Жить в твоей голове

— Капитан Синдулла… Геру всегда поражало, насколько точно Траун выбирал время для появления. Но на сей раз он решительно застал её врасплох. Настолько, что она даже не может ответить на его обращение словами; остаётся лишь смотреть в глаза, пытаясь выровнять дыхание. — Что успело так сильно взволновать вас в столь ранний час? — не без участия спрашивает он. — Надеюсь, вы можете поделиться этим со мной?.. «Будь что будет», — решает она и выпаливает: — Откуда вы знаете, гранд-адмирал?

***

…Она взахлёб и без утайки рассказывает ему об услышанном, да и обо всём, что произошло: терять уже нечего. Довольно скоро последние остатки робости покидают Геру; в её голосе звучит неприкрытая злость на беспринципных соратников. Глаза Трауна тут же загораются своеобразным интересом. — Вы хотите сказать, что местные повстанцы повязаны с рилотскими бандами? — Это не я говорю. Это они так говорят, — огрызается Гера. — Они строят свои дела на костях моего народа и прикрываются высокой целью… Она падает лицом в подушку и рыдает так, что даже невозмутимому Трауну сложно оставаться безучастным. Он властно кладёт руку ей на плечо, как когда-то; но на сей раз эта сила стремится не подавить, а поддержать. — Вам так трудно принять то, что те, в чьих рядах вы воевали много лет, оказались… такими, — чуть погодя, мягко произносит он. — Да, — хрипло отвечает Гера и поднимает голову от подушки. — Знаете, вы были правы… адмирал. Она глядит на него: в её взоре — и злость, и мольба, и отчаяние, и осколки тысяч других чувств. Как теперь жить? — Теперь вы, наверное, довольны, Траун. Дело всей моей жизни только что перестало иметь для меня смысл. Как это, наверное, эстетично!.. — Вы подозреваете меня в злорадстве? Его голос необычайно прост, в нём нет ни капли злости или превосходства. — Н… не знаю, — выдыхает Гера и непроизвольно подаётся вперёд, чуть ближе к нему. — Я уже ничего не знаю. Можете отдавать приказ о моём расстреле. — Я не собираюсь лишать жизни разумное существо без достаточных на то оснований, — парирует Траун, складывая руки на груди. — Без оснований?! Я же дочь Чама Синдуллы… борец за свободу, военный командир, пилот повстанцев… — Пилот повстанцев? Этот вопрос повисает в воздухе, не сразу проникая в сознание — и, когда это всё-таки происходит, пронзает его, как залп из бластера. Конечно же, нет. Уже нет. Она закрывает глаза, и на время слёзы почти прекращаются, уступая место гнетущей пустоте. Траун не спешит покинуть палату или изречь очередную острую мысль; он продолжает оставаться здесь, храня чуткое молчание, и Гера почти готова умолять его остаться, побыть здесь, с ней, ещё хотя бы несколько минут… — Я могу понять вас, Гера, — наконец тихо произносит он. И что-то подсказывает ей, что это правда.