я тебя потом с одной красивой девочкой познакомлю, к нам новенькую взяли. Алису». «Хватит уже. Я от тебя так устал. Ты просто не представляешь, как я от тебя устал. В прошлом месяце, хоть спал нормально. А сейчас, когда только забывать начал, опять пошло-поехало. Лучше уж вообще на улице жить буду. С бомжами. Потому что, как выяснилось, это не жизнь такая отстойная, а некоторые люди в ней». «Ты, Костенька, совсем обнаглел. Впрочем, другого я и не ожидала, всю жизнь сплошной эгоизм и неблагодарность. Придется с твоей «умной» подругой поговорить. Пора заканчивать этот аттракцион милосердия. Она же, похоже, искренне верит, что помогает тебе. Забавно. Наша бабушка разжалобит кого угодно». «Только попробуй, - Амелин задохнулся в негодовании. - Только сунься ». «А что ты сделаешь? Убьешь?». «Уходи, пока не довела меня окончательно». «И что будет?». «Плохо будет». «Что ж, вот все и увидят, какой ты на самом деле, даже к доктору идти не придется». «Никто ничего не увидит. Потому что я просто позвоню Ларисе Владимировне из органов опеки, и тебя заставят выехать из нашей квартиры». «Интересно, как без телефона ты это сделаешь?». «Пожалуйста, я тебя очень прошу, оставь меня в покое». «А ещё я расскажу Тоне, что ты...Тебе, кстати, что больше нравится, чтобы она тебя жалела или узнала какой ты психанутый? Эй, ты куда пошел? Если сейчас уйдешь, я точно всё выложу. Обещаю». «Говори, что хочешь, - было слышно, как он спускается по лестнице. - Она тебе всё равно не поверит». Запись остановилась, и мы с Якушиным какое-то время сидели, молча уставившись друг на друга. - Что она вообще творит? – наконец произнесла я. - Инвалидность. Что за чушь? Зачем ей это нужно? По спине пробежали мурашки. - Чтобы пенсию получать и льготы всякие, - пояснил со знанием дела Якушин. - Я сейчас поеду и скажу ему, чтобы не вздумал на эту фигню покупаться. Кругом полно всяких возможностей, а у него не голова, а целый архив, он очень умный, ты просто не знаешь, какой он умный. Да он куда угодно поступит, какую хочешь удаленку найдет. - Я хоть и не фанат этого твоего недорезанного, но тема реально гнилая. Так нельзя. Если бы мне такое говорили, даже не знаю... Тоже ушел бы на улицу жить. Но ты, Тоня, подумай хорошенько. Подумай, во что ты влезаешь. Я хотела ответить, что из-за этой записи теперь ещё дальше полезу, потому что зло обязательно должно быть наказано, но вовремя спохватилась, так как об этом мы могли ещё долго болтать, а уже прошло гораздо больше десяти минут. Спешно поблагодарила и попрощалась. Всё равно у меня уже в голове крутилось только то, как успокоить Амелина, и как завести разговор, чтобы он не боялся со мной обо всем этом прямо поговорить. Однако в больнице неожиданно его кровать оказалась пуста и его сосед, тот, который после аварии и с татуировкой дракона на шее, в красках рассказал мне, как когда был обход, и пришла врачиха, Амелин стал слёзно проситься домой. Сначала врачиха была ни в какую, но он так ныл, страдал, вставал на колени и даже стих ей какой-то крутой прочел военный о тоске по дому, что она не выдержала и выписала. А второй сосед, с переломом ключицы, подтвердил, что лично помог ему дойти до метро, и это было ещё в половине первого. В семь часов я в полнейшей растерянности вернулась домой, сразу же включила комп и нашла там от Амелина аж двадцать восемь сообщений. 13.42 «Тоня, меня выписали. Я дома». 13. 43 «Мне вернули телефон». 13. 45 «Ты вчера не приехала. Всё нормально? Я очень скучал». 13.46 «Я ужасно скучал». 13.47 «Ребята в палате спрашивали, почему тебя нет. А я не знал, что ответить». 13.51 «Давай, встретимся возле моего дома». 13.52 «Через полчаса бабушка пойдет в магазин, и я смогу смотаться». 13. 53 «У тебя сколько уроков?» 13.54 «Почему не отвечаешь? Петров написал, что видел тебя в школе». 13.55 «Ты на что-то обиделась?» 13. 58 «Если тебе вдруг кто-то что-то про меня наговорил, то не слушай, пожалуйста. Я лучше тебе сам всё скажу. Всё-всё». 14.05 «Приходи на детскую площадку с высокой красной горкой». 14.08 «Пожалуйста, ответь что-нибудь. Даже если обиделась». 14.16 «Буду ждать на площадке. Хоть до ночи, если нужно. Только ответь». 14.32 «Жду». 14.45 «Ладно. Сам к тебе попробую доковылять. Потому что если ты обиделась, то не придешь. А я скучаю и не могу второй день тебя не видеть. И не знать, на что ты обиделась. Пойдешь, смотри под ноги, вдруг я где-нибудь там, на дороге валяюсь». 15.11 «На смски не отвечаешь. Звоню, ты трубку не берешь. В чем всё-таки дело? Я серьёзно начинаю нервничать». 15.15 «Перезвони, пожалуйста». 15.15 «Дошел до твоего дома, но не уверен насчет подъезда. Будь человеком не игнорь, объясни хотя бы в чем моя вина. Я вчера всю ночь не спал, думая, почему ты не приехала». 15.16 «Тебе точно никто про меня ничего такого не наговорил?». 15.17 «Я знаю, что ты знаешь. Бабушка созналась, это, конечно, неприятно очень, что она меня так сдала. Но это ведь ни на что не влияет, да?» 15.18 «Ты же сама так решила?» 15. 18 «Буду сидеть у первого подъезда. Подбери меня там, пожалуйста. Жду». 15.21 «Скажи честно, ты это сама решила? Ну, про меня». 15.23 «Нет. Ладно. Лучше на словах скажешь. Я привык видеть тебя или слышать, тогда сразу понимаю, о чем ты на самом деле думаешь». 15.28 «Просто если вдруг не сама. Ну, скажем, бабушка попросила тебя так поступить. Если вдруг. Я только предположил. Ты вчера не приехала и от этого постоянного ожидания всякое в голову приходит». 15.29 «Нет, я, правда, сначала решил, что ты заболела или просто устала, ты же не обязана каждый день приезжать. Я понимаю, но когда Петров написал, что ты в школе, то случайно опять начал про это думать. Прости. Приходи поскорее». 15.31 «Надеюсь, ты это прочтешь раньше, чем поедешь в больницу». 15.33 « Сейчас слушаю Snuff и » И всё, и ничего больше. Ни слова. В первый момент у меня создалось ощущение, что он до сих пор там, у подъезда сидит. Хотела даже сбегать, посмотреть. Но если бы он там остался, то наверняка накатал бы ещё сообщений сто. Так что я просто ответила: «Извини. Мой телефон папа случайно забрал. Я не видела, что ты писал. Только из больницы вернулась. Ты сейчас где?». Через десять минут прочел, но ничего не ответил. «Я вчера не могла, у нас гости были. Это неожиданно получилось». Но он пропал из сети, даже не открыв последнее. И это было странно. В течение двух часов я написала ещё три сообщения с извинениями за то, что не приехала, и что с телефоном так вышло, и за то, что ему пришлось тащиться и ждать меня. Но он всё равно даже онлайн не был. А больше всего меня смущало то недописанное сообщение про «Snuff». Возможно, что-то случилось с телефоном. Скорей всего уронил и разбил. Но если пришел уже домой, то почему не ответил, а если не пришел то, как мог прочитать то, моё первое сообщение? Одним словом, я вконец запуталась, и когда мы с родителями ужинали, то так усиленно думала про это, что даже кусок в горло не лез. А когда вернулась к компьютеру, то очень обрадовалась, потому что Амелин всё-таки объявился и ответил, однако эти его сообщения пришлось перечитать несколько раз, потому что я никак не могла понять, о чем вообще речь. 21.12 « Попрощаться вживую не нашел в себе сил. Я очень благодарен, что ты смогла поддержать меня в трудную минуту. Но, так и есть, я реально убогий и уже конченый человек, погрязший во всем этом отстое навеки. С самым дерьмовым прошлым и без шансов на будущее. А ты добрая и понимающая. Так, что всё вроде бы закономерно. Кроме того, что жалость - последнее, чего бы я хотел от тебя». 21.15 «Но ты молодец, и я горжусь тобой. Ты сильная, как и предполагалось. Не каждый станет общаться с моральным и физическим уродом, а ты переступила через себя, сделала широкий жест, это круто. Зато я теперь понял, почему ты тогда плакала». 21.19 «И всё же, Тоня, где твоё сердце? Ты убила меня без веревок и лезвий. Я так долго мечтал, чтобы эта долбанная жизнь, наконец, закончилась, но она всё тянулась и тянулась, а сегодня оборвалась в один момент». 21. 29 «Думал, напоследок написать какой-нибудь стих, но пока шел от тебя все к черту позабыл. Ужасно не хочется прощаться, но помнишь, я рассказывал тебе про того мужика, который возле кафе меня нашел? Так вот, теперь я понял, что не отпускать это также тупо, как и резаться ». Минуту силилась сообразить, что случилось. А потом вдруг осенило. И как я сразу до этого не додумалась? Не первый же раз уже. И, посмеиваясь про себя над тем, какой он всё-таки дерганый параноик, написала: «Совсем, что ли сдурел? Это ты опять из-за Якушина? Надо же такого понавыдумывать, и как тебе самому не стыдно? Не знаю, что ты там себе навоображал, но это полный бред. Я клянусь. Давай, приду завтра с самого утра, расскажу, о чем мы говорили, и спокойно всё обсудим?». Но когда попыталась отправить сообщение, ВК ответил, что оно не может быть отправлено из-за того, что страница пользователя удалена. И тут резко стало не смешно. Побежала за телефоном, достала из папиного кармана - номер заблокирован. Так что мне поплохело окончательно. Начала одеваться. Руки тряслись, ноги еле попадали в штанины. Пока скакала на одной ноге, задела локтем вазу и она с грохотом свалилась на пол, но не разбилась. - Что случилось? - мама уже сонная, в халате, заглянула ко мне, а увидев, что одеваюсь, тут же зажгла свет, и её сон как рукой сняло. - Иди скорей сюда, - крикнула она папе. - Тут опять что-то непонятное происходит. Папа лениво выполз из спальни и тоже встал в дверях. - Ты куда это? - Надо. Очень надо. Дела. - Так, на ночь глядя, никуда не пойдешь, - решительно заявила мама. - Ты не понимаешь, это правда, очень серьёзно. Вопрос жизни и смерти - в прямом смысле. - Ой, ладно, - мама махнула рукой так, как будто всё про меня знает. - Мне так в полиции и объясняли, что у вас, подростков, в голове одни крайности. Полутонов не бывает. Либо жизнь, либо смерть. Точка. Но ты пойми, Тоня, это лишь оттого, что ты так реагируешь. Просто расслабься и поймешь, что поспешные поступки только вредят. Остановись, подумай, ложись спать, а утром, я тебе гарантирую, ты всё увидишь в новом свете. - Я-то остановлюсь, но дело не во мне. Не меня успокаивать нужно. - Я уже поняла, что у тебя появился мальчик, но свои разборки вы вполне можете отложить до завтра. - Нет, не можем, - я уже почти кричала. - Не можем, мама. Пусти, пожалуйста. У меня нет времени разговаривать. - Я сказала «нет». Сейчас лучше тебе валерьянки принесу. - Тогда я выпрыгну из окна! - Это что ещё за новости? - мама ошарашено застыла на полпути. - Если я сейчас не пойду, то с одним очень хорошим человеком, может случиться что-то очень плохое, и я себе этого никогда не прощу и тебе не прощу. - И куда же ты пойдешь? - подал голос папа. - Тут недалеко, пару кварталов. За кинотеатром. - Ну, ладно, - вздохнул он. - Я тебя отвезу. Мы доехали до дома Амелина минут за семь, и папа поднялся со мной. Открыла нам Мила в таком коротком китайском халатике, что мне даже перед папой стало неудобно. - Здравствуйте, - поздоровалась я, как можно вежливее. Мила смерила меня колючим оценивающим взглядом с ног до головы, совсем другим, нежели тогда у подъезда. - Извините, что поздно, но позовите, пожалуйста, Костю. Это очень важно. Очень-очень. - Кости нет, - неприязненно ответила она и с интересом переключилась на разглядывание папы, - он уехал. - А когда он вернется? - Никогда. - То есть как? - А вот так. Он уехал с бабушкой в деревню и в Москву больше не вернется. Из-за тебя, - она хотела добавить какую-то гадость, но вовремя осеклась и вместо этого произнесла, - Тоня. Ты же Тоня? - А когда они уехали? - В половине десятого был поезд. Еле собраться успели. Устроила ты нам дурдом. - А вы не могли бы дать мне его адрес? - оправдываться перед Милой было ниже моего достоинства. - Не могла бы, - передразнила меня она. - А что если мы это как-то проведем это в форме сделки? - подключился папа и тут же полез за кошельком. - В какую сумму вы могли бы оценить стоимость данного адреса? - Он не продается, - зло процедила сквозь зубы Мила. Удержаться я просто не могла. - С каких это пор? Тогда её зеленые глаза вмиг покраснели, рот перекосило, и она из хорошенькой женщины вмиг превратилась в жуткую бешеную фурию. - Оставь его в покое, маленькая тварь. Чтоб ты сдохла! Секунда, и дверь перед нашим носом с яростным грохотом захлопнулась. Пока мы ехали обратно, папа усиленно заговаривал мне зубы про всякое отвлеченное, а как только пришли домой, закрылся с мамой на кухне. После чего мама зашла ко мне в комнату и с негодованием спросила: - Тоня, с кем ты связалась? - Мама, пожалуйста, - я нырнула под подушку. - Я не буду ничего обсуждать. Не могу говорить. Ничего больше не могу. Меня больше нет. Ничего больше нет. Всё. Погаси, пожалуйста, свет и открой окно, я хочу умереть в темноте и холоде. Мама погасила свет, но не ушла, подсела на край кровати, осторожно приподняла подушку и сказала: - Я могла бы достать тебе этот адрес через знакомых по работе, если бы знала кто хозяин дома, который ты ищешь. - Я не знаю, - прошептала я. - Даже имени. Даже ближайшего города - ничего. - Ну, тогда это «на деревню дедушке». - Но зато, - я вылезла из-под подушки. - Я знаю, что эта квартира, в которой мы только что были, и тот дом принадлежат одному человеку. Папа же может узнать, кто собственник той квартиры? Через знакомых по работе. - Скорей всего может, - мама тяжело вздохнула. - Но это, Тоня, не совсем законно, ты же понимаешь? - Понимаю, но я вас очень-очень прошу. Ты же знаешь, что я никогда ничего не просила ни игрушки, ни деньги, ни шмотки. Может быть, мне в первый раз в жизни что-то нужно по-настоящему. И если вы мне сейчас не поможете, я либо умру, либо сделаю, что-то ещё более незаконное. - Что ты имеешь в виду? - Например, захват заложника с целью получения информации. - Я рада, что ты уже шутишь, - мама погладила меня по голове. - Значит, отпускает. - Ничего не шучу, - я села на кровати. - Я реально ту стерву убить готова. - Хорошо, - мама встала. - Спи. Утро вечера мудренее. - Только нужно очень срочно, - спешно заговорила я, пока она не ушла.- Очень-очень срочно. Потому что это как бомба с часовым механизмом. - Так, Тоня, ты должна успокоиться и набраться терпения. Быстро связаться с человеком без телефона и Интернета у тебя всё равно не получится. А почта у нас довольно медленно работает, тем более, если это деревня, которая вообще может находиться на другом конце света. - Это не страшно. И на другой конец света можно доехать. - А вот на это даже не рассчитывай, нам с папой и поездки в Псков хватило. - Я и не рассчитываю. У меня друзья есть. - Только не смей втягивать других детей в свои авантюры. - Они сами втянутся. - Боже, Тоня, - мама устало покачала головой, - ты и мертвого из-под земли достанешь. - Мертвого? – я осторожно прислушалась к себе. Все невидимые ниточки моей паутины были на месте, ни одна не надорвалась. И с чего я вдруг решила, что Амелин собирается что-то такое сделать? В письме об этом ни слова не было. Просто, как говорила Сёмина, когда кого-то любишь, то очень сильно волнуешься. - Ну, уж нет. Теперь он так легко от меня не отделается. Конец.