Гермиона и Зверь

Малфой-Мэнор, тайное логово Пожирателей Смерти, стало местом празднования, осветившего их триумф. Парадные ворота стояли распахнутыми весь день, и Гермионе оставалось только удивляться тому, сколько приверженцев оказалось у Волдеморта. Некоторые, естественно, были перебежчиками или лицемерными и беспринципными людьми наподобие профессора Горация Слагхорна — но многих она, как выяснилось, знала, хотя раньше ни за что не заподозрила бы в верности Тёмному Лорду. В малфоевском саду бил высокий отделанный мрамором фонтан, и позолоченные статуи отражались в тысячах разлетавшихся вокруг капель, и в этой водяной взвеси, похожей на пыль, преломлялась радуга. В полную противоположность этому, павлины, разгуливавшие тут и там, обладали абсолютно белым оперением — альбиносы распускали пышные широкие хвосты, верещали высокими резкими волосами, которые, впрочем, терялись среди гомона толпы, что собралась в саду. Гермиона ощутила себя впервые зачарованной этим садом и всеми его потайными уголками, забыв на некоторое время и о всех друзьях, и о том, что находится во владениях хорька Малфоя и его подлого отца. Толпа отвращала ее от себя, и хотелось скрыться подальше, сесть где-нибудь в тенистой беседке, увитой плющом, чтобы почитать древний фолиант или просто полюбоваться клумбами из роз, что выращивал здесь явно самый лучший из всех садовников магической Британии. Она даже не слышала, что происходило в это время снаружи. Тем временем Волдеморт поднялся на небольшой помост, сооруженный для него, чтобы произнести речь перед внешним кругом и всеми теми, кто открыто поддержал его победу. Здесь были, как ни странно, и грязнокровки, и представители древнейших фамилий: судя по всему, первых привлекали к служению ордену Пожирателей за личные качества и заслуги, а вторых — ради сохранения древних традиций магии. — Мои верные слуги и друзья, приветствую вас! — поднял он бокал навстречу им. — Сегодня мы отмечаем день нашей окончательной победы. Борьба была долгой и отняла много сил, но теперь на нашей стороне как сила, так и традиции, и я ни один не будет обделен моим вниманием. Будет положен конец той распущенности нравов и вседозволенности, что царила в Хогвартсе при прежнем его директоре. Порядок и чистота во всех смыслах станут главным в новом Министерстве магии... Он продолжал в том же духе, после чего провозгласил тост за победу и позволил всем выпить, а сам удалился внутрь парадных залов Малфой-Мэнора, чтобы продолжить праздновать с ближним кругом. — Мисс Грейнджер... — раздался несмелый вежливый голосок домашнего эльфа. Гермиона встрепенулась, оторванная от своих задумчивых размышлений, повернувшись к нему. Невысокое худенькое существо явно требовало её помощи. "Ах, как жаль, как жаль, что у меня нет с собой носка, — подумалось ей. — Хорошо, сниму с себя что-нибудь из нижнего белья". В скобках здесь заметим, что это был единственный предмет одежды, который она могла снять с себя без особого ущерба репутации. Торжественный прием обязывал явиться в туфлях, чулках и платье, и снять что-то из этого означало прослыть безумной окончательно. Пришлось избавиться от того предмета дамского белья, который в высоком обществе не упоминают. Она положила его в свой блокнот, протянув эльфу, поскольку как спасательница эльфов не могла остаться в стороне — но здесь, по-видимому, её помощь не требовалась. — Не стоило вам делать этого, мисс. Мне нравится служить лорду Малфою. Я его не покину. "Видеть такую приверженность жестокому хозяину грустно!" — с этой мыслью она покинула беседку и направилась в Мэнор. И, как ни странно, там никто не задал ни единого вопроса и косым взглядом не дал понять, что она — презренная грязнокровка: все знали её как юную избранницу Волдеморта и опасались его. Она заняла место наискосок от него за длинным пышно украшенным столом. — Ещё раз приветствую вас, обожаемые друзья. Триумф чистой крови — наша победа. Вы были мне верны... — Мой Лорд, только один вопрос, — поднялся вдруг с места Люциус Малфой. — Вы говорите о чистоте крови, но что тогда среди нас делает Гермиона Грейнджер? — Она заслужила право быть среди нас своим умом и талантами. Множество грязнокровок и маглов отравляют источник мудрости, но редкие избранные достойны встать на одну с нами ступень, Люциус. До сих пор ты был гостеприимным хозяином и достаточно верным слугой — будь им и впредь. Тот присел, пристыженный, прикусив язык, но Гермиона всё же почувствовала себя неловко. Ей вдруг невероятно сильно захотелось покинуть это место и убежать отсюда — только куда? Помечталось о собственном замке с садом, где садовник выстрижет лабиринт из высоких высаженных по сложной схеме кустов; с садом, где будут цвести алые и белые как свежий снег розы; с садом, где так приятно будет гулять всегда — в вечерних сумерках, наблюдая первые мерцающие звезды, ранним утром в густом тумане, когда не видишь ничего дальше трех метров, ярким солнечным днем, когда листва бросает причудливые тени на ровные дорожки... И чтобы в замке была огромная библиотека, где она сможет проводить всё свободное время (свободное от научных исследований, конечно). Жаль только, если жить там придётся совсем одной. Ведь принца у неё нет, а тот единственный, кого она расколдовала своим поцелуем — лорд Волдеморт, бледный ужас, вернувшийся из мёртвых, не признающий никаких границ, будь то границы между людьми или мирами. С ним она быть не может: кем её будут звать тогда? Предательницей? Правда, суть была в том, что узнав Волдеморта ближе, она уже не могла вернуться к Рону. Слишком разительной была разница и слишком захватил её мысли тёмный маг. Не потому, что он наложил на неё чары или силой удерживал с собой рядом; нет, в нём была глубина мыслей и вместе с тем нечто совершенно юношеское, так что он не казался ей далёким призраком или человеком, далёким от её образа мыслей, привычек и интересов. Что-то мальчишеское, роднившее его с теми сверстниками, которых она знала. Может, поэтому он так и гонялся за ними, тремя подростками? Но ум его показался Гермионе глубоким, а познания — всесторонними, и тем обиднее было то, что она болялась поставленного на себе клейма "грязной" с его стороны, хотя она ни за что открыто не призналась бы в этом сожалении. Волшебники кругом негромко беседовали, поднимали бокалы вновь, говорили что-то — а она не слышала. Ей не хотелось возвращаться из грёз назад. В этой задумчивости она медленно встала и вышла, надеясь, что её тихого побега никто не заметит. Но это было не так. Едва она задержалась в дверях, взявшись за ручку парадного входа в Мэнор, как сзади раздался высокий холодный голос. — Не торопитесь, миледи. Она обернулась, привычно вздрогнув. Фигура в тёмном балахоне, похожая на дементора и ровно так же измучившая, её извечный рок. Она могла увидеть хищный красный блеск его глаз. — Я уйду вместе с вами, хоть мне и жаль, что вы не остались на бал. Разве вам не понравилось убранство зала и музыка? — Всё прекрасно — но всё это чужое. Я никогда не стану здесь своей. — Всего один танец, прошу вас, и мы покинем их. — Оставьте меня. Нам некуда идти. — Что ж, тогда я не буду ни о чем просить, а сам возьму всё, что должно принадлежать мне. Ведь мне должно принадлежать всё лучшее... — Нет! Не смейте! Но было поздно. Сильные руки взяли её за талию. Выкрикнутое громко заклинание трансгрессии — и они понеслись сквозь время и пространство неведомо куда. Отбиваться могло быть опасным, и Гермиона приберегла возмущение до конечной точки своего вынужденного путешествия. Дождалась, пока они не пролетели над зелеными равнинами и мелкими редкими деревушками, а потом опустились в самый центр густого пышного леса... И там она возмущаться уже не смогла. Перед ней был замок чудовища, тот самый замок, куда она попала, точно в сказку, и где впервые встретила Волдеморта. И сейчас он не спешил опустить её на землю, а держал на руках, прижимая к себе. Он понес её вперед через аллеи обширного запущенного и заросшего сада. Но дикие мелкие розы в нём все-таки цвели. В сгущавшейся темноте порхали мелкие белые мотыльки, и раздавался высоко между башен высившегося замка писк летучих мышей. — Всё это — твоё, равно как и моё, если ты согласна остаться здесь. — Но Хогвартс, моя работа! Я не могу просто так покинуть всех и забыть! — Ты не будешь пленницей. Можешь покинуть замок в любое время. Они вошли внутрь. Там было пусто и холодно, но вскоре загорелись свечи в канделябрах, сам собой был накрыт стол, а убранство сменилось новым и светлым, и даже гирлянды цветов висели, украшая его стены. Раздавалась в замке неведомо откуда доносившаяся музыка, грустная и печальная, но вместе с тем будто сама по себе заставлявшая танцевать. Удивительное и зачарованное место! И всё же она жалела, что принц так и остался чудовищем. Она обернулась, взглянув в лицо Волдеморта. Оно казалось холодным и непроницаемым, но в нём была как будто какая-то надежда и скрытая радость — насколько их можно было прочитать на бледной плосконосой морде. — Я знаю, о чем ты жалеешь. О том, что я... — Тише, — накрыла она его рот своей рукой. — Ничего не изменишь. Мы остаемся тем же, кем и были, куда бы ты не перенес меня и какое бы колдовство не сотворил. От себя не убежишь. Так что отпусти меня. — Это место ещё не показало тебе всех своих чудес. Всего лишь один последний поцелуй любви. На прощание... Что скажешь? — И ты станешь снова зверем? Я не хочу. — Значит, ты всё-таки меня любишь, — и Волдеморт сам накрыл её губы своими, тонкими и прохладными, не дожидаясь позволения. А может, оно и было давно дано, просто Гермиона не произнесла его вслух. Ведь хотя за секунду до того она говорила, что уйдет непременно, но теперь не могла прервать этот поцелуй, сперва несмелый, но потом всё более чувственный и долгий, больше того, сама взяла в нём инициативу, в ответ мягко обводя его губы своим языком и не отпуская. И в этот момент случилось последнее на сегодня чудо: стоило ей оторваться, как она увидела, что лицо монстра исчезло. Вместо него её сейчас держал в руках молодой мужчина — тот, которым Волдеморт стал бы, если бы не неудачное перерождение. И красота его, видная ещё в детстве и юности, стала сейчас редкой и завораживающей. Твердый ровный овал лица, нос с острым кончиком, красиво очерченные губы, волосы. спускавшиеся на плечи локонами, — и лишь одно осталось в его облике прежним: полные мысли глаза с их звериным красноватым отблеском. Волдеморт смотрел на неё, улыбаясь, но в глазах ещё была затаенная грусть. — Отпусти меня, наконец. — Ни за что, — ровно так же, как и в первый раз, ответил он ей, рассмеявшись, и закружил в танце. Он подхватывал её на руки, опускал, кружил в бесконечном ритме вальса, поднимаясь над полом, и в эти секунды Гермионе казалось, что она и сама умеет летать безо всяких заклинаний и лишних знаний. И только через много долгих кругов вальса усталый, но не обессиленный Волдеморт опустился на кресло за столиком, а Гермиона устроилась на его коленях — тем более, что в замке они были одни. — Ты специально приготовил для меня всё это чудо? Масштаб твоей фантазии завораживает. — Я знал, что ты его тоже ждешь и о нём мечтаешь... Я видел твои мечты — они были прекрасны и вдохновили меня. — Я жду? О чем ты? — Ну, как же. Равно как и продолжения этого приятного вечера не менее приятной ночью, и он поцеловал её мягко и осторожно. — Да как ты можешь думать так обо мне! — возмутилась она. — Да? А как же то, что ты даже пришла на празднество без нижнего белья? И его рука проникла под её длинную юбку, гладя нежную кожу на внутренней стороне бедер. — Это вовсе не от того, что ты подумал! Малфоевский эльф — я хотела освободить его! — Ах вот как? И всё же она рассмеялась и не стала его прерывать. Вдвоем они поднялись в спальню в башне наверху и опустились в постель — ночь и впрямь обещала быть долгой и полной наслаждения.