Бездна взывает к бездне

POV Арина Вы знаете, что такое отчаяние? Это то самое чувство, скрежещущее по Вашей душе. Нагоняющее уныние и полную потерю надежды, что когда-нибудь все будет лучше. Когда тебе уже не горько, не страшно, а невыносимо тоскливо? Невыносимо до томной боли с которой ты ничего не можешь сделать. Когда жизнь катится к чертям, и единственным выходом кажется — смерть? Именно это я сейчас чувствовала. Ощущение зародилось полгода назад, когда моя жизнь рухнула, будто хрупкая, тщательно выстроенная карточная конструкция, погружая меня в глубокий омут страха и одиночество. В жизни так случается, что люди становятся лишними, отвергнутыми. Так случается, что люди умирают. Мое детство нельзя было назвать ужасным, или сиротливым, но оно было хуже, чем у многих детей. А все из-за отца. Он откровенно портил нам с мамой жизнь. Вечные ужасные скандалы сопровождающиеся пугающими сценами, оскорблениями. Особенно обидно и злостно было в те моменты, когда отец оскорблял мать. В эти моменты я зажималась и ненавидела его. Ненавидела всей своей сущностью и каждый раз, зажимая в руках тяжелую бутыль представляла, как огрею его ей к чертям, только коснется он мамы. Ужасные слова, что он произносил, осколками больно впивались до сих пор, спустя столько лет, когда я выросла и стала самостоятельной, но все еще нуждающийся в заботе и ласке, осталась одна. Мама, не выдержав морального насилия отца, курящая в день по две пачки крепких золотистых «Camel», скончалась. Похоронив ее, я собрала свои немногочисленные вещи и съехала. Теперь я жила одна, в так славно оставленной бабушкой мне квартире на окраине Москвы. Не в силах думать о чем-то, кроме теплых глаз матери, ее рук и губ, целующих меня в висок каждый вечер. Приходя с работы, учебы, мы какие-то пятнадцать минут, каждый день садились на кухне и делились, что интересного произошло за день. Она заботливо спрашивала: «Что нового?» и трогала мой лоб рукой, проверяя температуру. Я забросила учебу, махнув рукой на экзамены и переход на следующий курс. На профессию, о которой мечтала, которую изучала с тринадцати лет. Единственным светом оставался темноволосый парень, ставший моей опорой, чтобы окончательно не потерять голову и не совершить глупость. Никита никогда не отличался особой романтикой или заботой, но мне было с ним привычно. Нет, мы никогда не ходили в кино, я не находила на своей подушке букеты роз или надпись мелом под окном на асфальте. Он просто был рядом. Под рукой. Не было нежности, только горькое желание и потеря. Я понимала, что Никита со мной только из жалости, ведь, когда-то, будучи глупым молодым мальчишкой, он пообещал, что будет рядом и я верила. Подрывалась, бежала навстречу, хваталась за куртку и понимала — что это МОЕ РОДНОЕ. Закрывала глаза, вжимаясь в грудь темноволосого парня, жадно вдыхала одеколон, понимая, что между нами никогда не будет любви. Приходил, с порога скидывал ботинки, обхватывал бедра, наслаждаясь моим телом. Я понимала, что для друга важно только оно, но, почему ощущение трепета от наших встреч не покидало меня последние полгода? Почему я скучала, отлучись от на неделю? Почему ревновала, зная, что у молодого человека есть любимая девушка? Почему была такой глупой, надеясь состариться с ним вместе и сидеть в кресле-качалке с чашкой горячего чая в руках? И сейчас, идя по главной площади столицы, я вспоминала те моменты. Городской Универсальный Магазин — великое, восхитительное здание, что сейчас, в ночном свете Москвы, горел гирляндами, место, куда мы с мамой ездили покупать мороженое. Такое невероятно вкусное и нежное, как ее теплые руки. Собор Василия Блаженного, стоящий сейчас в темном мраке. Наводящий ужас и трепет своим могучим видом. Ночью все казалось другим, приобретало новый, невидимый днем смысл. Виднеется Москва-Река, со своей все больше темнеющей гладью воды. Не глубоко, но достаточно, чтобы покончить с мучениями. Положив ладонь на бетонную шероховатость моста, я посмотрела вниз. Майский ветер раздувал воду, заставляя ее волноваться легкими волнами. Людей не было, что странно. Обычно, молодежь любила гулять по Красной Площади и в холод, и в жару, но сейчас что-то поменялось, видимо, все живое чувствовало, что она собралась делать и решило не мешать ей. Перекинув ногу, а затем и вторую, я перелезла через перила. Ноги сильно дрожали, стало холодно, было больно в грудной клетке, но решение принято. Сегодня я положу конец своей потерянной жизни. Я потеряла себя, потеряла любовь и семью. Зимой здесь было мерзко, холодно и скользко, но это не мешало людям радоваться, кидать в темное зеркало воды бутылки, палочки и салфетки, что уносило течением дальше. А весной, как сейчас, свежий воздух напаял прохладным дыханием, продувая легкую майку с белой надписью «Led Zeppelin» на груди и спине, что была на мне. Переведя взгляд зеленых глаз себе под ноги, на воду, я вздрогнула. Неужели, это все, конец? Конец страданиям, конец боли и отчаянию. Такая долгожданная свобода, которую я заслужила. Всегда хотела, если умирать — то от воды. Любимая стихия, потрясающая своей податливостью и безграничной непокорностью в один момент. Блаженно прикрыла глаза, втягивая ноздрями приятный запах влажного асфальта и воды. Ее шум внизу отвлекал, а желание полета, а затем и блаженного погружения охватили мою душу, и я отпустила одну руку. Скользкие перила потихоньку выскальзывали из рук, намекая не затягивать с финалом. Редкие люди проходили мимо, а я наслаждалась. Душой, где-то глубоко надеясь на божественное спасение. Отпускаю вторую руку, палец за пальцем. Остался только шаг. Последнее сладостное движение и я смогу полностью насладиться концом. — Ебанутая сука! — незнакомые мне руки с силой и болью ухватились за мои плечи, перетаскивая обратно, за перила. — Ты совсем охуела?! — Сам охуел! — противно отозвалась я. — Зачем ты это сделал?! — пришлось убрать челку и поднять взгляд на «спасителя». — Ты хотела умереть, а я не позволил. Лучше бы поблагодарила. — ухмыльнулся он, хватая меня за запястье и оттягивая, ведя с моста. — Убери свои цепки, я хочу вернуться. — ответила я, понимая, как глупо это звучит. — Я не могу тебе позволить этого сделать. Это неправильно, блядь. — возмущался парень. — Да кто ты вообще такой?! — я выдернула свою руку из его костлявых пальцев. — Глеб. А ты суицидальная сука, верно? — дерзко отозвался он, ведя меня в сторону от людной площади. — Куда ты меня ведешь? — закричала я, — а ну отпусти. Я вообще тебя не знаю, маньяк. — мне действительно не было видно его лица или тела, ибо на парне была толстая толстовка с капюшоном. — Я буду кричать. ПЕДОФИЛ! КТО-ТО, ПОЖАЛУЙСТ… — Веду тебя подальше от ебучего моста. — он насмешливо фыркнул, больно сжимая мое запястье и затыкая другой рукой рот. — Ты же хотела этого, не так-ли? — спаситель медленно отпустил мое запястье и убрал руку со рта. — Где ты живешь? — Я хотела умереть, а не быть изнасилованной или мерзко убитой валяться с перерезанной глоткой в мусорном баке. — невесело отозвалась я. — Далеко. На другом конце города… Может ты хоть капюшон снимешь? И пожалуйста, отойди от меня, я хочу отправиться домой. — Я поймаю тебе такси и отправлю домой, а ты забудешь об этом глупом поступке и суициде. — спаситель недовольно отпихнул меня от себя, снимая капюшон. — Что-то знакомое есть в твоей роже, — задумчиво сказала я, смотря в его лицо. Ржаного цвета волосы до плеч, глаза цвета травяного чая, острые черты лица, густые темные брови и большой нос, делавший его похожим на злую птичку «Angry Birds». Подумав об этом, я невольно улыбнулась такому забавному сходству. — Че гогочешь? — отозвался блондин, выходя к дороге и пытаясь поймать мне такси. — Как тебя зовут то, ебанушка? — Ничего. Можешь уходить, доберусь сама. — я нахмурилась. Было неприятно, что он позволял себе оскорблять меня, срывать планы по «освобождению». — Я Арина. — Блядь, да где все? По передохли что-ли? — Глеб не мог позволить ей отправиться домой на общественном транспорте, ведь там она найдет еще способ покончить с собой, а этого парню, почему-то не хотелось. — Бляяядь. — он устало запрокинул голову. — Спасибо за помощь и чудесное «спасение», но я доберусь сама, на метро. — отмахнулась я. — Мне плевать из-за чего ты там хотела сдохнуть, мне до пизды, как плевать, но я не могу допустить, чтобы ты сдохла у Всех на глазах. — грубо отозвался он, думая, что делать. — Я не просила тебя останавливаться. — стало очень больно. Вот. Снова. Люди злые, им бы только отгородиться, и даже этот парень, который казалось сделал «благородный» поступок, был озабочен одним. — Значит так… Сегодня ты переночуешь у меня. — прервано сказал он. — А завтра поедешь домой. Тут недалеко. — зеленоглазый взял меня за плечо. — Я к тебе не пойду. — застыла на месте я, недовольная перспективой идти домой на ночевку к незнакомому мне человеку, который запросто мог оказаться маньяком. — Бля, как же ты заебала меня за этот час, Арина. — простонал блондин, силой потянув меня к соседнему дому.