_________
Тайлер не считал себя психически-нормальным человеком. В доказательство этому та же резинка на руке и постоянно красное запястье, или приступы, рвущие его изнутри. Но всё же была одна "хорошая" вещь, помогающая справиться с самобичеванием и хоть как-то отвлечься(он даже не понимал что это самобичевание, считал себя испорченным ребёнком, который того заслужил) – Тайлер писал стихи. Конечно это была не такая поэтическая поэзия, потому что она была для "кисок", а Тайлер не считал себя таковым. Но иногда он записывал свои мысли на какой-нибудь бумажке, когда был в классе. Блурри в это время начинал кричать, видимо от безысходности, – становился диким, но не мог даже заплакать. Это было странно, он не относил себя к креативным людям, но если вы заглянете в папку, то найдёте кучу листов со стихотворениями, вперемешку с домашними заданиями. Тайлер никому об этом не говорил, даже Дженне, потому что это не их забота, хорошо? Он не знал что написал около двадцати стихотворений, только потому, что они были разбросаны повсюду. Они были о словах, сказанных Блурри, обращения бы к Богу с вопросами, почему и зачем Он оставил Блурри у Тайлера в разуме. Почему не вытащит его оттуда? Это были тексты о смерти, о рассветах, они были слишком личные...это всё оставалось на клочках бумаги, прямо перед Тайлером, и он никогда не оглядывался назад. Он был под влиянием поэзии, и неудивительно, его любимым художником был «Levi The Poet»*, – чьи произведения были слишком эмоциональными, слишком сильными, слишком громкими, они будто разрывали Тайлера изнутри, заставляя кричать, строки его текстов заставляли Тайлера покрываться мурашками – ни один из поэтов не смог заставить Тайлера так себя чувствовать. Но Леви сделал это. Тайлер никогда не задумывался преобразовывать свои стихи в музыку, до сегодняшнего утра, пока его не поставили работать с Джошем Даном._________
Первое что заметил Тайлер, когда сел в машину(в этот день его отец был дома, и решил подвести Тая до школы "по доброте душевной", если бы в его сердце она была), так это полнейшая тишина на радио. Буквальная тишина: никаких утренних церковных молитв, разносившихся из дерьмовых колонок разбитого автомобиля; ни один новостной репортёр не вещал о погоде. Лишь. Тишина. — Сломалось? — спросил Тай, застёгивая ремень безопасности. «Не делай этого, Тайлер! А если автокатастрофа, и ты, Боже упаси, выживешь?» — нашептывал старый добрый Блурри, и Тайлер вздрогнул от неожиданности. — Думаю, да, сынок. — проворчал отец, громко вздохнув. — Твоя мать – проклятая тупица. Никогда не доверяй женщинам свой автомобиль. Тайлер посмотрел на отца, слегка кивнув:«Э-э...да, сэр...» Что-то шло не так, и Тайлер чувствовал это: он редко оставался с родителями наедине, и ожидал что всё будет хорошо: Тайлер постоянно делал что-то не так, вечно мешался, и родители всегда находили способ игнорировать его, и его достижения, и сконцентрировались на звании плохо ребёнка и ученика. — Ты говорил с Дженной? — спросил отец, отъезжая от дома. Прочистив горло, Тайлер кивнул: — Она согласилась(после того, как ты упрашивал её сказать «да»). Папа кивнул, что несколько успокоило Тайлера: — Это хорошо. Ты рассказал друзьям? Надеюсь, они передадут родителям, и этот отвратительный церковный слушок исчезнет до Воскресной Службы. Крис думал, у Тайлера много друзей, а на деле была лишь Дженна. Остальные кто его знал, общались с ним либо из-за репутации капитан сборной по баскетболу, либо это были люди из церкви. — Я скажу им сегодня, сэр. — ответил Тайлер на автопилоте, глядя в окно: тротуары были усеяны учениками, идущими на занятия, ругаясь бранью, и хохоча. Часть Тайлера жаждала быть с ними, испытать то же, что и они, но все они были грешниками, коих ждала дорога в Ад. Оставшиеся пятнадцать минут прошли в полной тишине. Правду говорят: тишина убивает. Обычно музыка помогала Тайлеру отвлечься, занять свой разум, уйти от проблем и Блурри. Но сейчас он остался один, Блурри буквально сидит на заднем сиденье и нашёптывает, нашёптывает. «Ты собираешься сказать ему, что работаешь над проектом после школы, и не сможешь забросить пятьсот мячей? Ты собираешься подвести его прямо перед чемпионатом? Ты собираешься...?» Тайлер с грустью смотрит на резинку на запястье, но не оттягивает. — Эм..,папа? — Тайлер едва может дышать от волнения. Но всё же говорит, и видит одобрительный кивок отца, что может продолжать:«Я...я...у меня есть это...» — Тайлер, во имя Бога, ты можешь говорить не заикаясь? — Простите, сэр, — Тайлер сглатывает, сверля взглядом свои колени:«Нам задали большой проект в школе, поэтому я буду задерживаться в течении нескольких недель». — говорит на одном дыхании, а затем расслабленно закрывает глаза. Отец смотрит на Тайлера, одаривая суровым взглядом: — Что ж, пускай, но ты всё равно должен делать своё упражнение, Тайлер. Ты не сможешь получить стипендию без частых тренировок, сам знаешь. Займёшься бросками сразу после школы. — Он говорит холодно, без эмоций, Тайлеру остался лишь кивнуть в ответ. Итак, тренировки с трёх до шести, затем обратно в школу, где они договорились встретиться с Джошем в шесть тридцать, где они будут работать над проектом скорее всего до восьми, и напоследок эти чёртовы броски до девяти или половины десятого, поужинать удасться в десять, и затем, домашнее задание, дополнительная подготовка для поступления в университет, холодный душ...так что...ляжет он не раньше трёх. У Тайлера пересыхает в горле, он сдерживает себя, чтобы не закричать, глаза застилает пелена слёз, у него есть три часа на сон. Он моргает, смахивая слезинки, и смотрит в окно, но вид из окна причиняет ему ещё большую боль, Тайлер останавливает взгляд на кроссовках, запах отцовского одеколона ударяет в нос, и Тай чувствует как автомобиль, сломанный и медленно умирающий, врезается во огромное дерево вместе с ним, а единственную вещь которую он может сделать – достать свой старый телефон(очень старый), и написать все свои разочарования в этой жизни в заметках, будет писать пока пальцы не онемеют, и подушечки не сотрутся в кровь. Когда Тай доберётся до школы, будет щёлкать резинкой по запястью, пока кожа не станет ярко-красной, и пока Дженна не найдёт его. Он схватит её за запястье, немного смутившись, но никто из них не поднимет разговор на эту тему.