За ожидание всегда воздается

*Beyonce — Crazy In Love*

В квартире непривычно тихо. Лампочка в прихожей загорается лишь в тот момент, когда в двери щелкает ключ. Бобби старается как можно незаметнее просочиться внутрь, но спотыкается о многочисленную обувку, оставленную участниками группы, и мысленно произносит ругательства сразу на трёх языках (не зря же он японский учит). Но на шум из по-прежнему тёмных комнат никто так и не выходит, и сердце репера прекращает биться очень быстро из-за страха получить от не высыпающихся мемберов. Аккуратно повесив тяжелую куртку на единственно свободную вешалку, Чживон проходит дальше по коридору. Крючок почему-то не выдерживает, и только что повешенная одежда падает прямо на пол с глухим звуком. Правда Бобби уже даже не оборачивается, у него в голове речитативом лишь одна мысль: «Скорей в комнату». Общага сейчас выглядит как после апокалипсиса: везде разбросаны вещи, наспех снятые после тренировки, вон даже не выключенный планшет валяется, одиноко мигая пришедшим сообщением. Да конечно, они все вместе потом уберутся, но только когда сходят в душ и восстановят силы во сне. Где-то на границе сознания приходит мысль, что уж слишком пустынно в квартире. Чживон моргает и боится увидеть за поворотом зомби, пришедшего по его душу или тело, что там эти восставшие мертвецы едят? Парень уже сто раз пожалел, что из-за своей работы с Мино ему приходится часто возвращаться домой позже остальных ребят. Позже Ханбина. Но лидер не жалуется на это, только каждый раз старается дождаться прихода Бобби и лишь после этого спокойно засыпает. Вот и сейчас старший репер торопиться к младшему в комнату, но за секунду до открытия двери сам себя останавливает и переводит дыхание. Это как лёгкий мазохизм, оттянуть встречу с Биаем, чтобы почувствовать нереальных бабочек в животе. Как-то в детстве репер слышал, что живут эти самые бабочки не больше трёх дней, но в нём крылатые существа порхают уже который год и убиваться явно не хотят. А он и рад, ведь Ханбин как запретный наркотик: вроде и неправильный, но и жить без него нереально. Когда ожидание перерастает в ломку, Бобби, наконец, распахивает дверь в комнату. Нежная музыка тут же начинает ласкать слух, а глаза репера жадно рассматривают одинокую, оттенённую маленькой настольной лампой, фигуру. Ханбин сидит, чуть сгорбившись, вполоборота к старшему. Его хрупкие по сравнению с Чживоновыми плечи скрыты под белоснежной тканью рубашки. Боббиной кстати рубашки. И это замечание заставляет старшего репера отмереть и молниеносно залететь в комнату, успев закрыть за собой дверь. Становится почему-то жарко, а взгляд подмечает всё новые и новые детали. Вон на столике лежит зарядка Чжунэ, на полу валяются перекрещенные тапочки лидера, а глаза его скрывает чёрная матовая повязка. И тут даже дышать удается через раз, но ноги сами несут ближе к кровати и позволяют уместиться прямо за спиной Ханбина. Волнительный вздох вырывается у обоих, когда Чживон в порыве нежности обнимает своими тёплыми руками вечно мёрзнущего лидера и утыкается носом ему в шею. Как же это приятно для них обоих. Запах пота, перемешанный с почти полностью выветрившимся одеколоном, туманит голову Биаю, но он ничего не делает сам, только дышать начинает чуть прерывистее. Сегодня Ханбину хочется полностью подчиниться, услышать рычащие нотки любимого мужчины около уха и уснуть под утро заласканным и самым любимым. И дело не в том, что лидер ревнует к Мино или к девушкам из подтанцовки, нет, просто он очень соскучился. И если Бобби ничего сейчас не сделает, то страдать будет уже его пятая точка. А Чживон будто читает мысли своего парня (или просто слишком хорошо его знает?) и принимается водить холодным с улицы носом по изгибу шеи. Судорожный вздох разрезает пространство перед ними. Стадо мурашек спускается по спине лидера и перемещается в низ живота. Там так сладко тянет, хочется прикоснуться, сжать, погладить, или чтоб ему погладили. Но Ханбин по-прежнему молчит, ничего не просит, лишь упивается близостью своего кролика и сгорает от желания. А Бобби и не думает останавливаться на этом, и, наконец, размыкает объятия. Его горячие пальцы плавно очерчивают урывками дышащую грудь парня, словно случайно задевают начинающие затвердевать горошины сосков и, не останавливаясь, поднимаются выше прямо по татуировке с одной из сторон. Биай дышит уже глубже и едва сдерживает стоны. Как же хочется большего! Рубашка, накинутая поверх подрагивающих от возбуждения плеч, сейчас никому не нужна. В этом парни единогласны, но Бобби не спешит ее скидывать как ненужную тряпку. Он сегодня хочет поиграться со своей добычей. Добычей, которая сама пришла к нему в руки. Сантиметр за сантиметром слегка помятая рубашка спускается всё ниже, оголяя белоснежную кожу на спине Ханбина. Бобби специально касается лишь кончиками пальцев, посылая новые мурашки по позвоночнику, и затем прослеживает этот же путь своими горячими и шершавыми от холодов губами. «Мой», — сквозь поцелуи хрипит Чживон, и Биай готов кончить только от такого его голоса. Но ему не позволено, он должен терпеть. Рубашка бесконечно долго спускается с плеч, или так кажется только Ханбину, что уже нетерпеливо ёрзает по простыне и пытается ближе придвинуться к своему парню. Да только сильные руки останавливают его, а ухо опаляет горячий шёпот: «Не торопись, я тоже соскучился…» Бобби наслаждается покорностью Биая, а сбившееся дыхание лидера ласкает слух и возбуждает всё сильнее. Перед глазами маячит татуировка уже разноцветная, и как же старший любит оставлять на ней засосы, ведь в этом буйстве красок никто и не заметит издалека метку Чживона. Ведь Ханбин принадлежит только Бобби, так же как и Кролик принадлежит только своему лидеру. От этих мыслей ухмылка расползается на лице старшего, а в глазах загорается разбушевавшееся пламя. Резко, не медля ни секунды, Чживон срывает с себя рубашку, футболку и заставляет младшего навалиться на себя спиной. Кожа к коже. Потому что если сгорать, то только вместе. Судорожный вздох срывается с искусанных губ Биая, но он не хочет терять ни минуты и уже сам ластится к реперу. Его глаза всё ещё скрыты под чёрной повязкой, и от этого он кажется каким-то потерянным, ранимым. Его тонкая талия обманчиво хрупка, но Бобби четко чувствует проступающие мышцы, когда нежно оглаживает бока и спускается ниже. Ласково, почти невесомо проходится незаметно отросшими за неделю ноготками по кубикам пресса и ловко разворачивает голову Ханбина, чтобы тут же впиться кусачим поцелуем в желанные губы. И всё потому что Биай нереальный. Нереальный настолько, что руки его сейчас связаны такой же чёрной лентой, как и глаза. Он ждал, он готовился. И одна эта мысль заставляет вставший член Бобби сильнее впиваться в ширинку джинсов и хотеть-хотеть-хотеть до чёртовых звездочек в глазах. А у Ханбина одни нецензурные мысли в голове и болезненная покорность: если б Чживон приказал умереть, лидер бы спросил каким образом и тут же сделал бы. Но пока он просто трется голыми ягодицами о грубую ткань джинсов и тихо поскуливает, потому что как же хочется почувствовать заполненность и не пластиковыми заменителями, а горячим естеством. Бобби еле сдерживается, его руки лихорадочно ласкают любимое тело, а губы выбивают всё новые и новые стоны. А через секунду Чживон чуть ли не рычит, ибо натыкается на перевязанный бантиком член младшего. И это финиш, отключение мозга, перегрев, сбой. Репер не знает, как назвать это. Полное мать его подчинение. Ханбин не кончит, пока ему не позволят. Тут уже нет сил ждать, но Кролик пересиливает себя и севшим голосом произносит: — Блядь, Ханбин, не дай Бог, кто-то видел тебя вот таким. Я выколю ему глаза, а тебя поставлю раком и поимею так, что ты больше никогда в жизни не сможешь сесть. Ты только мой, понял? Если б член Биая не был перетянут лентой, он бы точно спустил от властных ноток в голосе своего парня. Как же они нравятся лидеру! Путаясь в мыслях, Ханбин уже не контролирует себя. Его глаза блаженно закрылись под повязкой, ниже живота всё горело, а руки без приказа хозяина принялись кружить по стволу, размазывая выступившую смазку по розовой головке. Вверх — вниз, вверх — вниз. Волна удовольствия пронеслась стаей мурашек и осела в покалывающих кончиках пальцев. Ещё! Жаркий стон сорвался с губ и потерялся в складках простыни. Ханбин молился про себя, чтобы Чживон скорее снял свои дурацкие джинсы и вставил ему наконец. Ибо хочется уже настолько, что заветная дырочка сжимается не от прикосновений, а лишь от предвкушения. Но Бобби не на такую реакцию рассчитывал, он вообще-то вопрос задал и ответ на него хотел получить бы. Так что старший рычит на ухо и с силой оттягивает за волосы голову лидера. Через секунду зубы впиваются в быстро бьющуюся венку, а Ханбин хнычет от боли вперемешку с удовольствием. — Ты. Только. Мой. Понял? — ещё раз чётко произносит Чживон и, как бы подтверждая, ставит еще один засос поверх следов от зубов. — Да, — на полувдохе стопроцентное согласие и поцелуй уже в губы. Связанные руки Ханбин закидывает им двоим за голову и за шею притягивает Бобби ещё ближе, чтобы своим языком пройтись по чужому нёбу и засосать нижнюю губу. Градус в комнате поднимается, парни даже сталкиваются зубами, но не прекращают бороться языками. Хотя Ханбин, обычно лидер всегда и везде, знает, кто кого сегодня подомнет, и он уступает, позволяя старшему руководить. Лампа на тумбочке неожиданно мигает, на мгновение погружая комнату во тьму, а в следующую секунду Биай оказывается уже на спине. Его руки, оттеняемые контрастной лентой, закиданы на подушку, а ноги широко расставлены. Всё для Чживона. И Бобби не заставляет себя ждать, лишь быстро окидывает своего парня полным желания взгляда, останавливается на стоящем члене Ханбина, ласкает взглядом дырочку и слегка ухмыляется. Такая картина точно ему по душе. Словно зверь, Бобби крадется ближе и нависает над своей жертвой. Губы Ханбина чувствуют жаркое дыхание старшего и непроизвольно облизываются юрким языком. Чживон в который раз ухмыляется и толкается бёдрами вперед, проезжаясь грубой тканью по чувствительной головке. Громкий стон заглушает дыхание обоих, а младший больше не выдерживает и сам тянется за поцелуем, который для него сейчас важнее воздуха. Не ответить Бобби не может, поэтому снова языки сплетаются в страстном танце, а из груди рвётся довольный возглас. — Весь мой, — сквозь рычание низкий голос, и ощутимый укус в нижнюю губу лидера. «Только твой», — мысленно соглашается Ханбин и подаётся бедрами вперед, потому что давно хочется большего. И тут Чживон не может отказать: всё для его личной принцессы. Красные от поцелуев губы старшего перемещаются по телу по давно изведенному маршруту, играются с соском, затягивают его в свой горячий плен, по блядской дорожке спускаются ещё ниже и накрывают головку. А Биай всё в повязке, поэтому на это действие реагирует очень остро, выгибается навстречу и жалобно стонет. В его воображении картина возвышающегося, даже доминирующего Чживона нарисована почти на божественном уровне. От звука, слетевшего с уст младшего и отзеркалившего от стен, Бобби чуть ли не улетает за грань и резко перемещает руку на свой член поверх джинсов. «До боли сжать, чтоб не кончить», — возникает мысль на периферии сознания, а губы продолжают сосать головку младшего словно леденец. Ханбин уже близко, уже скоро, он чувствует это, но ускорить не может. Ему хорошо и больно одновременно. Чёрная лента перетягивает основание и передает власть в чужие руки. От невозможности ноги парня ещё больше разъезжаются в стороны, а губы на грани слышимости шепчут взять его. Скорее. Иначе он умрет прямо тут: возбуждённым, но не удовлетворенным. А потом он будет приходить во сны и мстить радужными пони. Бобби замечает, что подводит Ханбина к грани, и наконец перемещает руки ближе к сокровенному месту, но не торопится и ласкает молочные бёдра своего парня. Свет от лампы падает прямо на острые коленки Биая и растворяется где-то между двумя телами парней, что так увлечены друг другом. Покрывало на кровати давно сбито, но кого это волнует, когда палец старшего кружит около сжимающейся дырочки младшего и проникает внутрь на фалангу. Ханбин зажмуривается, хотя глаза и так скрыты повязкой, и пытается расслабиться. Но внезапно давление на стенки ануса исчезает, а голос Чживона звучит где-то рядом с ухом. — Ты… — начал было он, но тут же был прерван хриплым шёпотом лидера:  — Я просто хотел, чтобы это сделал ты.- Шумный вздох и продолжение: — Я так соскучился, хён. Я даже парней выгнал из общаги к Виннерам. Пожалуйста, я хочу, ну, пожалуйста, — чуть ли не хнычет Биай, и Бобби просто по кусочкам. — Господи, какой ты невероятный, Ханбин~а, — и поцелуи в лоб, в нос, в щеки и снова в губы. Тем временем, найдя где-то под подушкой смазку, Чживон слегка трясущимися от возбуждения руками отвинчивает крышку и выдавливает чуть ли не половину на кисть. От характерных знакомых звуков у Ханбина бегут мурашки от предвкушения, зубы начинают терзать нижнюю губу, а мозг приказывает телу расслабиться и получать удовольствие. Пальцы Бобби вновь кружат около ануса, но сейчас от прохладной смазки ощущения ярче и перед глазами мелькают яркие звездочки. Или это всё из-за повязки на лице? Внутри уже первый палец, а болезненный стон ловится губами Чживона. Второй идёт труднее, ведь парни так заняты были в последнее время и не могли найти время друг на друга. Но сейчас Ханбину и хорошо, и большего хочется. И вот уже третий палец входит и проезжается прямо по простате. Младшего аж подбрасывает и ломает, ему срочно нужен член Бобби и поглубже. Воздух из накалённого становится горячее лавы, дышать им совершенно невозможно. Лидер бы и рад умереть, но тут Чживон. Его любовь, его сила, его поддержка, его доза. И, о Господи, он наконец снимает эти чертовы, сто раз проклятые сегодня джинсы. Однако с губ Биая против воли срывается стон разочарования, когда пальцы старшего покидают дырочку, и на пару секунд чувство пустоты затапливает сердце. Бобби что-то шепчет о неземной красоте Ханбина, его милой ямочке и блядских губах; и головкой члена проходится по дырочке, только потом толкается в неё и терпит. Терпит сладкую узость и укус куда-то в плечо, потому что Биаю всё же больно. Только сейчас Чживон снова замечает тихую песню на повторе и хочет уже увидеть своё отражение в глазах напротив. Так что повязка летит к чертям, в угол комнаты, а Ханбин задушено выдыхает и сжимает член в себе сильнее. И теперь вспышки перед глазами, словно маленькие фейерверки, взрываются уже у Бобби. Хочется начать двигаться, подмять под себя и втрахивать в кровать, чтоб матрац скрипел, а спинка билась о стену. Но приходится дать привыкнуть, найти рукой почти опавший член Биая и нежно, на грани, ласкать своими пальцами, очерчивать головку и размазывать выступившую смазку по всему стволу. Стон, ласкающий слух, и пробное движение бёдер Ханбина — лучшая благодарность для Чживона. Теперь-то толчки так, как хочется, и с каждым разом амплитуда увеличивается, да тело плавится от наслаждения. Немного влево и громкий вскрик лидера перебивает музыку на фоне. Пальцы на ногах поджимаются, сквозь зубы: «Ещё, ещё», и Бобби вновь и вновь находит заветную точку, доводя обоих до конечного назначения. От каждого случайного и не очень прикосновения ударяет током, сердце бьётся быстро-быстро, хочется кончить и никогда это не заканчивать. Неведомым образом ленты развязываются на запястьях младшего и руки принимаются очерчивать подтянутую спину старшего, оставляя после себя яркие царапины от ногтей. Всё это слишком. И Чживона от такого податливого, развратного Биая ведёт не по-детски. Уже скоро, уже близко. Толчки становятся грубее, сильнее. Полурык — полустон вырывается из уст Бобби и смешивается с криком Ханбина, когда старший одним движением развязывает бантик на члене лидера и ослабляет ленту. Тут же белые потёки открашивают кожу реперов, а внутри Биая становится горячо и мокро. Что-то похожее на «Люблю» соскальзывает с языка Ханбина, но Чживон даже не успевает переспросить, потому что младший уже отключился и довольно улыбается во сне. «Маленький развратник», — Бобби тоже против воли улыбается и устраивается удобнее. Спать хочется невероятно. Немного повозившись, старший накидывает на них одеяло, обнимает своё сокровище, что причмокивает и просовывает холодную ступню между ног Чживона; и тоже проваливается в сон без сновидений. А тихая музыка всё продолжает играть на фоне, создавая с размеренным дыханием парней какую-то свою, скромную, но настоящую историю о любви.