When the lights go off you will understand

      Баки прикрывает глаза, когда лёгкий ветер дует в лицо. Он решает не брать машину — сейчас хочется прогуляться, чтобы немного подумать, в самом деле, ему кажется, что последнее время он то и делает, что думает-думает-думает, будто бы в этом есть какой-то толк.       На улице уже темнеет, закатное солнце красиво освещает крупные облака, мимо проходит достаточно много людей, вышедших погулять перед выходными, а Баки, включив на телефоне музыку, перекидывает наушники за шею и прикуривает сигарету. С уходом Стива ему кажется, что он стал курить ещё чаще, просто для того, чтобы занять чем-то освободившееся время.       Хотя, откровенно говоря, он курит с тех пор, как в четырнадцать попробовал. Кстати, и это случилось из-за Роджерса, точнее из-за его отъезда. Просто Баки слышал, что сигареты помогают успокоиться, а в итоге успокоиться особо не получилось, но запах табака стал одним из любимых, а курение быстро превратилось в привычку.       В наушниках начинает играть одна из песен Three Days Grace, и Баки делает звук громче. Если так анализировать всю его жизнь, то и с Броком он познакомился благодаря Стиву.       Барнс горько усмехается воспоминаниям. Он как вчера помнит их с Рамлоу первую встречу.       У них с отцом, матерью и Беккой был традиционный семейный ужин в дорогом ресторане района «Адской Кухни». Отец любил такие выходы, мать их любила, а Баки традиционно чем-то не угодил обоим, и они все традиционно переругались.       Он тогда буквально выбежал из ресторана, чтобы покурить, но открыв пачку, понял, что сигареты кончились. Баки помнит, что проклинал в тот момент все, что было вокруг, а потом неподалеку от ресторана, возле знака запрета парковки увидел курящего мужчину. Тот опирался спиной на старый крупный мотоцикл, и у Баки была очень явная ассоциация с плохими парнями из фильмов для девчонок-подростков, впрочем тогда ему было все равно, он просто очень хотел курить, чтобы отойти от очередной ссоры с родителями.       Баки делает глубокую затяжку и выдыхает губами сизый дым.       Он помнит все вплоть до того, во что Рамлоу был одет. Чёрная футболка, не скрывающая татуировки, покрывающие всю правую руку, сейчас Баки запросто может перечислить все, что было на ней набито, широкие темные джинсы, чёрный ремень, грузные гриндерсы и почему-то черная бандана, прикрывающая короткие темные волосы. Брок тогда был одного с ним роста, позже Баки стал выше на несколько сантиметров, в связи с чем звучало много подколов и шуток, на которые Рамлоу никогда не обижался.       Баки помнит, что попросил сигарету, а мужчина ответил, что даст хоть всю пачку в обмен на номер мобильника. Баки не видел ни одной причины отказывать привлекательному мужчине и позвонил Броку уже через час, сказав, что они вроде как забыли сказать друг другу свои имена.       Все было настолько легко и забавно, что, когда Рамлоу спустя неделю знакомства поцеловал его, Баки ответил, не раздумывая ни секунды, потом, правда, спросил, не смущает ли Брока, что тот ему в дедушки годится, а Брок усмехнулся и ответил, что лучшей разницы, чем десять лет вообще не придумаешь. Он смотрел на него хитро, ласкающе своими карими глазами, и, наверное, Баки в любом случае не смог бы ему отказать. Он и не хотел этого делать.       Тогда Рамлоу казался таким взрослым, ещё бы, тридцать два года, а сейчас в двадцать семь Джеймсу кажется, что разницы особо и нет. По крайней мере в его случае. В конце концов, если ты еблан в двадцать два, не факт, что к тридцати двум станешь нормальным человеком.       Эти отношения быстро утянули его, казалось, что он влюбился в Брока быстрее, чем сам понял это. Скрывать свою ориентацию от родителей становилось все сложнее, они, конечно же, понимали, что он пропадает отнюдь не в библиотеке при своём университете. О Рамлоу на тот момент знали только Наташа и Бекка, Наташа вовсе была с ним знакома, и они, в принципе, всегда неплохо ладили. До момента расставания, разумеется.       Отношения со взрослым мужчиной были чем-то новым, настолько интересным и затягивающим, что Баки вовсе не хотелось расставаться с Броком. Он хотел быть с ним постоянно, хотел ездить с ним по городу на его мотоцикле, хотел встречаться вместе с его же такими же взрослыми друзьями, которые всегда рассказывали что-то весёлое. С ними Барнсу всегда казалось, что у него вся жизнь впереди. А самым забавным было то, что все друзья Брока знали, кем они друг другу приходятся, что Брок ни от кого ничего не скрывал, что мог спокойно взять его за руку, притянуть к себе и поцеловать там, где этого захотел.       Для Баки это было в новинку, но, пожалуй, именно эта черта Брока помогла Баки принять себя тем, кто он есть.       После такого ему тоже не хотелось ничего скрывать, да он и смысла больше в этом не видел. Казалось, людям стало вообще все равно, с кем ты спишь, главное добровольно.       Из-за него он рассказал родителям о том, что гей, и хоть Рамлоу никогда не давил на него, Барнс видел, насколько его раздражало то, что они виделись урывками, что Баки говорил с ним шёпотом, когда был дома.       Он хорошо помнит слова Брока о том, что, если родные не могут принять тебя таким, какой ты есть, зачем тогда такие родные? И все же Баки совсем не мог ожидать того, что последует за простым признанием. Он помнит, как они всей семьей сидели за столом и ели вкусную фаршированную курицу маминого приготовления, Бекка говорила что-то о школе и об одноклассницах, отец, улыбаясь, поддерживал беседу, а Баки, дождавшись, когда та закончит, просто сказал:       — Я гей.       Он чуть ли не слышит за музыкой в наушниках тот самый звук лязгающих об тарелку приборов. Мать тогда подняла на него ошарашенный взгляд, отец нахмурился, а Бекка прикрыла рот ладонью. Что удивительно, отец не кричал на него ни минуты, он, в принципе, не так часто на него кричал, но тогда Джеймсу казалось, что если бы взглядом можно было убить — его отец бы его убил. Впрочем, тот ограничился только тем, что очень низким голосом сказал: либо Баки забывает о своих словах и живёт, как нормальный мужчина, либо уходит жить самостоятельно. Баки на это ответил, что уже почти год в отношениях с тридцатитрехлетним мужчиной, и забыть то, кем он является, неосуществимо.       И он помнит, как плакала Бекка, как холодна и молчалива была мать и как огорчён был отец, и все же, ни минуты не пытался их переубедить. У него оставались карманные деньги, но на то, чтобы снимать квартиру, конечно, их бы не хватило. Встал вопрос о работе и об оплате учебы, но, как оказалось, это и не было вопросом. Брок забрал его вещи из родительского дома в тот же день, и с тех пор Баки жил с ним.       И Барнс до сих пор благодарен ему за то, что тот сделал, потому что Рамлоу никогда не был обязан содержать его, не был обязан оплачивать последний семестр обучения. Баки никогда не просил его об этом, и все же тот сделал это.       Через полгода от старости скончался дедушка, отец отца, которому принадлежало кафе, что сейчас называется «Cup and Cake». И отец даже оплакать смерть дедушки не позволил, сразу же пошёл оспаривать завещание, и пусть у него ничего не вышло, но с тех пор Баки потерял какое-либо желание возобновить общение с семьёй.       Хотя родители тоже особо не стремятся к этому, учитывая то, что почти четыре года они не то, что связаться не пытались, а даже Бекке говорят не общаться с ним.       Поначалу было больно и обидно, в конце концов, разве за свою ориентацию он заслужил ненависть собственных родителей? Заслужил к себе такое отношение? Черт возьми, почти весь мир уже признал однополую связь в той же степени нормальной, сколько и традиционную, а его родители даже сестру против настроить пытались и до сих пор пытаются. Впрочем, обида и грусть благодаря времени, Броку и Наташе с Беккой проходила, становилась неважной, а упоминание родителей отзывалось лишь глухой пустотой внутри.       И Баки не знает, то ли разница в возрасте, то ли забота Брока о нем, которая усилилась на фоне отношений с родителями, но они стали настолько близкими друг другу людьми, насколько это вообще представлялось возможным.       Спустя два года Баки накопил на собственную квартиру. Он помнит, как зашёл в неё, ещё не обставленную, вместе с Броком. Помнит, тот принёс с собой две бутылки текилы и чипсы на закуску, чтобы отметить, помнит, как тот, уже пьяный, обнимая, шептал хриплым голосом, что надеется, что Баки никогда здесь жить не будет, а Баки ровно такой же напившийся мокро целовал его лицо и признавался в любви, отвечая, что если бы не Брок, ничего этого не было бы.       А через полтора года после этого Баки застал его за изменой. И правда в том, что их отношения никогда не менялись, Барнс все так же чувствовал, что его любят, чувствовал заботу и отдавал все то же самое в ответ, но видимо причины и не нужны были Рамлоу. Для того просто не считалось это чем-то из ряда вон.       Рамлоу тогда написал ему, что задерживается на работе, а Наташа, расставшись с Алексеем Шестаковым, парнем из Москвы, не выдержав отношения на расстоянии, повела его в клуб напиться и потанцевать. И каково было удивление Джеймса, когда пробиваясь через толпу в туалет, он открыл дверь, а из кабинки в тот же момент вышел Рамлоу, застёгивающий ширинку и какой-то смазливый и явно обдолбанный парень. И Баки помнит, что сначала просто замер, не зная, как реагировать. Брок к тому моменту уже что-то громко говорил, пытался что-то объяснить, но в ушах звенело от шума и музыки, все превратилось в какую-то бесконечную какофонию.       Брок постарался дотронуться до него, а Джеймс ударил его в челюсть и быстрым шагом ушёл из клуба, уже более агрессивно распихивая толпу локтями. Он помнит, что перед глазами все плыло из-за непролитых слез, помнит, как сдерживал рвущийся наружу плач, как собирал без разбора все свои вещи, как пришёл Рамлоу и старался ему помешать, как разболелась в раз голова, а потом, оказавшись в собственной квартире, свободной, не обжитой, только с кроватью и диваном из мебели, чувствовал лишь полную и глубокую пустоту.       Он не понимал, как жить после этого, не понимал, что ему делать, ничего не понимал, и единственное, о чем он знал, что больше не подпустит к себе Брока.       Наташа поддержала сразу, Бекка, наоборот, сказала, что ошибиться может каждый. И, возможно, так оно и есть, но Джеймс знал цену этой ошибки, понимал уже, что с этим жить не сможет, ведь если Брок знал, что узнай он об измене — это поставит точку в их отношениях, но все же пошёл на неё, значит приоритеты были расставлены. И явно не в его сторону. В конце концов, и у Баки была куча возможностей изменить, но он этого не делал, потому что не хотел, потому что Брок для него был важнее, чем одноразовый перепих.       Брок же пытался объяснить, что это ничего не значит, что единственный, кого он действительно любит — это Баки, и, черт возьми, Баки до сих пор уверен, что Брок никогда насчёт своих чувств не врал. Что Брок действительно любил его, и измены ничего не значат лично для него, но при этом Баки понимал, что с подобной любовью он жить не сможет. Тогда он понял, что, видимо, любовью они считают разные вещи.       И Баки до сих пор не знает, сколько было измен, он не пытается анализировать все разы, когда Брок задерживался на работе или когда просто не брал трубку, а потом через некоторое время перезванивал. Он знает, что не все подобные моменты были изменой, но он также знает, что и та измена, что поставила точку в их отношениях, была не первой, и точно не стала бы последней.       Баки выкидывает окурок и глубоко вздыхает, останавливаясь. Лёгкий ветерок развевает его распущенные волосы, и он зачесывает их рукой назад, а в плеере включается песня, которую ему показал Стив. Почему-то она сохранилась в плейлисте, и Баки быстро переключает ее. Он и так слишком часто думает о нем.       Возможно, останься Стив в Нью-Йорке, Баки не выдержал бы и признался ему в любви, и он уверен, что Стив бы сильно покраснел, а потом все же ответил на его чувства. Они бы разделили общий первый поцелуй, общий первый раз, они бы разделили все, что бы жизнь им ни подкинула, и все же тот уехал, ему пришлось уехать, а жизнь свела их, когда все планы и мечты Баки рассыпались, оставив впереди неизвестность и апатию.       В итоге, первый раз у Баки был с парнем из универа, который кончил чуть ли не на второй минуте внутри него, он помнит, как долго тот извинялся, а сам, хоть убей, не мог сдержать смеха, чем, наверное, сильно подбил парню самооценку. Нормальный первый раз был неделей позже уже с другим парнем, а спустя месяц он познакомился с Рамлоу, и больше до Стива партнёров у него не было.       До Стива, который словно чудо вновь появился в его жизни самым странным способом из всех возможных, который каким-то образом опять умудрился забраться в его душу, умудрился преодолеть все преграды, что с таким бесполезным усердием ставил Баки. Своим отношением, своей заботой и ласковым нравом, своей упертостью и совершенным умением игнорировать любые грани, что Джеймс старался между ними начертить. И все же даже ему не хватило терпения, хотя терпение никогда не было его отличительной чертой, Баки очень хорошо помнил это с детства, когда Стив ломал очередной карандаш, если рисунок получался не таким, каким планировался.       Джеймс очень хочет признаться себе в том, что не скучает. Проснуться однажды с ощущением пустоты, как было раньше, но теперь, даже после почти двух месяцев ему все так же не хватает лежащего рядом Роджерса. Не хватает разговоров с ним, не хватает его, как человека.       И Стив, наверное, такой же идиот, как и сам он. Почему-то стоит на месте, хотя все дороги для него открыты. Причины своего страха Баки признал уже давно, не задумываясь даже, он так же понимает, что причины Стива в комплексах, которые лишь подпитывались обществом и собственным отцом. В комплексах, которые увязались за ним с детства.       В конце концов, самооценка у Баки всегда была чуть выше средней, и он бы действительно хотел и Стиву открыть глаза на то, какой он есть, да черт возьми, каким он всегда был.       Баки закуривает ещё одну сигарету, когда вдалеке возле входа в своё кафе замечает Брока. Тот стоит, оперевшись спиной на стену, и тоже курит, глядя на дорогу. Кажется, тот за эти полгода совсем не изменился, хотя, наверное, то же можно сказать и о нем самом. И то, как сердце предательски начинает стучать с каждым шагом, приближающим его к Рамлоу, заставляет нервничать ещё сильнее.       В тот момент, когда Брок поворачивается к нему, чувствуя на себе взгляд, его карие глаза приоткрываются, а на тонких губах появляется улыбка. Брок как всегда не брит, а на подбородке и над губами щетина длиннее, чем на щеках, он одет в тёмную безрукавку и брюки цвета хаки.       — Думал, ты не придёшь, — говорит ему Брок, когда Баки встаёт перед ним. Он чувствует запах его одеколона, который уже перестал быть привычным. — Я скучал по тебе. — Рамлоу протягивает ладонь, но Баки хмурится и отводит плечо. Он выдыхает дым от сигареты и переводит взгляд на Брока.       — Я же сказал, что приду. Мне не было смысла врать тебе, — отвечает ему Баки, стряхивая пепел. Рамлоу молчит, просто смотрит на него, а Барнс, спустя минуту молчания раздраженно вздыхает и зачёсывает свободной рукой волосы назад. — Послушай, ты столько времени хотел поговорить. Сейчас я перед тобой, а ты молчишь, — он говорит чуть быстрее, чем обычно, от нервов, но, черт возьми, как в подобной ситуации не нервничать?       — Я надеялся, что ты хоть немного остыл, но вижу, что ты так же зол на меня, как и прежде, — тихо отвечает Брок, бросая сигарету на асфальт и придавливая подошвой. — Но это тоже не плохо. Тебе хотя бы не похую. — Рамлоу чуть жмурит глаза от оранжевого солнца, а Баки пожимает плечами.       — Это не то, что может быть похую, Брок, ты сам это прекрасно знаешь, — отвечает Баки со вздохом. Он тоже тушит свою сигарету. — Зачем ты постоянно звонишь и ищешь встречи? В этом нет никакого смысла. — Брок зло усмехается.       — После чертовых пяти лет, после всего, что мы вместе пережили из-за какой-то блядской ошибки ты хочешь просто разойтись?       — После чертовых пяти лет, — в тон отвечает ему Джеймс, поджимая губы, — после всего, что мы вместе пережили, считаешь я могу смириться с тем, что застал тебя трахающимся в туалете клуба?       — Баки…       — Не сваливай, блядь, вину на меня.       — Успокойся, я не выяснять с тобой отношения пришёл. И не ругаться, тем более, — он немного повышает тон, как и всегда, когда они ругались раньше. И не сказать, что это было редко, но за ссорами всегда следовало такое же громкое примирение, а вопрос о расставании даже не стоял между ними.       — Тогда чего ты хочешь?       — Тебя в своей жизни, — честно отвечает Брок. — Не двадцать минут перед кафешкой, я хочу хотя бы общаться с тобой. Ты единственный действительно близкий человек, — Брок все-таки шагает к нему, но в этот раз Джеймс не отстраняется. Он задерживает дыхание. — Я люблю тебя настолько сильно, насколько в принципе умею любить. Можешь никогда не прощать меня, но не вычеркивай опять из своей жизни. — С каждым словом его голос становится все ниже, пока не опускается до шепота. Баки чуть сводит брови и отводит взгляд. Он старается не думать о том, насколько близко они стоят, старается не думать о сумасшедшем сердцебиении.       — Ты же понимаешь, что мы не сможем просто дружить, — отвечает Баки. — Это невозможно. Не после всего, что было.       — Но сейчас мы стоим и общаемся.       — Ты хочешь такого общения? — Брок слабо улыбается и поднимает руку, заправляя каштановую прядь за ухо, как всегда делал это раньше.       — Любого. Я хочу любого общения. — На улице успело потемнеть, пока они разговаривали. Наташа придет с работы очень скоро. Она знает, что он сейчас здесь с Броком, Баки просто не смог от нее этого скрыть.       Баки отстраняет от себя его руку, прослеживая глазами ее движение. Он поднимает взгляд на глаза Брока и прикусывает губу.       — Я тоже скучаю, — честно признает он со вздохом, замечая как тонкие губы растягиваются в улыбку. — Но я не хочу отношений. — Это тоже правда, но эти слова заставляют искреннюю улыбку Брока превратиться в злую усмешку. Взгляд карих глаз становится злым, хоть тот и пытается это скрыть. — В этом нет смысла. В отношениях без доверия вообще нет смысла, а с последним у меня сейчас серьёзные проблемы.       — Слабо верится, учитывая мой звонок в твой День Рождения. — Конечно же, он говорит о том разговоре со Стивом. И Барнс не знает, да и не хочет знать, что они тогда наговорили друг другу.       — Тебя это не касается, — сразу же отвечает Баки. — Тебя больше никто в моем окружении не касается. Если ты хочешь общаться, я пойду тебе навстречу, но в мою личную жизнь не лезь.       И Джеймс знает, что Рамлоу молчит только из-за того, что боится, что он передумает, что вновь станет игнорировать звонки, и, возможно, начав спорить, так оно и стало бы, но он не позволит ему вообще обсуждать эту тему. Ввязывать в это дерьмо Стива — последнее, чего хочет Баки.       Они одновременно закуривают. Брок не сводит с него взгляда, а Джеймсу кажется, будто бы из него разом высосали всю энергию. Он и не рассчитывал на то, что этот разговор пройдёт на спокойных тонах.       Наташа подходит совсем незаметно, бесшумно как и всегда, ее выдаёт лишь взгляд Брока через его плечо. И сколько Баки помнит, Наташа и Брок всегда хорошо ладили, но после того случая объективной Романова больше быть не могла. И Джеймс не может ее винить, в конце концов, он даже примерно вспомнить не может, сколько раз ввязывался из-за неё в драку.       — Привет. — Она обнимает Барнса со спины и коротко целует в щеку, приподнявшись на носочках. Наташа пристально следит за Броком, и Баки со вздохом закидывает ей руку на плечо. Брок натянуто улыбается.       — Давно не виделись, — отвечает Брок, а взгляд светло-зелёных глаз Наташи буквально кричит: «и ещё бы сто лет не виделись».       Они прощаются настолько быстро, насколько, наверное, это вообще возможно. Брок напоследок показывает ему жест телефона возле уха и одними губами спрашивает: «Я наберу?», а Баки в ответ коротко кивает и идет за Наташей, что утягивает его в строну метро.       Уже сидя в раскачивающемся вагоне она спрашивает:       — Как прошло?       — Хуже, чем надеялся, лучше, чем ожидал, — сразу же отвечает Баки, переводя на неё взгляд. Она ещё с утра предложила ему пойти вместе с ней и Сэмом в бар, неподалёку от больницы, где тот работает, а Баки не видел смысла отказываться, в конце концов, чего-чего, а выпить ему будет в самый раз.       Она не спрашивает больше про Рамлоу, и Барнс ей искренне за это благодарен. По большей части из-за того, что и сам не понимает, как реагирует и что чувствует по этому поводу. Наташа держит голову на его плече и крутит в маленькой руке телефон, а Баки думает, правильно ли он вообще поступил, встретившись с Броком.       Одно радует: внезапной мысли простить предательство и опять окунуться в отношения с ним в нем не появилось, но и в том, чтобы тормошить до сих по не зажившие раны — тоже ничего приятного нет.       Впрочем, мысли о Броке испаряются в тот самый момент, когда они заходят в бар и видят за стойкой Сэма и Стива, они сидят спиной, но, черт возьми, Баки узнает спину Стива в любой толпе.       Романова привычно чертыхается по-русски и поворачивается к нему, виновато глядя в глаза.       — Черт, Джеймс, я не знала, что он со Стивом, я не обижусь, если ты уйдёшь, — тихо говорит она, а Баки, слабо улыбнувшись, отрицательно качает головой.       — Почти два месяца прошло. Все нормально, Нат, нам в любом случае пришлось бы контактировать с ним, — говорит он, но спокойствие слетает с его лица в тот момент, когда к Стиву и Сэму подходит блондинка. Баки приподнимает брови, когда та ладонью касается запястья Стива, оставаясь стоять боком к ним. — Это кто? — сразу спрашивает он у Наташи, а та, чуть приподнимая аккуратную бровь, со вздохом отвечает:       — Шэрон. Работает с Сэмом и Стивом.       — Нет, я имею в виду… — в тот момент, когда он говорит это, Сэм поворачивается всем корпусом в их сторону, будто почувствовал на себе взгляд, а за ним поворачивается и Стив. И в тот момент, когда их взгляды пересекаются, Баки кажется, что он забывает как дышать. У Стива сильно отросла щетина и немного волосы, он выглядит удивлённым, когда видит его, но потом начинает мягко улыбаться. Блондинка, стоящая рядом, тоже смотрит на него, но потом отвлекается на Наташу, которая как будто в миг оказывается возле них. Она быстро чмокает Стива в щеку, здоровается с блондинкой и идет к Сэму, сразу же обнимая его за шею.       А Стив все так же смотрит на него своими добрыми глазами, и Баки думает, что даже не понимал, насколько он скучает по нему до этой встречи.       Он тоже идёт к ним, нервно зачесывая волосы назад, пожимает руку Сэму, который больше обращает внимания на Наташу, и поворачивается к Стиву.       — Бак, — тихо говорит он, и, черт, единственное, чего сейчас хочет Баки, чтобы они оказались наедине и наконец поговорили о том, что произошло тогда, в день его Рождения.       — Привет, я Шэрон. — Девушка каким-то образом умудряется втиснуться между ними и протянуть ему руку. Она выглядит доброжелательной, и абсолютно нет никакого повода, чтобы она бесила его, но у неё каким-то образом отлично это выходит. Он пожимает ее руку и криво улыбается.       Лицемерие никогда не было его коньком.       — Джеймс Барнс, — отвечает он и опять переводит взгляд на Стива. Тот не выглядит пьяным, хотя в руке держит бутылку пива. Баки помнит, тот сложно пьянеет. На нем обтягивающая клетчатая рубашка и обычные джинсы. Он не сводит с него взгляда, и Баки жизненно необходимо поговорить с ним. А девушка, чьё имя со второго раза Баки тоже не запомнил, опять кладёт руку на его широкое запястье, и Баки кажется, что скрип его зубов слышен всему бару. Он чувствует, как Нат обнимает его со спины.       — Как дела, Стиви? Давно не виделись, Сэм жалуется, что ты работаешь даже больше, чем обычно, — говорит она, глядя на него, а Роджерс, мягко улыбнувшись, пожимает плечами. Впрочем, ответить он не успевает, потому что говорить начинает блондинка:       — Это правда, мы с Сэмом уже устали ему повторять, что обычным людям нужен сон! — она тихо смеётся, а Баки пытается успокоить гнев в груди. Потому что он не имеет никакого права злиться на эту девушку.       Со стойки они пересаживаются за круглый стол, чтобы общаться было удобней. Наташа садится между ним и Сэмом, Стив сидит между Сэмом и блондинкой.       — Я за пивом, все будут? — Баки встаёт из-за стола, дождавшись ответов, а Стив поднимается за ним.       — Я помогу. — В тот момент, когда они отходят к барной стойке, Сэм и Наташа переглядываются. Убедившись, что Шэрон зависает в телефоне, они наклоняются друг к другу.       — Почему ты не сказал, что Стив с тобой? — спрашивает Наташа, наблюдая за тем, как Стив и Баки стараются урывками смотреть друг на друга, но при этом не касаться плечами. Сэм пожимает плечами.       — Я не думал, что ты придёшь с Барнсом. Да и тем более, — он наклоняется и коротко целует ее висок. — он твой лучший друг. Стив мой. Им в любом случае придётся общаться. Пусть привыкают. Тем более, у Стива, кажется, что-то намечается, — он взглядом указывает на Шэрон, которая кидает быстрый взгляд на Стива с Баки за барной стойкой и опять возвращается к телефону. Романова вздыхает и откидывается ему на плечо. Она не говорит ему о том, что с тех пор, как Баки зашёл в бар, Стив больше не смотрит на кого-либо ещё.       — У кого намечается, а у кого крыша от ревности едет, — лишь говорит она, а Сэм тихо смеётся и опять целует её, заставляя её губы растянуться в слабой улыбке.       — Сами разберутся, выключи маму и скажи, ты специально надела платье с таким вырезом? Вряд ли кому-то нужен окосевший хирург. — Наташа начинает смеяться, а Сэм чуть крепче обнимает ее.       Баки и Стив ставят в центр стола восемь бутылок пива и садятся на свои места.       Роджерс притягивает к себе две бутылки, передавая одну Шэрон, а Барнс думает о том, что ему нужно что-нибудь покрепче, чем пиво.       Спустя час, несколько бутылок пива и дюжины смешных историй из больницы, подруга Стива уже пьяна, в отличие от всех остальных за столом. Наташа пьянеет так же плохо, как и он сам, это они выяснили ещё во времена старшей школы, Стива тоже от пива особо не разморило, а Сэм выглядит лишь немного поддатым. Тот постоянно смотрит на Наташу, постоянно касается ее и украдкой ловит поцелуи, и Баки думает, это хорошо, что Наташа наконец нашла своего человека. Он ни секунды не сомневается в том, что Сэм ее человек. Это видно невооружённым глазом.       — Шэрон уже хорошо, — громко усмехается Наташа, чуть приподнимая бровь. Баки, до этого стараясь особо в их сторону не смотреть (а учитывая то, что стол круглый, это почти невозможно), переводит взгляд. Шэрон держит голову на плече Стива, а тот, чуть наклонившись, спрашивает все ли у неё хорошо. Баки чуть сжимает губы и громче, чем надо, отодвигает недопитую бутылку и поднимается из-за стола, предупреждая, что в уборную, когда на него поднимется несколько удивленных пар глаз.       Он умывает лицо холодной водой и заплетает раздражающие волосы в хвост резинкой, что была на руке. Джеймс видит в зеркале, как открывается дверь, и поворачивается. Внутрь заходит Стив, закрывает за собой дверь и, мягко улыбнувшись, подходит к нему.       — Стив…       — Я очень рад тебя видеть, — искренне говорит Роджерс, становясь на расстоянии вытянутой руки. Баки ловит себя на мысли, что хочет провести ладонью по щетине того, чтобы почувствовать, насколько она привычно колется. В горле застывает горький ком, и его губы растягиваются в кривой улыбке. — Бак, я…       — Стив…       Начинают они одновременно и оба замолкают. Роджерс жестом показывает ему говорить, а Баки нервно вздыхает.       — В тот день… — начинает Баки, но не договаривает, а Стив исподлобья смотрит на него.       — В том, что случилось, нет твоей вины, Бак. Я всегда буду рад тебе. — Стив слабо улыбается, а Баки чувствует, как ёкает его сердце. Он хочет сцеловать его улыбку.       — Я тоже, Стив. — Барнс чуть прикусывает губы, а потом начинает нервно теребить шлёвку на джинсах. — Послушай, мне… — он переводит дыхание и продолжает: — мне покоя та открытка не даёт. — Стив смущённо опускает взгляд, а Баки делает шаг вперёд и дотрагивается до его руки, стараясь заглянуть в глаза. — Стив, — тихо зовёт он, гладя пальцами его запястье. В мыслях появляется образ Шэрон, так же трогающей его. Он чуть хмурится, стараясь отогнать это видение.       — Я не врал тебе, — произносит Стив, отвечая на прикосновение. Он сам касается его пальцами, чуть щекочет кожу и пристально смотрит в его глаза.       Джеймс не выдерживает. Он подается вперёд, чуть приподнимает голову и касается его лба своим, чувствуя, как Стив задерживает дыхание. Они стоят вплотную друг к другу, и это настолько привычно, насколько и важно. Роджерс прикрывает голубые глаза, и в тот момент, когда Баки тянется к нему за поцелуем, дверь в уборную снова открывается. Они резко отстраняются друг от друга, а в проеме показывается Наташа. Та сначала смотрит удивлённо, а потом недовольно.       — Это мужской туалет, — тихо, но раздраженно говорит Баки.       — Стив, Шэрон, по-моему, плохо, — говорит Наташа, игнорируя то, что сказал Баки. Роджерс взволнованно приподнимает брови, а потом, тихо извинившись и кинув взгляд на Барнса, отстраняется.       — Пойду посмотрю, — тихо отвечает он и выходит из уборной. Наташа наоборот заходит внутрь и скрещивает руки на груди. Ее пухлые губы поджаты, а Баки думает о том, что чувствует неприятный холод в месте, где касался его Стив.       — Это до сих пор мужской туалет, — говорит он и отворачивается. Он включает воду и опять умывает лицо холодной водой.       — Прекрати морочить ему голову, — тихо говорит Наташа, хмуря аккуратные брови. Он смотрит на неё через зеркало.       — Я ничего никому не морочу.       — В тот день ты сказал мне, что не хочешь напрасно тратить его время. Что он слишком хороший и не заслуживает этого. — Баки молчит, а она продолжает чуть тише: — Знаешь, ближе тебя у меня нет никого, и я поддержу тебя всегда и во всем, — говорит она, заглядывая в его глаза через зеркало, — даже если ты опять сойдёшься с Броком — тоже, потому что если ты будешь счастлив, остальное не будет лично для меня важным. — Джеймс поворачивается к ней и чуть сводит брови. — Но не надо поступать так со Стивом просто из ревности. Определись наконец, чего ты хочешь от своей жизни, — заканчивает она и выходит из уборной. Баки смотрит на закрывшуюся дверь и прикрывает глаза холодной рукой.       Он искренне ненавидит это чувство потерянности, что последнее время стало его вечным спутником.       Баки возвращается спустя несколько минут. Он видит, что Шэрон сжимает переносицу пальцами, а Стив держит ладонь на ее спине. Наташа же, проследив за его взглядом, грустно улыбается. Баки садится на своё место.       — Я вызову такси, — говорит Шэрон, виновато улыбаясь и обводя всех взглядом.       — Да мы все уже по домам, наверное, — говорит Сэм. — Стиви, тебя подбросить?       — Я провожу Шэрон, мало ли что, — говорит Стив, а Баки, откинувшись на спинку стула, пересекается с ним взглядом.       — Баки? — говорит Сэм, и Джеймс лишь отрицательно качает головой. Он благодарит Уилсона за предложение, но понимает, что сейчас ему надо побыть одному.       Из бара он уходит первым, целует Наташу, пожимает руку Сэма, кидает быстрое прощание Стиву и Шэрон и спешит уйти.       Джеймс ловит такси на дороге и доезжает до своего дома, в голове пусто. Он заходит в тихую квартиру и включает свет.       Стив поехал провожать эту девушку до дома, и, судя по тому, как та на него смотрела, проводами дело не закончится. Баки закатывает глаза на собственные мысли и снимает обувь. Роджерс не принадлежит ему и никогда не принадлежал, его ревность абсолютно неуместна, лишняя, и все же даже мысль о том, что Стив может быть с ней, да, черт возьми, с кем угодно…       Его мысль прерывает телефонный звонок. Он достаёт его и видит на экране скрытый номер. В груди появляется тяжесть от нарастающей злости.       Волосы, выбившиеся из хвоста, падают на лицо, и он резко смахивает их, а потом чертыхается и, кладя телефон на полку, идет в ванную, стараясь игнорировать вибрацию. Он смотрит в зеркало, стягивает резинку с волос и наклоняется за ножницами.       Брок виноват в том, что он не может позволить себе ввязаться в новые отношения, Брок виноват в его гребаном страхе и недоверии. Виноват в том, что Баки не может позвонить Стиву и сказать, что скучает, что его не хватает, что эта квартира стала слишком пустой без него.       Баки отрезает несколько прядей, пытаясь игнорировать новый телефонный звонок. Брок виноват, что после первой измены не расстался с ним, но он все равно не может ненавидеть его.       Еще несколько прядей оказываются в раковине.       Брок не виноват в том, что Баки решил воспользоваться именно Стивом для того, чтобы забыться. Брок не виноват, что как бы Баки ни старался — у него не получалось ничего к Стиву не чувствовать. И Брок определённо не виноват в том, что Баки причинил Стиву боль. И Наташа права: он не должен мешаться Стиву, пусть заводит отношения и будет счастлив, потому что Баки, видимо, может лишь боль причинять своей нерешительностью и эгоизмом.       Он смотрит в раковину на пряди своих отрезанных волос, а потом в зеркало и криво усмехается самому себе. Неровные пряди каштановых волос торчат во все стороны. Завтра надо будет зайти в парикмахерскую, в конце концов, он давно хотел состричь эти чертовы волосы.       Стив помогает Шэрон выйти из такси и даёт деньги водителю. Девушка немного качается и благодарно смотрит на него, придерживая под руку. Она всю дорогу извиняется перед ним и пьяно хихикает.       Когда они встают перед крыльцом ее дома, она поворачивается к нему и смотрит с мягкой улыбкой. Они не обсуждали тот поцелуй в комнате отдыха. Шэрон, потому что слишком стеснялась, а Стив, потому что просто не считал нужным. Девушка подходит вплотную, обнимает за шею и тянет к себе. Роджерс чувствует ее мягкие губы на своих, от неё пахнет чем-то сладким и алкоголем. Она не углубляет поцелуй и отстраняется, оставляя руки на его шее, а потом смущённо опускает взгляд.       — Дело во мне? — спрашивает она с грустной улыбкой, а Стив вздыхает. Он так устал перед всеми объясняться.       — Ты пьяна, утро вечера мудренее, — говорит он со слабой улыбкой, а она со вздохом кивает и смущённо перекидывает светлые волосы на одно плечо.       — Может, зайдёшь?       — В следующий раз, — отвечает он, мягко дотрагиваясь до ее рук и отводя их от своих плеч. — Отдыхай, Шэрон. — Он наклоняется и коротко целует ее щеку, вызывая этим самым румянец, что отчётливо виден на светлой коже.       Когда за ней закрывается дверь подъезда, Стив вздыхает с облегчением.       Сумашедший день, ничего не сказать. Сначала на работе аж три пациента с непонятными диагнозами из-за которых он себя чувствовал каким-то чертовым Доктором Хаусом, потом встреча с Баки в баре, и, разумеется, Стив понимал с самого начала, что они будут пересекаться, и он ни на миг не надеялся, что это будет легко. Сегодня же он понял, что не одному ему сложно это даётся, а теперь ещё и влюблённость Шэрон.       Сэм постоянно твердит не отталкивать ее, но что он может дать ей, кроме видимости отношений? Разве это честно — начать встречаться с ней, а думать о другом?       Стив так не считает и никогда не поступит с ней так.       От мыслей его отвлекает громкий скрип шин, сигнал, а потом отчаянный женский вскрик. Он мигом забывает то, о чем думал, и бежит на звук. Женщина продолжает громко кричать, и ее крики в итоге переходят в плач, когда Стив наконец добегает. Он бегло осматривает место и сразу же тянется к телефону, чтобы вызвать скорую.       Авария.       Стив присаживается перед лежащим без движения мужчиной, проверяет его пульс, и, убедившись, что тот хоть и слабый, но прощупывается, поворачивается к женщине. Та держит ладонь на губах и горько плачет, ее глаза покраснели от слез.       — Я врач, мэм, скорая уже в пути, расскажите, что произошло. — Он бегло ощупывает рёбра бессознательного мужчины, а потом видит, как из чёрного седана выходит испуганная девушка, ей не больше восемнадцати лет. Она подбегает к мужчинам, ее глаза наполняются слезами.       — Господи, я не хотела! Я не хотела!       — Он оттолкнул меня, она въехала в него на скорости! — перебивает ее блондинка, утирая слезы. Она садится возле Стива и оглаживает щеки мужчины аккуратными ладонями. — Скажите, что он жив, умоляю, скажите, — шёпотом просит она, а Стив осматривает ссадины на его лице, видимо, от асфальта. На виске и щеке рваные царапины, которые надо обработать. Он дотрагивается до затылка мужчины, к счастью, открытых ран нет.       — Он дышит, мэм. В больнице ему окажут должную помощь, — он не говорит ей про явные переломы двух рёбер, чтобы не пугать, и когда он слышит сигнальную тревогу скорой помощи, то поднимается с корточек.       Дорожная полиция приезжает вслед за скорой.       Стив решает поехать с мужчиной и женщиной, которая представилась, как Пеппер Поттс. Та нервозно смотрит на кардиомонитор и молчит, если ей не задают вопросы.       Они доезжают быстро, и мужчину, которого зовут Энтони Старком, увозят в реанимацию, а Стив помогает Пеппер заполнить все документы.       — Спасибо большое, что не прошли мимо, — тихо говорит она, глядя вперёд. Ее глаза до сих пор красные, хотя она немного успокоилась. Сейчас они оба сидят в зоне ожидания, дожидаясь врачей, что скажут, что жизни мужчины ничего не угрожает. Даже Роджерсу кажется, что время стоит на месте, он и представить не может, что чувствует женщина.       — Это моя работа, мэм, — тихо отвечает Стив, тоже глядя вперёд. В больницах редко бывает тихо, редко не бывает суеты, но женщина держится ровно. В своём строгом костюме и с прямой осанкой, только глаза выдают ее состояние. — Он оттолкнул меня в последний миг, — говорит она, наконец поворачиваясь к Стиву. На ее губах появляется горькая улыбка. — А я не могу не думать о том, что лучше бы это я там лежала вместо него.       Стив осторожно кладёт ладонь на ее плечо, потому что понимает, что никакие слова ей сейчас не помогут. Сколько раз ему приходилось сообщать родным пациентов плохие новости, сколько раз приходилось успокаивать их и оставлять с горем, чтобы помогать другим. К подобному сложно привыкнуть, и как бы каждый ни надеялся избежать подобного, все равно рано или поздно от очередной смерти пациента в душе не екает ничего.       Стив не знает, избежит ли он этого или станет, как девяносто процентов врачей, но сейчас он не может уйти, оставив женщину один на один с неизвестностью.       — В один миг я могу лишиться самого дорогого человека в своей жизни, — тихо говорит она, а по ее щеке опять катится слеза.       Меньше, чем через полчаса врачи объявляют, что жизни Энтони Старка ничего не угрожает, Пеппер Поттс плачет от счастья и на эмоциях обнимает Стива, благодаря каждого, кто был в палате.       Лечение Энтони Старка передают ему, и Стив, не сумев убедить мисс Поттс поехать домой, не дожидаясь пока Старк проснётся, сам отправляется домой.       Он не может перестать думать о словах девушки, о том, что в жизни действительно все слишком непредсказуемо, но мысли исчезают в тот же момент, как его голова касается подушки.       Этот день стал слишком насыщенным для привычной повседневной рутины. Ночью ему снится заливистый смех Баки.