вдвоём

— Тоору, познакомься, — мама гладит нежными руками спину и чуть толкает вперёд — к чужим людям. — Это Хаджиме. Ойкава глядит на этого «Хаджиме» затравленно, беспокойно. Мальчик хмурится в ответ и протягивает смуглую ладонь. Тоору поджимает губы, когда мама говорит: — Ну же, смелее. А он не хочет смелее! Он хочет к бабушке в сад, где груши наливаются соком под жёлтым солнцем, а деревья тянутся выше к небу, оставляя людей на земле, проросшей нежно-зелёной травой. Хаджиме смотрит прямо и требовательно и не убирает руки. Тоору немного думает и всё же сжимает протянутую ладонь. — Пгхивет, Х… Ха… джи… ме. — У него проблемы с дикцией, — объясняет мама незнакомому мальчику. — Ты уж прости его. Ойкава знает, что она устала извиняться перед каждым встречным, да и вообще устала. — Ну ничего! — голос у Хаджиме громкий и бодрый. — Пусть зовёт меня «Ивой». Знаете, что это значит? Скала! Скалы крутые. — Ты тоже кгхутой, — у Тоору дрожат губы в улыбке. К «Иве» быстро прирастает «чан», и Ойкава страшно рад, что у нового друга нет буквы «р» даже в полном имени. Ему не нравятся слова с этой буквой, но больше всего он ненавидит своё имя — «Тоогху», которое он всегда выговаривает не так, как нужно. Мальчик, правда, старался. Становился у зеркала и часами твердил его, то высовывая язык, то надавливая на нёбо, то не размыкая губ. И в конце концов оно так сильно втёрлось в горло, что стало чем-то бессмысленным, как долго протянутое «ааа» или посещение отца на кладбище. За домом Иваизуми тоже есть сад: не такой большой, как у бабушки, но Ойкава умудряется в нём потеряться, расплакаться, покричать «ау» среди высоких деревьев и всё же выйти к маленькому пруду, где Хаджиме ловит лягушек. — Они пгхотивные, — морщится Тоору, становясь у берега. — Сам ты противный! — друг по колено в воде, но по локоть в грязи. Бабушка бы его непременно отругала и вымыла. — А лягушки классные. Иваизуми гладит пойманную амфибию по тонкой зелёной коже и, поразмышляв пару секунд, подходит к Ойкаве. Тот выглядит то ли слишком напуганным с зарёванным лицом, то ли удивлённым, поджав губы в ожидании дальнейших действий. — Вот, сам посмотри, — Хаджиме неуклюже суёт мальчику под нос лягушку. Та со своим громким «ква» выглядит такой же несчастной, как побледневший Тоору: — Мааамаааа! — и в слёзы. Если бы амфибия могла плакать и звать маму, то она непременно бы это сделала. Хаджиме — страшный и противный. Как лягушки. Как жуки. Как… как буква «р». Ойкава плачет и не может успокоиться. — Прекрати, — просит мама. — Успокойся, не позорь меня. Тоору — плаксивый и отвратительный. Как вообще можно играть с кем-то, кто не любит лягушек и начинает плакать при первой возможности? Хаджиме не понимает и не может понять. — Сыночек, Ойкава недавно приехал от бабушки, раньше он никогда не возился в пруду, — объясняют, но Иваизуми с трудом улавливает смысл слов, смотря, как его новый друг вытирает слёзы рукавом. — А что тогда ему нравится? — спрашивает. — Узнай у него сам. Тоору сначала не хочет разговаривать, но, когда Хаджиме угрожает ему лягушкой, пойманной за крыльцом, рассказывает о бабочках. Говорит, что кгхасивые и изящные. Иваизуми не знает, что такое «изящный», но, наверное, что-нибудь хорошее. Мальчик долго думает, где бы взять второй сачок, но в итоге просто вытаскивает из коробки с игрушками две рации с давно севшими батарейками и баночку зелёной гуаши — для маскировки. Ойкава мотает головой, когда Хаджиме подносит испачканный в краске палец к его щекам. Потом понимает, что друг просто так не сдастся и решает, как великий воин, умереть в бою. Дерутся они, конечно, недолго, но знатно! Тоору кусает мальчика за чистую ладонь, но тот, видимо, из титана: решает воспользоваться ситуацией и мажет лицо противника дурацкой гуашью. — Эта рация для связи, — объясняет Иваизуми, когда кладёт в руки Ойкавы игрушку. — Если увидишь что-то подозрительное, например, Годзиллу, то сразу зови меня. — А гхазве если Годзилла пгхидёт, то мы не увидим его все схазу? — Тоору чуть поддаётся вперёд. — Ну ладно, если ты увидишь лягушку, то… — Но тут полно лягушек. — Или пчелу. — И пчёл много. — Или, я не знаю, Супер-мэна! — Он же из Амегхики… Хаджиме закипает: — Ладно, давай сюда рацию, — но Тоору крепче сжимает игрушку в руках. — Будешь работать без напарника. — Это ты будешь гхаботать без напагхника! — злится Ойкава и, гордо развернувшись, идёт в кусты. Иваизуми замахивается на него сачком, но решает быть самым взрослым и крутым из них двоих. Вот поймает он бабочку! Огромную! И покажет её маме, и тёте Ойкаве тоже покажет! А этому плаксе — нет! Тоору выставляет руки вперёд, идя среди высоких, как тот же Годзилла, деревьев. Этот Ива-чан такой глупый, самодовольный и напыщенный. Несёт несусветный бред, а потом обижается, что с ним не хотят играть. Ойкава оборачивается назад и, поняв, что Хаджиме не следует за ним, садится прямо на тёплую землю. Ну почему всё так? Почему мама решила забрать Тоору именно сейчас, когда ему пять лет и жизнь начала налаживаться? Теперь всё будет иначе — ни бабушки, ни родного дома, ни сказок об эльфах на ночь, ни тёплого лоскутного одеяла! А только детский садик, лягушки и этот противный Ива-чан! — Ква! — раздаётся где-то под ухом. Тоору убирает руки от испачканного в краске лица и понимает, что скользкая лягушка прыгнула ему на коленку. — М.мм.ааа… — язык будто набухает и отказывается двигаться. Амфибия смотрит на Ойкаву злыми глазами и собирается плюнуть ядом прямо в его красивое лицо. — Ааааааа-чан! Иваааа-чаааан! Иваааа-чааан! Если он сейчас стряхнёт её, то она ускачет в своё лягушачье царство и позовёт всех подданных, чтобы убить Тоору. А Тоору нельзя умирать, он же ещё не познакомился со всеми ребятами в новом садике! — Ква! — звонко-звонко. Лягушка только что дала сигнал разведчикам! Нужно её обезвредить. А если у неё ядовитая кожа? По телевизору рассказывали о таких амфибиях, но ведь деваться же некуда. Ойкава хватает грязными от краски с лица ладонями ненавистную соперницу. Та покорно сдаётся в плен. — Тоору? — противный Ива-чан появляется сразу же. — Ты чего? — Лягушка! — мальчик трясёт сомкнутыми ладонями. — Ива-чан! Тут лягушка, что делать?! — В смысле лягушка? — Хаджиме моргает. — Ты поймал лягушку? — Она шевелится! — Ойкава испуганно подскакивает на месте, но амфибию не отпускает. — Она позвала на помощь войска! Ива-чан! Нужно спасаться. — О нет, — Иваизуми быстро подхватывает игру. — Я знаю, как помочь тебе. Он начинает бежать вперёд и победоносно размахивает сачком: — Если мы вернём её раньше, то они оставят Землю в покое! — А если мы не успеем? — Тоору не отстаёт ни на шаг. — Мы умрём? — Я знаю короткую дорогу! — Хаджиме резко поворачивает налево. — Остановим злых лягушек! — Да! — Ойкава перепрыгивает через маленький куст, следуя за другом. Лёгкие начинают гореть, а глаза — слезиться, но тут же открывается второе дыхание, стоит увидеть заветный водоём. — Это их столица! — Иваизуми резко тормозит, и мальчики едва не падают, когда натыкаются друг на друга. — Нужно быть очень осторожными, чтобы не попасть к стражникам. — А ты умеешь? — спрашивает Тоору. — Конечно, я же самый изящный, — Хаджиме не знает значения этого слова, но знает, что оно нравится напарнику, а значит, тот непременно должен прийти в феерический восторг. Мальчик только улыбается и снова спрашивает: — Что же тогда делать? Иваизуми ничего не отвечает, а лишь бежит к ближайшему раскидистому дереву. Кора у него старая, жёсткая и толстая, как стены крепости. Хаджиме уже играл в садике скалолаза и точно знает, как взбираться на дерево. Он почти в одно мгновение оказывается на прочной ветке и тянется к Тоору сачком: — Давай сюда лягушку, я её доставлю прямо в замок. Ойкава восхищённо кивает и так же восхищённо наблюдает за тем, как его новый лучший друг забрасывает злую амфибию в пруд и… летит следом за ней. Иваизуми чувствует, как под ним ломается сачок и как вода заливается в уши, он сразу же выныривает и хватает ртом воздух, но не успевает ничего сказать в своё оправдание, как к нему подбегает самый невозможный плакса на свете. Тоору буквально душит Хаджиме в объятьях, и они вдвоём падают в воду, вдвоём вылезают на поверхность и вдвоём смеются. — Мы остановили лягушачье вторрржение! — Ойкава подпрыгивает, и грязная вода из-под его сланцев прилетает прямо в мокрые бриджи Иваизуми. — Мы супегх-кхутые! — И супер-изящные! — поддакивает он. Тоору только смеётся.