Приют для проклятых

Генри прибыл ровно в полдень, как и обещал Эмме. С Реджиной парень при этом не перемолвился и словом, ещё больше укрепив желание Миллс осуществить то, что она задумала. Как только мальчик скрылся из просторного кабинета заведующей, женщина, цокая каблуками, отправилась в палату номер пятнадцать. *** — Эмма! — парнишка, увидев Свон, подбежал к ней и крепко обнял. Девушка испытала такое впервые, но ей, несомненно, было приятно, а потому блондинка с искренней улыбкой потрепала сына по волосам. — Книга у тебя? — спросил мальчик, бросив взгляд на сумку, что покоилась за плечом блондинки. — Где ей ещё быть? — Свон с улыбкой пожала плечами и направилась в сторону первой палаты, где уже стояла Эшли, с нетерпением ожидая Эмму и Генри. — Привет. — проговорила она, заметив мальчика. Миллс поздоровался, первым проходя в палату Вейла. Вскоре участь Виктора постигла еще пятерых пациентов, с которыми Эмма, Генри и изредка Эшли разговаривали на совершенно разные темы. Свон, заходя в очередную палату, каждый раз надеялась, что ей не скажут и слова о книге сказок. — Это правда, как ты можешь не верить?! — то и дело твердил Генри, устремляя на мать удивленный взгляд, в котором, как замечала Эмма, не было лжи. Уж она-то в этом разбиралась. — Малыш… — блондинка, слушая сына, то и дело обреченно вздыхала. Она не могла найти слов, чтобы объяснить мальчику, что все эти сказки — просто выдумка. Девушка просто-напросто боялась за состояние мальчишки, который уже успел стать ей по-настоящему родным. Когда эта компания оказалась в палате Мери-Маргарет, и пациентка вновь начала говорить что-то вроде: «Мы с принцем победим Злую Королеву, а ты… Ты снимешь проклятье, потому что…» — на этом моменте Бланшар замолкала, с грустью опуская глаза, в которых, еле сдерживаясь, чтобы не вылиться наружу, стояли слёзы. Но Эмма и так знала, что хочет сказать пациентка. «Ты — моя дочь, потерянная принцесса, Спасительница…» — или что наподобие, как это красочно описывала книга сказок. Видя состояние подруги, Свон в этот раз не удержалась и крепко обняла её, намереваясь успокоить. Слегка неловко прижавшись к Бланшар, блондинка вдруг почувствовала необыкновенное тепло, разлившееся по телу медленно, словно волна чего-то волшебного и… Домашнего. На мгновение Эмме показалось, что она уже где-то видела Мери-Маргарет. В какой-то иной, не этой реальности они пересекались. Когда Свон отстранилась, это ощущение пропало, оставив после себя нежное послевкусие, почему-то напоминавшее какао с корицей. — Ты почувствовала? — в глазах Бланшар горела надежда. На лице Свон — смятение. — Я… Я… Это не может… — пробормотала она и пулей вылетела из палаты. Удивленный Генри и Эшли, бросившая Мери-Маргарет напоследок сочувственный взгляд — за ней. — Что это было?! — осторожно взяв Свон за руку, спросил Генри. Эмма стояла в коридоре, прижимая к себе книгу сказок и прикрыв глаза. Она думала. Думала напряженно, взвешивая все «за» и «против», предугадывая последствия своего поступка. — А, Генри… Все хорошо. Идем дальше. — голос мальчишки прервал тяжелые размышления, и блондинка, потрепав его по волосам, двинулась дальше, в следующую палату. Белль, которую блондинка ожидала застать как всегда ничего не помнящей, на этот раз выглядела озадаченно. Девушка крутила в руках чашку, всматриваясь в каждый сантиметр тонкого фарфора и чему-то грустно улыбаясь. Выглядела она уставшей — будто не спала ночью. — Все хорошо? — присаживаясь на кровать, обеспокоенно спросила Эмма. — Да, я… — пациентка помедлила, — хотела рассказать кое-что. Сердце Эммы екнуло, губы непроизвольно сжались в тонкую линию, но в целом Свон осталась доброжелательной. — Что такое, Белль? — У меня были… Видения. Не знаю, обрывки ли это потерянной памяти, или что-то еще, но… Там была я в желтом платье, и… Голд. Да, Голд. Но он был будто не собой — вид, манеры, голос… Шатенка говорила, запинаясь, и между делом всматриваясь в лицо Эммы, ожидая реакции. Блондинка несколько секунд сидела, задумавшись, но в конце концов выдала: — Возможно, ты слишком много читаешь, Белль. Это и рождает образы… — Нет! Я уверена, это была я, и… — пациентке так и не дали договорить: Эмма, чуть грубовато схватив ее за плечи, уложила на кровать, и, бросив «тебе стоит отдохнуть», выбежала из палаты. — Второй раз за два часа — это уже слишком. — назидательным тоном проговорила Эшли, подойдя ближе. Эмма промолчала, и, отняв руки от глаз, на удивление сухих, произнесла: — Все нормально. Правда. — Я так не думаю. — хмыкнул подошедший Генри, взглянув матери прямо в глаза. Тем не менее, все трое отправились в палату номер три — к принцу. Разговор Эммы с ним не задался сразу же, вновь принимая опасный «сказочный» оборот. Снова рассказ о дочери, отправленной в другой мир, снова состояние, близкое к плачу, упоминание Белоснежки и письма, которое она так и не прочла («это Злая Королева во всём виновата!»). Было видно, насколько тяжело пациент переживает все события, будто эти сказки — чистейшая правда. Если задуматься, у Эммы были все основания поверить в это, но засевший в глубине души бостонский поручитель настойчиво отговаривал: «это всего лишь сказки». Но на этот раз Свон выдержала — она не стала сбегать из палаты. Закончив разговор, девушка спокойно вышла, вновь оказавшись в таком знакомом мрачном коридоре с желтоватыми стенками. Краска на некоторых местах уже успела облупиться — Эмма этого раньше не замечала. Глубоко втянув носом чуть спертый воздух и подавив начавшие зарождаться в уголках глаз слезы, девушка приняла решение. Это оказалось тяжелее, чем предполагалось, но так было нужно. Эмма понимала: чем дольше она пробудет здесь, тем хуже это скажется на состоянии ее сына, да и на ее собственном. А потому блондинка решительно направилась к Голду — нужно было обговорить увольнение. *** Тяжелая железная дверь с покосившейся цифрой «15», скрипя, открылась, впуская внутрь настоящий ураган, коим сейчас и являлась Реджина. Шагая по коридору, она вновь увидела Генри, ее Генри, абсолютно счастливо гуляющим в сопровождении Эммы. Эта, казалось бы, мелочь, окончательно вывела Миллс из себя. «Она покинет это место. Сегодня же.» — проговорила про себя брюнетка. Теперь, оглядывая просторную, раза в полтора больше, чем у других пациентов, палату, Реджина все еще не теряла решимости. Опершись на одну из стен, бывшую ярко-красной, брюнетка тихо позвала: — Мама… Женщина, до этого преспокойно дремавшая, свернувшись на кровати, удивленно распахнула глаза. — Реджина?! Что ты тут делаешь? — дочь навещала её нечасто — по тону бывшей Королевы Сердец это можно было понять без труда. Брюнетка, на секунду опустив глаза, присела на кровать и почти шепотом выдала всего лишь одно слово: — Помощи. Отношения с матерью у Реджины не совсем складывались, но в делах магии старшая Миллс, несомненно, была лучшим после Темного советчикам. Ожидая, что Кора сейчас начнет вполне заслуженно обвинять дочь, брюнетка пораженно замолкла, услышав ответ матери. — Что тебе нужно, дитя? — растянув в улыбке ярко-красные губы, произнесла пациентка. Она выглядела не лучшим образом, но поведение, как заметила Реджина, не изменилось ничуть. — Избавиться от Спасительницы. — выдала на одном дыхании брюнетка, с интересом разглядывая мать. Они уже давно не виделись. Очень давно. — Для этого есть проверенный способ, милая, — на этих словах улыбка Коры стала еще более угрожающей, — то, что ты сделала с Белоснежкой. Реджина встрепенулась — как она могла сама не додуматься до этого? — Отправленное яблоко… — протянула брюнетка, про себя раздумывая, как его лучше приготовить. — Именно, дорогая. Еще немного поговорив с этой пациенткой, Миллс отправилась прямиком в свой склеп, находящийся теперь прямо в подвале больницы. «Там как раз есть кое-что, что мне нужно…» — думала Реджина, осторожно спускаясь по многочисленным ступеням. *** Голда Эмма нашла практически сразу — главврач, как и обычно, стоял в холле, покручивая в руках трость. — Мистер Голд? — осторожно позвала блондинка, подойдя чуть ближе. Застенчивостью она никогда не страдала, но нынешнее состояние не позволяло вести себя по-другому. — Мисс Свон? Чем обязан столь ранним визитом? — обернувшись, произнес Голд и при этом чуть сдвинул брови. Эмма тяжело вздохнула. Слова не спешили срываться с губ. — Я больше не могу здесь работать. — наконец выпалила она. Голд слегка усмехнулся. — Увольняетесь? Блондинка с усилием кивнула. — И чего Вы хотите от меня? Думаете, заставлю передумать? — Нет, нет… — торопливо пробормотала Эмма, — Вы же главврач, вот и… — Вот и идите к Реджине. Она всем здесь руководит. — продолжил за Эмму мужчина. Свон про себя чертыхнулась, но всё-таки развернулась и неспешно поплелась в кабинет Миллс. На мгновение она остановилась, услышав брошенные, будто случайно, слова Голда: — И всё-таки ещё раз обдумайте своё решение. *** Реджина теперь стояла в миниатюрной кухне, что расположилась недалеко от кабинета. Еще двадцать восемь лет назад, при создании всего этого, место для готовки показалось брюнетке хорошей идеей. И теперь, размешивая тесто, она искренне благодарила себя за то решение. Миллс решила приготовить яблочный пирог и как-нибудь вручить его Эмме, не вызвав при этом подозрений. Вот только как? Надо бы подумать… Размышления брюнетки прервал настойчивый стук в дверь. Реджина, наспех скинув фартук, открыла, удивленно воззрившись на Эмму, явно бывшую не в себе. — Мисс Миллс… — через силу проговорила блондинка, опираясь о дверной косяк. — Мисс Свон. — устало выдохнула Реджина. — Что заставило Вас сюда явиться? Генри не со мной — последнее время он проводит с Вами. Эмма прикрыла глаза, искренне желая изо всей силы врезать Миллс, бросить ей на стол заявление и сбежать отсюда. Но вместо этого девушка, глубоко вздохнув, произнесла. — Я увольняюсь. Реджина удивленно вскинула брови, старательно скрыв торжествующую ухмылку — все решилось само собой. — Мне нужно уехать, не в моих силах больше находиться здесь. — продолжила между тем Эмма. — Вы уже всех оповестили? — ни с того ни с сего поинтересовалась Миллс. Она догадывалась, что скажи Эмма пациентам об уходе — и те бросятся её отговаривать. — Только Вас. И Голда. — честно призналась Свон, одновременно проходя в кухню. Реджина, сдержанно улыбнувшись, ответила: — Ну что ж. Это ваше право, — подумав, она добавила, — я тут готовку затеяла… Может, угостить Вас яблочным турновером? На дорогу… Свон хмыкнула. Как давно она не ела настоящей выпечки? — Не откажусь. — склонив голову набок, проговорила она. — Вот и хорошо. — Миллс вновь притворно улыбнулась. — Зайдете за ним через пару часов. Заодно захватите заявление. Блондинка, облегченно кивнув, вышла. Все прошло спокойнее, чем она ожидала, и теперь оставалось самое сложное — рассказать о своём решении пациентам. *** Мери-Маргарет, как и следовало ожидать, восприняла эту новость болезненно. Даже слишком, по мнению Свон. Пациентка сначала не совсем поняла то, что сказала ей блондинка, будто бы фраза «Я уезжаю отсюда» имела несколько значений. Когда Бланшар, наконец, убедилась, что намерения Эммы серьёзны, она, что было ожидаемо, начала отговаривать девушку. — Эмма, нет. Ты поступаешь очень необдуманно. Подумай о Генри, о нас всех… — она, не выдержав, закрыла лицо руками. — Я уже всё обдумала. — встав с кровати и скрестив руки на груди, произнесла Свон более чем серьёзным тоном. — Генри будет лучше с Реджиной, эти его фантазии… Они не приведут ни к чему хорошему. И я все равно буду навещать мальчика, присутствовать в его жизни. Мери-Маргарет, сидя на кровати, насупилась, изо всех сил пытаясь скрыть выступающие слёзы. — Мы будем скучать по тебе, — дрожащим голосом проговорила она спустя несколько секунд. — Очень сильно… Эмма грустно улыбнулась. Блондинка и сама понимала, что будет безумно скучать по всем здесь, но здоровье сына, да и собственное, было ей дороже. Девушка ещё раз перебрала в памяти образы всех пациентов и, обняв на прощание Мери-Маргарет, двинулась в следующую палату. Принц Джеймс, он же, по найденным документам, Дэвид Нолан, воспринял известие об отъезде Эммы ничуть не лучше, чем Бланшар. Разве что не плакал. Хотя, по его глазам было видно, что сдерживался мужчина из последних сил. Не обошлось и без отговоров, которые, естественно, ничего не дали. Попрощавшись окончательно, пациент напоследок произнёс: — Ты такая же упрямая, как и я, — он попытался улыбнуться, — это у нас семейное. Свон повторила его улыбку и вышла из палаты с камнем на сердце, который с каждым пациентом только увеличивался, тяжелел и тянул Эмму к земле. За время последнего обхода Свон поняла, насколько сильно успела привязаться к каждому из находящихся здесь, да и они к ней, если вспомнить все объятия и слёзы, тоже. Эмма раз десять услышала в свой адрес фразу «не уезжай», и примерно столько же — «буду скучать». Самым упорным оказался Август, который минут пятнадцать убеждал Эмму в том, что она не должна никуда ехать, что она — Спасительница и здесь — её дом, семья, друзья, родители. Слова Бута не остались без внимания, но и нужного впечатления не произвели — блондинка уложила его в постель («тебе лучше отдохнуть!)» и, попрощавшись, вышла из девятой палаты. Прогулка по прохладному коридору немного успокаивала расшатанные за день нервы, но не настолько, чтобы перестать переживать совсем. Эмма обошла уже практически всех, услышала огромную порцию далеко не радостных вещей, и настроение было отвратительным. Оставалась всего одна палата — десятая, и Эмма может быть свободна. Всего одна палата. Один пациент. Один человек, ставший дороже многих. Поправив завязанные в хвост волосы, блондинка, открыв дверь в последний раз, шагнула внутрь. В палате на первый взгляд ничего не изменилось — та же безжизненная белая стена, стол, стул, кровать… Но что-то здесь неуловимо поменялось — казалось, это место со времён её последнего прихода стало светлее, живее. Даже потеплело, если блондинке не показалось. — Привет, красавица. Чего так долго сегодня? Я уже соскучился. — пациент, как всегда сидевший на кровати, искренне улыбнулся. Хотелось бы Эмме последовать его примеру, улыбнуться, как ни в чем не бывало плюхнуться рядом и на пару часов просто выпасть из реальности, но она не могла. И, понимая, что сейчас предстоит новая порция прощаний, вздохнула. — Привет. — она всё-таки присела на кровать, чуть ближе, чем обычно, — Я уезжаю отсюда. — проговорила блондинка, смотря собеседнику прямо в лицо. — Навсегда. Джонс усмехнулся. — Боишься проиграть пари? У меня остался всего день, но я чувствую, что почти победил. — он улыбнулся, чуть приобняв девушку. Свон терпеливо выдохнула и, чеканя каждое слово, произнесла: — Я серьёзно. И пари ты все равно бы проиграл. Пациент вмиг изменился в лице, осознавая всю безнадежность ситуации и то, что больше не может её отпустить. Не так. Не сейчас. — И куда? — глухо спросил он. Сказать что-то большее мужчина не мог. Не позволяло состояние. Эмма, ожидавшая другого ответа, улыбнулась — он всегда её удивлял. — В Нью-Йорк. Всегда хотела пожить на Манхэттене. — с этими словами она положила руку на плечо пациента, сама не зная, для чего. «Тактильные ощущения успокаивают» — припомнила она фразу из какого-то журнала. — Я сбегу отсюда и приеду в этот твой Нью-Йорк, где бы он ни находился. Я просто так не отступлюсь. — заявил пациент на полном серьёзе. — Не стоит, — мягко возразила Эмма, грустно улыбаясь и вновь, уже в какой раз чувствуя опасное пощипывание в уголках глаз. С этими словами блондинка встала с кровати и, обняв Джонса, собралась выходить. — Прощай. — произнесла она уже в дверях, и во взгляде девушки ему почудилось нечто неведомое ранее, светлое и одновременно печальное, пробирающее изнутри, разрывающее даже самое жестокое сердце на части. Возможно, это и была любовь. — Не пройдёт и дня, чтобы я о тебе не вспомнил. — смотря на блондинку будто зачарованно, проговорил Джонс. Эмме хотелось остаться тут дольше, но, уняв эмоции, она выбежала из палаты и бросилась вниз, к кабинету Миллс. Не разбирая дороги, блондинка в последний раз спускалась по ненавистной лестнице, прокручивая в голове все сегодняшние мысли, образы и диалоги. Когда девушка стояла у черной кожаной двери заведующей, она уже еле сдерживалась, чтобы не расплакаться, но, избавившись от слёз, постучала в дверь. Вышло намного сильнее, чем задумывалось. — Мама?! — Генри, сидевший последние пару часов (не по своей воле, конечно) под надзором Реджины, распахнул двери и тут же бросился к Эмме в объятия. Свон обняла сына в ответ, чувствуя, как по щекам непрерывным потоком текут солёные слёзы. Но теперь это не имело значения. Неизвестно, когда она в следующий раз увидит сына (в договорённость с Миллс о «присутствии в жизни Генри» верилось слабо), а потому можно было себе позволить почти всё, что угодно. — Она тебе уже рассказала? — прошептала Свон, когда наконец обрела способность говорить. Мальчишка, отстранившись, кивнул. — Не уезжай! — проговорил он негромко, — Здесь твой дом! — Нет, малыш. — вытирая слёзы, произнесла Эмма и вновь обняла сына. Внезапно в голову Свон пришла идея, показавшаяся рисковой даже ей. Но попробовать стоило. — Генри… — начала блондинка, — Ты ведь хочешь жить вместе со мной, так? Мальчик энергично закивал, глаза заблестели надеждой. — Давай уедем. Давай я заберу тебя отсюда и мы начнём новую жизнь где-нибудь в другом месте? Ты согласен? Генри…? И только теперь блондинка заметила, что мальчик смотрит не на неё, а куда-то вправо. С опаской оглянувшись, Эмма замолкла — её худшие опасения подтвердились. В дверях с самым свирепым видом Злой Королевы стояла Реджина. — И долго Вы слушали? — безнадёжно спросила Эмма, чувствуя, как её план медленно разлетается в щепки. — Достаточно. — бросила она, буквально вталкивая сына в кабинет. Она и сама вошла туда, но почти тут же вернулась с пластиковым контейнером в руках. — Счастливого пути, мисс Свон. — одарив Эмму последней ядовитой улыбкой, проговорила Миллс. — Вот Ваш турновер, обещания я обычно сдерживаю. Блондинка через силу улыбнулась и поспешно ретировалась из коридора, так и не услышав отчаянный крик сына: «Не ешь, он отравлен!» Остановившись в небезызвестном холле, блондинка в последний раз огляделась вокруг. Эти бледно-желтые стены, каменный пол и остановившиеся настенные часы она никогда не забудет. Прогуливаясь по этой своеобразной «прихожей», Эмма вдруг почувствовала резкий приступ голода. И когда она в последний раз нормально обедала? Немного подумав, Свон достала из контейнера аппетитный пирог и осторожно откусила кусочек. Приятные ощущения длились всего какую-то секунду, после чего девушка, вмиг потеряв ориентацию, свалилась на пол, беспомощно распластавшись, словно сломанная кукла.