Не по уставу

Леви замечает Эрвина издалека. Секрет его успеха — один из секретов — в том, что он умеет видеть главное, одновременно замечать всё, но концентрироваться на единственной цели. И сейчас его взгляд падает на Эрвина Смита. Эрвин — чёткая точка посреди колышущегося марева боя. Может быть, потому что он на голову выше остальных. Может быть, потому что он скачет во главе клина. Может быть, есть ещё другие причины — задумываться о них некогда. Вот уже минуту Леви издалека пялится на отряд Эрвина и самого Эрвина — забавно, но он ведь заслужил передышку, убив два десятка титанов, или три, или сотню? Далеко впереди маячит ещё один, но отряд доберётся до него быстрее. Леви с трудом отрывает взгляд от Эрвина и смотрит, как гигантская рука замахивается, и сотни камней летят во всадников; мелких для титана, смертельно больших по меркам людей. Подозрительно умный титан только что обстрелял отряд самодельной картечью, утопил их в каменном крошеве. Леви знает, что это та-самая-цель, тот самый гигант, которого Эрвин давно заприметил, своим особым чутьём выделил из толпы ему подобных. Тот самый гигант, на которого он указал Леви и которого попросил уничтожить, сказав, что не рассчитывает ни на кого другого. Что он полагается только на Леви, только на него одного. Такие признания давно уже стали рутинными, они давно не заставляют волноваться, не подкармливают чувство собственной важности — с ним и так всё в порядке; но всё-таки последняя просьба Эрвина немножечко греет душу — это даже странно, многое сейчас странно. Леви прыгает вперёд, точно зная, что он должен сделать. Он никому больше не доверит эту работу — да и нет поблизости ни одного бойца; остатки отряда рассредоточились — или их всех перебили такие же девианты, превратили в кровавую кашу — диетическое блюдо для мерзких тварей. Расчёт ясен: воздух — земля — воздух, чтобы вырвать у проклятого титана кусок драгоценной плоти из основания шеи, чтобы нашинковать его спинной мозг и заставить сдохнуть без права на восстановление. Но что-то идёт не по плану. Острый взгляд Леви впервые подводит его; его глаза живут своей жизнью и фокусируются совсем не на цели, вернее, — совсем на другой цели. Как самонаводящийся перископ, он раз за разом возвращается к… Эрвину, теперь уже распростёртому на земле, придавленному собственной лошадью, вероятно, погибшему при исполнении обязанностей, как суждено было погибнуть каждому из них рано или поздно. Воздух — земля. Леви приземляется, раздавливая ногой чью-то кисть — но этому «кому-то» уже всё равно. Он перешагивает через тела с оторванными ногами, проломленными грудными клетками, вспоротыми животами. Фигура титана вдали садится на корточки и, кажется, принимается собирать валуны для нового залпа. Сапоги Леви забрызганы кровью до самого края голенища. Эрвин лежит на спине, опрокинутый навзничь, и его тело выглядит целым — большое достижение. Леви садится рядом на корточки и освобождает командора из-под издохшей лошади. Эрвин дышит. У него всего лишь разбита голова, и это значит, что ему невероятно повезло. Леви не уверен, конечно, что Эрвин — единственный выживший. Может быть, он далеко не один здесь цепляется за жизнь. Леви некогда прислушиваться к чужому дыханию и выискивать среди ещё тёплых тел затухающее биение сердца, и он не просит за это прощения — даже мысленно не просит. Он сделает это после. Леви закидывает руку Эрвина себе на плечи и выпрямляется; его спина трещит, а роста не хватает, чтобы как следует поднять командора. Гигант, которого нужно уничтожить без промедления, выпрямляется. Кажется, будто он даже не спешит. Кажется, он играет с ними. Леви ненавидит титанов, пытающихся играть с людьми; крохи разума делают их ещё отвратительнее. Нужно убить его немедленно. Это последний приказ Эрвина. Или даже — его последняя просьба. Леви хватает Эрвина за вторую руку и неловко пытается справиться с его безвольной тяжестью; бессмысленно теряет драгоценные секунды. Почему-то он не может отпустить тело своего командира, человека, которого он ненавидел раньше, но никогда не переставал уважать. Стратег Эрвин Смит — вот кто настоящая надежда человечества, вот кого нужно спасти. Можно оставить его и закончить с гигантом, а потом вернуться и принять меры, если он всё ещё будет дышать. И не просто можно — необходимо сделать именно так. Леви делает несколько шагов, и его мышцы начинают гореть огнём. Похоже, Эрвина не так-то просто спасти, учитывая, как он высок и широк в плечах, а ещё — учитывая, что последние несколько часов Леви не отрывался от боя: ему чудится, что от его одежды поднимается пар. Титан замахивается, и это последний шанс Леви отпустить Эрвина и выполнить свой долг. Раньше у Леви никогда не было проблем с тем, чтобы выбрать меньшее из двух зол. Ещё секунда — и последний шанс безнадёжно упущен. Сейчас начнётся новый залп, и к гиганту не подобраться, и может быть — может быть! — Леви и сумел бы увернуться в одиночку от камнепада, но у Эрвина не будет шанса выжить после второго обстрела; его раненую голову окончательно размозжит. Леви открывает клапан шире — подогнанной под его тело струи газа не хватит, чтобы поднять в воздух их двоих, но только так они смогут совершить спасительный рывок. Но куда им прыгать? Их достанет всюду. Когда они взмывают в воздух, Леви кажется, что Эрвин вот-вот выскользнет из его рук, что его плечи вырвутся из суставов, если он не разожмёт хватку. Через мгновение град камней обрушивается и погребает оставленные внизу тела, и теперь Леви точно знает, что там не осталось выживших. Если сейчас он ошибётся, то выживших не останется совсем. Но его взгляд, выделяющий главное, на этот раз не подводит. Леви видит щель в земной поверхности, глубокий узкий овраг. Он приземляется рядом, и его лодыжка вспыхивает острой болью — он привык маневрировать своим лёгким телом, не обременённым лишней тяжестью. Не слишком осторожно он роняет Эрвина на землю и, хромая, волочит его за собой. Несколько каменных обломков секут его по спине, один попадает за шиворот. Они слишком близко от титана — так близко, что тому больше не нужно швыряться камнями; достаточно сделать несколько шагов к цели, схватить в огромный кулак и сожрать живьём. Леви ложится на живот и заглядывает в расщелину — глубокая, настолько глубокая, что даже если рука титана пролезет в неё, то не достанет до дна. Настолько глубокая, что если прыгнуть в неё, можно покалечиться. Было бы печально потерять Эрвина столь глупым образом, но у них больше нет даже намёка на выбор, и Леви подкатывает Эрвина к краю и решающим усилием сталкивает вниз. Теперь самое время заняться титаном. Леви едва успевает откатиться в сторону, когда огромная рука пытается ухватить его. Нужно было ударить, отрубить эту руку! Сотого титана убить легче, чем первого, только если убиваешь их не подряд, одного за другим, как неутомимый — это ложь! — механизм. Леви вскакивает и уворачивается снова, а потом опять прыгает в воздух; он видит просвет, удачную мишень. Сейчас гигант снова протянет руку, чтобы схватить его, и если успеть вовремя развернуться, оттолкнуться от этой руки и прыгнуть ещё выше, можно будет дотянуться до затылка. Знакомая сила подхватывает его… и отпускает. У Леви только что закончился газ. Он должен был предвидеть это. У него и так оставались крохи, и он истратил их, когда открыл клапан, чтобы поднять Эрвина. Не стоило вообще вытаскивать Эрвина из этой заварушки, нужно было закончить начатое, и всё сложилось бы гораздо удачнее. Проклятый Эрвин — это всё из-за него! Леви падает вниз, и это не какой-нибудь хитрый обманный трюк. Это свободное падение. Наперерез ему поднимается рука, та самая рука, движение которой он предвидел, от которой хотел оттолкнуться и которая сейчас сожмёт его в смертельном захвате. Леви сам падает навстречу своему врагу. Он пытается развернуться — и в тот же миг последние молекулы газа решают помочь ему изменить траекторию; рука титана задевает его на излёте и отшвыривает прочь, вместо того чтобы вцепиться. Леви чувствует удар, и ему кажется, что в его животе и груди лопаются внутренности. Но это ничто по сравнению с ударом о землю. Леви знает, что не поднимется больше, что он искалечен сверх всякой меры, проще говоря — сломан, но лучше умереть под землёй, рядом с Эрвином, чем быть растерзанным зубами титана. Леви отталкивается одной рукой — вторая волочится где-то сзади, там же, где и ноги, которых он не чувствует, — и подтягивает себя к краю расщелины. Откуда-то с неба, заслоняя лучи солнца, на него опускается гигантская нога, но она не успевает его раздавить: Леви перекатывается через последний уступ и срывается туда, где — ещё живой или уже мёртвый — его ждёт Эрвин. Конечно, на самом деле он едва ли ждёт. Чёртов Эрвин. Леви теряет сознание ещё до третьего удара.

---

У Эрвина двоится рассудок. Он уже чувствует щекой шероховатую поверхность, больно впившуюся в кожу; чувствует особую влажность крови, забрызгавшей его лицо, ощущает тупую боль во лбу и левом виске, слышит до исступления раздражающий звон в ушах. Сидя за партой, он пытается перекричать этот звон, но даже его отец притворяется, что не слышит его провокационных вопросов, слишком серьёзных для ребёнка. Но Эрвин получит эти ответы, когда-нибудь — обязательно. Шум становится сильнее и размывает видение, вытесняет Эрвина из прошлого, выцарапывает из детского тела. Он открывает глаза и моргает, разрывая застывшую перед ними пелену. Эти ответы... ему ещё далеко до разгадок, но пока он жив, у него есть надежда. Интересно, как получилось так, что он до сих пор жив? Эрвин с трудом припоминает гигантские камни, летящие навстречу их отряду. После этого он не помнит ничего. Кряхтя, он поднимает себя и садится, опираясь спиной на стену. Запрокидывает голову и разглядывает клочок неба, кажущийся очень далёким, потом оглядывается по сторонам и замечает… ещё одно детское тело, тело погибшего ребёнка. В двух шагах от него лежит темноволосый мальчишка. Очень жаль. В таких позах лежат только мёртвые или те, кто слишком далеко, те, кому всё равно. Эрвин всё ещё застрял в полусне, и к реальности приходится прорываться из последних сил. Что за ерунда? Откуда в их отряде или в этих пустынных землях взяться ребёнку? Прошлое, случайно прорвавшееся в настоящее, уже исчезает, возвращая ясность ума. Конечно же, это никакой не ребёнок. Это капрал Леви.