Монстр в твоей душе

       Кэролайн очнулась от нового приступа боли. Вокруг была темнота и лишь откуда-то сверху, струился жёлтый луч света. Девушка не помнила сколько она, провела тут времени, помнила только боль и ужасный оскал её мучителя. Кэролайн тихо всхлипнула. Её запястья были связаны спереди, впрочем, как и лодыжки. А от каждого движения, верёвки впивались в нежную кожу всё сильнее и сильнее, заставляя девушку страдать.        Несмотря на то, что в комнате было жарко, по её обнажённому телу пробежал холодок. Единственная дверь, находящаяся у противоположной стены, была заперта. Её мучитель ушёл, но Кэролайн знала — он вернётся, ведь боль, доставляет ему такое же удовольствие, как ей чтение Жюль Верна.        Истинное удовольствие.        Мучитель ещё не старый, но в его чёрных волосах уже проблёскивает седина. Едва заметные морщины в уголках глаз, красивая улыбка и дурманящий запах одеколона. Наверное именно поэтому при их знакомстве, Кэролайн не заподозрила ничего плохого. Правда открылась потом, когда девушка оказалась в этом самом подвале.        Сверху слышится шум открывающейся двери и девушка медленно сглатывает, понимая что он вернулся. Кэролайн пытается спрятаться, забиться в самый дальний в угол. Вот только, комната совершенно пустая, и кроме ржавой раковины в дальнем углу — ничего нет.        Спасения нет.        Девушка судорожно дышит, внимательно следя за тем, как мужчина открывает дверь, заполняя комнату дневным светом. Он замирает в дверном проёме, а затем спрашивает:        — Скучала по мне?        От его хриплого голоса, девушку пробирает дрожь. Мужчина закуривает и Кэролайн внимательно следит за каждым его движением. Она знает, что сейчас мучитель будет тушить сигарету об её тело.        Девушка едва слышно вскрикивает, когда раскалённая сигарета опускается на её грудь. Ей уже всё равно, ведь он, в любом случае убьёт её. Мучитель не оставляет свидетелей.       Он ударяет Кэролайн по губам, а затем, хрипло смеётся. Мужчина делает очередную затяжку и выпускает из приоткрытых губ, кольцо белого дыма. Кэролайн заходится в приступе кашля. На её приоткрытых губах — капельки алой крови.        Мучитель отбрасывает сигарету в сторону и достаёт из кармана охотничий нож. Нет, он не хочет её убивать. Пока не хочет. Он просто хочет, насладится Кэролайн сполна, а со связанными ногами, это будет не очень удобно.        Девушка судорожно вздыхает, когда верёвки падают на пол. Она выпрямляет затёкшие ноги и запуганно смотрит на мужчину. Тот, ядовито ухмыляется, откладывая нож в сторону и принимается расстёгивать ремень. В горле у девушки снова поднимается волна страха. Кэролайн трясётся, судорожно закрывая лицо связанными руками.        — Не надо, — слабо просит она.        — Надо милая, надо.        Мужчина опускается на колени перед девушкой и легко разрывает её тонкую рубашку. Кэролайн отворачивается в сторону. Её взгляд натыкается на охотничий нож, валяющейся неподалёку. Видимо, мучитель смеялся, оставляя его там, так мучительно близко. Его лезвие, покрытое кровью, дразняще поблёскивает.        Кэролайн бросает злой взгляд на своего мучителя. Последний одаривает девушку улыбкой, от которой мурашки расходятся по телу.        Он — мучитель, маньяк, убийца и сегодня Кэролайн покончит с этим.        Она рвано выдыхает и резко дёргается вперёд ударяя мужчину ногой. Кэролайн не знает куда точно пришёлся удар, знает только что она попала. Резко перекатившись на живот, Кэролайн хватает тот самый нож и пытается встать на ноги. Лёгкое покалывание в пальцах, заставляет девушку поморщится, однако она продолжает пытаться подняться. Наконец, ей это удаётся.        Ощутив опору под ногами, девушка принимается бежать к той, спасительной двери. Ноги плохо слушаются Либер. На пути к спасению, она не единожды падает, разбивая коленки в кровь. Но дурманящая разум свобода, заставляет бежать дальше. Задыхаясь от волнения, Кэролайн повернула ручку двери, и та бесшумно распахнулась. Девушка сделала первый шаг, собираясь бежать, когда вдруг почувствовала тяжёлый предмет на своём затылке, после чего пол под ногами исчез и она погрузилась в темноту.        «Мама, это конец?»

***

       Прильнув лицом к холодному стеклу, я рассматриваю проплывающий мимо пейзаж. Заснеженные ветки деревьев, заснеженная дорога, заснеженные дома — вообщем заснеженная вселенская скука. Почему зима не может быть менее отвратительной и суровой? Почему снег обязательно должен быть липким и холодным? Где логика в бесконечно завывающей метели и ветре?        Меня всё бесит. Бесит эта противная погода. Эта холодная американская зима. Эта противная дорога, которая покрытая слоем льда из-за чего машина едет слишком медленно. Бесит это серое небо, затянутое снеговыми тучами. Этот падающий грязный снег. Бесят даже дворники машины, постоянно очищающие лобовое стекло от снегового налёта.        Разочарованно выдыхаю, отпрянув от окна. Стекло слегка запотевает и я протираю его ладошкой. В салоне машины тепло и это радует. Правда, ведь за окном минус двадцать и холодный зимний вечер. Перевожу взгляд на мать, которая ведёт машину сосредоточенно наблюдая за дорогой. Её губы ярко-бордовые сомкнуты, образуя прямую линию, тёмные ресницы часто трепещут, а пальцы рук сжимают оплётку руля. Она устала. Я вижу это по частым вздохам, напряжённой спине и чуть-чуть размазанной помаде. Но мне её не жалко. Совсем не жалко. Она сама виновата в этом.        Многим кажется, что я не люблю мать. Но это не так. Да, я порой кричу и ругаюсь с ней, упрекаю вечной работой и желанием сделать из меня леди. Но я люблю её. По своему. Странной и непонятной для неё любовью. Также сильно, как люблю отца.        Отец. С ним они развелись год назад. И сразу же после развода, мать собрала вещи и уехала, забрав с собой меня. Нет, причиной их расставания была не измена и даже не побои. Родители просто поняли, что они больше не подходят друг другу и развелись, применив эту странную формулировку. Суд постановил оставить меня с матерью. Отец был против, но его никто не слушал. Мать действовала решительно и уже через месяц, папа прекратил свои попытки забрать меня. И я совершенно не виню его в этом. Ведь с Эмили Массиди спорить бесполезно.        — Мам, если ты решила угробить нас, то могла выбрать способ по лояльнее, — недовольно тяну, когда машина в очередной раз подпрыгивает на неровной дороге.        Мать закатывает глаза и отвечает:        — Меган, прекращай. В том, что меня перевели в другой город, нет моей вины.        — Ну, конечно! Ты просто не отказалась от этой должности!        Ах, да. Ещё, моя мать — финансовый директор одной крупной фирмы, один из филиалов которой располагается в Каспере. И так получилось, что директор этого филиала уволился и вместо него, туда отправили мою мать. Она даже не была против. Ещё бы. Ведь это было выгодным повышением. Да и зарплата была выше. Отказать — грех.        Впрочем, злюсь на мать я не только из-за переезда в другой город. Дело ещё в Джоше — моём последнем парне, который встречался со мной ради того, что бы быть поближе к Эмили. Он влюбился в неё, а я, дурочка, даже не замечала этого. Конечно же, между ними ничего не было, ведь моя мать ещё не настолько сошла с ума, но ревность, знаете, странная штука, всё-таки.        — Меган, я не стала отказываться от этой должности ради тебя, — заезженная пластинка в устах матери звучит обыденно, — После развода с твоим отцом, я одна ращу и воспитываю тебя. Мне нужны средства на то, что бы кормить тебя, покупать новую одежду, платить за учёбу в конце концов, — она психует и жмёт на тормоза, отчего машина резко останавливается, а я лечу вперёд. Если бы не ремень безопасности, то наверное бы я, разбила себе лоб.        — Отец платит алименты.        — Да, но этой суммы не хватает даже на оплату коммунальных услуг!        А вот это не правда. Денег, которые переводит папа, много. И на одну эту сумму можно прожить три месяца без каких-либо проблем. Просто моя мать настолько горда, что считает низким брать деньги на воспитание дочери у своего бывшего. Она просто не снимает их с карты, аргументируя тем, что потеряла её. Бред конечно, но такая у меня мама.        — Меган, — мать кладёт мне руку на лечо и внимательно смотрит мне в глаза, — я просто хочу дать тебе достойную жизнь. Неужели ты хочешь, как Анна, работать с четырнадцати лет, терпеть побои, ходить с синяками и в старой одежде. Не иметь банального чувства самоуважения и в конце концов, закончить где-нибудь в подворотне с иглой в вене, — имя бывшей одноклассницы, заставляет меня вздрогнуть. Анна была хорошей, но к сожалению этого качества было недостаточно, чтобы скрыть все её минусы. Я жалела её. Но я не хотела бы жить такую, как жила она, — Я не хочу что бы ты жила подобно ей. Да ты и сама не хочешь.        — Знаешь, может быть у Анны и не было много денег, но её любили, — произношу, скидываю руку матери с плеча, — У неё была заботливая мать, которая старалась изо всех сил как-то улучшить жизнь дочери. Именно поэтому она жила с этим мужчиной. А он их ежедневно избивал. А у меня? Были дорогие игрушки и модные вещи и совершенно не было матери. Точнее, она была. Вечно на работе, в погоне за карьерой, в классической одежде и пахнущая дорогими духами. Пытающаяся строить из себя мать года на людях и совершенно ничего не знающая про дочь. Даже соседка знала больше, чем ты, — выкрикиваю, разъярённо смотря на мать. В уголках её глаз мерцают слёзы.        — Меган, — с укором произносит она.        — Прости, мама, — толкаю дверь и вылажу на улицу. Ветер тот час же ударяет мне в лицо. Мокрый снег попадает на мою кожу и я едва слышно чертыхаюсь. Куртка осталась в машине и от жуткого мороза. Моё тело тут час же покрывается мурашками. Открываю дверь заднего сидения и забираюсь внутрь, — Я поеду тут.        Удобно устраиваюсь между кадкой с любимым фикусом и серым плюшевым медведем. Перетягиваю с переднего сидения куртку. Достаю из кармана телефон с наушниками. Распутываю провода, подключаю их к телефону и вставляю в уши. Нажимаю на «play» и окунаюсь в мир музыки. Lana Del Rey — Young And Beautiful        Мне жаль, что я сорвалась и накричала на мать. Жаль, что наговорила кучу гадостей, в который раз упрекнув её тем, что она не достаточно времени проводит со мной. Я снова всё испортила в наших с ней и без того шатких отношениях, но я, чёрт возьми, не могла по-другому. Эмили затронула слишком больную для меня тему — мои отношения с отцом, с единственным человеком, ради которого я была готова на всё. Нет, мать не упрекала меня напрямую в том, что я не люблю её так же сильно как отца. Но её слова, сами вызвали во мне ярость. Ужас. Это всё эта проклятая снежная зима. Это она виновата во всём. В моём плохом настроении. В слезах матери. В том, что я сейчас беспрерывно тереблю зелёный фикусный листок.        В ушах Lana Del Rey поёт о любви, красоте и Бель-Эйре. Ярость постепенно уходит и на смену ей приходит стыд. Мне хочется заплакать от ощущения вины. Завыть, волком на луну. Расцарапать ладони в кровь. Вместо вышеперечисленных действий, закрываю глаза. В машине пахнет лавандой и я с удовольствием втягиваю носом приятный запах. Провожу пальцами по кожаному покрытию сидения, ощущая его шероховатость. Делаю глубокий вдох и выдыхаю. Вслушиваюсь как равномерно стучит в груди сердце. Я успокоилась.        Каспер — второй по величине город в штате Вайоминг, расположенный на реке Норт-Плат у подножия Скалистых гор, где температура зимой достигает «-40», а летом — «+40». Здесь много воды и сильный ветер. И все три месяца зимы холодные и снежные. Папе бы здесь понравилось. Парадоксально, но Эмили выбрала именно тот город, который пришёлся бы по нраву отцу.        Открываю глаза и замечаю, что пейзаж за окном сменился. Мать тормозит около заправки, рядом с которым находит круглосуточное кафе. Вытаскиваю из ушей наушники и откладываю их в сторону.        — Я заправлю в машину, а потом мы перекусим в кафе, — спокойно произносит мать.        — Диетические салаты — есть не буду, — надеваю на руки перчатки с открытыми пальцами и толкаю дверь.        — Закажешь себе стейк, — мать достаёт из бардачка кошелёк и выходит из машины.        — Сомневаюсь, что в этой глуши есть такое блюдо.        Пока мать заправляет машину, я бесцельно брожу мимо стеллажей маленького заправочного магазинчика. Смахиваю кончиками пальцев пыль с ближайшей полки, на которой стопками лежат книги и журналы.Чуть дальше — стеллажи с продуктами. Пыли на них меньше, но я всё равно не рискую брать что-то от туда. Делаю круг и возвращаюсь на кассу, когда взгляд автоматически цепляется за газету с кричащим заголовком: «Убийство юной мисс экология или месть за охрану природы».        — Убийство молодой девушки так и останется загадкой. В чём виноват владелец фабрики? И что стало с телом отважной Кэролайн Либер. Читайте на стр… Серьёзно? — скептический выгибаю бровь внимательно смотря на продавщицу. Она ловит ртом мух и сонно моргает.        — Вполне. Будете брать газету? — недовольная тем, что я разбудила её, продавщица косо смотрит на меня.        Расплачиваюсь и забираю с прилавка газету. Сворачиваю её в трубочку и кидаю усталый взгляд на мать, которая мило беседует с консультантом за прозрачной дверью. Она неисправима. Закатываю глаза, и решительно толкаю дверь.        — Если ты ещё не забыла, а ты наверное забыла, мы собирались перекусить, — мой голос звучит слишком громко и все посетители косятся на меня, перешёптываясь между собой.        — Меган, — укоризненно шепчет мать, — Извините. Дочь, — она виновато улыбается парнишке, который не упускает момента заглянуть в её глубокое декольте и поднимается со стула. — Мы же с тобой договаривались.        — Ага, — шмыгаю носом, ударяя свернутой в трубочку газетой по маминому плечу, — Договаривались. Что ты не будешь клеить моих ровесников.        — Я никого не клею, — возражает Эмили, убирая прядь тёмных волос за ухо.        Она врёт. Она всегда так делает, когда говорит неправду. Поправляет свои волосы. Свои идеальные тёмные локоны, прядями спадавшие вниз на плечи. Эмили одёргивает вниз белую блузку, отчего вырез становится глубже и заходит в соседнее помещение, где располагается небольшое кафе.        Если честно, я считаю что ещё одной причиной развода родителей, стала мамина любовь к молодым парням. Нет, она не изменяла отцу. Её совесть всегда имела большое влияние на её мозг. Но этот флирт! С моими друзьями мужского пола, с молодыми коллегами по работе, с любыми мужчинами до тридцати. Это было просто невыносимо. Милая улыбочка и пара брошенных фраз и вуаля, сердце очередного бедняжки разбито. Порой мне кажется, что Эмили получает от этого кайф, но потом я вспоминаю её отношение к отцу и подобные мысли вылетают из моей головы.        — Ты правда закажешь себе мясо? — из плена мыслей меня вырывает голос матери, которая расположилась ровно напротив меня и теперь недовольно рассматривает меню, — Здесь имеется только жирная свинина, а как известно доля жиров в ней 37,3 гр.       — И что? От этого она только вкусней.        — Ты неисправима! — мать закатывает глаза, — Эй, — она щёлкает пальцами и к нам тут же подбегает молоденький паренёк, — Мне салат и тыквенный латте.        Парень старательно записывает, изредка посматривая на мать. Последняя вежливо улыбается, откладывая в сторону меню. Создаётся ощущение что я тут лишняя. Аппетит пропадает и когда официант переводит взгляд на меня, я бормочу тихое: «Кофе». Брови матери непроизвольно ползут вверх, отчего выражение её лица становится глупым. Мне хочется замеятся, но вместо этого я чётко произношу:        — Мне, пожалуйста кофе и клубничное мороженное.        Игнорирую взгляд матери вплоть до того момента, как всё тот же паренёк с бесящей улыбкой ставит перед нами поднос с заказами. Его: «Приятного аппетита» — звучит слишком приторно, и я едва слышно фыркаю. Эмили сдержанно благодарит и принимается за еду. Подношу к губам стаканчик с кофе и делаю глоток. Ароматный напиток приятно обжигает горло, от чего я растягиваю уголки губ в довольной улыбке.        — Ты похожа на Чешиского кота, — как бы между прочим произносит мать, накалывая на вилку кусочек огурца и отправляя его в рот.        — А ты, на Красную королеву, — не остаюсь в долгу отставляя кофе в сторону и принимаясь за мороженное.        Мать хмыкает, пожимая плечами. А я понимаю, что этот разговор — последний на маршруте Техас — Каспер.        Город встречает нас ещё более сильной пургой, пронизывающим до костей ветром и маленькими уютненькими улочками, по которым мы петляем не более десяти минут, чем въехать в нужную нам часть города. Из-за сильного снега — обзор уменьшает буквально на метр. Мать психует, плетясь со скоростью 15 км/ч и бурча себе под нос ругательства. Тусклый свет многочисленных фонарей создаёт атмосферу загадочности.        Прилипаю к окну, стараясь увидеть хоть что-то. Но прекращаю эту бесполезную попытку довольно скоро. Как я уже сказала — ни черта не видно. Ещё один повод ненавидеть зиму за то, что она не позволяет мне делать то, что я хочу.        Стоящий рядом фикус — то же согласен со мной. Внешний вид его зелёных листочков, выражает полную тоску и уныние. Словно Фики жаль, что мы снова переехали.        — Вот увидишь, тебе тут понравится, — начинает Эмили, проезжая по каменному мосту, соединяющем две части улицы, — И в школу можно будет ходить пешком, а не ездить через пол города. К тому же в доме, в котором мы будем жить, я у тебя будет своя комната и ты сможешь обустроить её, как захочешь.        — Прекрасная перспектива, — фыркаю, но только потом осознаю смысл сказанного, — Подожди. Ты сказала, что я смогу сама обустроить свою комнату? Это значит что в доме нет ремонта?        — Да.        — Прекрасно, а чего ещё там нет? Ванной? Туалета? Отопления? Горячей воды? Ты притащила меня в этот город, против моего мнения, и я почти смирилась. Но жить в доме в котором я превращусь в сосульку! Этот выше моих сил! — поток слов вырывается из меня, словно хлынувшая из прорванного крана вода. Мой разум затмевается. Эмоции берут вверх и я, совершенно не контролирую слова, вырывающиеся наружу, — Ненавижу тебя, шлюшка.        Мать вскрикивает, словно только что получила пощёчину, а я с силой впиваюсь ногтями в мягкую ткань ладоней. Я снова переборщила. Назвать женщину, родившую меня — не лучшее решения. Но что поделать если в гневе, я теряю рассудок и совершенно не слежу за словами?        — Прости, прости, прости, — зажмуриваюсь, чтобы не видеть как слёзы стекают по маминым щекам, — Я… про-сто… дура. Мам, я не хотела. Я… — недосказанность повисает в воздухе.        — Всё в порядке. Мы просто устали.  — мать пытается придать своему голосу твёрдость и ей это удаётся. Она мягко улыбается и произносит, — Ты ошиблась. В доме есть всё необходимое для жизни. Частично, даже мебель. Но вот спать сегодня нам придётся в спальных мешках и завтракать завтра утром в кафе. Я уже заказала мебель в гостиную и свою спальню. Её привезут завтра. А вот со своей комнатой — тебе придётся разбираться самой. Я надеюсь ты справишься. Ты же взрослая! — в последней фразе слышится сарказм.        Против своего обыкновения, я никак не реагирую на слова матери. Не хочу испортить ситуацию окончательно, поэтому и молчу. Тем временем, мы проезжаем мимо дома, который напоминает мне старинный замок. Сквозь узкие окна лучится свет. А если, прибавить сюда окружающую задние темноту и снег, то получается мистическое сочетание. Дом приведения.        Становится неуютно. Не по себе. И я крепко сжимая в руке телефон, как бы ища у него поддержки. Нет, я не трусиха. Просто в детстве перечитала Стивена Кинга. И с тех пор, мне везде мерещится мистика.        Книжная девочка, что поделать!        Мать тормозит и я мысленно готовлюсь к тому, что сейчас мне предстоит заново пережить все девять кругов ада: зима, новоселье, обида матери, новая школа, новые одноклассники, штампы «шлюшки» или «бунтарки», влюблённость, предательство и наконец, поход к директору. Хотя последнее меня мало волнует.        Застёгиваю куртку, всовываю руки в перчатки и вылажу на улицу. Что ж, похоже мне стоит привыкнуть к ветру и снегу, так как впереди ещё целый месяц зимы, а за ним и март, который, к слову, тоже холодный. Засовываю руки в карманы, делая несколько шагов по направлению к дому.        — Здесь красиво, особенно весной, — мать выходит из машины и становится за моей спиной, — Кругом цветущие деревья, растения. Голубое небо. Твоему отцу здесь понравилось бы, — с грустным вздохом завершает она.        — Да уж.        — Ладно. Минутка грусти прошла. Пора заносить вещи, — Эмили открывает багажник и берёт в руки первые коробки, — Давай, Меги. Не отставай.        Как это по-детски, мама! Ты назвала меня «Меги», зная что я терпеть не могу это детское прозвище. Твоя месть похожа на месть первоклассника. И если это всё, то ты крупно упала в моих глазах.        Коробок в машине не так уж и много — мать брала только самое необходимое. Однако они достаточно тяжёлые и громоздкие. Пока я несу одну их них до дома, на теле выступают капельки пота и я чувствую, как спина становится мокрой. Просто прекрасно. Не хватало мне ещё и заболеть.        Вхожу в дом, предварительно подскользнувшись на пороге и едва не упав. Мать уже включила свет и теперь хлопочет около камина, мастерски разжигая огонь. Меня это ни капельки не удивляет, ведь отец Эмили был мастером-каминщиком. А его дочь, разбиралась в каминах не хуже чем он.        Коробки опускаются на пол с громким стуком. Мать дёргается, но не подаёт виду. Разворачиваюсь на пятках и снова выхожу на улицу. Делаю несколько шагов вперёд и резко останавливаюсь слыша за спиной чьё-то рычание. Сердце уходит в пятки. По телу пробегает сотни мурашек, вовсе не от холода. Я безумно боюсь волков, а здесь они водятся, я читала.        Медленно разворачиваюсь лицом к источнику шума и облегчённо выдыхаю. Это просто собака.        Всего лишь собака. А ты уже паникуешь Меган!        Большая. Лохматая. Белого цвета. С ярко-красным ошейником. И пронзительно голубыми глазами. Я совершенно не разбираюсь в породах собак, так как самих животных люблю не очень. Но она — однозначно породистая.        — При-и-вет, — робко произношу, делая шаг назад.        Собака никак не реагирует, оставаясь стоять на месте и продолжая смотреть на меня умными глазами.        — Ты чья-то?         Глупый вопрос повисает в воздухе без ответа.        Прекратившийся на мгновенье снег, начинает идти с новой силой. Смахиваю невидимые снежинки с рукавов куртки и снова глупо смотрю на собаку.        — Ну, что тебе от меня надо?        — Сирена, ты куда убежала? — раздаётся неподалёку.        Собака оживает и тряхнув головой, отзывается громким лаем. Мне кажется, что мои перепонки сейчас лопнут и я, неосознанно, прижимаю пальцы к ушам.        Слишком громко. Я не привыкла к такому.        — Сирена прекращай, — снова произносит мелодичный голос, совсем рядом и собака замолкает, — Ты в порядке? Она тебя не укусила? — чья-то рука в шерстяной перчатке с открытыми пальцами, касается моего плеча.        — Я....я в порядке, — запоздало прихожу в себя, — И нет, она меня не укусила, пока что.        — Это удивительно! — отзывается хозяйка собаки, убирая руку с моего плача и наконец-то появляясь в поле моего зрения, — Обычно, она кидается на всех кого видит. Ты видимо исключение.        Незнакомка оказывается светловолосой, стройной, чуть выше меня. С такими же, как и у собаки, пронзительными голубыми глазами. Одета девушка в белый комбинезон, что делает её ещё более схожей со своим питомцем.        — Я Оливия, — представляется девушка, — Оливия О’Брайен. Думаю, ты уже слышала о нашей семье, — не без гордости, произносит она.        — Нет, к сожалению не слышала, — мой тон полон наигранного драматизма. Не люблю людей, хвастающихся заслугами своей семьи, — Меня зовут Меган Массиди и мои родственники, не настолько знаменита как твои.        Оливия давится смешком, убирая руки в карманы.        — Мне нравится твой сарказм, но я не хочу начинать наше знакомство с негатива. Может попробуем ещё раз?        — О-кей. Давай попробуем. Меня зовут Меган.        — Я Оливия и мне совершенно плевать на то, на каком месте в списке Форбс находится мой отец, — заканчивает девушка.        Моё хриплый смех не слышен за шумом налетевшего ветра. А об эмоциях Оливии, я могу догадываться только по улыбке на её лице.         Она мне нравится. Живая, с юмором и что главное, совсем непохожая на меня.        И на всех моих предыдущих «подруг».        — Ты умеешь кататься на сноуборде? — после недолгого молчания интересуется моя новая знакомая.        — Нет. Спорт — не мой конёк, а зима — не самое любимое время года.        — Понятно, — мне кажется что в голосе Оливии, слышны нотки разочарования, — Ну ладно! Мне пора! Увидимся завтра в школе. Пойдём Сирена, — девушка кивает собаке, всё это время сидевшей у её ног.        Сирена трясёт головой, словно в знак согласия и первой подрывается с места. Оливия идёт за ней. На фоне темноты — они словно два ярких белых пятна. Где-то на три четверти пути, О’Брайен разворачивается ко мне лицом и машет рукой. Сирена заливается лаем, но я уже не затыкаю уши, а просто морщусь.        Данный день — окончательно меня измотал. Я хочу есть и спать. Но знаю свою маму, могу надеяться только на последнее.        Забираю оставшиеся коробки, закрываю машину и иду в дом.