...с техасским акцентом

Когда ты получаешь первую докторскую степень, ты чувствуешь себя богом. Когда вторую — всемогущим. После третьей тебе уже становится скучно. После четвёртой — ты понимаешь, что как бы тебя не тянуло к знаниям, рано или поздно всё равно нужно забыть о своих мозгах и развлечься. Особенно, когда тебе не так много лет. Особенно, когда ты в Техасе, где ни одна из твоих докторских степеней, хоть первая, хоть последняя, нахрен никому не нужна, чтобы уметь забрасывать лассо на быка и свистеть вслед симпатичным девчушкам в коротких юбках и ковбойских сапогах. Отец — типичный реднек, и это сказано даже без обиды; с этим ничего не поделаешь, зато с ним очень интересно охотиться на волков, позарившихся на твоих коров, и гнать лошадь от одного ранчо к другому, чтобы не только проведать соседей, но и насладиться горячим ветром, бьющим в лицо, и запахом Техаса. Мать же странна, по меркам ковбоев; воспитана, так же умна, недолюбливает все эти «мужские» радости и пытается научить своего сына хоть каким-то правилам приличия. А ещё она читает французские романы. Иногда, правда, но читает. Собственно, с этого всё и началось. С этого и скуки. И желания понять, неужели девушки действительно оказываются затянутыми во все эти страсти только потому, что их зовут какими-нибудь Жизелями или Розалиями, а их избранников — Жанами или Фредериками. В детстве казалось безумно глупым, в подростковом возрасте — слегка интересным, в относительно взрослом — возникло из мысли «Почему бы и нет?». Собственно, он никогда не хотел, чтобы одна из его степеней была по французскому языку. Ладно, будем предельно честными: этого не случилось только потому, что он этого не хотел; но он мог бы похвастаться двенадцатью, а не одиннадцатью степенями. Что, если подумать, в Техасе всё равно ничего бы ему не дало. Впрочем, ничего не дало ему это и в Манн.Ко. Нет, сокомандники, конечно, восхищались его «божественным умом» — ладно, не божественным, но всё же — но это не мешало им до безумия коверкать его классовое прозвище — Инж, Инжи, Энжи, Инжир, мой бог, даже это — и хохотать при этом. Он, Инженер, впрочем и не обижался — не потому, что грешно смеяться над убогими, а потому, что, прожив полжизни среди людей недалёких — без обид — привык смотреть на жизнь куда проще, чем следовало бы. Не парься, улыбайся, сохраняй спокойствие, но в любой момент будь готов вдарить кому-нибудь по башке гаечным ключом — не было заповедями, но позволяло куда быстрее влиться в коллектив и завести себе безумных друзей, например вечно вусмерть пьяного Демо, чокнутого Медика или даже нелюдимого Снайпера, который, оказывается, до безумия любил игру на гитаре. Не в этом суть. Был, правда, среди всей этой толпы единственный человек, к которому ну никак нельзя было применить правила заведения друзей, придуманные Инженером. Когда их только столкнули друг с другом для знакомства, он посмотрел на него с толикой скуки в глазах и таким же скучающим голосом произнёс: — Приятно познакомиться. Я Шпион BLU. И добавил абсолютно другим тоном и на абсолютно другом языке: — Недалёкий деревенщина. И вот тогда Инженер понял, что они всё-таки немного не сработаются. Это не было злостью или ненавистью — это было в характере француза: вести себя так, словно жизнь ему должна. И хотя общение с командой вскоре всё же растопило его холодное лягушачье сердце, иногда на него находило, и он со спокойной совестью и улыбкой на лице отпускал в адрес говорившего с ним совсем не лестный комментарий на своём языке. Это напоминало Инженеру эксперименты, которые он проводил со своими собаками. Можно кричать на пса, используя физические термины, а можно ласкать, приговаривая, что эту тварь давно надо было утопить в колодце; в первом случае собака всё равно подожмёт хвост, во втором — будет ластиться. Дело было в интонации, тембре голоса и всём прочем, и, насколько мог видеть Инженер, Шпион эти правила всегда соблюдал. — Не поможешь мне немного, друг мой? — слегка насмешливо спрашивал он с толикой улыбки в голосе. — Мой КПК маскировки начал плохо работать последнее время, — и с такой же толикой улыбки добавлял. — Если бы ты знал, как меня бесит, что приходится обращаться к тебе из-за всякой ерунды… Инженер в такие моменты обычно приподнимал бровь и спрашивал с раздражением в голосе: — Может, ты перестанешь квакать, трикстер, и будешь разговаривать со мной по-человечески? — Хорошо, просто помоги мне с этой штукой, — пожимал француз плечами, улыбаясь. — У лягушки мозгов-то побольше будет, чем у тебя, да и пользы она приносит больше. Механик фыркал и поворачивался спиной, словно стараясь скрыть презрение, но на самом деле улыбаясь так, что лицо готово было треснуть. Шпион и понятия не имел, что его слова для «недалёкого деревенщины» звучат чуть ли не так же ясно, как и его родная речь. Почти все слова: некоторых сложных конструкций Инженер не понимал, но почти всегда мог догадаться, что это значило. А если не мог — почему бы не потратить полчаса на то, чтобы понять, если это слишком его веселило, чтобы не обращать внимания? Впрочем, как-то раз, когда Инженер услышал от Шпиона полускучающее: — Может быть, хватит игнорировать меня, деревенщина? То сперва подумал, что сам он либо чокнулся, либо совсем перестал понимать французский. Хотя бы потому, что пересмешник произнёс это в общей гостиной почти перед всей — за отсутствием, как обычно, стрелка — командой. — Чо за хрень ты опять несёшь, а? — сощурился Скаут, убирая в сторону ещё одну банку газировки. — Всего лишь спросил, не заняться ли нам чем-нибудь, или мы так и собираемся напиваться весь выходной, — с раздражением произнёс Шпион. — И что этому механику стоит меньше таскать свои очки, потому что он ничего не замечает. — Desoxyribonukleinsäure, — сказал Медик. — Что? — пожал плечами, заметив, как все на него вытаращились. — Можно мне тоже поговорить на своём языке? Инженер сперва не понял. Потом до него дошло. Нескоро, но дошло, и стоило больших трудов сделать лицо кирпичом и согласиться с Демо и его «да здрали уже базарить всяк хрень как непнятно кто». Шпион закурил свою сигаретку; взгляд у него всё ещё был скучающим, и на техасца он не смотрел. Значит, всё ещё не в курсе, что его прекрасно понимают, а всё ранее сказанное — мысли вслух, не иначе. Опрометчивые, однако, мысли. Интересно, даже, стало, как Шпион до такого докатился: долго и постепенно или в один прекрасный день проснулся с мыслью: «Ну вот прям очень хочется втрескаться в механика нашей команды»? Впрочем, какое дело механику их команды до этого? Все эти хухры-мухры не по его, Инженера, части; вот если бы в механизмах была проблема — тогда да, тогда можно было ещё подумать над этим вопросом. А так пусть француз болтает себе всякую ерунду и пусть дальше думает, что вот нисколько это не заметно. Потом посмотрим, что из этого выйдет. А вышло то, что вот нихрена не вышло. В Манн.Ко по-французски говорили, собственно, два трикстера-француза. Мисс Полинг болтала вполне сносно. Ну, и Инженер Синих, но об этом и знать никто не знал. А остальным, и RED, и BLU все вот эти кваканья были вообще до лампочки; ну хочет их Шпион выпендриться тем, что его речь звучит куда плавнее грубого английского языка — пусть выпендривается. А Шпион BLU не только ведь выпендривался — действительно думал, что никто его не понимает, поэтому и болтать можно обо всём, о чём хочется. А хотелось ему, судя по всему, доводить собственного Инженера до желания побиться башкой об стену. — Красные на нашей базе, — говорил он иногда во время боёв. И ещё реже добавлял при этом. — Хоть бы этот механик проявил хоть немного осторожности. — Здесь бы пригодился телепорт! — кричал так же в бою, особенно на точках. — И мне бы хотелось ещё раз увидеть его создателя. И всё в таком духе. Не всегда, конечно, выдавал такие признания — на войне как на войне, и особо помечтать не получится — но куда чаще, чем хотелось бы тому, кому эти признания были направлены. — Хоть бы спасибо мне сказал, что ли, друг мой, — заметил Шпион как-то раз, появившись слишком вовремя и спася Инженера от чужого Хеви. Инженер, пытавшийся отдышаться у раздатчика и выковырять из живота пуль на пару тысяч долларов, посмотрел на него и фыркнул: — За что спасибо-то, трикстер? За то, что ты за лечением пришёл и раздатчик мой спас? — Как хочешь, — пожал плечами француз, — а знаешь, я бы ради тебя на колени встал. После этого боя Инженер ушёл к себе в мастерскую и ещё долго полоскал лицо холодной водой из умывальника. А потом посмотрел на себя в зеркало и громко и витиевато выругался. На своём родном, конечно. Вытерся, собрался было выйти — и в дверях опять столкнулся с этим чёрт бы его побрал французом. — Мсье Медик интересуется, почему ты решил уйти, хотя он достаточно громко попросил всю команду задержаться на Респауне, — по лицу Шпиона видно было, что ему так же нужно было пересекаться с техасцем, как лошади пятая нога и вымя в придачу. — Тебя не хотелось слушать, — буркнул механик, отводя взгляд, — много квакаешь последнее время, а я не жалую земноводных. — Ну надо же, разговор ему мой не нравится, — пересмешник скрестил руки и закатил глаза, совсем раздражаясь. — Если бы ты знал, как мне хочется слушать тебя и твой голос, какую бурю эмоций ты во мне вызываешь. Да меня просто трясёт, стоит лишь оказаться рядом с тобой, ты даже представить себе не можешь, каких трудов мне стоит не выдавать себя и… — Всё, трикстер, прекрати на мозги капать, — сказал Инженер с таким же раздражением в голосе. — Предупредил о Медике и помолчи и шагай себе дальше. Он и пошагал, предварительно бросив что-то через плечо, а механик закрыл за ним дверь. Прислонился к стене. Сполз на пол. И подумал, что одной холодной водой тут не отделаешься. Психология, мать её, сплошная психология. Шпион просто провоцировал Инженера, провоцировал грубо, сам не зная об этом. А тот и рад был не поддаваться на провокации, да получалось с трудом; потому что когда человек, который тебя, вообще-то, бесить должен, просил прижать себя к ближайшей горизонтальной поверхности и трахнуть до сорванного голоса и звёзд в глазах, а вся команда в это время думала, что их трикстер с такой ненавистью выплёскивает эмоции о прошедшем бое и пойманном превосходстве, тяжело было делать вид, что ты нихрена не понимаешь и сильно этим раздражён. А ведь Шпиона и правда чуть ли не трясло, стоило ему оказаться рядом с Инженером, и, судя по всему, ему действительно огромных трудов стоило делать вид, что его безумно бесит этот недалёкий реднек. А «реднеку»-то, если подумать, дела до этого нет, поэтому он просто болтал — иногда с раздражением, иногда с весёлой усмешкой — с французом и вполне правдиво делал вид, что не замечает ни зрачков, расширенных так, что почти не видно радужку, ни подрагивающего голоса, ни дыхания словно через раз. Туше, как говорится. И Инженер всё ждал, кого из них от избытка чувств разорвёт первым — его, терпеть не могущего все эти тупые отношения, мешающие работе, или всё-таки манерного француза, с трудом уже скрывающего собственные желания. Просто посмотреть, ради интереса, что из этого выйдет. Ради интереса… Ради… Да кого он обманывает… После боя, в котором BLU удалось победить только чудом и ценой тысячи погибших нервных клеток, они собрались в гостиной, чтобы отвлечься. Инженер, как обычно, бренькал на гитаре что-то из своих мотивов, расслабившись и сквозь ресницы глядя на сокомандников. Снайпер перекидывался в карты с Демо и Солдатом, Медик читал книгу на своём языке, Хеви — на своём, Шпион курил, сидя облокотившись на стул, а Скаут пытался донести до Пиро — единственного, кто делал вид, что слушал его — основы пикапа девушек, подвластные пареньку. — Просто, блин, вот смотри: цыпочек ловить достаточно просто… Пиро дорисовал солнышко, посмотрел на бостонца — и принялся рисовать дальше. Инженер усмехнулся, чисто ради интереса тоже вслушиваясь в монолог. — Сперва ты должен понять, какая из них точно на тебя клюнёт, а к какой бессмысленно будет подходить, потому что она в упор не заметит твоего природного обаяния… — Знаешь, ты придурок, друг мой, — а, не только механик слушал, значит. — Чо ты опять сказал?! — Ничего. Продолжай. — …ну дык вот, вторым пунктом будет умение правильно оказаться рядом с ней, чтобы начать подкат… — Берёшь и спрыгиваешь с крыши, дурень, — а, вся команда слушала, оказывается, чисто чтобы поржать. — Да заткнитесь, блин! Дык вот, правильно оказаться рядом… — Можно было просто подойти… Инженер искоса посмотрел на Шпиона. Последнюю фразу тот сказал тихо, чтобы на него и внимания не обратили, и смотря в никуда, чтобы точно никто не полез с вопросами, о чём он там опять квакает. — Если она сидит в кафешке, можно просто подсесть напротив, и обворожительно улыбнуться, типа «Пра-астите, тут не занято?». Можн даже за руку взять… — …и прижаться к нему хоть раз, вдохнуть запах его мастерской, которым пропахла его одежда… — Агрх… Если цыпочка на улице — тут посложнее. Я всегда делаю так: делаю вид, что я нихрена не понимаю в указателях и заблудился и позволяю ей помочь мне… — …позволить ему снять твою балаклаву, вцепиться пальцами в волосы… Француза, похоже, конкретно заносило не туда, куда ему хотелось. Инженер посмотрел на него, приподняв бровь; француз со скучающим выражением лица скользнул по механику взглядом и вновь затянулся своей сигареткой. А Скаут психанул, вскакивая и обращаясь прямо к пересмешнику: — Да ты задрал, блин, со своим французским, который никто, кроме тебя не понимает, …! Можешь хоть раз заткнуться, а?! — Пусть он разговаривает, — певуче произнёс Инженер, откидываясь на спинку дивана, — мне нравится слушать то, что он говорит. Шпион подавился. Судя по всему, даже сигарету свою проглотил. Во всяком случае, закашлялся слишком громко и вылетел из гостиной так, что стул, на котором сидел француз, с грохотом отлетел к стене, а команда успела только моргнуть, увидев, как быстро исчез их сокомандник. Впрочем, сейчас их это не волновало. — А ты-то когда квакать научился, строймастер? — Снайпер даже карты отложил, пристально смотря на механика. — Да давненько, — пожал тот плечами, вставая с дивана. — Сюда пришёл уже умеючи, а тут грех не подтянуть знания, когда рядом с тобой постоянно… — он махнул рукой в сторону двери, не продолжая фразу. — Зашибись, блин, — протянул Скаут, раздражённо приподняв верхнюю губу. — Слушай, а как по-французски будет «лягушка»? — Отвали, — сказал Инженер. На лице бостонца явственно можно было прочитать фразу «Теперь они вдвоём будут болтать на этой фигне». На лицах почти всех остальных — примерно то же самое. Механика, забравшего свою гитару и вышедшего из комнаты, это, правда, ну вот нисколько не волновало. Куда больше его начало волновать, что разведданные на следующий день после этого BLU как будто собирались охранять и отбивать ввосьмером. Нет, Шпион он как бы и есть Шпион. Но не до такой же степени, чтобы его вот вообще не было видно! Но и Инженер на то и Инженер, чтобы не позволить так глупо себя одурачить. Особенно трикстеру, которого благодаря своим умениям и за версту учуять можно. Особенно своего и особенно тогда, когда он, уже в середине боя, собирался было прокрасться к раздатчику, чтобы подлечиться и перезарядиться. А вот сам пересмешник явно был удивлён, когда одна чужая рука схватила его за плечо, роняя на пол и разворачивая, а вторая схватила за подбородок так, что клацнули зубы, и приподняла, заставив посмотреть в лицо, на этот раз не скрытое очками-гогглами. — Ты говорил, что для меня на колени встанешь, не так ли? Шпион молчал, и было видно, как блестели его глаза. Инженер наклонился, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Так вставай. Надо было отдать французу должное: проигрывать он умел достойно. Дёрнул плечом, высвобождая его из захвата, чуть сглотнул и действительно встал — точнее, поднялся с пола — на колени и, прикрыв глаза, потянулся рукой к пряжке чужого комбинезона, щёлкая по ней пальцем. Только вот не был готов к тому, что его вновь уронят и прижмут спиной к раздатчику, что чужое колено уткнётся в пах, и это отдастся импульсом по всему телу, что маску его просто бесцеремонно отбросят в сторону, чтобы горячим дыханием обжечь нежную кожу на открытой шее. Не был готов — и сдался, вздрагивая, словно от удара током, издавая звук, похожий на стон и мурлыканье одновременно, вслепую, зажмурившись, шаря руками по всему телу, царапая, поглаживая, касаясь, прижимаясь как можно ближе, ближе, ближе, пока расстояния между двумя телами не хватило ровно на то, чтобы просунуть руку, смешивая ощущения обоих сразу. Потом уже непонятно было, кто из них вцепился в чужую спину до побелевших пальцев и покрасневших полос на коже, не имея ни возможности, ни желания это прекратить; кто хрипло дышал, перемежая вдох-выдох со стоном-всхлипом, выгибаясь и подставляя шею под чужие укусы и ласки; кто умел целоваться, а кто нет, просто плывя по течению и позволяя себе растворяться в ощущениях, не давая себе и шанса выплыть наружу из этого водоворота; и кому, в конце концов, принадлежали слова, сказанные уже на последнем выдохе, когда не оставалось уже ни сил, ни возможности даже нормально думать, не то чтобы пытаться вспомнить, как звучит «Я люблю тебя» на своём или чужом языке. Уже потом, когда Администратор устала истерить и объявила мгновенную смерть, до Инженера дошло, что остатками разума — разума, а не мозгов — он не переставал просить мироздание о двух вещах: о том, чтобы Красный строймастер слишком хорошо защищал разведданные RED и о том, чтобы все остальные Красные оказались настолько плохи, что смогли бы добраться только до турели команды BLU. Мироздание, к счастью, его послушало. Шпион сидел рядом, близко, слишком близко прижимаясь всё ещё разгорячённым телом, дышал тяжело и хрипло и всё еще не отпускал чужую руку. Костюм помялся, чёрные волосы, чуть седые на висках, спутались и падали на лицо, скрывая и покрасневшие щёки, и едва заметные капли на подрагивающих ресницах. — Какого дьявола? — сказал на английском, наконец отдышавшись. Инженер переменил позу — поджал колено под себя и чуть откинул голову, прижимаясь затылком к холодному металлу раздатчика. — Какого дьявола ты даже не удосужился сказать, что ты понимаешь всё, о чём я говорю?! Техасец пожал плечами: — Послушать тебя захотелось, трикстер. Ан нет, кто-то из Красных всё же удосужился добежать до комнатушки с разведданными; стрёкот выстрелов и предсмертный вопль оповестили о том, что турели нужно будет добавить боеприпасов. — Акцент у тебя отвратительный — грубый и жёсткий, режущий слух. Даже во французских деревнях говорят куда мелодичнее. — Жаль. Я думал, у тебя будет вставать только на мой акцент. Шпион тихо застонал и уткнулся лбом в плечо механику, всё ещё цепляясь за него. — Бог мой, нет. Я надеюсь, у меня осталась хоть какая-то гордость. Мне хватило и того, что я рассказал тебе обо всех своих сексуальных предпочтениях, думая, что ты считаешь меня идиотом. Бог мой, как же это было глупо… Инженер тактично промолчал, но всё же издал случайный смешок, стоило только вспомнить хоть толику того, что он слышал. Шпион, услышав его, вновь хрипло выдохнул и всё же убрал руку, закрывая лицо ладонью. — Что теперь, Шпион? Он распустил пальцы веером, смотря на техасца сквозь них. — Я не знаю. Я, — запнулся, — действительно не знаю. Инженер не знал тоже, однако несколько мыслей у него появилось. И вот совсем они не соответствовали ни ситуации, ни тому, что произошло и будет происходить. — Слушай, а нашим-то до сих пор не шиша не понятно из того, что ты говоришь. Шпион убрал руку и внимательно посмотрел на него. А потом усмехнулся, всё-таки усмехнулся, прикрыв глаза и фыркая в кулак. А потом вообще рассмеялся — громко, звонко и слишком заразительно. — Ты хоть представляешь, солнце моё, сколько проблем у нас будет, если кто-нибудь из них догадается? Инженер рассмеялся в ответ. — Кто-то из тех, кто думает, что «Ты меня раздражаешь» означает «Я полностью с тобой согласен»? Вряд ли. Дальше они хохотали уже вместе. Турель, тем временем, отправила в никуда ещё одного из RED.