Сборник драбблов по Драмионе

•nc-17• l •ooc• l •au• l •pwp• l •ust• l •фемслэш• l •драма• l •герои старше восемнадцати лет•

В комнате пахнет пластилиновыми индийскими благовониями, которыми Гермиона окуривает спальную комнату — в двадцать пять в её жизни появились такие вот странные фетиши вроде коллекционирования всяких безвкусных статуэток и зависимости от ароматических палочек. Ей нравится эта нереальность задымленной комнаты, в которой почти не видишь лица своего партнера — нужно лишь поджечь немного большее количество. И девушке обидно, что отныне лицо Драко перестало быть для неё чем-то, что вызывало приятные ощущения под ребрами. Нет, скорее даже не обидно, а странно оттого, как быстро меняются человеческие желания. Насколько зависим человек от своих низменных желаний. Мерзких инстинктов. Гермиона сидит на коленях перед Драко и старается избегать зрительного контакта — просто умело исполнит супружеский долг и постарается уснуть, уплывая в сладкую недореальность снов, в которых фигурирует девятнадцатилетняя Саша. Абсолютно раздетая. Когда стажерка просто сидит в Министерской курилке, закинув одну ногу на другую, её бархатная кожа отливает холодным золотом в тусклом жёлтом свете небольших встроенных в прямоугольник потолка лампочек. И это почти сразу же удар сердца о ребра до мерзкого треска-судороги и мгновенный импульс желания — Саша, кажется, читает мысли Гермионы; будто невзначай облизывает пухлые губы, а потом обе её стопы оказываются твердо стоящими на полу. Девушка слегка разводит ноги, открывая взору Гермионы вид на простенькое женское белье. Руки Малфоя касаются лица Гермионы — знак, что его тело горит от нетерпения. И девушка медленно стягивает с мужа чёрные узкие джинсы, предварительно расстегнув толстый ремень из кожи маленьких телят, проводит узкой ладонью по напряженному члену Драко, дразня — за пять лет совместной жизни она умудрилась выучить его тело «от» и «до», точно знает, как и что делать. И этот цирк её язык не поворачивается даже сексом назвать — действительно, исполнение обязательств, которые идут вкупе с кольцом на безымянном пальчике. Грейнджер также стягивает с Малфоя белье и обхватывает головку члена губами, круговыми движениями языка лаская её. И понимает, что прикрывает глаза не от удовольствия, а от банального нежелания видеть то, что более не вызывает возбуждения. И на секунду ей становится страшно, когда мысли упрямыми свободными птицами устремляются к Министерской курилке. К Саше. Они одни. А потом ещё страшнее, когда девушка понимает, что рука сама собой тянется к тонкой полоске собственных трусиков, отодвигает их и очень аккуратно касается средним пальчиком бугорка клитора — дает себе время для того, чтобы погрузиться атмосферу курилки, почувствовать запах табака и тяжелых для девятнадцати лет духов. Представить её длинные худые ноги в чулочках в мелкую сетку — не слишком вульгарные, но вызывающие определенные желания. Представить её руку на своей промежности. Просто это то, что нужно. В эту самую секунду. И любую другую. Грейнджер заглатывает глубже, чувствуя, как слюна во рту становится вязкой. Она мастерски подавляет рвотные рефлексы — ему нравится именно так, когда девушка, откинув густые волосы назад, чередует глубокие фрикции и почти неощутимые, когда губы только слегка касаются головки. Главное, что минет в её исполнении — один и тот же знакомый ритм, одни и те же движения, от которых каждый раз наступает долгожданная разрядка. И Малфою, честно, всё равно, что она больше не касается его серых глаз своими карими, предпочитая завеситься веками-шторками. И их жизнь похожа на обычное взаимопользование полов. Симбиоз? Или обоюдный паразитизм? Именно в эту секунду, когда Гермиона утыкается носом в лобок Малфоя и на секунд пять замирает, думать об этом совершенно не хочется. Гермиона забирает у Саши сигарету и тушит её прямо в рядом стоящей пепельнице. Её наглая рука покоится на острой коленке, почти ощущая мягкость молодой кожи сквозь капроновую ткань слишком тонких чулок. И Грейнджер медленно сносит крышу, когда пухлые губы аккуратно касаются кожи её шеи, выводя на ней языком понятные только этим двум девушкам узоры. Гермиона прикрывает глаза, притягивая к себе стажерку за светлые волосы — получается немного грубо, но девчонке, видимо, нравится, потому как синие глаза похотливо блестят от азарта и возбуждения. Поцелуй равно выстрел разрывающих пуль прямо вниз живота, разрыв грудной клетки и солнечного сплетения. Внутренности приятно стягиваются в тонкую пружину от адского удовольствия, которое накатывает на обеих девушек, заставляя углублять поцелуй, сильнее сжиматься в кольце объятий. — Герм, — тихо шепчет Малфой куда-то в прокуренность комнаты, и это тоже по сценарию. Мужчина грубо берет девушку за волосы — а ей все равно, только бы ненароком не вырваться из сладкой фантазии, из-за которой движения пальцев Грейнджер становятся более уверенными и твердыми. Она ласкает себя, мечтая трансгрессировать в только что придуманную реальность. У неё слишком красивое тело. Саша не слишком худая — фигура типа «песочные часы». Особенно Гермиону привлекает тонкая талия, за которую девушку так и хочется притянуть к себе, заставляя впиться своими вишневыми губами в губы Гермионы. Как сейчас. Слишком глубоко и жарко. Гермиона почти забывает, что Министерский дерматиновый бежевый диванчик казался ей неудобным, когда женская рука касается её промежности. Одно касание — этого просто достаточно, для того, чтобы забыть, кто она и где она. Они сидят друг напротив друга, влажными глазами рассматривая тела друг друга, стягивая лёгкие летние блузочки. А потом и всю одежду. Грейнджер только взглядом показывает, что действительно хочет, чтобы на ногах Саши остались эти миленькие чулочки. И снова миллиарды этих до одури нежных касаний и поцелуев, от которых воздух иногда не хочет втягиваться в легкие, от которых сердце стучит, как заведенное. Когда Саша ладонью давит на ложбинку между грудей Гермионы, та понимает, что ей стоит лечь. Она без стеснений ложиться на спину, восторгаясь красотой девичьего тела — девушка почти сидит на ней, неумело губами обхватывает сосок, лаская его языком, и Грейнджер сразу же стонет — это именно то, чего ей хотелось все время. Намека на нежность, которой давно уже не было в её отношениях с мужем. Давно. Длинным тонким пальцем Саша проникает в Грейнджер, отчего та сразу же выгибает спину и судорожно ловит губами воздух. Тщетно. Перед глазами плывут разноцветные круги — почти потеря сознания просто от того, что молодая девчонка трахает её пальцем, чуть позже подключая ещё один. Просто, будто только и ждали этого. Каждую секунду своей чертовой жизни, проживая её до этого как-то пусто и нелепо. И даже после первого движения Грейнджер может признаться этой девчонке в любви, только бы она продолжала. Вот так. В том же ритме. С чередованием медленных и быстрых движений, с настойчивыми поцелуями где-то на уровне груди и шеи. Немного прикусить тонкую кожу, которая обтягивает ключицы. Она действительно маленькая кудесница. И, когда пульс Грейнджер учащается, когда сердце начинает гонять по артериям кровь раза в два быстрее, когда её тело содрагается от яркой разрушительной судороги удовольствия, Гермиона чувствует, что Драко кончил ей в рот и, ещё несколько раз толкнувшись в кольцо сжатых губ, в сотый раз ощутив тесноту влажной глотки, просто отстраняется. И она бредет в ванную, чувствуя, как до сих пор побаливают затекшие ноги, как до сих про бешено стучит сердце. Включает воду и долго плачет, наблюдая за тем, как Саша одевается, выбегая из знакомой комнаты с бежевым дерматиновым диваном, оставляя на лакированной поверхности пола стук своих тонких шпилек.