Расплата за будущее

      -Время пришло!       Макс стоял на краю скалистого обрыва и обозревал утопающий в зелени и южном солнце город, что раскинулся по берегам причудливо врезавшейся в берег бухты. Пейзаж напоминал Италию или юг Франции, но д'Альбер никогда не видел ни подобной архитектуры, лишь отдаленно напоминающей приморские города Сицилии, ни кораблей, что в большом количестве стояли на рейде в тихих бухтах — гигантские серые и белые суда не имели ни мачт, ни парусов, ни даже весел. А вот воздух пах и знакомо — разогретым на солнце камнем и морем, и очень странно — словно в алхимической лаборатории.       Очень хотелось рассмотреть город подробнее, но куда важнее было выяснить, что же имел в виду странный голос.       -Время для чего? - спросил Максимилиан.       Но ответа не последовало. Вместо этого город у подножья горы исчез, и перед взором графа стали разворачиваться по истине апокалиптические картины. Он словно увидел разом весь мир, и этот мир пылал. То тут, то там вспыхивали огненным заревом войны, черный дым окутывал гигантские города, в которых люди кишели, точно пчелы в улье. Эти города особенно поразили Макса — совсем не похожие на тот, что он видел только что: дома, рядом с которыми даже Нотр-дам-де-Пари, самое высокое сооружение из всех, виденных графом, показался бы детской игрушкой, улицы, где вперемежку с людьми сновали непонятные то ли животные, то ли технические устройства... Он и сам не мог сказать, что более всего отталкивало в облике этих городов, больше похожих на скалистые теснины — они были слишком неживыми, холодными и враждебными. Казалось, за отражающими серое небо окнами притаилось зло, а над людьми, точно тучи мух, роятся демоны. Однажды Макс видел картину голландского художника, жившего больше ста лет назад, Иеронима Босха, и это полотно потрясло его воображение своим фантасмагорическим натурализмом — сотни людей копошатся на дне каменного ущелья, мучимые отвратительными бесами. И то, что граф увидел сейчас, напомнило ему эту картину. Сходство добавляло еще и то, что многие люди, особенно женщины, были практически обнажены, но этого, кажется, никто не замечал.       Нет, не все города были такими, но даже те, что еще не утратили своей жизни, тоже, словно заплесневелый хлеб, несли отпечаток смерти.       Войны испугали Макса еще больше — там использовалось такое оружие, принимать существование которого сознание отказывалось. Здесь у солдат не было ни шпаг, ни коней, они воевали, управляя железными механизмами, и стреляли из ружей, в которых не заканчивались пули. Остальное оружие даже невозможно было как-то классифицировать, да Макс и не хотел, слишком это все было жутко. Нечеловечески жутко.       Там, где не было войн, целые города стирали с лица земли страшные катаклизмы: землетрясения, ураганы, гигантские волны, точно сама планета хотела избавиться от того, что происходит на ее поверхности.       - «Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам»*, - снова прозвучал голос.       -Это будущее?       -Это начало конца. «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы»**. Все это уже исполнилось.       Дальше картины перед глазами понеслись с бешеной скоростью. Макс видел нефилимов, заседающих в правительствах стран и носящих королевские короны, людей, что покорно шли туда, куда те их вели, низвергаясь в бездну, подобно грешникам с полотна Босха, ужасался картинам чудовищный оргий и жестокости, смертей и идолопоклонства, и душа его истекала кровью. Неужели, именно это будущее описано в «Заветах Великого Змея»?       И, когда сердце было готово разорваться от всего увиденного, страшные картины пропали. У подножья горы снова простирался белокаменный приморский город. Макс оперся о балюстраду, чтобы не упасть, ибо ноги подкашивались, точно под тяжестью неподъемного груза. Было жарко и тихо, только кузнечики звенели в сухой траве, да ветерок шелестел листьями платанов. И тут д'Альбер услышал шаги. Знакомые шаги.       Он резко обернулся и увидел, что по усыпанной розовым гравием аллее старинного парка к нему идет де Бриен. Граф сразу понял, что это он, хоть тот, кто приближался к нему сейчас, напоминал друга лишь отдаленно: странная одежда, гораздо короче подстриженные волосы, лицо гладко выбрито, а на длинном носу почему-то очки с затемненными стеклами, какие носят астрономы для наблюдения солнца.       -Арман! - позвал Макс... и проснулся.       Перед глазами была грубая ткань одеяла, брошенного поверх трухлявой соломы в камере Бастилии...       Звуки бала не долетали до комнаты, где остановился Макс, так что тишина нарушалась только потрескиванием дров в камине, шуршанием мыши под полом, да весенним хором лягушек из крепостного рва, что долетал сквозь раскрытое окно.       Граф положил книги на стол — он желал еще раз пролистать их, чтобы проверить, не упустил ли он что-то в записях. Книг было две — самую первую, ту, что рассказывала об истории нефилимов, Макс решил оставить как доказательство того, что «Заветы Великого Змея» вообще существовали. А вот те, в которых содержались инструкции по развращению людских душ, надлежало уничтожить. Но сперва хотя бы выборочно перечитать.       Та книга, что они с Арманом добыли в Венеции, третий том, так и была заключена в футляр из странного материала, не похожего ни на что из виденного Максом ранее. Только теперь замок был открыт — с этим помог де Бриен, от чьего прикосновения тот чудесным образом размыкался. Граф раскрыл книгу наугад.       «...ибо отсутствие запретов в воспитании формирует тот образ человека, который более всего податлив нашему влиянию. Тот, кто с детства не знал отказа ни в чем, в будущем живет лишь потребностями собственного я, полностью игнорируя таковые у окружающих, что предает его душу в нашу власть».       Макс сжал зубы. Он не раз наблюдал избалованных дворянских отпрысков, за которыми вереницами ходили няньки, удовлетворяя все их желания, и видел, в кого они вырастали — безжалостные эгоисты, ставящие во главу угла только собственное «хочу». К счастью, таких все же было немного, но, если «Заветы» будут претворены в жизнь, и подобное воспитание станет нормой, страшно представить, каким сделается человечество.       «Себялюбие — вот то оружие, которым мы сможем победить врагов, что гнездятся в людских душах. Ибо себялюбивый человек не слышит их голоса, так как не имеет любви к кому-либо, кроме себя».       Ну, разумеется, человек, живущий только своими потребностями, способен видеть и любить лишь себя, поскольку эго обладает способностью, подобно плесени, расползаться, заполняя собой всю душу. И понятно, о каких «врагах» идет речь — для демонов, коими и являются авторы книги, все, что исходит от Бога, опасно. «Следует обратить особое внимание на главное оружие нашего противника — любовь. Необходимо искоренить ее из людских душ, дав им взамен плотские удовольствия, и пусть они принимают за любовь их».       Граф д'Альбер почувствовал, что у него, точно у застигнутого при просмотре неприличных картинок мальчишки, запылали уши. Имеет ли этот пункт отношение к нему? Ведь при огромном количестве амурных побед он так ни разу и не был влюблен. Нет, конечно, он знал другие формы любви: к родителям (несмотря на холодность отца, Макс все-таки любил его, как некогда души не чаял в матери, хоть и видел ее нечасто), к друзьям, вернее, к единственному другу, к родным местам. Однако в отношении с женщинами он никогда не подменял любовь плотской страстью и четко видел разницу между тем и тем.       «Свои истинные цели надлежит скрывать, внушая человеческому стаду мысль о том, что все это творится для его блага. Тех же, кто будет понимать происходящее, надлежит подвергать осмеянию и унижению, дабы никому не пришло на ум прислушиваться к ним. Они должны быть лишены поддержки и средств к существованию. К физическому же устранению должно прибегать лишь в случае, когда другие меры оказываются тщетны».       Ловко! Не убивать, а лишать опоры под ногами, делать посмешищем и тем самым уничтожать морально.       Потом Макс пролистал ту часть книги, где содержались чертежи, схемы и описания оружия, и хоть в них сложно было понять что-либо, выглядели они устрашающе. Вот изображено нечто, напоминающее пистоль, из дула которого вылетает не пуля, а красный луч, вот какие-то повозки, у которых ноги вместо колес, а наверху установлены небольшие, но наверняка невероятно мощные пушки (и приписка: «радиус поражения 10 тысяч шагов»), а это устройство, напоминающее шляпку гриба, вообще нарисовано в окружении звезд. Тут же приводились какие-то формулы на несколько страниц под общим заголовком «Сверхсветовые скорости», однако все это было настолько громоздким, что Макс не стал разбираться, да и математика никогда не была его сильной стороной. Показать бы все это Арману, но он не не владеет арамейским, а о тетрадях, в которые все это переписано, ему знать не стоит — слишком опасно. Было тут и много другого, столь же смертоносного, но вникать во все это не хотелось. Подобным книгам не место на земле.       Граф усмехнулся. Даже, если текстовую их часть кто-то из тех, кто имеет доступ к «Заветам», и сможет восстановить, чтобы записать и передать следующему поколению нефилимов, то эти формулы и схемы не восстановит даже человек с феноменальной памятью — слишком они сложные и непонятные. Ведь одна ошибка в цифре или линии чертежа, и устройство не будет работать. Очевидно, поэтому в конце каждой из книг стоит пометка: «Запрещено к копированию». Нет, уничтожив книги, Макс поставит крест на черных планах Ордена.       Но тут же снова закрались сомнения: а не навредит ли он этим Арману и мэтру Анри, официальному хранителю «Заветов Великого Змея»? Конечно, они не знали, для чего д'Альбер взял книги, но будет ли это достаточным оправданием для Ордена? Армана нужно срочно отослать в Париж, тем более, что Авроре скоро рожать, и будет лучше, если это случится там, где есть отличный лекарь Умар ибн Хусейн, а не сельские бабки-повитухи, не имеющие понятия ни о гигиене, ни об обезболивании. Впрочем, нет. Этот вариант отпадает — Аврора может не перенести тряской дороги до столицы.       Макс стал нервно крутить в руках свою сережку-зеркальце. Без сомнения, книги надлежало уничтожить, но какой ценой? Имеет ли он право подставлять под удар друга и наставника? С другой стороны, у него есть официальное разрешение на пользование книгами, подписанное лично Великим Магистром, вот оно, лежит на столе. Так что, помогая другу взять манускрипты из хранилища, Арман не нарушил никаких запретов. Герцог де Монтегю тоже не стал бы препятствовать тому, в чьих руках находится бумага с печатью в виде змеи, обвивающей три сферы.       Это было весомым аргументом, но неприятное чувство угнездилось в душе, забившись на самое ее дно. Макс никогда не считал, что цель может оправдывать средства, а сейчас ему предстояло поступить в соответствии именно с этим принципом. На память пришел усталый взгляд Генриха IV. Как же ему, должно быть, трудно, ведь королям постоянно приходится жертвовать малым ради сохранения большего, мысля в государственных масштабах.       Все, что оставалось сейчас графу, это положиться на Божью милость и предоставить Ему решать судьбы всех, кто вольно или не вольно оказался замешан в истории с «Заветами Великого Змея».       Макс поднялся, поискал глазами распятие, но к своему удивлению не нашел его, как не обнаружил и статуэток Девы Марии. В комнате не оказалось ничего, что напоминало бы о Боге, и это ему совсем не понравилось. Д'Альбер, рванул, едва не порвав, ворот парадного камзола и, выхватив нательный крест, старинный, доставшийся в наследство от матери, прижал к губам. Страх немного отпустил, и тогда он зашептал слова «Pater Noster» - молитвы на все времена и на все случаи. На последних словах в дверь поскреблись. Запоздало граф вспомнил, что не заперся (да, кажется, ключа в замке и не было), поэтому ничего не оставалось, как рявкнуть:       -Войдите!       Мысленно он в который раз напомнил себе, что не делает ничего предосудительного — вот оно, разрешение на изучение книг. А его планы на их счет никого не касаются.       Но это оказалась всего лишь служанка. Молодая, почти девочка, с быстрыми серо-голубыми глазами на кукольном личике. Макс не без труда припомнил, что ее зовут Клотильда, и она приставлена к нему хозяином замка.       -Ваше сиятельство, я услышала, что вы уже вернулись, и пришла расстелить вам постель...       Титаническим усилием воли подавив желание немедленно вытолкать взашей не в меру усердную горничную, граф сказал как можно мягче — грубить девушкам, пусть даже прислуге, было не в его правилах:       -Благодарю, мне ничего не нужно.       -Я также могу нагреть вам воду...       -С этим справится Готье, - Макс мысленно скрипнул зубами, - сегодня ты мне не нужна.       -Но мне приказано...       -Милая девушка, - начал терять терпение граф, - не нужна — это значит «не нужна» и ничего больше.       -Простите, ваше сиятельство...       Клотильда, наконец, направилась к выходу.       -Да, и будь любезна проследить, чтобы меня никто не беспокоил.       -Слушаюсь, ваше сиятельство.       Горничная присела в реверансе и все-таки покинула комнату как раз в тот момент, когда Макс был готов запустить в нее тем томом «Заветов», что потяжелее.       Подождав немного, чтобы служанка ушла как можно дальше, он взял со стола обе книги и, перекрестившись, бросил их в огонь камина. Раздался треск, точно горели сырые дрова, комнату заволокло едким дымом, пахнущим паленой плотью и серой. Макс содрогнулся от мысли о том, чья кожа была использована для изготовления обложки и пергамента страниц. Горела книга неохотно, казалось, в огне что-то корчится и противится уничтожению, ему даже стало казаться, что он различает жуткие гримасы демонов среди почерневших страниц. Ужас наполнил сердце графа — только сейчас он окончательно понял, с какими силами столкнулся.       -Exsurgat Deus et dissipentur inimici ejus: et fugiant qui oderunt eum a facie ejus. Sicut deficit fumus, deficiant: sicut fluit cera a facie ignis, sic pereant peccatores a facie Dei!*** - начал читать Макс вслух, все повышая голос. Эта молитва всегда помогала ему справиться со страхом, но такого эффекта граф никак не ожидал. Что-то в камине будто бы взорвалось, потом раздался полный боли и ненависти визг — не поймешь, мужской или женский, в дыму свилась кольцами и распалась гигантская змея, и... все стихло. Огонь почти погас, точно его задули, а на месте книг остался лишь пепел и несколько обгоревших по краям страниц.       Максимилиан опустился на ковер, потому что колени внезапно подогнулись, словно он долго держал на плечах непосильную тяжесть. Руки дрожали, по вискам катился пот.       -Благодарю Тебя, Боже! - прошептал граф.       Нужно было подняться, снять, наконец, парадный костюм и привести себя в порядок, но тело отказывалось слушаться. Сколько он так просидел, Макс не знал — время будто бы остановилось, а сам он выпал из реальности, отдав все силы сражению с силами, обитавшими в книгах.       Потом он все-таки сумел заставить себя подняться на ноги и доковылять до кровати, чтобы, наконец, провалиться в сон без сновидений.       Пробуждение оказалось неожиданным: нереальным и сладостным: кто-то целовал его — нежно, чувственно и умело. Это не могло быть ни чем иным, как продолжением сна, а во сне можно все, так что граф ответил на поцелуй. Это было прекрасное сновидение — поцелуи уносили Макса к вершинам блаженства, а горько-сладкий запах погружал в новые, неизведанные лабиринты грез. Запах? Он уже где-то слышал его и совсем недавно. Впрочем, какая разница, если он дарит такие наслаждения, и так велико искушение им податься...       Искушение... Что это значит? Слово такое же знакомое, как и аромат, и почему-то связано с ним. Кажется, так назывались чьи-то духи... Искушение — это то, что с ним сейчас происходит? Так значит, вот оно какое — прекрасное и немного приторное, как вкус женских губ на своих губах, как прохладные прикосновения к пылающей коже, древнее, как грех Евы... «И не введи нас во искушение...»       -Элен?       Графа точно ударило изнутри. Он резко сел на кровати и уставился все еще слегка затуманенным взором на ночную гостью. Та устроилась рядом, одетая лишь в пенящийся драгоценными кружевами пеньюар, и улыбалась. Волосы ее больше не сдерживала прическа, и они, слегка растрепанные, шелковой волной рассыпались по плечам.       -Жаль, что ты очнулся, - промурлыкала она, - сонный, ты был такой податливый и послушный.       -Что вы здесь делаете, сударыня? - ошалело спросил Макс.       -Ты не настолько крепко спал, чтобы не запомнить, что именно я делала - прищурилась герцогиня, - мне казалось, тебе нравилось.       Память наконец вернулась к д'Альберу, восстановив шаг за шагом бал, поход в библиотеку, примирение с Арманом и сожжение книг. Но что было потом?.. Какая-то одновременно сладкая и болезненная греза.       -Я, кажется, спал...       Что это было? Чары? Гипноз? Опиум?       Элен де Монтегю весело рассмеялась:       -Всяким я вас видела, Мируар, но только не таким растерянным, как теперь, - она произвольно переходила от обращения на «ты» к вежливому «вы» и обратно, - и в этом вы очаровательны. Хотя, признаться, не думала, что мое появление сможет вас шокировать.       Намерения герцогини были более чем понятны, а смелость достойна удивления, но Макс почувствовал себя загнанным в ловушку. Она действительно была искушением. Искушением, на которое он чуть было не поддался.       Макс спустил ноги с кровати и сел рядом. Оказалось, что он полураздет, хотя точно помнил, что повалился на кровать в чем был, даже туфли не снял.       -Не то чтобы оно меня шокировало, - покачал он головой, - просто я очень устал и, признаться, мечтаю только об одном — снова заснуть.       И это была полнейшая правда.       -Понимаю вас. Балы и вправду так утомительны... - Элен поднялась и скользящей походкой подошла к камину, где все еще лежало несколько обгоревших листков, - особенно, если после них устроить аутодафе.       Она обо все догадалась! Сон как рукой сняло — граф надеялся, что у него есть еще хоть немного времени до того, как Орден узнает о судьбе «Заветов Великого Змея», но это оказалось не так.       -Это всего лишь...       -То, что осталось от книг, над которыми так трясся Орден, - рассмеялась Элен и поворошила кочергой золу, - как забавно порой складывается судьба… А впрочем, туда им и дорога!       Да, герцогиня умела ошарашивать, говоря и делая то, чего от нее меньше всего ждут. И вот теперь...       -Что вы имеете в виду?       Молодая женщина отвлеклась от своего занятия и насмешливо посмотрела на графа.       -Вы не там ищете врагов, Мируар. Действительность такова, что часто скорпион скрывается под маской кроткой бабочки, а истинный друг представляется коварным аспидом.       Она вернулась к кровати и села рядом с Максом, обдав его запахом своих духов под названием «Искушение». Тот был окончательно сбит с толку, не представляя, как трактовать ее слова, а в голове все путалось — война с книгами отняла все-таки слишком много сил.       -Вы выбрали не самое удачное время для визита, - констатировал он очевидное.       -Да уж вижу, - рассмеялась Элен, - вы похожи на солдата, только что вернувшегося с поля боя. Впрочем, отчасти так оно и есть, верно, святоша? Д'Альбер поморщился — он терпеть не мог это слово, особенно применительно к себе.       -Я такой же святоша, как вы монашка, мадам, - парировал он и добавил, - не боитесь, что герцог де Монтегю узнает?       -Я, дорогой Мируар, уже давно ничего не боюсь, - промурлыкала герцогиня, - страх не имеет никакого смысла, но отнимает радость жизни. А что касается Анри, то он после бала спит сном праведника, и разбудить его может разве что военный горн, да и то, если протрубят прямо в ухо.       Макс улыбнулся, а Элен продолжила:       -Я распорядилась о горячей ванне с лавандой, ее уже готовят. Вам нужно расслабиться, Максимилиан, вы неважно выглядите.       Она поднялась, запахнула на груди пеньюар и, одарив того долгим взглядом из-под ресниц, прошептала:       -Доброй ночи, мой прекрасный граф.       Ванна действительно оказалась дивно хороша, а запах лаванды прогнал одурь, вызванную прерванным сном и нелегкой битвой с демонами книг, и снял напряжение. Все было сделано, все было позади. А то, что Элен узнала о сожжении «Заветов», может, и к лучшему — жизнь в ожидании мести Ордена оказалась бы пыткой. Макс закрыл глаза, отдаваясь ароматному теплу, и почти уже задремал, когда тишину прорезал пронзительный крик. Точно такой же, какой прозвучал, когда он стал читать молитву над горящими книгами. Но тогда граф принял его за корчи демонов, а сейчас стало понятно, что кричит живой человек. И в этом крике было столько боли и ужаса, что расслабленное спокойствие слетело с Максимилиана в один момент.       Он выскочил из ванны и, оставляя на полу мокрые следы, кинулся к сундуку с одеждой. Наскоро натянув штаны с рубашкой, и сунув ноги в домашние туфли, Макс кинулся по коридору туда, откуда, как ему показалось, кричали. Схему замка Монтегю граф представлял себе смутно, поэтому слегка заблудился, прежде чем увидел впереди одного из коридоров свет и суету. Слуги беспорядочно носились туда-сюда, то забегая в одну из комнат, то выскакивая из нее.       -Что случилось? Кто кричал? - Макс поймал за локоть пробегавшую мимо молодую служанку с полотенцем в руках.       -Жена господина барона рожает!       На лице девушки был написан такой неподдельный ужас, точно речь шла не о естественном процессе, а, как минимум, о начале эпидемии чумы в замке.       -Помощь нужна?       Однако ответить служанка не успела, поскольку из темноты коридора прямо на Макса налетел полуодетый и растрепанный Арман. Взгляд его был каким-то диким и растерянным.       -Помощь нужна? - повторил свой вопрос граф.       -Я не знаю... Авроре еще не пришел срок, лекари говорили, что у нее есть пара недель...       -Видимо, бал ее слишком утомил. Кто сейчас с ней?       -Кормилица и служанки. Меня выгнали, сказали, что нельзя...       -И правильно сделали. Ты ей точно сейчас ничем не поможешь, - улыбнулся Макс, - так что просто наберись терпения. Когда все случится, тебя позовут.       Арман недоверчиво посмотрел на друга и проворчал: -Ненавижу просто ждать и ничего не делать.       -Что поделаешь, такова участь всех будущих отцов, - развел руками д'Альбер, - за акушеркой-то послали?       -Да, только что.       -Ну, вот и отлично. А теперь пойдем-ка на кухню, выпьем по стаканчику — тебе нужно успокоиться, а то в результате не известно, кто больше утомится.       -А вдруг Авроре что-нибудь понадобится? - неуверенно предположил Арман.       -Если и понадобится, то, поверь, не от тебя, - рассмеялся Макс.       На кухне, огромном сводчатом помещении с неистребимым запахом специй, никого не было — повара уже разошлись спать. Темноту нарушала лишь полоска лунного света, что лежала на плитах пола, и граф, найдя возле очага огниво, зажег свечи, после чего обследовал полки со спиртным.       -Вот! То, что нужно.       Он взял пузатую бутылку темного стекла и протянул другу. Барон скептически понюхал, сделал глоток и закашлялся.       -Арманьяк? - просипел он.       -Точно. Только много не пей, тебе нужно расслабиться, а не напиться.       С этими словами Макс, дав другу сделать еще несколько глотков, решительно забрал у него бутылку. Арман послушно разжал руку и тяжело опустился на грубо сколоченный табурет у стола.       -Слушай, прости, что подумал о тебе невесть что... о вас с Авророй, - проговорил он, глядя в пол.       Макс поискал глазами второй табурет, не нашел его и присел на край стола.       -Я рад, что ты все правильно понял. Поверь, я ни за что на свете не посягнул бы на твою жену, - он старался, чтобы голос звучал ровно, поскольку по опыту знал, что именно спокойный тон действует убедительнее всего, - у меня даже мысли такой не было. Арман подпер рукой голову и запустил пальцы в и без того растрепанные волосы.       -Потом я сам это понял. На самом деле, между нами говоря, я больше сомневался в верности Авроры...       -Вот так номер! - изумился Макс, - с чего бы это?       -Понимаешь, она в последнее время будто перестала меня замечать. Вроде бы любезна и вежлива, но и только. У нас и близость-то в то время была всего один раз за много месяцев, поэтому я и не поверил сразу, что это мой ребенок. Просто осознал я все не сразу — некогда было с этой государственной службой. А потом все взвесил и понял, что я ей больше не нужен, - каждое слово Армана было наполнено такой болью, что у Макса сжалось сердце от жалости.       -Мне кажется, ты сам себя накрутил, - попытался успокоить он друга, - Аврора была беременна, а в это время у женщин случаются перепады настроения и даже возникают самые неожиданные капризы и желания. И потом, когда я ее навещал, твоя жена говорила только о тебе: Арман то, Арман се.       -Правда? - глаза барона были красные, как от недосыпа или пьянства.       -Правда, - кивнул Макс, - признаюсь, я даже иногда завидовал вам. Уверен, после родов все снова наладится, тем более, что у вас будет одна общая любовь — ваш ребенок.       -Дай Бог, чтобы это было так, - взгляд Армана просветлел, - я ведь ее так люблю!       -Так и будет, вот увидишь! - с чувством заверил Макс, - а теперь пойдем наверх, узнаем, как там у них дела.       -Я видел будущее человечества, и оно неприглядно, неужели вам этого мало?..       -Любопытно, - Великий Магистр взглянул на Макса с интересом, - допустим. Но неприглядное будущее еще не означает нашей победы. В этом будущем слишком много душ, над которыми у нас нет власти. И не будет без книг, которые ты посмел уничтожить!       Максимилиан отметил, что тот говорит о будущем так, точно оно уже исполнилось. И с улыбкой сказал:       -Воистину, похвала из уст врага стоит дороже похвалы друга.       Антуан Морель скрипнул зубами. Он давно оставил тон доброго дядюшки и во время допросов показывал свое истинное лицо — холодное и безжалостное. Вот только змеиное спокойствие изменяло ему всякий раз, когда Макс начинал говорить. Граф дразнил его и, несмотря на то, что это оборачивалось новым кругом ада в пыточной, всякий раз чувствовал маленькую победу. Ведь гнев Великого Магистра означал одно — бессилие.       -Мэтр Эмилио! - рявкнул Морель, - почему вы остановились? Я хочу, чтобы этот мерзавец пожалел о каждом сказанном им слове!       -И снова вы проиграли, господин королевский прево, - ухмыльнулся Макс.       -Проиграл? - прошипел тот, - и не надейся, Мируар. Однажды вступив в Орден, ты стал нашим на всю вечность. И не думай, что сможешь так просто его покинуть. Зрачки Великого Магистра вытянулись в линии, а лицо стало напоминать гротескную маску. Настолько жуткую, что граф отвернулся — все, на что он был способен, будучи вздернутым за руки.       Морель сорвал с шеи золотой медальон, на котором выпуклым рельефом был отображен символ Ордена и бросил на угли жаровни. Дождавшись, когда тот раскалится, он взял его щипцами и поднес к лицу Макса.       -Смотри, Мируар! Ты будешь вечно носить на своей шкуре этот знак, и ничто не поможет тебе от него избавиться!       И Великий Магистр с силой вдавил раскаленный медальон в кожу д'Альбера пониже левой ключицы. _______ * Евангелие от Матфея 24:6-7 ** 2 Послание Тимофею 3:1-4 *** Начало 67 псалма, молитва «Да воскреснет Бог»