•pg-13• l •ooc• l •au• l •нецензурная лексика• l •ангст• l •драма• l •не все герои старше восемнадцати лет•
— Клянусь, Грейнджер, если ты скажешь об этом своим тупоголовым дружкам, я прикончу и тебя заодно, — он и сам слышал, как его голос дрожал, а оттого сильнее хмурил брови и говорил нарочито громко, будто стараясь обмануть не только её, но и себя. Гермиона лишь недоуменно всматривалась в знакомое с первого курса лицо и мысленно положила свою холодную ладонь на лоб Драко. Так спокойно говорить о смерти может только тот, кому, вероятно, некого и нечего терять. Осознание этой неправильной фразы пришло к девушке слишком внезапно, и плечи почти сразу же непроизвольно задрожали. Обида, вспыхнувшая в душе, душила. В какой-то момент Грейнджер показалось, что этого просто не может быть; она искренне не понимала, как он может говорить ей подобные вещи. Захотелось убежать из этой порядком надоевшей комнаты в гостиную, но Гермиона только притянула колени к себе и обхватила их руками. В этом немом повиновении она была похожа на беззлобную собачонку, которую постоянно пинают мыском туфли куда-то под рёбра, а этот зверёк жалобно скулит, но время от времени аккуратно подбирается к хозяину, надеясь всё-таки получить желанную ласку. Но у каждого, даже самого преданного зверя когда-нибудь заканчивается терпение. Девушка продолжала сидеть и размышлять, собирая по кусочкам остатки былого самолюбия и гордости. В конце концов, она не заслужила такого отношения. Только Гермиона, которую Малфой секундами ранее грозился убить, попыталась принять этого мальчишку таким, какой он есть: с холодным сердцем и полумёртвой душой. Она терпела все его издёвки, молча пробегала мимо него в коридорах, слыша вслед почти нежное «грязнокровка» и оттаскивала Рона и Гарри, которые, казалось, так и норовили швырнуть аваду прямо в лицо слизеринскому принцу. А вечером Грейнджер прибегала сюда, в комнату с тёмно-серыми обоями, где и становилась самым верным и покорным слушателем. И сейчас она чувствовала себя жестоко обманутой, преданной. Хотя, он ведь и не обещал ничего, верно? Нет, действительно, пора было прекращать эти шизофренические посиделки в комнате, больше напоминавшей подвал, и все эти нелепые игры в кошки-мышки. Гермиона искренне боролась за этого мальчишку, боролась за исцеление его гнилой душонки, но, видимо, таких чёрствых людей, как Малфой, нужно просто оставлять одних. Такие, как он, должны захлебнуться в своей желчи, в собственном дерьме. А с неё довольно. Просто хватит. «Пошел ты к черту, Драко Малфой». Быстрым движением Гермиона поднялась с холодного каменного пола и беглым взглядом оглядела привычное помещение. «Неужели это действительно то, что тебе нужно, Малфой?» * Этот вопрос она, конечно, не задала, только молча, в последний раз, разглядывала бледное худое лицо светловолосого юноши, стараясь одновременно запечатлеть в памяти каждую морщинку, и забыть. Забыть абсолютно всё, что связано с этим человеком. А он отвернулся. Будто бы заранее знал, что когда-нибудь она захочет попрощаться. «Малфой, я здесь, я буду рядом». Эти слова, когда-то произнесенные Гермионой, сейчас быстро-быстро прокрались в её сознание и, усмехнувшись, показали ей язык. Нет, не будет, ни за что. Резко повернувшись на каблуках, девушка уверенно пошла к другому концу комнаты. Звук её шагов резал стены проклятого помещения. Выход. Всё, что Грейнджер сейчас было нужно — горячий чай и тёплый плед. И чтобы, чёрт возьми, никто не трогал. Ни Джинни со своими дурацкими расспросами, ни кто-то другой. Она почти подошла к двери, когда услышала знакомый хрипловатый голос. В этот момент ей показалось, что непослушные ноги сейчас сами пойдут на этот омерзительный зов. — Стой. — Драко сказал это так, будто приказал домовому эльфу принести чай и ждал выполнения этого задания немедленно. Не просьба, приказ. «Чёрт возьми, Малфой, ты даже не можешь ни о чем попросить нормально, по-человечески. Ты чудовище, Малфой». Обернуться? Ни за что. Это действие означало бы то, что она вновь готова терпеть этот кошмар, теряться в его присутствии и не знать, куда себя деть, когда его нет рядом. «Иди к чёрту дважды, Драко Малфой». В нерешительности она стояла, запустив обе руки в непослушные волосы, и пыталась поймать тишину, попробовать её на вкус. Гермиона чувствовала себя маленькой девочкой, которой просто необходимо было ощутить себя нужной, она хотела, чтобы с ней поиграли, но взрослые были слишком заняты. Появилось желание лечь на пол и расплакаться, громко, по-идиотски, переигрывая, только бы кто-то услышал этот крик больной души. Почему-то именно сейчас она вспомнила про те странные маггловские пилюли, которые горстями жевали подростки в старом парке, а потом бегали, как умалишённые, разглядывая всё вокруг. «Сегодня я бы к ним с радостью присоединилась», — подумала она и нервно усмехнулась. Гермиона, углубившись в собственные мысли, не слышала ничего абсолютно, она поймала желанную тишину и теперь наслаждалась ею, как любимыми пряниками, которые часто готовила мама на Рождество. От удовольствия девушка даже прикрыла глаза. Шею обдало тёплым дыханием. Удивительно, но она даже не заметила, как он подошёл. Тело Грейнджер среагировало на его присутствие мгновенно, по коже сразу же поползли колкие мурашки. Откровенно говоря, она, даже убегая от Малфоя, ждала, что он остановит. И вот тогда девушка чувствовала себя нужной, необходимой, будто бы весь этот ветхий домик из лжи, выстраиваемый мучительно долго, враз превращался в вековой замок с высокими башнями и прекрасным садом. Гермиона стояла неподвижно, чувствуя в воздухе знакомый аромат цитрусовых, и не решалась открыть глаза. Боялась, что Драко исчезнет, растворится, вместе с одурманивающим ароматом. — Умоляю, Грейнджер, не сегодня. В первый раз. Вот так, искренне, будто бы и не было этой ужасной фразы, будто бы и не было этой холодности и тупого безразличия. «…прикончу и тебя заодно». Драко аккуратно развернул Гермиону к себе и накрыл её губы поцелуем. Он целовал её как-то обречённо, слишком пошло и нетерпеливо. А в прочем так же, как и обычно. Но во всех этих грубых и неромантичных действиях, Грейнджер умудрялась видеть магию. Ни с чем несравнимую, ту, что заставляла её каждый раз отвечать на эти поцелуи, верить в то, что это не игра, не его очередной каприз. И эти двое каждый раз падали на каменный пол. Падали, срывая друг с друга ненужную одежду, стараясь получить как можно больше. Всё, что было необходимо.***
Позже, лёжа на холодном полу, он смотрел в белый потолок и считал невидимые звёзды. — Знаешь, я бы никогда… — и голос Малфоя дрожал, срывался, рвался, как струны самой дешёвой гитары. — Я знаю, Драко, — шёпотом произнесла Гермиона и положила голову на его оголённую грудь. И Малфой беззвучно плакал, считая невидимые звёзды.***
Завтра. Гермиона знала наверняка, что завтра Гарри лишится ещё одного дорогого ему человека. А она всё это время молчала, будто ничего и не знала. За эти недолгие два месяца добрая и храбрая Гермиона Грейнджер превратилась в жестокую трусливую девчонку, которая ничего не хотела кроме хотя бы нескольких секунд, проведённых в комнате с грязно-серыми обоями. И сейчас, сидя за общим столом в Большом зале, Гермиона старалась лишний раз не смотреть в родные зелёные глаза. Она молча ковыряла ложкой кашу и каждую секунду чувствовала себя безумно виноватой перед Гарри и перед каждым, кто верит ей. — С тобой все в порядке, Гермиона? — Гарри спросил это так ласково, так по-доброму, что Грейнджер невольно сжала плечи. «Гарри, милый Гарри…» Ему действительно не плевать. За что Грейнджер была благодарна Малфою, так это за то, что он научил её врать. Да так искусно, что никому никогда и не пришло бы в голову, что она уже всё знает и абсолютно ничего не делает для того, чтобы предотвратить грядущую катастрофу. Жалкая, жалкая Гермиона Грейнджер. — Конечно, — сказала Гермиона, представляя, что отвечает на очередной вопрос профессора Стебель о Жгучей Антеннице. Невероятно, но из-за этого её ответ действительно прозвучал убедительно. — Гарри, ты слышал, что вытворил Симус на уроке Слизнорта? — весело спросил Рон, делая очередной глоток тыквенного сока.***
— Ты не понимаешь, каково это, Грейнджер, — он выплевывал эти слова прямо ей в лицо, заставляя сжиматься под суровым взглядом серых глаз, — ты, блять, вообще ничего не понимаешь. «Тише, Драко, пожалуйста, я понимаю». — Если я этого не сделаю, они убьют её. Она — всё, что у меня есть, — последнее предложение он выдохнул, окончательно успокоившись, — пойми же ты меня, чёрт возьми. А Грейнджер прекрасно всё понимала, только постоянно надеялась на то, что он передумает, не сделает этого. Но она понимала. И не верила, никогда не верила, что этот юноша способен на такое. — Драко, я … — Гермиона не знала, как окончить начатую фразу, — прости. Гермиона ожидала, что Малфой посмеётся, как обычно холодно и иронично, но он только подошёл ближе и крепко сжал её в своих объятиях, и она на некоторое время успокоилась, забылась и только отчаянно шептала: «Я понимаю, Драко, понимаю…прости…прости, Драко». И Малфой прощал Гермионе её глупость и инфантильность, прижимал к себе крепче и как-то неловко гладил каштановые волосы, мысленно осуждая себя за эти нежные действия. «Я, к сожалению, повзрослел раньше, чем ты, Грейнджер».***
— Я рассказывал, что в детстве меня пытались научить рисовать? — Вообще-то нет, — Гермиона подняла удивлённый взгляд на Драко и мягко улыбнулась. — А ещё я занимался фехтованием, музыкой, — Малфой смотрел в потолок и очень забавно загибал пальцы левой руки, — конной ездой и ещё рисованием, да, — он закончил перечислять и взглянул на смеющуюся девушку, — ну что? — Драко нахмурил брови, но в этом действии не было ни намёка на раздражение или злобу. — Клянусь, я не могу представить тебя за роялем, — Гермиона звонко рассмеялась. — Да, мои родители через несколько месяцев откинули идею обучить меня музыке, когда поняли, что у меня нет ни слуха, ни голоса. На душе у Малфоя становилось тепло, и чувство желанного спокойствия медленно разливалось по венам. Было так хорошо говорить с ней. Он смотрел в карие глаза Грейнджер и вспоминал своё детство, огромный сад с розами, фамильную библиотеку и отца. Первое «Круцио». Ощущение спокойствия исчезло также быстро, как и появилось, и Драко невольно сжал губы, отводя взгляд от солнечных глаз. Перед глазами вновь замелькали картинки, которые он постоянно пытался забыть. «Блять, не сейчас». — Я научилась читать в 4 года, — Гермиона спешила продолжить этот разговор. Пока он не закрылся, пока он всё ещё смотрел вот так: нежно, искренне. «Малфой, пожалуйста». — Почему-то меня это не удивляет, Грейнджер, — Драко вновь растворялся в её голосе, тревога потихоньку отступала, — честно говоря, я был почти уверен, что ты уже в годовалом возрасте болтала с родителями на латыни. Гермиона вновь улыбнулась, наклонив голову немного влево. — Драко, расскажи мне о ней, — улыбка соскользнула с губ Грейнджер, и она вмиг стала серьёзной. На секунду Малфой замер, он не дышал, только вглядывался в лицо наглой гриффиндорки, будто не знал, можно или нет. Поколебавшись несколько секунд, Драко выдавил из себя полуулыбку и медленно начал рассказывать о матери, устремляя живой взгляд куда-то вглубь комнаты. — Однажды мы сбежали из замка, когда отец был в отъезде, тогда я впервые познакомился с Андромедой… Он рассказывал и отрывал от сердца эти светлые воспоминания, делясь ими с Гермионой, предлагая окунуться в них, а девушка слушала, смакуя каждое слово, слетевшее с бледных губ. И она жалела: жалела, что раньше не смогла разглядеть за уродливой маской жестокости эту почти детскую нежность. Сегодня они не касались друг друга, только сидели на холодном полу напротив друг друга, наполняя уродливую комнату какой-то невероятной светлой энергией, которая разливалась по их телам, заставляя дышать медленнее, растворяться в этом почти невероятном спокойствии и чувствовать, как их души жадно целовали друг друга.***
— О! Малфой, наконец-то ты проснулся, — с усмешкой проговорил Блейз, медленно откидываясь на зелёную спинку бархатного дивана, — выспался? Драко явно чувствовал усмешку в словах Забини и оттого ощутил себя немного растерянным, но он быстро поборол это чувство и резким движением накинул на себя маску самоуверенности и привычного безразличия. Как и следует. Постоянно. — В чём дело, Забини? — Из-за тебя я долго не мог уснуть, во сне ты вечно шептал «люблю», — Блейз иронично протянул последнее слово, повторил его ещё дважды, и рассмеялся, — кто тебе снился, а, Малфой? — Мать, — коротко ответил он, и нахальная улыбка Забини разом слетела с лица. Драко сразу же вышел из гостиной, оставляя Блейза одного. Он почти бежал по узким коридорам подземелья и понимал, что соврал другу. Нарцисса Малфой не снилась ему этой ночью.***
— Завтра я отправляюсь вместе с Дамблдором, — серьёзно произнёс Гарри, наблюдая за огнём в камине. Гермиона сидела в кресле, поджав под себя ноги, и изо всех сил старалась не закричать. Имя директора, слетающее с губ Поттера в последнее время слишком часто, каждый раз заставляло её чувствовать себя отвратительно. Слишком больно. — Думаешь, справишься? — так же серьёзно спросил Рон, почёсывая затылок, — я имею в виду, это ведь может быть опасно… — Но, Рон, я ведь буду с Дамблдором, — уверенно отвечал Поттер, натягивая улыбку, — всё будет в порядке. А сердце Грейнджер сделало очередной кульбит, медленно проваливаясь куда-то в желудок, и она откинула голову на мягкую спинку кресла, вспоминая молитву, которой её научила мать, тонкие губы еле заметно начали двигаться.***
— Не приходи больше, — он произнёс это медленно, растягивая слова и, закрыв глаза, выдохнул. Она вздрогнула и сделала шаг назад, словно никогда и не думала, что когда-нибудь он захочет попрощаться. Гермионе показалось, что температура в комнате значительно понизилась и грязные стены покрылись инеем, захотелось накинуть на плечи теплую мантию. Непонимание. В эту самую секунду она перестала дышать, перестала чувствовать, только с удивлением всматривалась в стеклянные глаза и не видела ничего. Абсолютно. Пустота. Несколько секунд Грейнджер стояла, чувствуя, как горят внутренности. Повисло напряжённое молчание, которое давило указательным пальцем куда-то в область затылка. — Ударь меня, Малфой, — она сказала это слишком отчётливо, оскалив зубы. Он не мог не расслышать. В дрожащем голосе слишком явно чувствовалась несвойственная ей жестокость, смешивающаяся с обидой и презрением. — Что? — Драко удивлённо вскинул брови, отдаляясь ещё на шаг. — Ты слышал, — спокойно произнесла она, — ударь меня, Драко Малфой, ударь, — Гермиона выкрикивала последнее слово бессчётное количество раз, растворяясь в собственной ярости, погружаясь в истерику. Только одно слово, только одно действие. Когда её голос предательски сорвался, заставляя его обладательницу наконец замолчать, Гермиона беззвучно опустилась на колени и громко заплакала, хрипло выговаривая что-то непонятное, что, казалось, отбирало у неё последние силы. Грейнджер смотрела в пол, удивляясь собственной глупости. Она погружалась в свои хаотичные мысли, позволяя им разрывать черепную коробку на мелкие кусочки. «Больно, чёрт возьми, как же больно». Грейнджер заставила себя поднять печальный взгляд на Малфоя, который застыл в полуметре от неё. Слишком далеко. — Ну? — вопросительно прохрипела девушка, — давай же, Драко. — Я…не могу, Грейнджер. Гермиона усмехнулась, облизывая пересохшие губы. — Неужели? — она выдавила из себя какую-то болезненную улыбку, — а вот так ты, значит, можешь? — голос Грейнджер дрожал, она продолжала захлёбываться солёными слезами и злиться. Прежде всего, на саму себя, на собственную глупость. Малфой уже было начал неуверенными шагами приближаться к содрогающейся от рыданий девушке и вдруг дернулся, как от пощёчины, когда, вставая, Гермиона произнесла: — Я ненавижу тебя, Малфой. И, убегая, мысленно она уже навсегда распрощалась с уродливой комнатой.***
Гермиона бежала по знакомым коридорам замка слишком быстро, игнорируя возмущённые возгласы учеников. «Успеть бы, только бы успеть. Предупредить, пожалуйста». Все мысли в голове путались, заставляя тело двигаться быстрее. «Успеть… Мерлин, помоги». Грейнджер слышала стук крови в висках, ощущала, как сбивается дыхание, и она жадно глотала воздух, стараясь не медлить. Ещё один поворот, коридор и девушка уже бежала по, казалось, бесконечной винтовой лестнице, ведущей в Астрономическую башню. — Эй, Гермиона, — кажется, её окликнула Луна… «Не сейчас, чёрт возьми, не сейчас. Соберись, Грейнджер, быстрее». И Гермиона, слушая собственный голос, бежала так, как никогда прежде. Она отказывалась видеть то, что происходило вокруг неё, её мысли были слишком сосредоточены. Удивительно, но движения девушки были слишком резкими для человека, слишком быстрыми для того, чтобы успеть сообразить, чтобы заметить… Грейнджер взбежала на верхнюю открытую площадку и остановилась. Первое, что бросилось в глаза — знакомая фигура в серебристом одеянии. Дамблдор стоял слишком близко к краю, в серых глазах читался испуг. — Мисс Грейнджер…— профессор выдохнул имя Гермионы удивлённо и обречённо одновременно. В этот момент девушка повернула голову влево, встречаясь с такими же удивлёнными взглядами Пожирателей и… с его взглядом, взглядом Драко Малфоя. Юноша крепко сжимал в правой руке палочку, конец которой был направлен прямо на директора школы. Гермиона успела заметить в покрасневших глазах Малфоя застывшие слёзы и страх. Страх. Теперь и она испытала его, оказавшись в ловушке, Грейнджер чувствовала, как впадает в оцепенение. — Так, так, так…— нараспев протянула Беллатриса, доставая из подолов платья палочку, — похоже, преданные ученички Дамблдора чувствуют, когда ему угрожает опасность, — Лестрейндж хищно облизнула губы и рассмеялась, — что же, милости просим присоединиться к нашему торжеству. В этот момент Пожиратели, притаившиеся где-то в глубине площадки, тихо рассмеялись. И Гермиона, кажется, услышала характерный щелчок. Капкан захлопнулся. Теряясь, она вновь подняла взгляд на Малфоя, но он продолжал смотреть куда-то за пределы башни, будто бы стоял здесь один, будто бы Грейнджер здесь вовсе не было. Никого не было. Ничего не было. «Дура, какая же ты дура, Грейнджер». Собрав в кулак все свои силы, Гермиона резким движением выхватила из заднего кармана палочку, но Пожирательница реагировала быстрее. — Экспеллиармус, — Белла смеялась, наблюдая за тем, как Грейнджер прощается с надеждой на спасение, — встань туда! — худым пальцем Лестрейндж указывала на место рядом с Дамблдором, от тени весёлости не осталось ничего, её голос стал твёрдым и властным. И она подчинилась, медленными шагами преодолела нужное расстояние и покорно заняла указанное место. Теперь по колебаниям воздуха девушка чувствовала, как дрожит директор. А она не дрожала, нет, только опустила голову, мысленно молясь, чтобы конец наступил быстрее: не хотелось слышать этот визгливый голос Лестрейндж, а ещё больше не хотелось видеть слишком знакомый худой стан. Беллатриса чинно прошлась по деревянному полу и заняла место за спиной Малфоя. Она аккуратно коснулась кончиком указательного пальца его шеи, заставляя тело Малфоя непроизвольно сжаться. — Драко, Тёмный Лорд будет тобой очень доволен, — её голос звучал почти ласково, в нём даже угадывались острые нотки зависти; на несколько секунд всё погрузилось в тишину. — Убей девчонку! — резко выплюнула она и улыбнулась, обнажив неровные зубы. Услышав последнюю фразу, юноша вздрогнул. — Ты ведь не хочешь огорчить его, правда, Драко? — спросила Белла, театрально надув губы, — вспомни о матери, Драко, вспомни… Она подобрала слишком нужные слова, потому что уже через секунду Малфой, дрожа всем телом, направлял палочку на безоружную Гермиону. И она, будто почувствовав это, подняла усталый взгляд на Драко и горько усмехнулась. «Ударь меня, Малфой». Он ненавидел себя. Так сильно, что от этой ненависти кружилась голова, и дыхание сбивалось, в лёгкие будто кто-то вылил раскалённое олово. «Я ненавижу тебя, Малфой». Эта её фраза, злобно брошенная тогда, что-то перевернула в чуть живом сердце Драко, он всю ночь вспоминал её заплаканное лицо, искажённое гримасой отчаяния, и до крови кусал губы, стараясь сдержать крик, рвущийся откуда-то изнутри. Каждый раз мыслями он возвращался в комнату с грязно-серыми обоями и успевал отвечать это нелепое «А я люблю тебя, Грейнджер» до того, как она успевала скрыться за каменной стеной. «Не могу». — Авада Кедавра, — произнёс он слишком тихо, почти шёпотом, и зелёная вспышка пронзила девичье тело. «Прости, прости, прости, Грейнджер». Драко с ужасом, как в замедленной съёмке, наблюдал за её падающим на пол телом и последнее, что он запомнил — издевку в карих глазах. «Неужели? А вот так ты, значит, можешь».