Мигрень

      В лицо ударил ветер из приоткрытого окна. - Сынок, ты чего не спишь? - Зеваю, смотря на четырёхлетнего гамму, который оглядывал толпы людей, чьи запахи смешивались и бросались, словно дикие, в ноздри. Мальчик чувствительный к тому, что слышит носом, и фактически не может выйти на улицу. - Пап. - Шепчет, следя глазами за высокой фигурой, которая скоро переставляла ноги по улице, всматриваясь в номерные знаки домов, словно вспомнила что-то невероятно важное. Преодолевая квартал за кварталом, светлая чёлка, слабо выпадающая из капюшона длинной мантии, казалась голубоглазому малышу роднее всего на свете. Его сердечко часто забилось, а душа потянулась к юноше в чёрных кедах и привычных фенечках, одна из которых почти упала на землю, зацепившись за большой палец. - Что такое? - Вновь зеваю, вытянувшись в полный рост и укутувшись в одеяло по самый нос, сохраняя согревающее тепло. В комнате раздалась всепоглащающая тишина, коя отблеском звона разливалась по барабанным перепонкам.       Несколько сотен секунд успело пройти, прежде, чем в дверь настырно постучали, словно наровясь её выломать.       Я вздрогнул от неожиданности, а на губах сына расползлась улыбка, когда тот понёсся в коридор.       Плетясь к двери, не смотрю в глазок, ведь последние несколько лет только мама ступала за порог входной двери, принося сладкие шоколадки и плюшевые игрушки для двух детей, которые обитали в квартире. Вздыхаю, дёрнув ручку двери и оказавшись прижатым вместе с сыном к телу, которое излучало знакомый и бесконечно любимый аромат. - Миш. Прости, что попал тогда в аварию и не принёс цветов. - Даня берёт мою руку, вложив букет красных роз. - Дурак. - Смеюсь, всхлипнув и сильнее прижавшись к альфе.