When happiness doesn't work/Если тебе не хватает счастья
14 ноября 2017 г. в 12:56
Стив открывает дверь палаты и встречается взглядом со Старком, который тут же начинает улыбаться и со смешинкой в карих глазах смотреть на него.
— Какой же у меня красивый врач, Пеппер, он как ты, только мужчина. — И Стив бы, пожалуй, мог удивиться, любой посторонний, кто услышал бы это, удивился, но он слышит что-то подобное чуть ли не каждый день от Энтони Старка, самого невыносимого пациента в больнице. Причем, назвал его так даже не Стив, хотя за почти две недели больше всех контактировал с ним именно он.
Пеппер Поттс сидит на стуле возле койки Старка, Стиву иногда кажется, что она вообще не уходит из больницы, и, наверное, он бы и продолжал думать так, если бы каждый день один ее строгий костюм не сменялся другим. Ее светлые, чуть рыжеватые волосы как всегда заплетены в низкий хвост, а взгляд направлен на Стива. Она со вздохом опускает руку с аккуратным маникюром на лоб.
Впервые когда Тони с ним заговорил, Стив начал проверять, не переборщили ли сестры с обезболивающим. Не переборщили, а мисс Поттс заверила его, что Старк всегда такой, и реагировать на его юмор вовсе не стоит.
— Как ты себя чувствуешь? — буднично спрашивает Стив, подходя к нему и вместе с этим проверяя назначения. Тони со вздохом закатывает глаза.
— Примерно так, как чувствует себя человек, у которого переломы двух ребер и сотрясение мозга, — отвечает он и натянуто улыбается. — Я решил купить в палату телевизор. Скоро привезут. — Стив на секунду приподнимает брови, а потом вздыхает.
— Во-первых, телевизор пока смотреть нельзя. Во-вторых, я не думаю, что пациенты вообще могут что-то покупать в палаты.
— Да, — соглашается Тони. — Но доставка через полтора часа, — заканчивает он, а Стив лишь качает головой. Потом с этим разберется.
Он знает, что Тони старше него на пять лет, но иногда ему кажется, что он ведет лечение очень избалованного подростка. Впрочем, избалованного, но приятного.
Пеппер, чуть наклонившись, целует Тони в щеку и поднимается со своего места.
— Куда? — тут же спрашивает Старк, переводя на женщину взгляд.
— Не буду мешать доктору Роджерсу, веди себя хорошо, — в шутку говорит она, мягко улыбаясь ему и, переглянувшись со Стивом, выходит из палаты, оставляя их наедине. Тони смотрит ей вслед, а потом поворачивается обратно к Стиву.
— Невероятная женщина, —искренне говорит он и слабо улыбается, а Роджерс лишь понимающе кивает головой. То, что с Тони он намучается, он понял в первый же день их знакомства.
Когда Стив выходит из больницы, то видит Пеппер, сидящую на скамейке прямо возле входа. Та что-то смотрит в своем телефоне, но когда чувствует на себе его взгляд, то поворачивается и слабо улыбается, чуть приподнимая ладонь. У Стива чуть задерживается дыхание. Часы посещения пациентов уже давно закончились, и он даже думать не хочет, сколько она здесь просидела в одиночестве.
Пеппер замечает его замешательство, и когда Стив подходит к ней, лишь вздыхает и опускает взгляд.
— Мне очень тоскливо дома без него, — тихо говорит она с грустной улыбкой, а Стив не знает, что на это ответить, да и понимает, что вряд ли его слова смогут что-то изменить.
Он помнит ее состояние, когда Тони только привезли в больницу, ее отсутствующий взгляд и дрожащие руки. Невооружённым глазом видно, как сильно она любит этого мужчину.
— Не составишь мне компанию? Дальше по улице есть неплохая пиццерия, — спрашивает Стив, мягко улыбаясь и глядя в ее глаза. Она на секунду переводит взгляд на больницу. — С ним все хорошо, не стоит переживать, я лично за этим слежу, — честно уверяет ее Роджерс, а Поттс со слабым кивком встает со скамейки. — Он очень быстро восстанавливается.
Пеппер Поттс была одной из таких женщин, которыми Стив всегда невольно восхищался. Сильная, самостоятельная, всегда знающая, чего хочет. За две неполные недели их знакомства он, конечно, немногое о ней узнал, и все же то, что узнал, ему определенно понравилось.
Она не первая из посетителей пациентов, с кем он поддерживает хорошие отношения, но первая, с кем он перенес общение за пределы больницы. Просто почему-то оставить ее в одиночестве там не казалось правильным.
Разговор с ней проходит легко и не натянуто, она не задает ему лишних нескромных вопросов, как и он ей. Их беседа не сведена к одному лишь Тони, чего он, если честно, ожидал.
Она протирает влажной салфеткой от соуса маринара свое обручальное кольцо и ловит на нем взгляд Стива.
— Я просила его не покупать с таким большим камнем, но он не послушал, до сих пор никак не привыкну к этой тяжести, — с улыбкой произносит она и опять надевает на безымянный палец тонкое платиновое кольцо с большим чистым бриллиантом. В отличие от него, Пеппер съела лишь пару кусков пиццы, Стив же готов заказывать еще одну.
В пиццерии почти нет народа, что неудивительно для вечера буднего дня, заняты лишь несколько столиков, включая их, а официанты явно хотят уже поскорее уйти домой, судя по выражению их лиц.
— Как долго вы вместе? — спрашивает Стив, а Пеппер задумавшись, поднимает глаза кверху.
— Мне кажется уже, что всю жизнь, — со смехом отвечает она, продолжая считать про себя. — Я работаю у него секретарем почти десять лет.
— Так долго? — не дожидаясь продолжения, спрашивает Стив, а она лишь отрицательно качает головой.
— Нет, встречаться мы стали относительно недавно. — Она щелкает длинным ногтем по стакану с холодной колой и начинает улыбаться воспоминаниям. — Он около трех лет добивался от меня простого свидания. — Она начинает смеяться и качает головой, а Стив замечает ямочки, что появились на ее щеках от широкой искренней улыбки. Он чуть приподнимает брови, а она заглядывает ему в глаза. — Еще почти столько же предлагал мне встречаться, а я отказывала, думала это несерьезно. Видела, как часто он менял девушек и думала, что в этом нет никакого смысла. Я никогда так не ошибалась, — говорит она на одном дыхании, а Стив чуть хмурится.
— И как же он смог тебя переубедить? — с интересом спрашивает он, доедая хрустящую корочку, а Пеппер лишь пожимает плечами.
— Он просто не сдавался. И на каждое мое «нет» находил сто причин, чтобы я сказала «да», — отвечает она, по ее взгляду сразу понятно, что она уже полностью в воспоминаниях.
Они сидят в пиццерии еще около двадцати минут, разговаривают обо всем и ни о чем одновременно, но эти слова настолько прочно заседают в его голове, что он просто не может перестать думать о них. Он думает о них, когда провожает Пеппер до ее машины, что до сих пор стоит возле больницы. Думает, когда и сам добирается до дома, думает о них, когда принимает душ под теплой водой.
Тони просто не сдавался на протяжении шести лет.
И за неполные две недели, по сути такое маленькое количество времени, он прекрасно понял, что в Тони Старке совершенно нет терпения, он избалованный, чуть инфантильный, упрямый человек, и все же столько времени старался завоевать одну-единственную женщину, которую любил. Ту, которая совершенно не верила в то, что у них может что-то получиться, не верила в его любовь.
И этот факт просто не может не заслуживать уважения.
Роджерс ворочается в постели около получаса, мысли просто не позволяют заснуть. Всевозможные «а что, если бы», все несостоявшиеся разговоры, прокрученные в голове тысячи раз, все несовершенные действия, поступки. Последнее время он вообще плохо спит, хотя это неудивительно, он отвык засыпать в одиночку.
От мыслей отвлекает звук несильной вибрации телефона. Он тянется к нему, а когда включает, яркий экран светит прямо в глаза, заставляя его зажмуриться.
Сообщение от Шэрон. Он уже и не знает, сколько избегает серьезного разговора с ней, а она слишком стесняется начать его сама.
«Давай завтра пообедаем вместе?»
Стив оставляет сообщение непрочитанным до утра и чувствует себя последней сволочью из-за этого.
— Что с твоими волосами? — спрашивает Бекка в первую очередь, когда проходит в квартиру и видит его. Младшая сестра выглядит удивленной и даже ускоряет шаг, чтобы подойти к Баки вплотную.
Она даже не предупредила его перед тем, как прийти сюда, обычно она так не делает, но Баки не спрашивает, почему. Он уверен, что причина все-таки есть.
— Просто состриг нахрен. — Баки наклоняется и коротко обнимает ее, а потом закрывает за ней дверь. Ее взгляд остается удивленным, а потом и вовсе сменяется взволнованным. — Хочешь кушать? — спокойно интересуется он, но Бекка лишь сильнее хмурится.
— Джеймс, — она не сильно сжимает его руку в запястье, но он отстраняется и, слабо улыбнувшись, уходит в сторону кухни, чтобы поставить чайник. Он не хочет, чтобы сестра в очередной раз заводила разговор о его самочувствии.
Ребекка снимает на входе свои черные кроссовки и осматривается, если не изменяет память, ее не было у него дома уже больше трех месяцев. Обычно они видятся в перерывах между его работой и ее учебой, и на посиделки дома просто нет времени.
— С каких это пор ты увлекаешься медициной? — с хитринкой спрашивает она, когда наконец заходит на кухню за ним. В ее руках один из медицинских журналов, что Стив забыл у него. Баки прикрывает глаза и вздыхает. У него просто рука не поднимается выкинуть вещи Стива. До сих пор. Почти три месяца прошло с его ухода.
Джеймс устало взъерошивает волосы. Придумывать ложь на ходу он никогда не умел.
С короткими волосами поначалу было непривычно, он на автомате смахивал несуществующую челку, до сих пор частенько пытается зачесать волосы назад, да и на запястьях каким-то образом оказываются резинки, которыми он раньше заплетал мешающиеся и лезущие в глаза волосы.
— Ты знаешь, если у тебя кто-то появился, можешь сказать мне об этом, — серьезно говорит она, усаживаясь за стол. Ее короткие волосы распущены и немного лезут ей в глаза, она сидит, уткнувшись щекой в кулак. Вторая ее рука перелистывает кончик медицинского журнала. — Ты же знаешь, я не стану передавать родителям. — Баки сначала тихо фыркает, а потом и вовсе закатывает глаза, переводя на нее взгляд.
— Серьезно думаешь, что мне не наплевать на то, что они думают? После всего того, что они сделали?
— Джеймс… — начинает она, но Баки перебивает ее:
— Хватит. — Чайник закипает, и он достает две большие кружки. Стив всегда любил пить чай из кружки с принтом американского флага, а Баки не забывал ему класть полторы ложки тростникового сахара. — Даже говорить не хочу о них.
— Мама сказала, что очень хочет встретиться с тобой, — продолжает Бекка, когда Баки ставит перед ней кружку с горячим черным чаем.
Сам он садится напротив нее и глубоко зевает.
— Да-да, я помню. — Он опять зевает и стучит пальцами по своей кружке с американским принтом.
Несколько минут они сидят в тишине. И Баки начинает понимать, зачем пришла Ребекка. Ровно месяц назад она обратилась к нему за этим же, только вот тянет непонятно зачем.
— Ты выглядишь так, словно не спал неделю, — говорит она, а Баки усмехается.
— Спасибо. Обычно ты говоришь, что я выгляжу так, будто не спал месяц.
— Я серьезно, — взволнованно говорит она. — Такое ощущение, что за почти год с вашего расставания с Броком вообще ничего не изменилось. Если тебе так плохо без него, почему не помиришься? Кто не совершает ошибок?
— Я говорил с ним, — кстати говорит Баки, отпивая чай. Он тянется к пачке сигарет, что лежит на краю стола, а Бекка начинает удивленно на него смотреть. Такое ощущение, что ее взгляд сегодня с удивленного вовсе не сменится на что-то другое.
— И ты скрыл? — возмущенно спрашивает она, опуская кружку с громким стуком на стол. — Когда? Вы что, помирились? — она тут же закидывает его вопросами, которые Баки пропускает мимо ушей. Она даже пересаживается на стул ближе к нему, чтобы заглянуть в глаза.
— Поговорили, ничего такого, о чем можно было бы рассказать, — спокойно отвечает Баки. Он не рассказывает о том, что они с Броком вроде как стараются стать друзьями или чем-то вроде этого, Баки сам не понимает чем. Он виделся с Броком только один раз после их разговора, это было поздно вечером, они шли в никуда и разговаривали ни о чем, выкуривая одну сигарету за другой.
И Баки тогда казалось, что он находится в каком-то театре абсурда, обсуждая что-то абсолютно неважное с Рамлоу. Хотя даже несмотря на весь пиздец, что творится между ними, ему всегда было легко говорить с ним. И тот раз тоже не стал исключением.
Они оба старательно обходили любые темы, связанные с отношениями, Рамлоу — потому что не хотел ссориться, Барнс — потому что не видел смысла.
— Джеймс? — зовет его сестра, и Баки фокусирует внимание на ней. Им часто говорят, что они похожи, в детстве говорили постоянно, но последнее время он совсем не замечает этого. Вроде бы один цвет глаз, один цвет волос, одна форма губ и высокий лоб, и все же. — Ты из-за этого такой?.. — она не договаривает какой, да и у Баки самого есть куча определений его состоянию, которые ему даже самому себе не хочется перечислять.
— Не он причина, — не выдерживает Баки, а потом со вздохом утыкается лбом в ладонь. — Блядь, да почему каждая моя встреча с тобой сводится либо к Броку, либо к родителям? — он чуть повышает тон, но видя взгляд сестры, сразу же качает головой и выдыхает, чтобы успокоиться. Бекка обиженно поджимает губы и отворачивается от него, а Баки кладет ладонь на ее руку. — Ну прости меня, — искренне говорит он. — Я на нервах.
— Кретин, — тихо отвечает она, переводя на него взгляд.
Между ними виснет молчание, и Баки не выдерживает первым.
— Родители до сих пор злятся на тебя? — спрашивает он, а Бекка опускает мигом погрустневший взгляд серых глаз.
Несколько месяцев назад Бекка начала встречаться с парнем из своего университета. Баки знаком с ним почти косвенно, если не считать единственного раза, когда видел их вместе на выходе из его кафе.
И кому как не Баки знать о том, что родители хотят решать все и немного больше за них обоих. Он умудрился выбраться из этого болота, умудрился не без помощи Брока, не без ссор и обид, и сейчас то же самое происходит и с его младшей сестрой. И самое ужасное, что он даже не удивлен их поведению.
Парень Бекки на несколько месяцев младше нее, он выглядит как парень, который в свободное время подрабатывает продажей травы, но при этом сочиняет ей песни, чуть неумело играя на старой гитаре. С тех пор, как она познакомила его с родителями, те настаивают на разрыве отношений, а когда поняли, что их настойчивые советы не производят должного эффекта, решили лишить ее денег и пригрозили, что и за обучение тоже не станут платить.
И когда она пришла к нему за помощью, он и не думал отказывать.
— Даже не спрашивай, — на выдохе отвечает она.
Они перемещаются с кухни в гостиную, Баки по привычке включает приставку, иногда поглядывая на часы, пока Бекка жалуется ему на родителей.
Только иногда она косится на медицинские журналы, но ничего не спрашивает. Ее прорывает только после того, как в ванной она обнаруживает второй бритвенный станок и зубную щетку.
— Да с кем ты, черт возьми, живешь? — Она встает прямо перед ним, уперев руки в бока, и ему приходится поставить игру на паузу.
Объяснять сестре, что он проебал из-за своей твердолобости единственного человека, который мог заставить его улыбнуться, нет никакого желания. Рассказывать же о Стиве и в сотый раз мучать себя мыслями о нем желания тоже не наблюдается.
Хотя, ему кажется, что он в принципе только и может, что думать о нем. Ну и еще заниматься самобичеванием. Хотя, с этим у него проблем давно нет.
— Это же тот парень из кафе, да? Блондин. — Баки приподнимает бровь. Сестра видела Стива всего один раз, и черт вообще знает как давно это было, месяц или два назад. — Точно он!
— Я тебе так скажу, Бекка, — начинает Баки, вырубая игру. Все равно поиграть теперь она точно не даст. — Не знаю, любишь ли ты этого парня так сильно или же нет, но я никогда не жалел о том, что не пошел у родителей на поводу. — Он откладывает джойстик на журнальный столик и откидывается на спинку дивана. — Даже несмотря на то, что с Броком вышло так, как вышло. Ни единой, мать его, минуты не жалел о своем решении.
— Джеймс… — выдыхает она, замирая, но он не дает договорить.
— С деньгами я буду помогать, жить, если что, ты тоже всегда можешь у меня, прорвемся, не проблема, — заканчивает Баки и с улыбкой смотрит в ее глаза.
Кажется, она даже забыла, что хотела что-то спросить про Стива. Ее глаза начинают блестеть, она прикусывает губы и опускается рядом с ним на диван, чтобы обнять.
Они больше не говорят об этом. Ни о Стиве, ни о родителях, а Баки искренне надеется, что родители все же не поступят с ней так же, как и с ним.
Спустя час после ухода сестры он решает поехать в «Cup and Cake», и почти два часа сидит то в своем кабинете, то за угловым столиком возле окна. Баки привычно присматривает за персоналом и от скуки копается в социальных сетях. С недавних пор он замечает за собой сильное желание напиться, но пока что сопротивляется ему.
— Фух, я уж думала, не доберусь до тебя, — слышит он над собой и поднимает взгляд на Наташу. Та садится напротив него и устало облокачивается на спинку стула. Она одета в легкое темно-синее платье, ее рыжие волосы заплетены в небрежный пучок, а ноги, которые она вытянула под столом, явно болят от десятисантиметровых каблуков. Баки смотрит на время, около десяти вечера. Через час надо уже закрываться. Наташа заказывает крепкий кофе, под ее глазами небольшие синяки, скрытые консилером, светло-коричневый карандаш на губах немного смазан.
— И почему я не пошла в наемные убийцы? Хоть бы удовольствие от работы получала.
Баки ухмыляется, а она зевает, прикрывая губы рукой. С Наташей коротать время всегда веселее. Они непринужденно болтают, пока их не прерывает звонок Брока.
Наташа неопределенно хмыкает, а Баки смотрит на экран. Телефон Рамлоу больше не скрыт, и, на самом деле, Брок даже перестал звонить настолько часто, как делал это до их «примирения». Джеймс думает, что он просто боится спугнуть напором, ну или больше не видит смысла донимать звонками. В конце концов, он добился, чего хотел.
Барнс отвечает на звонок.
— Хэй. — Слышит Баки голос в трубке. — Как ты? — тот громко выдыхает, и Баки понимает, что Рамлоу курит.
— Сойдет, а ты? — отвечает Баки, не сводя взгляда с Наташи. Та с преувеличенным интересом разглядывает острые черные ногти.
— Хотел увидеть тебя, — спокойно отвечает Рамлоу, опять выдыхая дым. — Как на это смотришь? — Баки не отвечает, думает над ответом, но Рамлоу опережает его: — Я заеду к тебе, идет? В одиннадцать или около того.
— Я не буду дома.
— А где ты будешь? — сразу же спрашивает Брок. — В кафе?
— Скорее всего, — отвечает Баки, поглядывая на наручные часы.
— Хорошо, ну так увидимся? — Баки со вздохом кивает, а потом отвечает:
— Увидимся, — и первым кладет трубку. Наташа с небольшим укором смотрит на него, но ничего не говорит.
— Ну что? — спрашивает он первым.
— Я уже сто раз говорила, делай, что хочешь, — отвечает она, поднимая перед собой руки, а Баки нервно стучит по телефону.
— Ты недовольна. — Наташа приподнимает бровь. — И смотришь на меня с укором даже сейчас.
— Давай ты не будешь присваивать свои мысли мне, идет? — спрашивает она, заглядывая в его глаза. Баки лишь пожимает плечами.
— Я думаю, это именно то, что мне нужно. Выяснить с ним отношения и закрыть эту тему раз и навсегда, плевать с каким исходом, — искренне говорит он, а она начинает ласково улыбаться ему, а потом, явно что-то вспомнив, говорит:
— Видела Стива сегодня. — Баки с тихим стоном откидывается на спинку стула. Наташа часто видит Стива, что, конечно, неудивительно, потому что тот лучший друг ее мужчины, и все это конечно замечательно, но…
— Как он? — Но он и так не забывает о нем ни на чертову секунду. Он старается сделать тон незаинтересованным, и даже не знает, кого пытается им обмануть, Наташу или все-таки себя. Скорее всего, себя, потому что черта с два он может Романову обмануть.
Последний раз он видел Стива в баре. Последний раз он чуть не поцеловал его.
— Весь в работе, впрочем, как и всегда. — Баки неопределенно хмыкает. Он никогда не спрашивает у нее о личной жизни Стива. Не из-за того, что ему неинтересно, просто не хочет знать, есть ли у него сейчас отношения или нет. Наташа, впрочем, никогда сама об этом и не рассказывает, а Баки предпочитает думать, что никого нет.
И, наверное, довольно эгоистично на его месте хотеть того, чтобы Стив был одинок, Стив последний человек, который заслуживает одиночества, и все же даже мысль о том, что кто-то может быть с ним, мысль о том, что Стив может быть влюблен в кого-то, вызывает в нем легкую душевную истерику.
В конце концов, Баки никогда не считал себя святым человеком.
Наташа уходит к закрытию, наскоро целует его в щеку и набирает Сэму уже на выходе из «Cup and Cake».
Когда к двенадцати, после того, как отпустил всех официантов, Баки, закончив с документацией, собирается уходить из кафе, в прозрачную дверь стучат. Баки встает из-за стола и выглядывает из кабинета. За дверью он видит Брока. Тот как раз выкидывает окурок от сигареты, вместе с этим стуча.
Барнс открывает ему и пропускает внутрь. Тот, как и в прошлый раз, критично смотрит на его волосы, но уже ничего не говорит. Да и до этого он лишь спросил «зачем», а Баки не смог найти ответа.
— Закрылся уже? — спрашивает Рамлоу абсолютно глупый вопрос, учитывая то, что это и так понятно. Он проходит в кабинет за ним. Сейчас Брок одет в легкие черные спортивные штаны и черную футболку. Он облокачивается на небольшой деревянный стол, наблюдая за тем, как Баки прикрывает дверь за ними.
— Да, только освободился, сам собирался уходить, — отвечает он и тоже подходит ко столу. Сейчас, находясь с Рамлоу в этом кабинете, в котором они сотни раз запирались, сотни раз оставались вдвоем, он просто не понимает, что ему делать.
Это странно. Они не друзья и не любовники, но чужими их все равно назвать нельзя. И это так странно, что два человека, так хорошо знающие друг друга, уже давно не могут называться близкими.
Брок хмыкает, а потом начинает улыбаться, когда ловит его взгляд. Они молчат, кажется, слов нет ни у кого из них, а в тот момент, когда Брок, оттолкнувшись от стола, подходит к нему вплотную и кладет ладони на его талию, Баки не понимает, что чувствовать.
Нет ничего привычней, чем целовать Брока, и вместе с тем, нет ничего, от чего бы Баки отвык сильнее, чем от этого. Их поцелуи всегда пропитаны вкусом сигарет.
Брок поднимает руки по его спине, пуская по коже мурашки, зарывается одной рукой в короткие волосы и прикусывает нижнюю губу, а Баки с громким чмоканием отстраняется и смотрит в его глаза. Около них мелкие морщинки, а сквозь черные волосы на висках начинает пробиваться седина.
Когда они оба успели повзрослеть?
Брок вновь целует его, и сейчас Баки осознает, что чувствовать его поцелуи не хорошо и не плохо. Никак. Никак чувствовать его руки, никак чувствовать его сердцебиение, никак слышать его дыхание.
Пожалуй, это первый поцелуй Брока, который ничего в нем не вызывает. Может, Баки был прав, когда говорил, что сломался. Иначе бы он хоть что-то чувствовал к Броку, не так ли?
Рамлоу прижимает его к себе, его руки пробираются под футболку, а язык вновь настойчиво раздвигает губы. Баки отвечает, и в моменте сам притягивает его к себе за спину.
Но ведь не с Броком он чувствовал. Так может быть дело не в том, что он сломан? Брок прикусывает его губу и тихо шепчет его имя, а Баки вдруг замирает. Он отстраняется и чуть хмурится.
И это явно удивляет Рамлоу, потому что тот тоже отстраняется и приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на него.
— Я люблю тебя, приятель, — шепчет Рамлоу, начиная грустно улыбаться. Он чуть приподнимает голову, касаясь лба Баки своим лбом, его ладони перемещаются на щеки, что покрыты короткой щетиной, он мягко гладит их. — С этим ничего не поделать. — Баки хмыкает и прикрывает глаза, но когда Брок вовлекает его в еще один поцелуй, то сразу отстраняется, положив руки на его плечи.
— Я не люблю тебя, — вдруг говорит Баки, его голос не вздрагивает, и такое ощущение, что говорит он это вовсе не Броку, а самому себе. Рамлоу недоуменно смотрит на него, а Барнс смотрит в его глаза и повторяет более уверенно: — Я тебя не люблю, Брок, — он зажмуривает глаза и начинает горько улыбаться.
Идиот. Гребаный идиот.
— Ты, мать твою, издеваешься? — на выдохе спрашивает Рамлоу, отходя на шаг, а Баки лишь качает головой. В глазах начинает рябить от того, как сильно он их зажмурил.
— Ты знаешь, — тихо начинает он, открывая глаза и переводя на Брока взгляд, — я думал, что до сих пор люблю тебя. Действительно думал, хотя даже себе признавать это боялся. Но сейчас ты целуешь меня, и я отчетливо понимаю, что нет. — Баки говорит на одном дыхании, и по взгляду Брока непонятно, в шоке ли он или просто начинает злиться. Баки настолько поглощен гребаным осознанием происходящего, что ему впервые наплевать. — Ты целуешь меня. Целуешь, а единственное, о чем я могу думать, так это о том, что не хочу этого. — Баки отходит от него и зарывается рукой в свои короткие волосы. Он со вздохом качает головой, а потом переводит взгляд на сжавшего челюсти Брока.
— Я не понимаю, — говорит тот сквозь зубы, а Баки смотрит в его глаза.
— После твоей измены, — начинает Баки, а Брок нахохливается, ему всегда неприятно слышать об этом, — я думал, что сдохну, без преувеличений. — Он опять встает напротив Рамлоу. — Думал, что не смогу больше любить. — В его голосе нет упрека. Больше нет. Брок касается его руки своей и крепко сжимает, а Баки опускает взгляд на их пальцы и переплетает их, начиная хмуриться. — Я всегда буду тебе благодарен за то, что ты был со мной, когда родители выгнали меня, — тихо говорит Джеймс, а Брок продолжает сжимать его ладонь в своей. — За твою поддержку. — Баки гладит грубую кожу его рук, задевая большим пальцем короткие черные волоски. — Я этого никогда не забуду. И пять счастливых лет тоже не забуду, что бы ни было потом. — Брок открывает рот, чтобы что-то сказать, но Барнс не дает. — Почти год прошел. Я думал, что мне и десяти не хватит для того, чтобы сказать это, но я прощаю тебя. Правда. — Баки поднимает руку и касается пальцами щетинистой щеки Брока. Тот приподнимает густые брови, а потом лишь горько усмехается и качает головой.
— Ты и правда не любишь меня больше, — тихо говорит он и на секунду прикрывает глаза. — Черт возьми… Как же ты хочешь, чтобы я отпустил тебя? Думаешь, это возможно? Думаешь, я не пытался? — Брок поджимает губы и играет желваками, а потом отводит взгляд. — Я гребаный год без тебя жил, больше не хочу. Не смогу.
— Сможешь, — уверено говорит Барнс. — Клин клином вышибают. — Брок зло усмехается, когда слышит это.
— Так все дело в том, что ты нашел свой клин? — спрашивает он, а потом отстраняется. Баки чувствует холод в месте, где была его ладонь. — Думаешь, этот самый клин будет любить тебя сильнее, чем я? Баки, это была гребаная ошибка, тот клуб, парень, я лица его не помню даже, мать твою, я уже сотни, тысячи раз жалел об этом! — Он чуть повышает голос, а потом отворачивается и сжимает кулаки. — Или думаешь, что этот твой никогда не ошибется? Все ошибаются.
— Я же не ошибался, — возражает Баки, серьезно глядя на него. Он сдерживает тон, да и нет желания его повышать. Нет желания превращать все в ругань. Он видит боль в глазах Брока, видит гнев и обреченность. — И сейчас я готов поверить в то, что и он не ошибется.
— Так ты любишь его? — с усмешкой спрашивает Брок, а Баки молчит. — Любишь, не так ли? — Брок хлопает раскрытой ладонью по столу, заставляя предметы на нем пошатнуться. — Блядь… — шепчет он, а Баки медленно кивает.
— Люблю, — отвечает Баки, глядя на Брока. Тот не смотрит на него. — Если бы не ты, я бы этого не понял. Или понял, но слишком поздно, — чуть тише говорит он, а потом прикрывает глаза. Он не знает, зачем говорит это Броку, но не может остановить себя. — Я люблю его, — говорит он, но уже сам себе.
Избавившись от сомнений, он смог признаться самому себе. И на душе от этого становится так легко, как давно не было. Стив… Стив так отчаянно хотел его любви, что так же глупо, как и Баки не понял, что давно получил того, чего хочет.
В какой-то искаженной болью форме, искаженной разбитым сердцем, и все же… Баки больше не спутает это чувство ни с чем другим. И сейчас он отчетливо понимает, что готов отпустить Брока со всеми чертовыми пятью годами их совместной жизни, со всем хорошим и плохим, со всем, что их связывало, потому что сейчас гребаное сердце очень сильно бьется за другого человека.
Виснет гробовая тишина, прерываемая только тяжелым дыханием Рамлоу. Тот долго смотрит сквозь него, и Баки кажется в моменте, что карие глаза предательски заблестели, но тот сразу смаргивает и отворачивается.
Джеймсу больше нечего добавить, а Броку больше нечего спросить. В один момент тот просто подходит к нему и прижимается ко лбу лбом, смотрит в серые глаза и кладет похолодевшие ладони на шею, чуть зарываясь пальцами в короткие волосы у основания шеи.
Их губы встречаются в еще одном поцелуе, и Баки, прикрыв глаза, отвечает на него. Он понимает, что это их последний поцелуй, Брок это тоже знает. Он целует медленно, чувственно, и, кажется, этот поцелуй вмещает в себя всю печаль их обоих. Печаль от расставания, от боли, что они причинили друг другу, печаль от того, что ничего не вышло, даже несмотря на то, что они действительно любили друг друга.
Брок отстраняется, еще раз смотрит в его глаза и выходит из кабинета. Без слов, потому что так легче, понимает Баки. Наверное, так легче им обоим.
Джеймс касается своих губ пальцами.
Он знает, Рамлоу больше не будет звонить и пытаться вернуть отношения, и все же понимает, что Брок никогда до конца не исчезнет из его жизни. Слишком он важная ее часть. Они не будут друзьями, даже хорошими знакомыми вряд ли будут, но Баки уверен — это не последняя их встреча и далеко не последний разговор.
Баки приходит домой к глубокой ночи, хотелось прогуляться и подумать обо всем в абсолютном одиночестве. Ночью мало людей, мало звуков, которые могли бы помешать.
Он сразу скидывает с себя футболку и джинсы, неимоверно хочется в душ и желательно под горячую воду. В кабинке он утыкается лбом в стенку душевой и прикрывает глаза.
Трогать вещи Стива всегда казалось неправильным, наверное, это должно было послужить первым звоночком в череде самокопаний, и все же. Баки доволен тем, что все-таки поговорил с Броком. По крайней мере, теперь он точно уверен, чего хочет.
Он не знает, поступит ли Стив так же, как Брок, что уж там, он даже не знает, захочет ли Стив быть с ним после всего того, что между ними произошло. Он ничего не знает, единственное, что ему хочется сейчас, это увидеть теплый взгляд голубых глаз и услышать, что все нормально, что еще не поздно все исправить.
Баки ложится в кровать сразу после душа, даже не удосужившись вытереться от воды. Слишком хотелось спать. Перед сном он смотрит на номер телефона Стива, и ему требуется около тридцати секунд раздумий, чтобы нажать на кнопку вызова.
— Сэм сказал, что ты собираешься на выходные в Вашингтон, — говорит Шэрон, глядя на него снизу вверх.
Стив переводит на нее взгляд и с мягкой улыбкой кивает. Сегодня она сама предложила ему пойти в бар выпить, после работы. Это не похоже на Картер, учитывая то, что та слишком легко пьянеет и из-за этого старается не пить, но Стив решил согласиться, чтобы не обижать ее.
О том, во что превратились их отношения, он старается не думать. Они застряли в чем-то между отношениями и неотношениями. Они целовались несколько раз, и каждый раз с инициативы Шэрон, но ни она не может сделать шаг вперед, чтобы начать отношения, ни он не делает шаг назад, чтобы прекратить ее попытки.
И он понимает, что дружба с ней уже невозможна, потому что нет смысла дружить с человеком, который чувствует к тебе что-то большее. Он понимает, что как только скажет ей все, как есть, то потеряет ее, как человека. Слишком далеко зашел, не стоило ему отвечать на ее внимание.
Поход в бар будет хорошим поводом поговорить и объясниться с ней.
— Да, я давно не ездил к матери, соскучился очень, — отвечает он. Шэрон ниже него на десять сантиметров, она влюбленным взглядом смотрит на него. Разговаривать с ней легко, всегда было, если честно, особенно после того, как она переборола свою стеснительность.
— Давай перед баром зайдем ко мне на секунду, я забыла утром отсыпать кошке корма, это по дороге, — с улыбкой говорит она, чуть отводя взгляд.
Со стороны, наверное, действительно кажется, что они пара. По крайней мере, некоторые прохожие останавливают на них свой взгляд.
— Без проблем, — легко отвечает он.
На улице тепло, но не жарко, это главная причина, по которой Роджерс любит конец весны. Бороду пришлось сбрить, оставив только длинную щетину, сейчас он одет в обычную белую футболку и свободные джинсы. Баки всегда смеялся над этими футболками и говорил, что Стив специально покупает их на три размера меньше, чтобы мышцы обтягивали. Картер же одета в узкие джинсы и темный топик, наверное, если бы она надела такие же каблуки, какие носит Наташа, то была бы ростом с него, но она предпочитает им обычные конверсы.
Квартира Шэрон действительно находится по дороге в бар, в котором они с Сэмом как правило и зависают, и когда они заходят внутрь, она тут же уходит вглубь, а Стив остается на пороге. К нему навстречу выходит толстый серый кот, который с минуты смотрит на него так, словно он блоха.
— Мэгги? — Стив и кот, который, похоже, не кот, а кошка, одновременно поворачиваются на голос Шэрон. Слышится звук насыпающегося корма, и кошка, забыв о Стиве, бежит к хозяйке.
Стив никогда не любил кошек. Хотя кошки его тоже особо никогда не любили. Особенно те, которые копались в мусорных ящиках, в которые его бросали более сильные ребята в детстве.
Картер закрывает за собой дверь в комнату, оставляя кошку за ней, и останавливается. Она смотрит в его глаза, видимо ждет чего-то, но молчит.
И хоть Стив не может назвать это молчание неловким, но он начинает понимать, что, видимо, поднялась Шэрон не только для того, чтобы покормить голодную Мэгги.
— Стив, — тихо произносит она, а Роджерс молчит. Она идет к нему навстречу и становится напротив, они почти касаются друг друга. Ее взгляд направлен прямо в его глаза. Она заправляет за ухо прядь светлых волос, а он чуть наклоняется к ней.
— Я… — начинает он, но она не дает сказать. Ее руки оказываются на его шее, когда она мягко целует его. На ее губах он чувствует сладкий блеск для губ. Он отстраняется в тот момент, когда Шэрон хочет углубить поцелуй.
Та приоткрывает карие глаза, смотрит на него исподлобья, чтобы понять, что не так, и когда хочет потянуться за еще одним поцелуем, тот мягко кладет ладони на ее талию, останавливая. Ее щеки мгновенно покрываются стыдливым румянцем, но когда она хочет отстраниться, он не позволяет.
— Шэрон…
— Прости, прости меня, я думала… — сбивчиво начинает она, стараясь хоть как-то отвернуться, чтобы скрыть горящее от смущения лицо. — Я думала, что…
— Я люблю другого человека, — перебивает он ее, глядя в глаза. Она приподнимает тонкие брови, а Стив, стараясь смотреть в ее глаза, с тяжелым вздохом продолжает: — Я не могу так поступить с тобой. — Она чуть приоткрывает губы, но потом опускает взгляд. — Ты последний человек, которому я хочу причинить боль, — тихо говорит он, поворачивая ее лицо обратно ладонью. — Ты не заслуживаешь такого. — Шэрон прикусывает нижнюю губу и качает головой.
— Почему ты тогда в тот первый раз не сказал мне об этом? — спрашивает она, отталкивая его руку. Она отходит на несколько шагов и начинает зло смотреть на него. — Почему только сейчас говоришь это? Будто не было этих двух месяцев, или ты полюбил кого-то уже после?
— Это сложно объяснить, — отвечает Стив, потому что не хочет рассказывать ей о том, что все-таки думал об отношениях с ней, думал, но понял, что просто не может полюбить ее, особенно, пока до сих пор любит Баки.
— Тебе просто всегда было плевать! Из-за этого, тебе это не мешало, а сейчас ты, видимо, нашел кого-то получше и решил мне рассказать о том, чего я заслуживаю, а чего нет?
— Все не так, как ты говоришь, — спокойно отвечает Роджерс, глядя в ее наполненные обидой карие глаза. — Ты же сама это понимаешь.
— Ничего я не понимаю! — она почти кричит, а потом прикрывает лицо ладонью. — Два месяца, Стив, за чертовых два месяца ты мог бы мне сказать, что не хочешь быть со мной. Какая же я идиотка, что верила тебе, думала, что ты не готов! — с каждым словом ее голос становится все злее, пока не начинает дрожать от подступающих слез.
И Роджерс мог бы сказать, что он никогда не говорил ей, что «не готов», но считает, что раз позволил их поцелуям случаться, значит действительно виноват перед ней. Было бы глупо отрицать это.
— Извини меня, — искренне произносит Стив. — Мне действительно очень жаль. — Он разворачивается, чтобы открыть дверь, потому что понимает — разговора не получится. Неудивительно, что он обидел этими словами Шэрон, но разве он мог спать с ней, давать еще бóльшую надежду, чем уже дал, если просто не может быть с ней.
Дальше было бы сложнее, дальше появилась бы привычка.
Картер что-то говорит ему вслед, но он уже не слушает.
Он понимает, что разбил ей сердце своими словами, но все-таки уверен, что влюблена она не в него, а в красивый образ, которому Стив никогда не соответствовал и, наверное, соответствовать не будет. В конце концов, что она о нем знает? Ни прошлого, ни настоящего. И все же он винит себя за мысль о том, чтобы забыться с ней. Ничего бы в любом случае не вышло, но боль бы он ей причинил намного бóльшую. Сейчас же она чувствует лишь сильную обиду.
Самым сложным теперь будет работать с ней, но они справятся, с их работой нет варианта не справиться. Все-таки, люди верно говорят про отношения на работе. Нельзя гадить там, где ешь.
Стив приходит домой, привычно принимает душ, звонит матери по скайпу и ложится спать, поставив будильник и беззвучный режим на телефоне. Все, как и всегда, но последнее, что он ожидает увидеть утром, проснувшись на пробежку, это пропущенный звонок от Баки.