Городские легенды

Том отрезал от рулета кусок, наколол на вилку, сунул в рот. Слоёное тесто таяло во рту, укроп, которым Римма щедро сдобрила запрятанную туда красную рыбу, похрустывал на зубах, а сыр был приятно острым. Всё это Том воспринимал как бы на периферии. За сегодняшний вечер произошло больше событий, чем за последние несколько недель жизни Тома. Он познакомился с настоящим асуром, существом, которое, как он думал, может обитать исключительно в индийских мифах, на себе испытал силу Матери Богов, увидел эльфа и средневекового алхимика, а ещё узнал, что теперь он — животное. — Ты ведёшь себя, как животное, — сказал ему Ракшас. — Обходишь территорию, кроешь самок. Да не смотри на меня так — не залетят они от тебя и ты от них ничего не подцепишь. Для этого надо быть человеком. — У тебя теперь другая ДНК, — подтвердила Римма. — Территорию метит, — заметил Анхоис, ковыряя рулет. Он не столько ел его, сколько рассматривал, но не привередливо, а точно любуясь произведением искусства. На самом деле юношу с льняными волосами звали по-другому, но его настоящее имя никто, кроме Ракшаса, произнести не мог, и оттого остановились на этом варианте. Том почувствовал, что краснеет. — Метит-метит, — подтвердила Ши. — Я видела эти козявки. — Ну, во-первых, эти козявки древнее таблички из Киша* раз в шесть. Во-вторых, если бы ты умела их читать, то дважды подумала, прежде чем туда соваться, — сказала Римма. Она подлила чай седовласому Дугласу, тот поблагодарил её кивком. — А что они означают, кстати? — спросила Ши. — «Я — огненный лис и я здесь живу. Я молод, но буду защищать свои владения». По-моему, достаточно. Том сам не мог объяснить, что заставляло его вырезать на штукатурке старых домов странные значки, используя первый попавшийся острый предмет, а оказалось вот оно что — аналог собачьего задирания лапы. — Почему вы зовёте того лиса Алым Ясенем? — спросил он. — Римма, ведь у вас есть настоящее имя. — Это не моё настоящее имя, — улыбнулась Римма. Улыбка у неё была очаровательная и многообещающая, но Том не повёлся. Он уже знал, что она такое. — А Ясень... В общем, очень давно, лет восемьсот назад, когда он был такой же молодой, как ты сейчас, на него охотились. Тогда люди знали о лисах куда больше, чем сейчас, боялись нас и ненавидели. Ну так вот, на него устроили настоящую облаву, с собаками. Он завёл собак в болото, почти вся свора потонула. На всякий случай предупреждаю — лисья магия на собак не действует. Ну так вот, среди охотников нашлись те, кто знал это болото и, несмотря на потерю собак, они продолжили преследовать Ясеня. Тогда его так не звали, ну да неважно. В общем, они все выбрались на твёрдую почву, настигли лиса, но собак-то у людей уже не было! Они очутились лицом к лицу с разъяренным и сильным зверем. Ясень убил их всех, но этого ему показалось мало, он выпотрошил их, содрал с них кожу и обмотал кожу и внутренности вокруг дерева, ты уже понял, вокруг какого именно? Нет, никто из лис не осудил бы его за убийство, ведь Ясень спасал свою жизнь, но, чёрт побери, рядом было болото! Можно было бы утопить тела, но Ясень решил выпендриться. Он очень сильно подставил свой клан и им пришлось перебраться из Китая на Урал... Сказки Бажова читал? Ничего, выучишь получше русский — прочитаешь. Это собратья Ясеня развлекались и дурили местных. Ещё пирога? — Хорошо, — сказал Том. — Лисы живут по десять тысяч лет, почти неуязвимы, не болеют. Где подвох? В том, что они невидимы для людей? — В том, что они — хищники, — Дуглас странно взглянул на него. Повисла тишина. — Мы с тобой — каннибалы, — произнесла Римма. — Нам надо есть сердца людей, чтобы выжить. — Не волнуйся, не очень часто, пару раз в год, — поспешно добавила она, увидев выражение лица Тома. — А если..., — заговорил Том. — Не убивать? — спросил Ракшас и тут же ответил: — Я видел их, в Индии. Частично лисы, частично люди, но большей частью — живые мертвецы с разлагающейся плотью. Они живут на кладбищах, разум отказывает им и они разоряют могилы и грызут трупы, помня о том, чем они были раньше, не имея сил охотиться. Иногда люди ловят их и разрывают на части, привязывая к лошадям и пуская их скакать в разные стороны. Это самый благоприятный исход для этих несчастных. — Клан Западных Гор, — поморщилась Римма. — Придурки, совсем свихнулись на своих идеях очищения. — Тебе не обязательно убивать людей, пока твой человеческий век не подойдёт к концу, — сказала она, взглянув на Тома янтарными глазами. — Лет пятьдесят ты ещё продержишься, правда, придётся пожить невидимкой. Ты сам почувствуешь, что пора. Это... ты поймешь. В камине треснуло полено, снаружи, за окном, стучала по откосу ледяная крупа, Ши звякала ложечкой, размешивая чай. — Я могу снова стать человеком? — спросил Том. Ему никто не ответил. Ракшас взглянул на Римму, точно хотел потребовать у неё что-то, Римма покачала головой. Дуглас наблюдал за происходящим, ожидая. — Так, только не рассказывайте ему про лисьи дуэли! — не выдержала Ши, бросив ложку в чашку. — Что за дуэли? — спросил Том. — Даже не думай! — отрезала Римма. — Ясень тебя убьёт. — Что за дуэли? — начиная уже злиться, снова спросил Том. Все опять замолчали. — Понимаешь, — заговорила Таис. — Мы, конечно, хотели бы тебе помочь вернуть собственную жизнь. Мы можем поймать Ясеня, но заставить его вернуть тебе твою жизнь не можем. — Похитить человека, в принципе, не так уж сложно, — сказал Ракшас. — Я делал это несколько раз, когда были проблемы с бизнесом. — Так что с дуэлью? — напомнил Хиддлстон. — Это не дуэль, — сказал Дуглас. — Это схватка. Резня без правил, до смерти одного из бойцов. Победивший получит свою жизнь обратно. — И есть ещё один нюанс, — добавила Римма. — Даже если ты решишь с ним драться, то надо, чтобы Ясень сам согласился на дуэль. А он будет избегать драки всеми возможными способами. — Что, всегда от меня будет бегать? — Нет, только пока твоя человеческая жизнь не подойдёт к концу. — Людская жизнь не подходит для магии, — заговорил вдруг молчавший до этого Анхоис. — Он не может превращаться в лиса и делать многое другое. — Молчи! — Римма подняла узкие ладони. — Ясень его убьёт. Она повернулась к Томасу. — Я живу уже пятьсот лет, Ясень — почти тысячу. Это древняя и безжалостная тварь. Безжалостность помогала выжить моему народу, безжалостность поможет ему тебя убить. Так что даже не думай о дуэли, а если будет так уж свербеть, вспомни, что я рассказала тебе про болото. — Всё же он редкостный засранец, — подумав, добавила она. — Обычно лисы выманивают человеческие жизни, например, обменивают на золото, только потом глупый человек понимает, что он на это золото купить себе ничего не может, потому что его не видят. Многие кончают жизнь самоубийством, так и не став лисами. Но вот так красть... это, в некотором смысле, беспредел. — Засранец украл мою жизнь и наверняка запорет мне карьеру, — мрачно сказал Том, подцепляя вилкой и отправляя в рот остатки пирога. Римма чуть не поперхнулась чаем, затем по-звериному возмущённо фыркнула. — Не был бы ты новичком, я бы обиделась за всех лис. Том непонимающе взглянул на неё. — У нас, конечно, много недостатков, но никто не может сказать, что лисы — плохие актёры. Так что не переживай, карьеру он тебе только улучшит. Том проснулся на топчане и какое-то время смотрел в потолок с остатками штукатурки. Оборотень-асур, богиня, лиса-оборотень... Он снова закрыл глаза, надеясь на то, что вот сейчас он проснётся окончательно в отеле или дома и всё будет по-прежнему — съемки, поклонницы и так далее. С этого нехитрого ритуала у Тома теперь начиналось каждое утро. Реальность никуда не делась и Том, повалявшись, нехотя встал. Голова немного болела: вчерашние возлияния не прошли даром. В облезлой ванной он побрился и помылся, вернулся в спальню-каморку, оделся и вышел в галерею. Галерею заливал сероватый, уже совершенно зимний свет, железные ступени внизу запорошило снегом. На плитке Том сварил себе кофе и с чашкой уселся на широкий подоконник. Итак, есть мизерный шанс, что он вернёт свою жизнь и всё станет, как прежде. Вот только Алый Ясень будет избегать схватки. Может, его разозлить? Спровоцировать? Но тогда Ясень гарантировано его убьёт. Том сам себе удивился, ведь вчера он с крыши готов был прыгнуть, а сейчас боится предстоящей драки. Ладно-ладно, предположим, с крышей это было по пьяни. А если остаться лисом? Жить, переезжая из города в город, из страны в страну, тем более что лисам не нужны документы. Со временем он научится всем лисьим хитростям и станет не хуже других, познакомится с другими лисами. И ведь никому от этого не будет плохо, даже его родным, которые получат Ясеня. Ясень говорил, что не причинит им вреда и Римма подтвердила его слова — лисы никогда не пакостят родственникам и друзьям жертв, это что-то вроде кодекса чести. Оставался сугубо этический вопрос — убийства людей. Самым большим проявлением кровожадности у Тома была игра в войнушку в детстве и сейчас он решительно не хотел никого убивать. Но ведь прямо сейчас и не требовалось, потом, лет через пятьдесят. И разве люди не гибнут каждый день? А солдаты, например, обязаны убивать. И полицейским часто приходится это делать, чтобы спасти жизни других людей. Он мог бы тщательно выбирать жертв. Ведь если он убьёт какого-нибудь подонка, который избивает жену и детей, кому от этого станет хуже? Да и зачем далеко ходить: прогуливаясь поздно вечером по Думской, он видел барыг, которые толкали дурь мальчишкам, у которых даже усы толком расти на начали! Эти точно не заслужили того, чтобы жить. Том припомнил своего однокурсника, умершего от передоза в двадцать с небольшим. Нет, Хиддлстон и сам не отказывался от косяка на студенческих вечеринках, вот только у него дальше этого косяка дело никогда не заходило. Полдня Том бродил из угла в угол по галерее, пил то кофе, то чай, грыз печенье, украденное в ближайшем магазине (потом он подбросил деньги в кассу), и пытался убедить себя, что теперь у него новая жизнь. Лисья. — Странные вы, люди, — сказала ему вчера Римма. — Живёте всего ничего и хотите быть кем-то одним. Ну был ты звездой, так побудь лисом — чем плохо? Это как новая одежда, когда старая порвалась или запачкалась. Да, всё прекрасно, только бы не необходимость убивать. Но кто знает, каким он будет через пятьдесят лет? Не возненавидит ли он людей из-за своей на них непохожести? Когда на город начали опускаться сумерки, Том понял, что проголодался. В кофейне он стянул большой картонный стакан, пробрался с ним в дешёвую, но неплохую столовую, зачерпнул там густого борща и набрал в кулёк три пирожка. И кофейня и столовая располагались на Невском, недалеко от Дворцовой и его, Хиддлстона, бывшей гостиницы. Теперь в гостинице жил его двойник. В этой части Петербурга почти все первые этажи были заняты или ресторанами или сувенирными магазинами, вот и напротив гостиницы была кафешка с вынесенной наружу широкой скамейкой, призванной продемонстрировать лояльность к курящим. Сейчас здесь никто не курил и Том вольготно расположился на скамейке со своим то ли поздним обедом, то ли ранним ужином. Стемнело, над Малой Морской зажглись оранжевые фонари, мимо скамейки Хиддлстона текли людские толпы. Том ел горячий борщ с пирожками и смотрел на освещённые окна «своего» номера. Заметил ли его двойник? Если да, то он, Том, наверняка действует ему на нервы. Или же тот смеётся над ним. Том дожевал последний пирожок и стал думать, где бы выпить чаю или чего покрепче. А может, пойти на Итальянскую, там как раз хозяева одной квартиры уехали на Багамы (Том видел распечатанные билеты). Там можно посмотреть телевизор и посидеть в интернете. Или вспомнить, что он — человек искусства и пробраться в театр Комиссаржевской? Свет в окнах номера погас. Собирается куда-то, подумал Том, не спать же он лёг. Изнутри поднялась горячая волна ненависти к двойнику, отнявшему у него всё. Хиддлстон выбросил в урну обёртку от пирожков и пустой стаканчик, когда двойник вышел из стеклянных дверей гостиницы. Одет он был явно не для торжественного приёма — в простую недорогую, куртку и джинсы, лицо же закрывал козырёк кепки. Том был актёром и он знал, как много значит костюм и что он может сказать. Если бы он снимал фильм и ему нужен бы был неприметный проходной персонаж, он бы одел его именно так. Ну и маска, конечно же. На лицо его двойника были точно наброшены перепутанные огненные нити, Том догадался, что они не дают людям узнавать его. Двойник скользнул взглядом поверх машин и в этом было ещё одно его отличие от Хиддлстона — Тому бы в голову не пришло перед выходом оценивать обстановку. Чёрт, он привык, что мир вокруг безопасен и поплатился за это. Том мысленно произнёс формулу «меня здесь нет», почувствовал лёгкое, необжигающее пламя на коже и двойник равнодушно глянул мимо него. Не увидел! Это подбодрило Тома — значит, он тоже может в чём-то превзойти Алого Ясеня. Между тем Ясень развернулся и пошёл на юг, к Исаакию, как некогда сделал сам Том. Хиддлстон встал со скамейки и последовал за лисом. В людской толпе, в сумерках он стал бы невидимкой, даже если бы уже не был им. Ясень свернул на шумную Гороховую, затем на узкий Галерный, снова вызвав у Тома неприятные воспоминания, там он зашёл в цветочный магазин и заговорил с продавщицей. Та улыбнулась, но так, как улыбаются просто симпатичным мужчинам, а не звёздам. Том остался снаружи, опасаясь, что, если он зайдёт в магазин, Ясень всё же его заметит, но дверь была открыта и Том услышал, как говорит его двойник. В изучении русского Том продвинулся до той стадии, когда стал понимать примерно две трети сказанного, а если говорили медленно, то почти всё, но русский этого фальшивого Тома Хиддлстона был идеален. Алый Ясень купил огромный букет алых и белых роз, вышел из магазина (Том прижался к стене) и, сделав крюк, по Вознесенскому направился к Исаакию. Том недоумевал: неужели у двойника свидание? Хотя почему бы и нет? Между тем двойник уверенно шёл к громаде собора. Том заметил, что огненная маска на его лице поблёкла и почти исчезла. Фальшивый Хиддлстон замедлил шаг, явно кого-то высматривая. Том узнал эту девушку с собранными в хвост темными волосами, это её он видел у отеля сразу после своего превращения. Она стояла у ограды, к двойнику спиной и, похоже, тоже высматривала его в толпе. Лис просто выставил руку с букетом перед ней, девушка сначала отпрянула, потом обернулась, взвизгнула и повисла у фальшивого Хиддлстона на шее. Интересно, а восемнадцать-то ей уже есть? Том остановился так, чтобы толпа у собора скрывала его. Парочка двинулась по Якубовича, на юг. Двойник вёл себя как образцово-показательный, шаблонный рыцарь: наклонялся к девице, шептал что-то на ухо, поправлял ей шарф, один раз они остановились и поцеловались, причём девица выполнила свою часть поцелуйного ритуала пусть неумело, зато страстно, встав на цыпочки и обняв двойника за плечи. Букет она с трудом удерживала в одной руке. Девица была в полном восторге и смотрела на своего кавалера широко раскрытыми глазами. Приоткрыт был и розовый ротик, а щеки разрумянились от лёгкого мороза. Так они шли втроём довольно долго, а лапшой, которую двойник вешал на уши девушке, можно было бы накормить небольшую группу туристов. Двойник говорил о том, что сразу понял, что она не просто фанатка и какая она необычная. Потом он перешёл к дому в Англии и начал говорить, как ему там одиноко. Хиддлстон за его спиной мог только закатывать глаза и ругаться про себя на двух языках: он обнаружил, что русская матерщина очень хорошо может описать отношение к подобному бреду. Но девушка проглатывала абсолютно всё. Двойник не успел рассказать ей о том, как он мечтает о троих детишках, потому что они пришли на набережную Ново-Адмиралтейского канала. Лис провёл её по мостику, но не стал открывать железные ворота, а помог девице перебраться через ограждение, на усыпанный уже пожухшей осенней листвой крутой берег канала. Девушка нерешительно села на землю, держась за толстый древесный ствол, а двойник сел рядом и поцеловал её. Затем он стянул с себя куртку, отбросил её, тоже самое повторил с кепкой и закатал рукава свитера (свитер Том узнал — его). — Здесь холодно, — неуверенно сказала девушка. Букет она положила рядом. — Ничего, — проговорил двойник. — Сейчас... быстро... Всё произошло действительно быстро — лис повалил не успевшую даже вскрикнуть девицу на спину и вцепился ей в горло зубами, одновременно он вытащил из кармана нож и вонзил девушке в живот, резко дернув вверх. Лезвие застряло в ткани, двойник рыкнул, рванул на девице куртку... Канал заполнился тяжёлым железным запахом, а Хиддлстон понял, что сдохнет, если прямо сейчас не получит вот это, горячее, тягучее и желанное, сокрытое в женском теле, такое живое и пульсирующее. Уже через красный туман он видел, как Ясень, точно обертку подарка, развернул ребра девушки и, выдернув из кровавой массы сердце, вцепился в него зубами. Раньше бы, при виде собственного лица, перепачканного кровью, его бы затошнило, но сейчас Хиддлстон лишь заскулил от разочарования. Он побежал по мосту, надеясь отнять это нечто, так сладко пахнущее. Алый Ясень видел плохие времена, случалось ему и драться за добычу с другими лисами, но он едва успел сотворить колдовство, когда прямо перед ним выскочил зверь с оскаленной пастью. Он был совсем молодой, с одним хвостом. — Сопляк! — рявкнул Ясень. Сверкающий огненный узор перекрыл узкий и крутой берег. Том затявкал. — Надо было тебя убить, — сказал тот, кто выглядел совершенно как Том Хиддлстон, любимец и свет в ночи тысяч девчонок-подростков. «Том» проглотил остатки сердца, облизал пальцы и прислонился спиной к забору. Потом посмотрел на беснующегося Тома. Голубые глаза холодно горели над блестящей кровавой маской, похожей на платок рейнджера из старых вестернов. — Пожалуй, я так и сделаю, — сказал двойник. — От снайперской винтовки ещё никто не уходил. Лис с одним хвостом лаял из-за огненного узора. Посидев немного, двойник начал спускаться к воде. Он не стал скользить на пятой точке, перебирая руками и ногами, как это сделал бы Том, вместо этого он встал на четвереньки, так, что голова оказалась ниже ног, и, как зверь, пошёл вниз. Он зачерпнул пригоршней ледяной воды и начал смывать кровь с лица. Затем он посмотрел на Хиддлстона, выпрямился и подобрал куртку с кепкой. Одевшись, он, точно вращающуюся дверь, развернул огненный знак, чтобы отгородиться от Тома, и, шурша листьями, вдоль за забора прошёл на мостик. — Трус! — пролаял Том. Он произнёс это на лисьем наречии, том самом, на котором бранились они с Риммой, совершенно непроизвольно, но двойник понял. Знаменитый актёр Том Хиддлстон, образчик английского джентельмена, развернулся на железном мосту и по-звериному зарычал. В голубых глазах засветились жёлтые искры. На берегу лежало истерзанное женское тело, вокруг валялись красные и белые розы. *Табличка из Киша — табличка из песчаника, обнаруженная при раскопках Телль аль-Ухаймира в провинции Бабиль, Ирак, где ранее находился шумерский город Киш. Возраст — около 3500 г. до н. э.