Они ввалились в квартиру, громко смеясь и пересказывая друг другу детали только что раскрытого дела, когда идущий первым, помладше и выше ростом, вдруг резко притормозил и уставился на едва заметные углубления в ковровой дорожке.
– Стоп! – он слегка потянул носом воздух. – Слушай, Джон, а у нас ведь закончилась э-э... пища. Ни молока, ни масла, ни хлеба, а сегодня твоя очередь...
– Издеваешься? Мы три часа подряд носились как угорелые, и теперь еще мне тащиться куда-то? Закажем что-нибудь, доедим всё, что найдем в холодильнике, не знаю... омлетом зальем.
– В том-то и дело, что в холодильнике у нас только печень алкоголика и кусок левой ступни с поперечным плоскостопием. Какой омлет, Джон? Ну пожалуйста, – говоривший подкрепил просьбу натянутой улыбкой, отчего его собеседник подозрительно прищурился.
– «Пожалуйста»? Шерлок, у тебя жара нет? Тремор конечностей...
– Не наблюдается! Так пойдёшь?
– Не знаю, отчего тебе так приспичило остаться одному, но... иди ты знаешь куда?! – однако говоривший не уточнил направления, а, развернувшись через левое плечо, шагнул обратно на улицу. – Учти, следующий список покупок будет бесконечен! А уж в блог я такого... – конец фразы умер где-то в сумерках Бейкер-стрит.
– Уф!
До магазина и обратно четырнадцать минут, выбирать продукты десять, тупо разглядывать скидки еще семь, плюс пять на кассе. Нет, после стресса заглючит электроника, он пойдет снимать наличные и потеряет еще время... Итого минут сорок пять. За это время надо выяснить, что ей надо, и успеть как-то выпроводить. Обезвредить миссис Хадсон – двери...
В квартире было глухо – это касалось звуков, цветов и запахов. Тишина стояла ватная, но ухо всё-таки улавливало тиканье старых часов. Вместо острых нот химикалий, присутствовавших в воздухе еще сегодня утром, звучал мутный аккорд из смеси уличной и книжной пыли, какой-то еды (бедный Джон!), каких-то специй (карри?), чего-то сладкого, кажется, молочной кухни и – базой – амбровых духов, названия которых ему вечно было не запомнить, потому что французские слова, в отличие от немецких, вызывали легкое раздражение своей безалаберностью.
За окном гостиной догорал осенний закат, его лучи окружали пыльно-золотым ореолом женскую фигуру. Виден был только её четкий силуэт, словно вырезанный из черного картона. Наверное, это было эстетически удовлетворительное зрелище, и, чтобы что-то сказать, он заметил вслух:
– Ирэн. Похоже, последние цифры пароля придется округлить до сорока.
Тут Джон бы зашипел: «Шерлок!» и наступил на ногу. На месте Ирэн Молли Хупер, наверное, начала бы нервно одергивать платье и подбирать живот; а Салли Донован запахнула бы пиджак, скрестила руки на груди и обвинила в сексуальных домогательствах. Но эта... женщина повернулась к нему спиной. Точнее, задом. И нагнулась за какой-то мелочью. И, в общем, не зря...
– Здравствуйте, Шерлок Холмс. – Она резко распрямила спину и развернулась анфас.
Он вышел из потока света и, наконец, смог рассмотреть её.
Всё нарочито узнаваемо, волосы убраны наверх, рост изменился... каблуки на полтора дюйма ниже, чем обычно, более устойчивые, наверное, дорожный вариант, однако багаж она оставила в гостинице... белёсое пятно на рукаве... испачкалась в самолете... угол странный, она всегда так расчетливо аккуратна... костюм дорогой, но и он, и туфли из прошлогодней коллекции (спасибо Джону за позаимствованный у очередной подружки Cosmopolitan)... Одежда по фигуре, но немного свободна. Ага, она похудела за год. Кольцо на правой руке. «Вдовушка». А где наша сумочка – главный свидетель?..
Господи! На моём диване!
– Что это?
– «Кто», ты хочешь спросить? Тс-с, не шуми. Это Харальд Хэмиш Нортон. Королевское имя, хоть и немного трагическое. Настоящий Харальд опоздал, – она прям-таки замурлыкала над спящим карапузом. А тот показался каким-то... не очень большим, поэтому и не бросился в глаза сразу. Нахально уснул на хозяйской подушке с вышитым флагом...
– Н-нортон? – Шерлок помнил это имя. Еще бы, он даже паспорт в руках держал. Он не мог отвести взгляда от спящего ребенка.
– Да, сын одного не очень удачливого адвоката, который то ли повесился, то ли с крыши спрыгнул, так что Харальд не успел на встречу. Ему уже год и...
– Мы не виделись два с половиной года, так что легко сосчитать. –
Ему не хотелось говорить об этом Харальде. Точнее, надо было всё обдумать, хотя бы минуты три приспособиться к мысли что...
Выработать план действий – она же не зря притащилась сюда из-за океана, явно сразу как услышала о первом же громком деле после его чудесного «воскрешения». Теперь будет использовать этого невинного младенца как предлог? Как рычаг? Шантаж?
– Давно здесь? – он прошел мимо неё в кухню, попутно налив себе стакан воды и отметив распахнутое окно сквозь дверной проем спальни.
Ирэн опять забралась через окно? Не полезла же она с ребенком! Наверное, оставила ждать у дверей и открыла изнутри.
– Около часа. Я ждала вас раньше. – Мисс Адлер (нет, миссис Нортон) перехватила направление его взгляда. – Мне пришлось проветрить помещение, здесь совершенно невозможно было находиться, а двери – не волнуйся – мне открыла ваша домовладелица.
– Мы задержались. – Шерлок уже вернулся в гостиную и на этот раз занял позицию в тени. – Эти журналисты достали. Пришлось уходить, преодолевая препятствия. – Он небрежно взмахнул рукой, вероятно, демонстрируя высоту помех.
– Как осточертела слава и шумиха. – Ага, почти так же, как шумиха и позор. – Сарказм, Джон?
– Препятствия – это Андерсон и помойка? – она провожала глазами каждый жест. И – смутная улыбка догадки, тайного самодовольного знания.
Ирэн, это моя прерогатива – так улыбаться!
– Андерсон? – Он незаметно вытер о край ковра прилипший кусочек колбасной шкурки.
А она уже шагнула навстречу, но не напрямую, а боком, вскользь, и быстро сняла с левого рукава пальто широкий бактерицидный пластырь с кривой надписью
FREAK.
– Ну-у... Шерлок, я знаю, что у Салли Донован есть доступ ко всем его лейкопластырям, но она уже вышла из детсадовского возраста и избегает письменных свидетельств.
– И всё-то мы знаем... Я надеюсь, с мисс Донован у вас нет знакомств особого свойства, хотя наверняка это... Джон? Блог почитываем?
Лейкопластырь был незамедлительно отобран и засунут в карман. Шерлок ждал, что теперь-то она отступит, но Ирэн и не подумала отстраняться. Эта Немыслимая Женщина практически упиралась в него плечом, и он начал опасаться, что если она сейчас вздумает прислониться к нему, его сильно дёрнет током, вольт этак на двести тридцать...
– Я знаю, ты раздражен от нехватки информации, но даже не представляешь, как я была зла на тебя, когда прочитала в Интернете... Мне казалось, что попасться на удочку Джима – это непростительная глупость, недостойная Единственного Консультирующего Детектива, но я, к счастью, ошибалась...
– На что мне сердиться? С неосторожными женщинами всякое бывает. Нас ничего не связывало и не связывает, ты же не станешь утверждать, что Харальд Хэмиш был частью какого-то плана. Или?
Нет, не может быть. Поток мыслей разогнался, как Паддингтонский экспресс, и стал неуправляем в безостановочном беге.
...что за блажь укладывать ребенка головой на всякий пыльный хлам – чего я только этой подушкой не затыкал – ужас безвкусица выкинуть давно – зачем так смотреть – это нарушение моего личного пространства так смотреть – и так близко стоять и тем более касаться рукой и – нельзя – потратить уйму времени чтобы раз и навсегда стереть этот кусок жизни и опять все коту под хвост – и не дождешься головы не поверну – это двоякое ощущение амбивалентность – валентность как психологическая значимость стремится к нулю – ничего не значит – валентность всех тяжелых металлов переменна – как ветер мая...
– Шерлок, у тебя исключительно отрицательный опыт на «всякое». – Она провела пальцем по плечу и стряхнула с лацкана пальто очередное мелкое свидетельство «препятствий».
– Издержки профессии.
– Ты так завороженно смотришь на Харри. Считаешь его неудачным результатом эксперимента? Он действительно мил, очень подвижен и сообразителен, хотя иногда вот так же подолгу разглядывает предметы. И о-очень, очень любопытен...
– Трогательно.
На самом деле ему практически не было дела до этого Харальда или Хэмиша, её ребенка, который наверняка даже агукал с американским акцентом.
– ... Но его любопытство крайне разрушительно. Он чуть не влез в бутылку Реми Мартена на столе. Скажи, это ловушка или дурная шутка – ставить на журнальный столик соляную кислоту плюс два коньячных бокала?
– А? – он внезапно очнулся и посмотрел на неё. – Какие ещё бокалы? Утром я и вправду оставил бутыль с кислотой, но я не успел завершить эксперимент... А-а, это миссис Хадсон! Удружила со своим гостеприимством. – Он хотел использовать этот факт для завершения разговора и снять, наконец, с плеча её правую руку, но она только вцепилась крепче и буквально дёрнула его к себе.
– Полчаса, Шерлок.
– М-м? – он сам не понял, какой частью носоглотки извлёк этот звук.
Позорное ощущение, но ему захотелось спрятаться – и где?! – в собственной квартире!
Это его логово, его убежище, его Лондон, здесь жили десятки поколений Холмсов и прочих родственников, пра-пра-прапредка казнили при Кромвеле, а пра-пракакую-то бабку сгноили в Тауэре. Он не может испытывать неловкости или дискомфорта на своей территории. А она продолжала наступление по флангам, и у них никак не получалось расцепиться взглядами. Две пары голубых, обычно холодных глаз преследовали друг друга, заманивая и обманывая, отталкивая, оттаивая и вновь покрываясь корочкой льда, с огромным трудом преодолевая взаимное тяготение. Он отметил шершавое тепло синего джерси – это её рукав задел щеку. Она постаралась игнорировать стук крови в собственных ушах и по инерции продолжила игру.
– Харри будет спать часа полтора-два, но наш доблестный доктор Ватсон вернется через полчаса. Пообедаем?
Отрицать чувство реального голода было совершеннейшей ложью, поэтому он решил проигнорировать это предложение как излишне многозначное.
Ему хватило одного падения. Вернее, этой пародии на фильмы категории В, которые обожает смотреть Миссис Хадсон: пыльные нагорья, вертолетные площадки, безумные фанатики и приговоренная кем-то белокожая куртизанка, и пара взрывов, и угнанная развалюха, на заднем сиденье которой и свершилось отложенное двадцать лет назад. Все это было нереально, а потому возможно, но потом… В общем, каникулы кончились, пираты и ковбои повзрослели за лето…
– Может, перейдём к более взрослым, спокойным играм?
– Настольным? – она продолжила то ли соблазнять, то ли издеваться, поскольку именно в этот момент ноги болезненно соприкоснулись с краем стола, и вся его вытянутая вверх фигура пошатнулась. Но никогда не теряющая присутствия духа мисс Адлер (к чёрту миссис Нортон!) перехватила его, как в танце, и, положив руки на плечи, развернула в противоположном направлении. В спину ударил легкий сквозняк и взъерошил волосы.
– Слабеют колени, Шерлок? Обещаю бонусом массаж всех конечностей, правда, не гарантирую, что сможешь легко передвигаться на двух, но на четырех точно…
– Ирэн! – это был окрик-предупреждение, даже сделанный шепотом. – Я противник дальнейших генетических экспериментов!
– Удачный эвфемизм, надо запомнить. Но у Джона есть заначка в ванной, так что результат итоговых тестов будет отрицательным.
Она ухмыльнулась самым недвусмысленным (точнее, двусмысленным!) образом и вдруг отступила.
Грубые приставания и вульгарные намёки – ах, как это знакомо. Нет! Его волю не сломить. Но Эта Кошмарная Женщина уже покинула ванную и прямиком направилась в спальню.
Он же два дня туда не заходил! Наверняка там всё выпало из шкафа... само. Шерлок бросился наперерез и едва замешкался на пороге, когда вынырнувшая из темноты женская рука вцепилась в его синий шарф и легко втянула его внутрь комнаты. Через мгновение дверь приоткрылась, и на пол гостиной шмякнулось мужское пальто.
***
Джону то ли повезло, то ли нет, но, дойдя до противоположной стороны улицы он осознал, что забыл бумажник. Точнее, он с утра предвидел дальнейшую активность и не брал с собой ничего лишнего, кроме оружия. К счастью, в заднем кармане джинсов была спрятана пятифунтовая бумажка. Это сузило выбор продуктов до минимума и ускорило процесс до максимума, так что через двадцать минут он уже подходил к своему дому, помахивая полупустым пакетом с покупками и напевая «Jenny Wren». Песня была не очень радостная, но сэр Пол оставался мастером своего дела, и мотивчик ему нравился. Однако на словах «She could see the world and its foolish ways» Джон заметил у дверей высокую фигуру с зонтом-тростью. «У них семейный ген грифов, – подумал он. – Одного тянет на трупы, другого – на тухлятину». Настроение почти упало.
Как только Джон приблизился, от тротуара противоположной стороны отъехала дорогая, но неприметная машина и скрылась в направлении Гайд-парка.
– Доктор Ватсон! Я уже заждался. Звонок почему-то не работает.
– Привет, Майкрофт. Э-э... заперто? – Джон полез за ключами и осознал, что их он тоже выложил утром.
Давным-давно, еще до «смерти» Холмса, он умудрился уронить связку с высоты пятиэтажного дома на чью-то оранжерею и чуть не сорвал операцию, ползая по чужим стеклам и пытаясь одновременно задобрить растерянного Лестрейда и разъярённого хозяина зимнего сада. С тех пор он решил не рисковать.
– А я-то на вас понадеялся. – Майкрофт обернулся, но машина уже ушла. Тогда он с тяжким вздохом полез в карман и выудил явно дареный Montblanc, снял колпачок и собрался было сунуть золотое перо в замочную скважину, но передумал. Вместо этого находчивый политик быстро шагнул в соседнюю дверь закусочной и тотчас вернулся с одноразовым пластиковым ножичком.
Джон всегда осознавал несходство братьев Холмсов, отмечая только общий высокий рост и, пожалуй, темперамент. Но сейчас он впервые обратил внимание на руки старшего братца и вспомнил такие же тонкие гибкие пальцы, скользящие по грифу скрипки. Майкрофт где-то с минуту довольно изящно ковырялся в замочной скважине, пока наконец не послышался щелчок, после чего он широким жестом распахнул дверь.
Ватсон представил себе свежую тему в блоге: «Домушник в британском правительстве! Куда смотрит Её Величество!». Вслух он, разумеется, сказал только:
– Блестяще. Этому тоже в Кембридже учат?
– Детский навык. Когда твой младший брат суёт свой нос куда попало, родители начинают запирать всё подряд, а ключи выдать забывают.
Они поднялись в прихожую и столкнулись с очередным препятствием: плотно закрытыми дверями в гостиную. Джон не мог припомнить, закрывались ли эти двери хоть когда-нибудь; на его лице появилось озабоченное выражение, а у Майкрофта – слегка раздраженное:
– Что за шутки?
Они синхронно раздвинули створки и шагнули в затемненную комнату. Никого не было видно, и Ватсон хотел было включить свет, но споткнулся о высокие дамские туфли перед любимым диванчиком Холмса-младшего. Одновременно его взгляд ухватил новую деталь интерьера, отчего бедняга действительно чуть не рухнул навзничь.
На диванчике кто-то спал. «Шерлок?» Волнистые, даже в полумраке светлые волосы и крайне невеликий рост сразу же рассеяли подозрения. Джон торопливо прокрался к дальней стене, дернул шнурок бра и шепотом предупредил Холмса-старшего:
– Он спит, не будем включать свет.
– Кто это? – Майкрофт присоединился к нему и с сомнением уставился на ребенка, судя по костюму – мальчика. Однако уже через мгновение его глаза округлились, а брови сдвинулись.
– Сколько ему? Год? Два?– спросил Холмс напряженным свистящим шёпотом, как будто это был самый насущно необходимый вопрос.
– Год и семь, восемь или девять месяцев, зависит от роста родителей, индивидуального развития, но он спит, и я сейчас просто не вижу... – машинально ответил доктор и поднял взгляд на собеседника. Тот явно что-то считал и прикидывал, параллельно оглядывая гостиную. Недолгое молчание было нарушено знакомым звуком того самого рингтона.
– Господи, он так и не поменял звонок? – вздохнул Майкрофт.
– А? Да нет, стёр сто лет назад. Хотя...
В этот момент Джон заметил лежащий перед ним на столике телефон и обернулся на звук, уже без удивления встретив очередную закрытую дверь. В спальню.
– Вот чёрт, – медленно сказал он, стараясь не вдумываться в смысл происходящего. – Майкрофт, чаю? Мне неудобно говорить, но мы завтракали часов восемь назад, потом полдня толклись по разным неинтересным местам, а под конец бегали по всему Ист-Энду...
На этом Джон решительно отвернулся от подозрительной двери и отправился на кухню.
– Будьте как дома, – великодушно отозвался Большой Брат. – Я, пожалуй, постерегу сон невинного младенца. – Он устроился в гостевом кресле прямо напротив запертой двери с непристойными звуками и явно приготовился к моральной осаде этого объекта.
– Власти Британии всегда начеку, – пробормотал Ватсон, выкладывая свои малочисленные покупки на кухонный стол. Он поначалу не решался открывать дверь холодильника, чтобы не испортить аппетит, но потом подумал, что даже вид половины ступни не будет способен убить его чувство голода, поэтому потянул за ручку. К полному изумлению доктора, вместо мерзкого формалина в нос ударил пряный запах восточной, кажется, индийской кухни, и он уставился на десяток коробок с разными яствами, а также на коллекцию каких-то совсем мелких баночек, судя по всему, предназначенных охраняемому Майкрофтом заложнику. В животе призывно заурчало, и Джон выдернул первую попавшуюся коробку.
Четверть часа прошла в полной тишине, если не считать легкого гудения и звона микроволновки, щелканья тостера, жужжания запускаемого лэптопа, уютного сопения спящего мальчика и довольно эмоционального диалога за стеной.
Всё-таки Джон не раз отмечал, насколько хороша звукоизоляция в доме миссис Хадсон. Умели же раньше строить… Даже на звуки пистолетных выстрелов соседи редко вызывали полицию. Впрочем, фразы за стеной были короткими и до неприличия односложными, отчего Джон, с одной стороны, чувствовал себя немного не в своей тарелке (кстати, свою он наполнил уже дважды), а с другой, – с предвкушением ожидал момента, когда откроется дверь, сожалея, что не сможет запечатлеть момент братского воссоединения на видео.
– …И не пытайся, в душ иду я! – Дверь резко скрипнула и в проёме показалась несколько взлохмаченная голова детектива. Первое, что увидел Шерлок – это поднятые брови своего брата и отсвет на ручке зонта, второе – весьма заинтересованно жующего Джона с полотенцем и вилкой. – Упс! – он инстинктивно захлопнул дверь.
Одновременно с хлопком послышался заразительный женский смех, к нему присоединилось более низкое хмыканье. Дверь вновь отворилась, и Шерлок Холмс стремительно пересёк пространство гостиной, словно вместо потрепанного синего халата за его плечами развевалась мантия. Он резко затормозил перед ванной, как бы невзначай заметив других существ в комнате, кивнул брату:
– Майкрофт, – и другу: – Джон, не подавись столовым прибором. И не шумите тут, ребенка разбудите. Это Харальд Хэмиш э-э... фамилии не запомнил. – И он поспешно скрылся за дверью.
Как только щелкнула ручка ванной комнаты, на пороге спальни появилась женская фигура в безупречном темно-синем костюме («Вот это скорость одевания!» – отметил Джон) и покачивающейся походкой приблизилась к молчащим зрителям. По мере приближения дамы детский восторг Ватсона, обратно пропорциональный дискомфорту Майкрофта, удесятерился.
– Добрый вечер, мистер Холмс. Привет, Джон, сколько лет… – Она машинально нагнулась, проверяя лоб спящего Харальда Хэмиша, улыбнулась и присела на край дивана. – Я очень надеялась на сегодняшнюю нашу встречу.
–
Нашу или
вашу? – сварливым тоном уточнил Майкрофт, маскируя шок, но Джон всё же отметил судорожный захват ручки зонтика. Сам он ощущал себя зрителем в партере, наблюдая происходящее сквозь радужный туман и испарения курочки карри.
– Нет-нет, именно нашу с вами, – она улыбалась широко и совершенно искренне, демонстрируя добрую волю и честные намерения. – Ваш патрон – поклонник оперы, в театр он наведывается по четвергам, сегодня третий день гастролей Ла Скала, так что соблазн практически непреодолим. Вы навещаете младшего брата чаще всего именно по четвергам.
– Что же мне мешало поехать в клуб? – Майкрофт непринужденно подхватил диалог, как будто никогда не видел ролика с обезглавливанием своей милой собеседницы. И не переживал за идиота-братца, плещущегося в ванной. И не заметал следы, вешая лапшу на уши Джону (хотя Джон оказался более чуток, тут он недооценил). Он не мог понять, что он должен сейчас испытывать – отвращение или облегчение.
– Там сегодня Гаррисон, а он постоянно болтает сам с собой, раздражая вас до смерти. Я его знаю.
– А… и его… – Майкрофт с удовольствием представил себе Гаррисона в ошейнике, наморднике и с розгой, занесенной над пятой точкой.
– Вопрос, по которому я хотела с вами встретиться, мистер Холмс, касается как политики, так и внутрисемейных дел, и не терпит отлагательств.
– Вот как? – Майкрофт склонил голову набок, и Джон в который раз уже отметил его сходство с вороной, прицеливающейся, как удобнее клюнуть. Позади в ванной шумела вода, в кухне в третий раз звякнула микроволновка – на этот раз в пользу Шерлока. За окном с завываниями проехала скорая помощь. Жизнь торопилась, Ирэн Адлер – нет.
Она уселась в максимально комфортной позе и приготовилась говорить, когда рядом послышалось легкое шебуршание, и над подушкой с британским флагом возникла кудлатая головенка с совершенно круглыми и бессмысленными голубыми глазами. Майкрофт встретился взглядом с малолетним Харальдом Хэмишем и сморщил нос от безнадежного признания:
– Бо-оже, это выражение. Наследственная упрямая дурь…
– Я тоже тебя люблю, брат, – отозвался бодрый голос позади всех.
Харри испуганно моргнул и посмотрел наверх, потом в стороны, выбирая, на кого бы поплакать, но потом неожиданно упёр маленький розовый палец в Ирэн и заявил:
– Мама – Белафнефка.
Август, 2012
