Почему нет?

Поздний звонок Ростислава застал Сокольскую дома, на кухне. Муж хмуро усмехнулся, откидываясь на стену. Евгений не одобрял раздачи номера телефона пациентам, благоразумно полагая, что врач тоже человек, а потому должен иметь личное пространство и право на нормальную жизнь. Маргарита честно старалась следовать этому правилу, вот только всё равно изредка давала номер тем клиентам, за кем, как ей казалось, требовалось постоянное наблюдение. Сокольская мельком глянула на часы – половина двенадцатого, артист давно должен быть дома. Они же еще две недели назад выработали его режим дня, так чтобы хоть немного разгрузить нервную систему, худо-бедно обеспечивая ему отдых. Маргарита ушла в комнату, не желая вести разговор при муже. Евгений, конечно, не приревнует, для этого он слишком самолюбив, но вот от едкого комментария воздержаться вряд ли сумеет. Ему вообще не нравилась эта безумная затея жены под гордым названием «Спаси Звезду!». Мужчина придерживаясь классического подхода к лечению, был уверен, лечить психические расстройства можно лишь медикаментозно. Терапия же, которую устроила Марго он считал вполне себе хорошей, но отнюдь не главной в процессе выздоровления. Да, он видел результаты и, надо признать, блестящие. Евгений даже вёл своеобразную статистику, по которой выходило, что после совместной работы супругов рецидивы даже в самых запущенных случаях случались значительно реже, если вообще случались. Статистика упрямо утверждала, что эффект у персонального подхода, который она всегда старалась разрабатывать для каждого, даже самого безнадёжного случая, был и ещё какой. Даже те элементы, что были позаимствованы у Лэйнга, Маргарита сумела преобразовать и дополнить, создав целую систему из бесед, занятий и практик, зачастую более свойственных восточной медицине, нежели классической доказательной. Стоило Сокольской поднести телефон к уху, как её тотчас оглушили музыка, смех и громкий разговор. Судя по голосу, Колпаков был пьян, притом до состояния «в стельку» оставалось явно совсем немного. Он говорил громко, стараясь перекричать шум клуба, кажется, извинялся за своё состояние, но настаивал, что дело срочное. Получив же согласие психиатра, назвал адрес, откуда его требовалось забрать. Маргарита быстро принялась одеваться, одновременно пытаясь натянуть свитер и расчесать ещё немного влажные после мытья волосы. Евгений наблюдал за сборами жены, неодобрительно хмурясь. С годами работы мужчина стал куда менее сентиментальным, должно быть, пришла «профессиональная деформация», а то и вовсе «выгорание», когда заботы больных задевают значительно меньше, чем свои собственные, а окружающие люди всё больше напоминают пациентов. - Куда ты собралась, Марго? На дворе ночь, – спокойно произнёс мужчина, чуть щурясь из-за близорукости. - Ростислав звонил. У него проблемы, – пожала плечами Маргарита, оглядываясь в поисках ключей от машины. Обычно они лежали на телефонной полке, но сегодня отчего-то она их там не находила. – Ты не знаешь, где ключи от машины? - С каких пор алкогольное опьянение стало проблемой, решение которой может предложить лишь дипломированный психиатр? – проигнорировав вопрос о машине, продолжил допрос Евгений. - Подслушивать разговоры коллег непрофессионально, – отозвалась Маргарита, перебирая безделушки, горкой сваленные в специальной чашке в прихожей. Нашлось сто рублей мелочью, две карамельки, одну из которых врач тут же отправила в рот, и много чего ещё. Не было только ключей. – Да где же они? А ладно, я возьму такси. Сокольская нервничала, она действительно опасалась за состояние артиста. Дело было даже не в том, что Колпаков был пьян, с этим он мог прекрасно справился бы и сам. К тому же, насколько Маргарита успела понять этого мужчину, он ни за что не стал бы вызывать его просто так, значит произошло что-то серьёзное, но она всё же надеялась, что Ростислав просто проявил несвойственную себе мнительность. - Я тебя отвезу. Только, Марго, ещё раз объясни мне, пожалуйста, внятно, зачем ты едешь? – Евгений уже успевший переодеться, привалившись к косяку двери наблюдал за тем, как жена впопыхах застегивает сапоги. - Потому что ему нужна помощь. А мой долг врача... – начала Маргарита, прекрасно понимая, что мужа такой ответ совершенно не удовлетворит, вот только другого она пока придумать не могла. - Помощь нужна щенку, застрявшему в заборе, а ему нужно лечение! – вспылил, наконец, мужчина. Всё-таки разница в возрасте давала о себе знать и как бы Евгений не пытался убедить себя в том, что десять лет – это немного и даже полезно, но сомнения определённого рода, свойственные большинству мужчин время от времени давали о себе знать подобными вспышками ревности. - Ты сам говорил, что я преуспела в терапии и что мне можно патентовать методику. Или ты отказываешься от своих слов? – Маргарита резко выпрямилась, заглядывая в глаза мужу. Разбираться ещё и с его раздражительностью женщина не хотела, хотя бы не сейчас, когда все её мысли были около Колпакова, который явно задумывал что-то совершенно неприемлемое. Этим «неприемлемым» могло бы оказаться и самоубийство. Вполне в духе протестного поведения внутреннего ребёнка, а, как выяснила Сокольская, «Регрессия» оказалась излюбленной защитной реакцией мужчины. - Я уже давно не твой преподаватель, а ты не моя студентка и должна сама понимать, к чему могут привести игры с психикой. Сама говорила, что у него наклёвывается биполярное расстройство, а теперь потакаешь его больному сознанию. Верх идиотизма! – продолжал настаивать на своём Сокольский. - Зачем же едешь со мной? Ответь мне, наконец! Какого черта ты потакаешь моим "капризам", если знаешь, что я ошибаюсь? – женщина нахмурилась, бессознательно принимая угрожающую позу, хотя и понимала, что тратит время впустую, затевая совершенно неуместную ссору. - Ты натворишь глупостей в одиночку. Так я буду хотя бы уверен в сохранности твоей жизни, – примирительно поднял руки Евгений. - Если бы не были так долго знакомы, я бы решила, что это ревность. Спасибо, Эжен! – поблагодарила психиатр облегчённо. Они, наконец, вышли из квартиры, а значит ссора временно откладывалась. Негласное правило семейного устава гласило, что «сор из избы» на люди не выносился, даже в самых сложных ситуациях, кои, не смотря на знание психологии обоими партнёрами, всё же случались. - Не называй меня так. Что за привычка коверкать мое имя? – покривился Евгений, но всё же, кажется, несколько примирившись с действительностью, в которой ему предстояло работать водителем для собственной жены. - Мне нравится, как оно звучит. Тебе, насколько я знаю, тоже, – улыбнулась призывно Маргарита и перескакивая через две ступеньки направилась к выходу. - В спальне, а не когда мне надо садиться за руль и отвозить свою жену к больному на голову актёру, – вполголоса произнёс мужчина, понимая что совершает глупость, о которой обязательно пожалеет. В машине Маргарита затихла, погрузившись в мысли. Месяц терапии, которую она так тщательно продумывала, вот-вот грозился отправится в тартарары, а причины она не находила. Ночная Москва мерцала огнями, манила броскими вывесками магазинов и многочисленных увеселительных заведений. - Скажи, отчего он мог набраться? – спросила Маргарита будто бы в пустоту, отвернув лицо к окну, за которым проносилась столица. - Я могу только предполагать, – отозвался Евгений, взглянув в зеркало заднего вида на жену. – Ты сама говорила, что у него конфликт с «Примой». По тесту ты рассчитала, что у него три направления скрытых акцентуаций и одна явная – «Циклотимность». Для него характерны перепады настроения, о чём ты тоже прекрасно знаешь. - Но мы же добились некой стабилизации, уменьшили амплитуду раскачки нервной системы, – нахмурилась Сокольская, вырисовывая на стекле узоры. - Не накручивай себя заранее, успеется, – мужчина включил поворотник и припарковался на стоянке перед ночным клубом. – Позвони, может ещё не настолько упился, чтобы ответить на звонок и выйти на своих ногах. Маргарита кивнула и достала из кармана телефон. Ростислав не отвечал, голос механического автоответчика просил перезвонить позже, потому как «абонент недоступен». Евгений покачал головой и первый вышел из машины, под мелкую изморось, заменяющую сегодня снег. Сокольская поправила шарф и тоже шагнула на улицу, решительно направляясь к гостеприимно распахнутым дверям клуба, из которого доносились тяжёлые басы очередного «подарка ди-джея». Охранник пропустил её неохотно, только после того, как мятая купюра оказалась в кармане пиджака, блюститель частной собственности провёл её в зал и даже галантно подал руку, когда женщина поднималась по крутой лестнице, завидев Ростислава в компании приятелей и, по совместительству, собутыльников. Колпаков точно не замечая, опрокинул в себя явно не первый и даже не третий стакан. Завидев Сокольскую, мужчина развернулся, чудом не опрокинув стол. Щурясь, он высматривал знакомую фигуру через многоцветье лучей ламп. Ростислав что-то запальчиво прокричал, но его голос потерялся в общем гомоне, не долетев до психиатра, только за столиком грянул смех. Колпаков махнул женщине рукой и попрощавшись с приятелями направился к Сокольской, не смотря на изрядную долю выпитого, на удивление легко лавируя между извивающихся в танце тел. - Пошли отсюда! – гаркнул он над самым ухом врача, притянув её к себе за плечи. Вопреки ожиданиям, Колпаков шёл сам, почти не опираясь на Сокольскую. Встав на пороге клуба мужчина ненадолго остановился, мотая лохматой головой. Оглядев парковку Ростислав удивлённо замер, увидев мужчину, стоящего возле автомобиля. Артисту подумалось, что так вполне мог выглядеть Зигмунд Фрейд, живи и работай он в двадцать первом веке. Немногим выше среднего, собранный мужчина, отправляющий в небо очередную порцию дыма от пароиспарителя. Проклюнувшиеся на лбу залысины и седина на висках ничуть не умоляли его внешней привлекательности, даже низкий, тщательно собранный, хвост не делал его похожим на «малолетку». Колпакова мутило от количества выпитого и дыма клуба, хотелось спать, но ещё больше поговорить с Сокольской, которая каким-то совершено невообразимым образом осталось единственным существом, за исключением Цимты, которое ещё способно выносить Ростислава на трезвую голову. Сегодня артисту было откровенно плохо, если не сказать больше и образнее. Одно к одному. С самого утра узнал, что, оказывается, стал не такой как раньше и вообще, если ему дороже собака и работа, то пусть с ними он и спит – эту радостную новость сообщила ему любимая (а не бывшая ли уже?) девушка, по причине того, что он забыл про очередную «крайне важную» дату, ни то знакомства, ни то дня, когда они съехались. Всё это сонному мужчине буквально прокричали, точно желая опередить телефонную связь, прямо из Петербурга. Возлюбленную совершенно не заботило то, что мужчина работал всю неделю без выходных. Вторым, хотя куда более ожидаемым, ударом стал сдвоенный спектакль, в компании Несравненного, которого, однако, Ростислав, не без помощи Сокольской стал хотя бы отчасти переваривать. Весьма приятно было следовать совету врача, мысленно меняя раздражающие черты соперника на их полную противоположность. Колпаков даже умудрился рассмеяться, живо вообразив Ожогина подобно балерине на пальцах передвигающегося по коридорам МДМ. Вот только даже эта, по правде говоря, невинная забава не осталась без внимания начальства и день окончился выговором, пусть и не строгим, но всё же малоприятным. Работать придворным шутом Бала Вампиров порядком надоело, вот только внизу, на служебном входе, уже перебравшись от непогоды внутрь здания стояли поклонницы, с цветами, подарками и жадными руками, желающими немедля заключить любимчика в объятья, чтобы спустя мгновение обвиться вокруг шеи очередной жертвы. Но Колпаков продолжал улыбаться, несказанно радуясь тому, что может сегодня отбыть повинность быстрее обычного, сославшись на срочные дела, которым являлся день рождения друга, где Ростислав намеревался знатно надраться, впервые за более чем полгода. План, однако, сработал лишь отчасти, напиться получилось, а вот забыться – нет. Хотелось сделать кому-нибудь гадость, причём чем больше становилась доза выпитого, тем точнее вырисовывалась кандидатура жертвы. Ближе к полуночи на душе стало чертовски тошно от пришедшего осознания собственной никчёмности и мелочности. Чтобы не натворить ничего, а может просто потому, что больше некому, Колпаков позвонил Маргарите. Сокольская приехала, не торгуясь, правда, не одна, что несколько отрезвило разгорячённого спиртным артиста. Маргарита со скрываемой тревогой всматривалась в лицо Ростислава, желая понять, что же ей предстояло делать. Похоже, ему требовалось не банальное «вытрезвление», а что-то куда большее.