На коньках по росе

      — Похоже, ты влюблён, — мурлыкнул Пхичит, и Юри сделал вид, что в телефоне — вся его жизнь. — Нет, ты точно влюблён, вот вообще! Я и даже знаю, кто…       — Пхичит! — громко перебил его Юри. Он не хотел, чтобы Пхичит говорил имя. Просто тогда… Тогда всё будет правдой. И тогда ему придётся что-то сделать, выбрать, решить. Тогда придётся сделать какой-нибудь шаг, но какой?..       Пхичит искоса поглядывал на него, но всё-таки молчал. Юри же пытался сдержаться. Так хотелось прикоснуться к собственным губам кончиком пальца, вспомнить почти-что-поцелуй, невинный и тёплый. Первый, поэтому это не почти что, это… самый настоящий поцелуй. Но так он себя выдаст, выдаст эту маленькую тайну, которую хотелось спрятать от всех, даже от Пхичита, который уже как часть души.       Влюблён? Да, всё может быть. Юри недавно исполнилось двадцать, но он не мог сказать, что когда-то испытывал то самое чувство, о котором любят петь в песнях на все лады и вздыхать в обожаемых Мари дорамах. Он любил свою семью и любил говорить им об этом. Он был привязан к Юко, но это чувство было сродни тому, что он испытывал к Пхичиту — желание защитить и увидеть родную улыбку. Но это было привычным и тёплым. Оно было понятным.       Чувство к Виктору было новым. Другим, особенным, немного чужим, пугающим, поэтому и хотелось, безумно хотелось, чтобы о нём никто не знал, чтобы никто не мешал, не трогал, чтобы дал самому Юри попробовать его и… Он утонет в нём. Он точно пропадёт в том чувстве, что Пхичит беззаботно назвал «влюблён». Природная опасливость и осторожность подсказывали ему это, но они давно уже запоздали с прогнозами.       Он влюблён… В парня, пусть и необычного, такого почти что нереального, но в парня. Он влюблён в человека, который вряд ли поедет с ним в Японию, когда придёт время возвращаться туда. А Юри — вряд ли он сможет остаться в Америке навсегда.       Он влюблён, но это… Ему было от этого страшно.       Юри вжался в стену лопатками — по обыкновению они вместе с Пхичитом вечером сидели на его кровати, так удобнее было смотреть фильм на ноутбуке. Потом частенько приходилось стряхивать с одеяла попкорн, но это мелочи. Дома, в Японии, Юри и не думал о таких вечерах, чтобы ощущать рядом с собой тепло чужого плеча. Родители обычно были заняты домашними делами, Мари же никогда не была фанаткой тихих посиделок. Первый год жизни в общежитии было сложно привыкнуть к говорливому Пхичиту, было дико принять то, что ему не дадут забиться в свой отдельный угол, чтобы подумать обо всём. Хотя Пхичит умел тепло и так нужно молчать — как вот сейчас, привалившись плечом к его плечу и дыша в ухо.       — Пхичит, я… Что мне делать теперь? — тихо пробормотал Юри, не уверенный, что всё-таки хотел знать ответ.       Пхичит фыркнул в ответ в самое ухо и потёрся носом об его плечо.       — Просто не бойся быть счастливым.       — Я всё думаю о том, что это счастье — оно закончится. У меня сил не хватит его удержать.       — Если уж так… Я своими поделюсь. И ты сам знаешь, кто ещё.       — Я не…       — Тогда просто спроси, — Пхичит угадал вопрос, в котором и сам Юри не был уверен. — Я же тебя знаю, Юри. Ты же не боишься идти вперёд, ты просто не решаешься сделать один первый шаг.       И, конечно, Пхичит был прав. ***       Виктор не любил дождь. Мерзко, мокро, холодно. Ещё и намокшая чёлка лезет потом в глаза, от зонта устаёт рука, а намеченные планы частенько улетают в никуда. Но телефон молчит, Юри не пишет: «Давай в другой раз». И Виктор скорее откусит себе руку, чем сам напишет подобное.       До их встречи ещё пара часов. Виктор подскочил чертовски рано. Наверное, разбудил этот самый пресловутый дождь, мелкая морось с запахом лета, и в приоткрытое кухонное окно так и рвалась свежесть.       Виктор лениво колдовал себе кофе. Воевал с кофеваркой, пока вспомнил, где новый пакет с зернами, прошла, похоже, вечность. Он редко появлялся на кухне, да и с полвека назад на ней было не протолкнуться. Теперь в этом крыле корпуса остались только он, Крис и Юрий. Последние из тех, у кого остались силы фей.       Они не говорили об этом. Только для Криса хмуриться стало привычным делом, а Юра огрызался вдвое больше обычного. Ричард Лонг, теперешний глава Cranbrook и продолжатель своего рода, приехавшего в Америку из Англии и сотрудничавшего с феями ещё с эпохи великих географических открытий, сначала тоже нервничал, но потом махнул рукой. Блумфилд Хиллс давно уже полагался на человеческую силу, а уж если феи исчезнут из этих краёв, то ему, Ричарду, наверное, даже будет проще — не надо будет охранять и оберегать их тайны.       — Ты сегодня рано. Даже необычно, — раздался за спиной сонный голос Криса. — Сваришь и мне кофе?       — Мм, просто, день вот хороший?       — Хороший дождливый день. Только ты не любишь дождь.       Виктор неловко улыбнулся и подвинул Крису баночку с корицей — без неё тот кофе вообще не воспринимал.       — Его зовут Юри? Того, кто любит дождь?       — Я надеюсь, что он любит дождь. На самом деле я просто не спрашивал.       — Это на самом деле поправимо, — невозмутимо пробормотал Крис, вертя в пальцах чайную ложку. — Ты столько всего сейчас можешь узнать. И всё равно узнаешь не всё. Я всегда думал, что сами мы — как закрытые книги. Но нас легче понять.       — Только тебя не так часто тянет на философию, Крис, — серьёзно ответил Виктор, и в глазах Криса мелькнуло то самое любимое Виктором выражение: «Сделал меня». Так, как они с Крисом, друг друга не знал никто. Перед появлением в их жизни Юры они даже умудрились объездить всю Америку автостопом. Где-то три сотни лет назад, пока их жизнь проходила в Англии, они соревновались в том, кто сколько разобьёт человеческих сердец. Они слишком хорошо друг друга знали, и, наверное, поэтому никто и не выиграл в соревновании под названием «Разбить сердце другому». Потому что никто из них его и не завоевал, это сердце. Хоть и занимал в сердце другого особое место.       — Я вообще не люблю философию, ты же знаешь.       — Я знаю, что когда тебя что-то тревожит, ты долго греешь ладони о чашку, до тех пор, пока там кофе совсем не остынет, — не выдержал Виктор, и Крис медленно положил ладони на стол.       — Виктор, я… Я больше не чувствую вас с Юрой. Я не чувствую наши сады. Я… Мне кажется, что я оглох и ослеп, но на самом деле я всего лишь ощущаю всё как человек. Но боль и обиду тоже ощущаю, как человек. Мне кажется, что им нет конца.       Виктор замер, всматриваясь в светлую столешницу. Посмотреть в лицо Крису не было сил. Потому что Крис, великолепный и сильный Крис, который только улыбнётся — и приманит капельки живительной росы на увядшие растения в знаменитых садах Блумфилд Хиллс, всегда был чуть впереди. Невыносимо было оставлять его позади.       — А крылья? — только и смог выдавить он.       — Лишь тень. Их не видно почти. И не заставляй меня… показывать. Я больше всего не хочу, чтобы ты видел, насколько я слаб. Хэй, — потянувшись к Виктору через стол, Крис коснулся его ладони своей. — Я знал, что это случится. Не скажу, что я готов, но…       — Я не готов, Крис. А Юра…       — Присмотри за ним, пока можешь. В последнее время даже я мог чувствовать, что с ним что-то не так. Что-то с его силой… Мне кажется, он не может её контролировать. Я боюсь, что что-то случится.       Виктор мрачно отвёл взгляд. С Юрой у него в последнее время не ладился даже обычный разговор.       — Дождь закончился, — вдруг задумчиво пробормотал Крис, и в ту же секунду телефон Виктора пиликнул о пришедшем СМС. — Похоже, тебя уже ждут. Иди, — серьёзно добавил он, словно заметил в глазах Виктора беспокойное сомнение. — Не сидеть же тебе тут и держать меня за руку с кислым видом. У меня всего лишь началась другая жизнь. Я хочу взять от неё всё. И тебе советую сделать то же.       — Я думал, ты будешь меня останавливать. Ну, после того… Ты понимаешь, — неуверенно сказал Виктор, вдруг понимая, что мысли о тех днях тридцать лет назад, о Саше — от них наконец-то не больно. Они были, они прошли. Теперь он только может оглядываться на них и быть безумно осторожным. Потому что права на ошибку у него, наверное, нет — Крис бы почувствовал это, если бы мог. Крис ничего не ответил, только странно улыбнулся, и Виктор, кивнув, медленно повернулся к двери. Но сделал всего шаг и не выдержал:       — Крис.       — Да?       — Я не смогу открыть твою книгу, — выдавил Виктор, прожигая взглядом светлую плетёную дверь.       — Тебе на самом деле осталось там пролистнуть не так уж много страниц, — наверное, Крис улыбался. Виктор всегда чувствовал это в его голосе, как и сейчас. Какая же это улыбка… Наверное, такая же изломанная, как его собственная? Виктор не стал проверять, просто выходя в коридор и бесшумно затворяя за собой дверь.       — Вроде мы не учили тебя подслушивать, — тихо пробормотал он прислонившемуся к стене напротив Юре.       Тот вроде и оскалился злой ухмылкой, но больше всего в ней было усталости.       — Без такого умения не проживёшь, — попытался едко пошутить он, но тут же растерял весь почти беззаботный тон: — Ты уходишь? Сейчас? К этому Юри? Ты… Ты не можешь сейчас.       — Я не могу стоять на месте, Юра.       — А что тогда делать мне?       Виктор задумчиво вгляделся в злые беспокойные глаза. У него не было ответа. Он и в свой-то ответ и выбор верил… Да почти не верил.       — Я не знаю, Юра. Прости.       — Ты даже не понимаешь, за что нужно извиняться, — глухо пробормотал Юра, поворачиваясь к нему спиной. Виктор проводил взглядом его до идеала прямую спину.       — Потому и прошу прощения сейчас. Хотя бы за то, чего не понимаю.       Конечно, Юра, громко хлопнув дверью своей комнаты, его уже не слышал.