грешник

Явиться в обитель Божию в таком виде было, как минимум, оскорбительно, максимум - совершенно по-свински. Голубые глаза устремили свой взор на вошедшего, а священник глубоко вдохнул, прибирая мысли в своем сознании и заранее прося прощения у Господа за то, что откажет этой потерянной душе в его исповеди. За долгий день службы идеально зализанные назад темные волосы Ника назвать идеальными язык уже не поворачивался - пряди сбились, и даже лак, что сдерживал непослушные локоны больше не помогал. Однако в контрасте с гнездом на голове Лайтвуда прическа Ника выглядела по прежнему идеальной. Черная ряса скрывала подкаченное жилистое тело, а воротник плотно прилегал к шее, не позволяя лишнему сантиметру бледной кожи оказаться на виду у тех, кто молился и верил. - Сейчас я не могу принять твою исповедь, Сын мой, ибо сознание твое очернено, а душа не готова предстать перед ликом Господа нашего Иисуса Христа. Вернись домой, освежись, прочти молитву и приди сюда утром, дабы открыться перед Господом и искренне попросить прощение за все, что тебя гложет, - низкий голос с легкой хрипотцой эхом прокатывался по стенам Церкви, а голубые глаза пристально осматривали объект олицетворения греха в святом месте. Алек понял почти без слов, по тому, с каким презрением смотрел на него тот, в ком блондин искал спасение. Излишние эмоции в Храме - непозволительная роскошь, поэтому обычный человек никогда не заметил бы в небесных глазах эти огоньки презрения и разочарования в человеке, но Алек слишком много пережил, и отличить самые малейшие перемены в эмоциях собеседника было для него не проблемой, даже когда в голове играли градусы выпитого недавно. Устоять на ногах сначала становилось сложнее, а немногим позже и вовсе было почти непосильной задачей. Алкоголь брал верх, и тело слегка покачивалось из стороны в сторону, а Алек усердно пытался найти центр тяжести, дабы прекратить коситься. Однако этот самый центр был найден тут же, как только из уст Священника послышался отказ от исповеди. Парень почувствовал, как твердый пол возвращается под ноги, перед глазами формируется четкое изображение стоящего напротив, а глаза неосознанно округлились и выражали полное недоумение. Конечно, он еще никогда не появлялся в Храме в таком состоянии, но был уверен, что его выслушают. А теперь блондин не понимал, куда ему отправиться. Однозначно не домой. Стены давят там настолько, что в небольшой квартире практически невозможно находиться одному, а чтобы проводить там время с кем-то, признаться честно, этого самого "кого-то" у Алека просто не было. Был только Он. Святой Отец, что отказывался принять и вылечить грешную душу. Теперь он собирался развернуться и уйти, но ноги будто приросли к мраморному покрытию и налились свинцом, не желая слушаться хозяина. Что ж, не слушаются ноги - есть язык. Острый язык. — Не смею отвлекать от более важной работы, ведь что за дело - выслушивать простого прихожанина, - едкий голос рикошетом отдавал от стен, потому что даже если парень и надеялся, что говорил тихо, надежду эту диктовали сейчас литры пива в нем. Стараясь сохранить самообладание, Алек таки развернулся и собирался уходить, но переоценил свои возможности во всех отношениях. Его повело в сторону еще сильнее и чем больше шагов парень делал, тем быстрее он приближался к правому ряду скамеек, и в конечном счету одна из них поставила блондину подножку. Полагаться на равновесие было бы глупо, поэтому спорить с гравитацией он не стал и рухнул на пол, успев одной рукой схватиться за ближайшую скамью, что не дало упасть плашмя. — Я ваще в порядке, твой Иисус меня покарал, - блондин не был уверен, наблюдает ли за этой неравной борьбой человека и скамейки хоть кто-то, но счел нужным предупредить. Встать на ноги, кстати, оказалось непосильной задачей, и Алек почти смирился, что может провести ночь на холодном церковном полу. На утро он вряд ли вспомнил бы, как сюда попал. От пробивания лица в фейспалме Ника остановил лишь его статус и вера в то, где он находился. Однако не закатить глаза оказалось непосильной задачей для брюнета. Дернувшись поначалу для помощь, Священник одернул себя и замешкался, решая, должен ли сделать то, что собирался. Он на это не подписывался, в конце-то концов. Однако картина, развернувшаяся перед ним не оставила равнодушной, и Ник двинулся вперед, дабы помочь начинающему (или не очень) алкоголику встать. Усадив парня на скамью, брюнет принялся обыскивать содержимое карманов: пачка сигарет, несколько помятых купюр и ключи от квартиры - вот и весь арсенал. И ни намека на то, где этот труп живет. В голову пришла отбитая, но единственная адекватная в данной ситуации идея. Призвав парня сидеть на месте и не мериться больше силами с гравитацией, Ник отправился к старшему пресвитеру за незапланированным отгулом. А Алеку было вообще все-равно, куда там кто пошел, и с чем его призывают не мериться. Тепло помещения дало о себе знать, и парень вообще не вывозил. Да и не ввозил тоже. Пока же Лайтвуд решал своим пьяным мозгом внутренние дилеммы, Ник уже вернулся, одетый в пальто и укутанный теплым шарфом, держа в руке телефон. - Давай-ка поднимайся, я не смогу в одиночку нести это бремя, - недовольно но сдержанно выдал парень, подхватывая неблагополучного клиента, закидывая одну его руку себе на плечо и придерживая за талию, дабы не повалиться вместе с ним, если вдруг пол снова окажется слишком привлекательным, чтобы перед ним устоять. Вместо звуков был лишь шум, и Алек подозревал, что этот шум, похожий на пчелиный рой, находится лишь в его голове. В висках пульсировало и создавалось ощущение легкой невесомости. Надо же было набраться так, что родное тело перестало слушаться. Хотя вряд ли это было от переизбытка алкоголя - парень пил так, иногда, целыми сутками, но ничего подобного. Тепло помещения и атмосфера полумрака, что царили в церкви, видимо, сделали свое дело. Тело разомлело, когда согрелось и перестало слушаться совсем. Когда его смачно тряхнули, а в лицо ударил свежий морозный воздух, Алек открыл глаза и даже умудрился более менее устойчиво встать на ноги, немного покачивать из стороны в сторону. Прохлада отрезвляла, и парень понял наконец, что стоит, прислонившись к человеку, пять минут назад который отказался от исповеди. Тот спокойно смотрел вдаль пустынной ночью улицы и терпеливо чего-то ожидал, а когда вдали показались фары машины, с решительной готовностью собрался засовывать пьянчугу на заднее сиденье. - Нет, погоди, мне нельзя в тепло.., - все попытки что-либо сказать были прерваны и утонули в собственном шарфе, когда Священник обмотал им парню шею, потому что тот мешался, свисая почти до земли. Хотя какой там теперь Священник. Из-за ветра волосы совсем растрепались и челка лезла в глаза, раскрасневшиеся на морозе нос и щеки алели все больше, и если бы Лайтвуд был в адеквате, он заметил бы всю эту человечность, что скрывалась за маской Праведника, но... Сами понимаете. Поначалу шум двигателя и тряска отрезвляли, но в машине, как на зло нещадно работала печка - единственная радость водителя морозной ночью, наверное, и со временем алкоголь снова начал брать верх. Разум снова затуманился, и не пытаясь больше себя пересилить, блондин повалился на плечо так кстати сидящего рядом. В лицо вновь ударил свежий воздух, но в этот раз это вызвало лишь одышку из-за огромной порции кислорода. До последнего Алек боролся с собой, чтобы не отключаться, и осторожно переступал с ноги на ногу, стараясь облегчить ношу... А чью, собственно? Кто его нес вообще? И куда? Пришлось судорожно вспоминать последние пол часа, пока беспокойство не уступило место усталости, когда в голове всплыла картина. Церковь, Священник, такси. А, ну да.