a runaway american dream

Они приходят на поле немногим позже девяти, и звуки и запахи доносятся до них еще до того, как они оказываются на месте. Молодые люди собрались вокруг огромного пылающего костра, и его размеры даже немного пугают Луи, но он быстро отмахивается от своих опасений. Они в любом случае разбираются в этом лучше него. Когда они с Гарри подходят ближе, Крисси замечает их почти сразу и вскакивает на ноги, хватая Гарри за руку и таща за собой. — Эй, народ! — кричит она. — Это те самые англичане, про которых я говорила! Их приветствует пьяный радостный гул, и ребята освобождают для них место в кругу. Крисси расстилает для них на земле одеяло и хлопает по нему, предлагая сесть. Банка пива оказывается у Луи в руке еще до того, как его зад успевает коснуться земли, и он благодарно улыбается. Крисси завладевает основной частью внимания Гарри, чему Луи ни капли не удивлен, поэтому он сидит, глядя на танцующие языки пламени и вежливо улыбаясь разговорам вокруг себя. Здесь собрались в основном парни и лишь несколько девушек в обрезанных шортах и коротких топах. Большая часть из них сидят на коленях у парней, либо расположились на крыше пикапа, что стоит посреди поля с полным кузовом прохладительных напитков. Парень со светлыми волосами приземляется рядом с Луи, легко задевая его плечом. — Так что привело вас в Оклахому? Надо сказать, к нам приезжает не так много иностранцев. — Мы едем по Шоссе 66, — легко смеется Луи. — Избито до не возможности, да? — Да уж, — усмехается парень, кивая и протягивая руку. — Я Джейк, кстати. — Луи, — отзывается Луи, улыбаясь в ответ. Парень довольно симпатичный, крупный, с широкими плечами — такой, каким Луи всегда представлял американских парней, с коротко стриженными светлыми волосами и россыпью веснушек на носу. Луи отводит взгляд. — Твоему приятелю лучше быть поосторожней, — Джейк кивает в сторону Гарри. — Вот как? — Луи делает большой глоток пива, глядя как Крисси облепила Гарри сзади, делая ему массаж. Луи старается не засмеяться от того, насколько загнанным выглядит лицо его друга. — Ага, — фыркает Джейк. — Она типа охотится, если понимаешь, о чем я. Ее бросили пару недель назад. — А, — произносит Луи. — Ну, завтра нас здесь уже не будет, так что. Гарри хорош в этом. Джейк понимающе смеется и лезет рукой в карман, выуживая стеклянную трубку. — Пыхнешь? — спрашивает он, многозначительно чиркая зажигалкой. Луи переводит взгляд с Джейка на трубку и обратно. — Да, чувак, конечно, спасибо. Он глубоко затягивается, позволяя дыму осесть в своих легких, и передает трубку обратно Джейку. Тот трясет головой и указывает на Гарри: — Твой друг не хочет попробовать? Луи пожимает плечами и наклоняется тронуть Гарри за плечо. — Травки? — предлагает он, и Гарри, просияв, кивает. — Блестяще, друг, благодарю, — говорит Гарри, перегибаясь через Луи к Джейку. — Вы такие англичане, — смеется Джейк, и Луи подмигивает. — Спасает нас от бед. Они передают друг другу трубку еще несколько раз, и Луи тает, сидя на земле. Джейк прижимается к нему с одной стороны, отстраненно объясняя правила американского футбола. Луи не то чтобы очень его слушает, его внимание больше сосредоточено на Гарри, который сидит с другой стороны от него и вежливо пытается отклонить все плохо прикрытые намеки Крисси. Кажется, что Джейк тоже это замечает, потому что наклоняется к Луи и тихо спрашивает: — Так что между вами двумя? Луи моргает. Огонь горит золотым, отражаясь, словно закат, на лице Гарри, на его золотистой коже и в блестящих глазах. — Хмм? Он мой лучший друг. Осенью едет учиться в Гарвард. Джейк кивает. — Вы… Ну, знаешь? Луи заглядывает Джейку в лицо, склонив голову. — Не, — произносит он, решив, что это будет самым безопасным ответом. Джейк ощутимо расслабляется, кивая. — Лу, уже за полночь, — говорит Гарри, повернувшись к нему. — О, — Луи лениво улыбается в ответ. — Хорошо проводишь время? Гарри ложится на одеяло, закидывая руки за голову, и смотрит в небо. Луи следует его примеру. Он думает, что в Оклахоме много звезд. — Орион, — он указывает в небо. Гарри кивает, толкая Луи плечом, и Луи поворачивает к нему голову. Их лица слишком близко, но Луи слишком тепло, он слишком обдолбан и слишком счастлив, чтобы беспокоиться об этом. — Здесь красиво, — говорит Гарри, и его взгляд перемещается с глаз Луи на его губы и на щеки, бегает по его лицу. Луи мягко улыбается. — Хочешь, пойдем? — произносит он и тянется погладить Гарри по бедру, но что-то идет не так, и его пальцы оказываются у Гарри под футболкой — выводят круги на выпирающей косточке. Веки Гарри легко трепещут. — Да, Лу, пойдем. Луи кивает и садится. Джейк снова смотрит на него, в этот раз осторожней. Луи лишь хлопает его по плечу. — Классно было поболтать, приятель. Приятно было познакомиться. Удачи с футболом и все такое. Приезжай в Англию — мы покажем тебе настоящий футбол. Джейк вскидывает брови и неуверенно кивает, ухмыляясь, глядя на него: — Хорошей поездки, парни. Луи поднимается на ноги, кивая остальным ребятам у костра. Они смотрят на него как-то странно, но ему плевать. Гарри извиняется перед Крисси, что сидит с надутыми губами — совсем непривлекательно, думает Луи. Поцеловав Крисси в щеку, — что она пыталась превратить в подобие брачных игр, — Гарри машет всем на прощание и прижимается к Луи со спины, ведя их обратно к машине. Они едут обратно в мотель очень медленно. Гарри за рулем, и взгляд Луи обращен за окно, где здания и огни сливаются в одно. Гарри тянется за ладонью Луи, и тот крепко сжимает его руку в ответ. Они вваливаются в комнату, и Луи уже очень давно не был настолько обдолбан. Он чувствует себя так расслабленно и спокойно, он возбужден, и он хочет. Гарри смотрит на него, широко улыбаясь своими ярко-красными губами, и он такой красивый, что Луи просто не в силах сдержаться. Он зажимает Гарри у раковины, приникая к его телу. Они оба стоят в одних трусах, уже готовые ко сну, и это выше его сил. Голос на задворках сознания невнятно бормочет, что он не может стать лишь очередной ошибкой Гарри, не может стать ошибкой мальчика-натурала, не может снова позволить этому произойти, и Луи сам все это прекрасно знает. Он знает, что лучше предпочел бы умереть, чем если бы Гарри пришлось избегать его взгляд и неловко извиняться, потому что он его любит, но совсем не так. Луи знает об этом, знает, что не сможет справиться со всем этим достойно, но… Но другой голос, более громкий и настойчивый, обдолбанный, сладкий голос звучит у самой поверхности, убеждает его сделать это, уговаривает поцеловать, потому что пусть все горит синим пламенем, если Луи больше не подвернется шанса. Он запускает руку в кудри Гарри, сжимает пальцы и легко тянет, и он без ума от того, как дрожат веки Гарри, как естественно он подчиняется, подставляясь под прикосновение. Гарри опускает свои большие ладони на бедра Луи, и их лица так близко, дыхание тяжелое. Луи не может с собой совладать. Он привстает на мысочки, еще ближе прижимаясь к Гарри, бедра к бедрам, и задевает его губы своими. Гарри отвечает незамедлительно, шумно выдавливая из легких воздух, что звучит совсем как да, и крепко прижимает Луи к себе, проводя языком по его губам. Луи закрывает глаза и расслабляется в руках Гарри, в его объятиях, оборачивая руку вокруг его шеи и раскрывая губы против его рта. Они целуются лениво, стоя возле раковины, не двигаясь и не заходя дальше целомудренных поцелуев, пока Гарри не вздрагивает, нерешительно опуская руки с талии Луи ниже, на верх его ягодиц, будто спрашивая разрешение. Луи отстраняется, ухмыляясь, и, прежде чем лицо Гарри успевает исказиться в разочаровании или отверженности, он тянет его за руку в сторону кровати, падая спиной на матрас и утягивая Гарри сверху на себя. Гарри тут же просовывает бедро между бедер Луи, его локти расположились возле его головы, а большие ладони обнимают лицо. Гарри опускает голову и целует глубоко — вес его тела заставляет Луи хрипло стонать, скользить руками по его плечам, вниз по спине — сжать его попу, надавливая вниз, пока он сам подается бедрами вверх. Гарри замирает, крепко зажмуриваясь, и резко выдыхает в губы Луи, прижимаясь к ним, прижимаясь к всему Луи. Луи откидывается головой на подушку, и Гарри следует за ним вниз, атакуя его шею, кусая и отчаянно засасывая кожу, определенно оставляя синяки. Он трется о Луи в том самом ритме, что сводит с ума — их члены прижимаются друг к другу идеально. — Боже, Лу, — тяжело дышит Гарри, поднимаясь на локте и глядя на него сверху вниз. — Господи. И Луи не знает, что на это ответить. Потому что, да. Господи. Он снова скользит рукой в волосы Гарри, пропускает их между пальцев, позволяя большому мягко гладить его скулу. Гарри льнет навстречу прикосновению, закрывая глаза. Он сжимает рукой бедро Луи и заставляет его поднять ногу, идеально устраиваясь между его разведенных бедер, и — ох. Угол меняется, и мир переворачивается с ног на голову: его член скользит по яйцам Луи, почти что там, где Луи хочет его больше всего. Трусы трут член Луи, скользкий под тканью и прижатый к животу Гарри, и Луи будто в тумане думает, что мог бы кончить только от этого. Видимо, Гарри думает так же, потому что он прижимается жестко — раз, другой и замирает — лицо напряжено, рот приоткрыт, глаза зажмурены, и Луи смотрит, как завороженный. Он мечтает, чтобы сейчас под рукой оказался полароид, хочет запечатлеть лицо Гарри в этот самый момент, когда он кончает в трусы, как долбаный четырнадцатилетка, но кончает из-за Луи, лишь из-за того, что терся о его тело. И будь Луи проклят, если на свете есть зрелище лучше. Луи просовывает руку между их телами, засовывает ее в собственные трусы и дрочит жестко, быстро, уже на грани. Он кончает себе в ладонь почти сразу, выпуская надломленный стон, и его глаза закрываются сами собой, разрывая зрительный контакт. Когда он спускается с небес на землю, Гарри смотрит на него сверху вниз, и Луи мечтает спрятать лицо, потому что Гарри выглядит просто изумительно, и в инструкции Луи «Итак, вы влюблены в своего лучшего друга-натурала» нет ничего, что могло бы помочь ему пережить этот момент. Гарри скатывается с него, но остается лежать рядом. Его рука все еще обнимает Луи за талию, притягивая ближе, чтобы поцеловать его в волосы. Луи улыбается слегка неуверенно, глядя на него, и Гарри широко улыбается в ответ. — В душ? Луи расслабляется. — Я тебя догоню. * Следующее утро подобно раскаленным глубинам ада. Термометр в машине показывает 40 градусов, и Луи кажется, что он уже основательно пропекся. Кожаная обивка безжалостно жарит его ляжки, а плотный воздух невозможно вдохнуть. — Амарильо, — пародирует Гарри южный акцент, с раскатистым р. — Техас. По радио играет Fast Car, и Луи мурлычет в унисон: — Начинаю с нуля, и нечего терять. — Я сам по себе, мне нечего доказывать, — заканчивает Гарри, счастливо улыбаясь Луи. Они останавливаются в Шэмроке*, Техас, чтобы зайти в Западный музей пионеров, и Гарри заходит в каждый сувенирный магазин в поисках боло галстука с трилистником для Найла. Все оказывается напрасно, и Гарри возвращается в машину, недовольно выплевывая: — Тогда какой нахрен смысл во всем этом? Они едут в МакЛин, где заходят в музей «Дьявольская веревка», и Луи жарко, он устал и жутко раздражен. — Блин, мы можем уже уйти отсюда? — резко бросает он, когда Гарри оказывается поглощен захватывающей историей колючей проволоки. Гарри оборачивается, смеясь над надутым Луи, достает камеру и делает фото. — Почти что лучше твоего «о»-лица, — произносит он, подмигивая, и Луи вспыхивает. Они приезжают в Амарильо к обеду, и Гарри снова настаивает на барбекю. Соус размазан у него по всему лицу, и Луи смеется, делая фото и с трудом сопротивляясь желанию сцеловать эту мазню. Однако Гарри замечает его взгляд и облизывает губы медленно и со вкусом — его глаза лучатся весельем. Луи пинает его под столом и сам макает палец в остатки соуса, затягивая его в рот и невинно моргая, глядя на Гарри. Гарри в ответ суживает глаза: — Подожди у меня. Они выбираются из города невредимыми, но едва-едва, потому что Гарри затаскивает Луи в старый переулок возле главной улицы и прижимает его к стене, целуя до тех пор, пока Луи не приходится хвататься за его плечи, чтобы просто устоять на ногах. Луи отталкивает его спустя добрых пять минут поцелуев и обжиманий, одаривая Гарри грязным взглядом. — Ты втянешь нас в неприятности, милый, — у него кружится голова, но он пытается придать своему выражению серьезный вид. Гарри пожимает плечами, разводя руками и будто говоря «ничего не могу поделать». Луи хочет ему врезать, а затем поцеловать. И потом поцеловать его еще раз, снова и снова. Вполне возможно, что Луи находится в самом эпицентре бури. Они приезжают в Тукумкари и останавливаются в мотеле «Голубая ласточка», привлеченные огромной неоновой вывеской у шоссе. У Луи уже закрываются глаза, когда они получают ключи, поэтому он даже не может по-настоящему рассердиться, когда руки Гарри крепко обхватывают его бедра. За стойкой сидит пожилая женщина, и она едва ли придает этому значение. Они заходят в комнату, и Луи тут же падает на кровать. Ему жарко, он липкий и он вымотан, но единственное, чего ему сейчас хочется, это чтобы Гарри упал рядом с ним. И, будто читая его мысли, Гарри так и делает. Должно быть, ему так же жарко, и он совершенно точно такой же липкий, как и Луи, но он все равно его обнимает и включает телек, где идет бейсбол. Хьюстон Астрос играют против Моряков Сиэтла, и Луи даже не пытается делать вид, что смотрит, поворачиваясь и утыкаясь носом Гарри в шею, пока тот покрывает поцелуями его лицо. Так они и засыпают — последняя мысль Луи о том, что утром им обязательно нужно помыться, и это заставляет его улыбнуться. И все почти идеально. Неважно, как кратковременно. ** (*Shamrock - трелистник.) * Спустя два дня они добираются до Флагстаффа, где решают провести ночь. Они находят тихую закусочную, и Гарри изучает карту так долго, что Луи теряет терпение, толкая его под столом. — Что там может быть такого интересного? Мы буквально все время едем по одной и той же дороге, — ноет Луи. — И я красивее. Гарри усмехается, глядя в карту, и ловит лодыжку Луи между своих ног, чтобы он угомонился. — Я и не спорю, сладкий. — Тогда обрати на меня внимание! — ворчит Луи. Гарри поднимает глаза, тяжело вздыхая, и кладет голову на сложенные кулаки, награждая Луи взглядом, полным притворного внимания. — Порази меня, Томмо. Луи корчит рожу. — На что ты там вообще смотришь? — спрашивает он, указывая на карту. Гарри пожимает плечами: — Я думаю, мы должны съездить на Гранд Каньон. Луи вскидывает брови: — Хорошо. — Правда? — удивленно переспрашивает Гарри. — Да, конечно, — Луи пожимает плечами. — Почему нет? Мы ведь не очень далеко, да? До туда всего — сколько — 80 миль на север? — Да, около того, — кивает Гарри. — Мы можем поехать по Шоссе 180, оно ведет прямо туда. — Вот и отлично, — Луи улыбается, отпивая свой молочный коктейль. — Очень романтично, не находишь? Гранд Каньон и все такое. — Вскружит тебе голову, — тихо смеется Гарри. — Я рассчитываю на это. Гарри проводит ступней по ноге Луи, прежде чем отстраниться. — Обратно в отель? Луи оказывается за дверью еще до того, как Гарри успевает оставить чаевые. * Гарри будит его в пять утра на следующий день, потому что хочет добраться до Каньона до того, как станет невыносимо жарко. Луи заставляет его сесть за руль, пока сам спит в дороге, свернувшись в углу. Он просыпается, лишь когда они оказываются на месте, от звука камеры, что выплевывает снимок. Луи трет глаза и бормочет себе в руку: — Уже приехали? Гарри кивает. — Я еще не смотрел. Жду тебя. Луи улыбается, закатывая глаза, и его рука сама тянется взлохматить Гарри волосы. — Какой ты милый. Пойдем. Они выходят из машины в пустыню, и Луи почти сшибает с ног сухая, невыносимая жара. Гарри обходит машину и протягивает руку для Луи. Луи смотрит на нее мгновение и с улыбкой качает головой, глядя себе под ноги. — Боже, Гарри, — произносит он, беря протянутую ладонь. — Что? — Гарри смотрит на него своими огромными искренними глазами, широко улыбаясь. — Ты меня прикончишь, — Луи снова трясет головой. Гарри прыскает и притягивает Луи ближе, раскачивая их руки в воздухе и подводя его к краю. И — Ох. Глядя вниз, Луи кажется, что он самое большое и жалкое клише на свете, потому что в этот момент он ощущает все то, что высмеивал всю свою жизнь. Он ощущает бесконечность и единение с природой. Он ощущает единение с чем-то гораздо большим, чем он сам, и это чувство благоговейного трепета, и… — Эй, — тихо произносит он. В ответ Гарри крепче сжимает его руку, слишком потрясенный, чтобы сказать хоть что-нибудь. — В универе.., — начинает Луи и сглатывает, потому что он не любит говорить об этом коротком промежутке своей жизни. Он сразу начинает злиться и завидовать, чувствует себя виноватым и неполноценным, особенно по сравнению с Гарри, по сравнению с его успехом, привилегиями и будущим. Теперь Гарри смотрит на него и притягивает ближе, разъединяя их пальцы и обвивая рукой его талию. — Да? — подсказывает Гарри. Луи глубоко вздыхает. — В универе у меня был какой-то курс по психологии, не знаю, какая-то вводная ерунда, но мы там читали «Недовольство культурой», знаешь? Этот дурацкий опус Фрейда? Гарри кивает, проскальзывая пальцами под футболку Луи и оглаживая его тазовую косточку. — И, — продолжает Луи, — ну, по большей части, это была фигня, но в общем. Он описывал чувство — не знаю, все это было перемешано с разговорами про пенис или вроде того, — но он описывал ощущение под названием океаническое чувство? Это, типа, чувство безграничности. Он использовал его для описания религиозного опыта, но и еще когда ты смотришь на что-то такое как бы... неприкасаемое? Не знаю. Но ты понимаешь, о чем я? Луи чувствует пристальный взгляд Гарри на своем профиле, и его щеки заливает краской. — Извини, — он тихо смеется. — Я, наверное, только что нес нелепицу о том, о чем ты наверняка написал какую-нибудь исследовательскую работу или еще что. Извини. — Нет, — тут же обрывает его Гарри. — Продолжай. — Не знаю, это глупо, — Луи пожимает плечами. — Просто. Все это, понимаешь? Гарри кивает и поворачивается лицом к Луи. Он приподнимает пальцами его подбородок и прижимается к его губам мягким поцелуем. Он отстраняется и дарит Луи крошечную улыбку. — Я думаю, что ты океанический, Томлинсон. Луи трясет головой, выдавливая смешок. Он прислоняется головой к плечу Гарри и смотрит на Каньон. Они хранят молчание почти десять минут, пока Луи наконец не произносит: — Спасибо. За то, что согласился на это со мной. Гарри глубоко вздыхает и медленно выпускает воздух из легких. — Конечно, Луи, — его голос звучит задушено. — Я просто… Блядь, я буду так сильно скучать по тебе, — говорит Луи. — Ты самое лучшее, что есть в моей жизни. Гарри поворачивает голову и зарывается губами в волосы Луи. Он ничего не говорит, но Луи чувствует его сбитое дыхание. Закрыв глаза, он подносит руку Гарри — ту, что не обернута вокруг его талии, — ко рту и замирает, одними губами произнося слова, которые не решается озвучить. Они решают провести ночь у края Гранд Каньона, на разложенных сидениях в их маленькой грязной машине, потому что Луи хочет увидеть закат, а Гарри — рассвет. Гарри решает, что им нужны кое-какие вещи, поэтому они заезжают в Макдоналдс за ужином и затем в небольшие круглосуточные магазинчики. Луи покупает дешевые одеяла, упаковку конфет, энергетические батончики и содовую. Гарри покупает пачку сигарет и зажигалку. — Ладно, Зейн, не хочешь объясниться? — Луи выгибает бровь, глядя на него. — Ты сам сказал, что я Джеймс Дин, — нахально улыбается Гарри. Луи закатывает глаза. — На самом деле нет, — смеется Гарри, — но я хочу получить полноценный литературный опыт. — И что, это включает в себя рак легких? — Нет, это включает, что мы притворимся битниками, будем лежать на капоте машины, курить сигареты и обсуждать бесконечность, океаны, созвездия и прочую выпендрежную хрень. Луи смеется, притягивая Гарри для поцелуя. — Ладно. Так они и поступают. * Следующим утром Луи делает Гарри минет, пока солнце встает над Каньоном, и после они загружаются в машину и возвращаются обратно на Шоссе 66. Они доезжают до Барстоу, Калифорния, и Луи сворачивает к первому же мотелю, что попадается им на пути, переключая передачу на «парковку». — Я обгорел и устал, я голодный, и я устал, и у меня все сводит, и я устал, и я голодный, и я хочу пить, и я устал, и мы остановимся здесь, окей? Я не проеду больше ни мили, — Луи смотрит на Гарри с вызовом, будто предлагая рискнуть поспорить. — У меня нет претензий, — устало моргает Гарри. Луи коротко кивает и волочится в офис мотеля, не произнося ни единым словом больше, чем строго необходимо. Гарри стоит с их сумками в руках, прислонившись к машине и ожидая указаний. Луи кивает головой в сторону и ведет их к комнате, открывая дверь и сразу же обрушиваясь на кровать. — Я никогда больше не сдвинусь с этого места, — бубнит он в подушку. — Ладно, — тихо смеется Гарри у него за спиной. — Дай мне ключ от машины, милый, и я куплю нам ужин. — Ты самый лучший, — бормочет Луи, отдавая ключ. Гарри нет полчаса, что примерно на двадцать минут больше того времени, что уходит у Луи на то, чтобы обнаружить, что смотреть по телевизору в Барстоу, Калифорния, абсолютно нечего. — Это место настоящая дыра, — ворчит он, когда Гарри возвращается с двумя пакетами из закусочной с тако. — Кто-то в хорошем расположении духа, — легко произносит Гарри. Луи бросает на него недовольный взгляд. — Дай мне еду, говнюк. Гарри подчиняется, и Луи запихивает еду себе в рот, бездумно пялясь в местные новости и не ощущая ничего, кроме усталости. Доев тако, Луи откидывается обратно на кровать. — Боже, — стонет он, — это было фантастически. Давай переедем в Южную Калифорнию, ты будешь зарабатывать мне на тако, и мы будем вечно счастливы. Гарри усмехается в свой сверток. — Через несколько лет мне придется катить тебя к фургону с тако. — Это того стоит, — пожимает плечами Луи. — Ты для этого слишком, удивительно, невероятно, до смешного тщеславен. Луи показывает ему два фака и мнет подушку у себя за спиной, пытаясь придать ей форму поудобней. Гарри ест, и они сидят в тишине: лишь тихое бормотание телевизора и шорох оберток от тако нарушают спокойствие. — Эй, Лу, — вдруг зовет Гарри. — Мм? — отзывается Луи с полузакрытыми глазами, и его веки становятся все тяжелей. Гарри мнется. — Нам нужно, ну, поговорить? О… об этом. И вот оно. Луи напрягается — по его телу пробегает дрожь. — О чем об этом? — спрашивает он ровно. — Луи, — Гарри смотрит на него серьезно. Настойчиво. Вздыхая, Луи переворачивается к нему лицом, протягивая руку погладить его бедро. Без подтекста, а просто… Успокаивающе. — Гарри, — вздыхает он и останавливается. И затем, — какой в этом смысл? Тако замирает на полпути ко рту Гарри. Он смотрит на Луи: его явно задело. Луи сжимает пальцы на ноге Гарри. — Я имею в виду… Боже, Гарри. Ты уезжаешь. В гребаный Бостон. И просто… У нас осталось всего несколько дней. Мы можем просто оставить это, как есть? — в это мгновение он не может поднять на Гарри взгляд. — Ты… ты хочешь оставить все как есть? — тихо спрашивает Гарри. Луи с трудом сглатывает и выключает телевизор. Он скатывается с кровати и идет в ваную. — Да, — говорит он, — хочу. * Сражение с пробками Лос-Анджелеса будит в Луи желание свернуть на встречную. И тот факт, что Гарри с ним не разговаривает, совсем не помогает. У них уходит шесть часов, чтобы добраться до причала Санта Моники. Солнце отражается в воде, бликуя на коже Гарри. На пляже полно народу, потому что сейчас день и конец июня. Дети кричат, их родители тоже кричат, и если что-то до этого можно было назвать типично американским, то это — Луи уверен — находится в самом верху списка. Они идут по набережной молча, и бриз играет с волосами Гарри, и Луи использует момент, потому что они в конце пути — буквального и метафорического. Гарри сердится на него, сердится, потому что думает, что Луи все равно, и только от этой мысли Луи хочется смеяться, блевать и умереть — именно в этой последовательности. Но они лавируют между толпами подростков, и семей, и пьяных людей, и Луи тянется за Гарри, нуждаясь в его руке. Гарри напрягается, когда Луи переплетает их пальцы, но уголки его губ опускаются несчастно, и ладонь оборачивается вокруг руки Луи, и Луи просто нужно… Нужна минутка. — Пойдем к воде, — вдруг говорит он, приближаясь, чтобы произнести это Гарри на ухо, и из-за того, что Гарри это Гарри, он тут же наклоняется ниже, чтобы Луи было проще это сделать. В этот день буквально все происходит для того, чтобы довести Луи до слез. Сбросив обувь, они идут по огненно-горячему песку, пока наконец не оказываются в воде по щиколотку — волны с шумом разбиваются о кожу. Теперь они одни. Насколько это вообще возможно. — Гарри. Руки Гарри засунуты в карманы, пока он стоит, отстраненно глядя на горизонт — туда, где вода встречает небо. — Гарри, пожалуйста, посмотри на меня. И Гарри поворачивается к нему, кусая губы и с видимой неохотой. Луи вспоминает, каким беспомощным ощущал себя всю их поездку — каким беспомощным он всегда становится рядом с Гарри. Он гадает, чувствует ли так себя Гарри когда-нибудь. Мог ли он чувствовать хоть что-нибудь из того, что чувствует Луи. — Помнишь ту ночь, когда ты сказал, что ты поступил в Гарвард? — спрашивает Луи, и сирены тут же заходятся визгом в его голове: что ты делаешь что ты делаешь больной придурок что ты делаешь. — Ночь секретов, — медленно кивает Гарри. — Да, — невесело усмехается Луи. — Ночь секретов. Гарри все еще смотрит на него, его глаза скрыты за черными стеклами очков. — У тебя не было секрета. Впервые. У тебя не было секрета. Луи пропускает руку через волосы, уже взлохмаченные морским ветром. Он закапывается пальцами на ногах в песок под водой. — Да. Но вообще-то он у меня был. Есть. Гарри все так же смотрит на него. Глубоко вздыхая, Луи произносит: — Гарри, мой секрет заключается в том, что я влюблен в тебя с тринадцати лет. И я не ожидаю, что ты, типа… Без разницы. Будешь чувствовать то же самое. Очевидно. Но вот мой секрет, и ты уезжаешь, и во всем этом нет смысла. И я вообще не должен, ну, вываливать это на тебя. У тебя впереди изумительная жизнь, и я просто.., — Луи останавливается, пожимая плечами. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал, будто чем-то связан. Но это мой секрет. Гарри замирает в молчании, и вокруг них все приходит в движение. Колесо обозрения бесконечно крутится у них за спиной, и дети брызгаются в воде, серферы потягивают пиво в двадцати футах от них, волны непрерывно разбиваются о берег, Земля все еще вращается. Все находится в движении, кроме Гарри. Луи ждет. Наконец, спустя несколько минут, что Луи провел в агонии, пытаясь задавить свою панику, Гарри начинает говорить: — Помнишь, как мы были детьми? В смысле, совсем детьми. Не знаю, лет восемь, может, — Луи кивает, но Гарри снова смотрит на океан, оставляя Луи глядеть на свой профиль. Он продолжает, — я делал все возможное, чтобы стать твоим другом. Все. Я говорил тебе, что мама положила мне две пачки чипсов на ланч, и что я свою уже съел на перемене, и отдавал их тебе. И я выпал из окна, когда был наказан — хотел выбраться из дома проведать тебя, когда ты сломал руку. И помнишь, когда меня уволили из пекарни? Это было не потому, что меня поймали в подсобке с Дженни, а потому, что я давал тебе бесплатно слишком много выпечки. Луи чувствует, как подкатывает тошнота, но он все еще не уверен. — И потом, когда мне было шестнадцать и у нас была ночь секретов, я так сильно хотел сказать тебе, как безумно в тебя влюблен, что я никого, кроме тебя, не замечаю, как я хотел быть с тобой каждую гребаную секунду. Вместо этого я сказал, что трахнул Стефани Карр на вечеринке у Майкла Хендерсона, помнишь? Медленно кивая, Луи отворачивается от Гарри, тоже глядя на воду. Он снова тянется — привычное дело для них, — чтобы взять Гарри за руку. Гарри сжимает его руку так крепко. И Луи так взвинчен, но не страхом, а… ожиданием. Неуверенностью. Надеждой. Безнадегой. — И потом я, наверное, решил, что момент упущен. У тебя была череда парней, у меня череда девушек, и я боялся, что ты не воспримешь меня всерьез. Мы были такими хорошими друзьями, нам было так комфортно. Я не мог этого лишиться. Я решил, что, если бы ты был как-то заинтересован, ты бы, не знаю, сказал что-нибудь. Луи облизывает губы: — В общем, я опоздал, — тихо говорит он, медленно кивая. Гарри не отвечает и не двигается, и наконец: — И потом я решил, что лучшим решением будет двинуться дальше, ну или не знаю, уехать. Поэтому я подал документы в ВУЗы в Америке, но я… блядь, — он осекается и трет руками глаза под очками. — Я… не смог. Блядь, Луи, осенью я еду в Оксфорд. Я не смог уехать. От тебя. Блядь, я не смог уехать от тебя. И вот этот огромный гребаный грузовик, приближение которого Луи не заметил. Он хватает ртом воздух, утопая в словах Гарри. — Ты… Гарри, — выдавливает он, поворачиваясь к нему лицом, но тот не двигается: челюсти крепко сжаты, плечи подняты. Нахрен это. Луи дергает его на себя, и они прижимаются — грудь к груди — Луи поднимает свои очки на голову и поступает так же с очками Гарри. Глаза у Гарри красные, влажные, и он такой юный. Луи думает об этом снова, и снова, и снова. — Гарри, — повторяет он. Гарри, Гарри, Гарри. Лицо Гарри мученически морщится, и он оплетает Луи руками, притягивая его к себе. — Я так сильно люблю тебя, Луи, — шепчет он в волосы, и Луи по-настоящему трясет. Он цепляется за спину Гарри, зарывается лицом ему в шею, и все ощущения несутся сквозь него мощным потоком. Он привстает на мысочки, чтобы его рот оказался у уха Гарри: — Знаешь, Стайлс, я думаю, мы океанические. Руки Гарри крепче сжимаются вокруг него. Они стоят в воде, держа друг друга в объятиях, и Луи уверен, что на них уже смотрят. Пялятся. Фотографируют. Ему все равно. Он продолжает: — Безграничные. Гарри издает заглушенный звук, и Луи слышит, как он сглатывает. — Легендарные, — его голос сел. Луи отстраняется, и они смотрят друг другу в глаза. — Лагендарные, — соглашается он.