***
— Я увидел его во время эфира программы… его — Геллерта — и ещё Джона Константина, среди зрителей, оба с бокалами, словно они сидят в баре. Только на мгновение. Но с этого момента я уже знал, что встреча состоится. На следующий день мне и правда позвонил Константин, сообщил, что Геллерт меня ищет. Я пытался дозвониться до тебя, но не получилось из-за… — Бури, — хмуро закончил Криденс фразу вместе со мной. — Синоптики просто с ума посходили… пророчили мировой катаклизм… Но твой старый дом оказался крепким. В Страну Оз нас не унесло… хотя в какой-то момент мне начало казаться, что я стал Тотошкой… давай дальше. Так вы встретились, поговорили?.. Он к тебе в Центр пришёл? Как все нормальные люди? Не верю. —Правильно, что не веришь… в тот же вечер Геллерт обнаружился в нашей квартире… — Что?! — Сидел здесь на диване. Просил ему помочь. — Он просто давил на жалость, Персиваль, — уверенно сказал Криденс, закидывая руки за голову. — Да ладно. Ты его не видел. Он действительно отвратительно выглядел. Тень себя. — Не сомневаюсь, что у него и тень соответствующая… — Криденс поёрзал, внезапно сел и потянулся к пепельнице, на которой был оставлен аккуратно выкуренный на треть косяк. — Персиваль. Ты уверен, что сможешь продолжить без сопутствующего допинга? — Меня больше интересует, откуда ты этот допинг берёшь… — Я специально тебе оставил… — Это твои друзья, да? Дэвид? — Дэвид мне не друг. Это последний. Хотел оставить целиком, но заждался. Есть ещё множество проблем помимо Геллерта Гриндевальда, напомнил я себе. Например, воспитание полудемона. Я вздохнул. Произошедшая история казалась снятым на чёрно-белую плёнку кинофильмом. — Нет, Криденс… допинг мне не нужен. — Ладно… моё дело предложить, — он хитро покосился на меня и снова улёгся рядом, на боку, подперев рукой голову. — Продолжай своё Откровение. — В общем… он просил о помощи, и я согласился. Это главное. У меня было ещё несколько дней на обдумывание своего выбора, но… думать тут было нечего… — я задумчиво затянулся ароматным дымком. — Так что четвёртого октября выехал с утра. К нему, на «Ферму». — Место силы, да? — Вроде того. Цикличность. Там всё началось, там всё должно было закончиться… — И закончилось бы уже четыре года назад… — осторожные пальцы ненавязчиво забрали косячок, Криденс выпустил дым изо рта, вернул косяк мне. — Нет, — я мотнул головой. — С ним — не так просто. Понимаешь, это было связано с Копьём… С Копьём и Чашей. — Какие-то слишком откровенные намёки, а? И кто из вас Копьё? — Криденс, — я обернулся к нему. — Ты же не зря читал книги из библиотеки моего отца? — Не зря, — он прекратил улыбаться. — Я понимаю, Персиваль. Просто не могу удержаться… ты и Геллерт… это какой-то… абсурд… Несколько минут мы молча курили, по очереди передавая друг другу самокрутку. — Может быть, это просто закономерность… — в тишине не хотелось говорить громко, но моя собственная мысль, наконец, высказанная, показалась мне ударом гонга. — Знаешь, я же записывал. События. — Ты вёл дневник? — Ага. Наверное, будет лучше, если ты его просто прочитаешь. Сейчас мне кажется, что всё было как-то совсем иначе. По крайней мере, изнутри… я пока слов не могу найти… — я потянулся одной рукой к сумке и вынул тетрадь. Да. Я и правда вёл записи. Потому что есть вещи, о которых не стоит забывать, а память — штука ненадёжная. Я протянул дневник Криденсу, и он, перекатившись на живот, погрузился в чтение, внимательный, чуткий, гораздо тоньше чувствующий, чем может показаться со стороны. Я смотрел на него и думал о том, что не мог бы вот так доверить свои мысли больше никому. Внезапно обнаружив, что сжимаю двумя пальцами остаток косяка, я затушил его и отложил в пепельницу, усмехнувшись. И всё-таки манипулятор. Криденс читал, а я вспоминал прошедшее так, как будто видел его со стороны. 5 октября, воскресенье. Геллерт встретил меня и провёл белыми коридорами (которые периодически снились мне все эти годы) в ту часть комплекса, где я не был. Пустынно и тихо. Белые коридоры. Белый свет. Белые розы. Мне вспомнился «Моби Дик», рассуждения о белом цвете, как о самом зловещем и чудовищном: Белый кит — это сам Дьявол. Но Геллерт Дьяволом не был. И он рассыпался у меня на глазах. Он, конечно, шутил — в своей манере, но как будто чего-то не хватало в этих шутках. Самой соли. Ядра. В итоге, он надолго замолчал. Привёл меня в одну из комнат. На фоне вездесущего белого он как будто терялся, растворялся. Я же, в чёрном, ощущал себя сгустком реальности, слишком материальным в этом эфемерном пространстве. Геллерт рассказал мне о Копье и проблемах, с ним связанных. Проблемах — это мягко сказано: там было навешано проклятье на проклятье, но с большинством ему удалось справиться. Говорил Геллерт отстранённо. Я исполнял роль фасилитатора. У меня даже возникло чувство, будто это просто очередной «сложный» клиент… может быть, так оно и было. В этот раз меня никто не запирал в комнате, я мог ходить где угодно. Я поражался общему параноидальному духу строения: то ли клиника — то ли тюрьма, и все эти решётки, многочисленные двери, ключи, индикаторы дыма… С трудом найдя дорогу обратно, я вернулся в «свою» комнату. Обед принёс один из запомнившихся мне по прошлому разу здоровяков с монголоидным лицом. Теперь я был совершенно уверен, что это не человек: не чувствовалось жизни, не ощущалось ауры. Мёртвая материя. Вечером Геллерт пригласил разделить с ним ужин. На этот раз он обошёлся без букета цветов и шампанского и не пытался меня «соблазнять». Почти не говорил. Это странно. Мы разошлись по комнатам, и я не видел и не слышал его до следующего дня. 6 октября, понедельник. Мне кажется, что чувство, которое я испытываю к Геллерту — это сострадание. Я знаю, сколько зла сделал этот человек, но я вижу, как он… меняется? …возможно, это только стечение обстоятельств. Возможно, это происходит не по его воле, или даже — против его воли. Или, может быть, изменения начались куда раньше, чем он сам заметил. Копьё могло оказаться закономерностью… Мы виделись с ним едва ли дольше нескольких минут днём и около получаса за ужином. Одна из дверей привела меня во внутренний сад. Огромное количество белых роз. Одиночество. 7 октября, вторник. Меня никто не удерживает здесь, но я знаю, что мне надо оставаться. Геллерт как в воду канул. Долго ходил по коридорам «Фермы». Это настоящий Лабиринт. Большинство дверей заперто. Толкнул одну наугад и вдруг понял, что это моя бывшая комната. Геллерт лежал на кровати и, кажется, спал. Он напоминает мне ребёнка-аутиста. Пришла в голову картинка: вот так же, четыре с лишним года назад, он заставал меня. Голова идёт кругом, такое ощущение, будто время и пространство меняются местами. Магия?.. Здесь совершенно нечем заняться, и я решил медитировать, но теперь искать волну «Геллерт». Возможно, мне удастся хоть что-то понять, если я увижу его «изнутри». Не знаю, что было причиной — тот образ жизни, который Геллерт вёл прежде или магические раны от Копья, а, может быть, лечение в швейцарской клинике, — его сознание открылось мне на удивление легко (возможно, он это допустил сам, и тогда возникает вопрос об истинности видения. Я не знаю, можно ли совершить такую подделку. Не уверен). Я должен обдумать то, что увидел, поскольку это… это слишком странно. Мне казалось, что таким людям, как Геллерт, нельзя верить на слово. Но, похоже, временами он всё-таки говорил правду. 8 октября, среда. Мы не виделись сегодня вообще, хотя я имел некоторое представление о том, где он находится… какое, к чёрту представлении: все комнаты одинаковые. Он может быть, где угодно. Медитировал на Грааль и вдруг очень чётко увидел его — в себе. Это он и имел в виду? 9 октября, четверг. Я нашёл его. Или он меня? Никогда не видел такого взгляда прежде. Не могу понять, как ему помочь. Что я должен сделать? Принести ему роз из сада? Пригласить на танец? Что?.. Он хозяин собственной тюрьмы. В руках у него — ключи от всех дверей, но почему же он не отопрёт эти двери? Чего боится? Это взаимодействие для меня куда сложнее, чем взаимодействие с Криденсом. Тьма и свет. Криденс, при его «тёмной» сущности — для меня свет. А Геллерт?.. Никакой «магии» на этот раз, потому что магия не нуждается в допинге… она либо есть — либо её нет. Криденс был уверен в том, что может только разрушать, до тех пор, пока не понял, что эту же силу можно использовать иначе — и спас мне жизнь. Неужели это же требуется от меня сейчас? Но почему? Потому, что мёртвых уже не вернуть. А для живого всегда остаётся надежда. «Я почти влюбился в тебя тогда». Чёрт возьми, Геллерт… всегда «почти», всегда по лезвию бритвы, на краю бездны… а если надо будет упасть? На самое дно? Что ты тогда скажешь? Нет, не так. Так я не могу. 10 октября, пятница. А если представить. Если вообразить себе… хоть на один день, хоть на несколько минут — что я мог бы его полюбить? Мог бы? Он похож на мертвеца. Но если… Решение кажется мне правильным, но требует «шага веры». Вера, Криденс. Самый сложный шаг. Потому что кажется — это падение закончится только смертью. К чёрту. Я уже умирал. Он умирает теперь. Сейчас или никогда. 11 октября, суббота. То, что было на этот раз — не было «улётом» или «сексом под улётом», это была Магия без кавычек. Это был огонь. Это была жизнь. Всё смешалось — чёрное и белое, тьма и свет. Не просто секс, нет: то, о чём говорят «АЛХИМИЯ». И это было правильно, чертовски правильно… Я сделал свой выбор, сделал ещё тогда, четыре года назад, когда не позволил Криденсу убить Геллерта. Тьма и свет, чёрное и белое — это баланс. Но я никогда бы не подумал, что окажусь точкой равновесия… Какой-то винтик встал на место. 12 октября, воскресенье. Мы расстались. Ни слова о возможной встрече «когда-нибудь потом». Но, чёрт возьми, этот поцелуй… «Передай его Криденсу,» — сказал Геллерт. И добавил, что Джон Константин должен обновить свои данные о магах Америки. Всё. Я еду домой. На сиденье автомобиля лежит «Полароид». Я так и не сделал ни одного снимка.***
— «Восстановление магического баланса»… знаешь, Персиваль, похоже, ты перекоучил всех коучей мира… — Криденс задумчиво отложил тетрадь и снова перелёг на спину. — Ты так думаешь? — Угу. Можешь брать клиентов на последней стадии разложения и возвращать им человеческий облик… — Не такой уж он был и труп. Криденс потянулся к оставленной крошечной заначке, снова прикурил, сделал затяжку и передал мне косяк. Некоторое время мы лежали молча и смотрели в потолок. Потолок бывает таким разным, когда рядом Криденс. Я заметил несколько новых трещин. — Ты мог бы писать… мистические романы… или что-нибудь эпическое… Я не удержался и фыркнул, притягивая Криденса к себе. — Правда! Это было… поэтично… Копьё и Чаша… а я для тебя свет?.. — Да… — И ты любил его? — Насколько смог. — И позволял себя целовать? Он же вроде был уже тень… — Криденс! — Ладно, я понял… чистая алхимия… Ещё пара минут тишины. Мы одновременно повернули головы, посмотрели друг другу в глаза, и расхохотались. Отчего? Был это Криденс, довольный, как кот, или марихуана? Или осознание выполненной работы? Я не знаю. — Да, Константин просил перезвонить, когда вернёшься, мистер Супермен… или Некромант? Джон Ди? — Мы не отпраздновали твой день рождения. Константин подождёт. — Две недели почти прошло, отпразднуем на Хэллоуин. Алистер Кроули?.. — И чтобы никакой травки больше. — Это последняя, я же сказал. Докурим — и всё. Антон Лавей? Будда? Иисус?.. Я застонал. Кому-то достанется сегодня ночью. Криденс выдохнул дым вместе с тьмой, и мы смотрели, как она закручивается в спирали, пока огни ламп не потускнели, и в комнате не стало совсем темно.***
Сами понимаете, интимную сторону вопроса Константину я пересказывать не стал — а Константин и вправду прилетел уже на следующий день. В ответ он рассказал мне о своей поездке в Лондон. Путь Левой Руки. Роза. Грааль. Императрица. И, почему-то, это ощущение, что Дамблдор знает больше всех… Мы сидели в баре неподалёку от моего дома, и бармен, от нечего делать, переключал каналы телевизора. Он уже было хотел остановиться на MTV, но Константин страшным голосом приказал ему найти какое-нибудь ток-шоу, пробормотав под нос, что баланс балансом, а природные аномалии, похоже, стали нормой. Если не ошибаюсь, по MTV передавали последний хит Backstreet Boys.