Хранилище душ

- Галя, успокой ребенка, ты же не хочешь, чтобы нас нашли, - мужчина средних лет, но уже с заметной проседью в волосах рукой придерживал конец брезента, чтобы между женой и ребенком был хоть какой-нибудь промежуток воздуха. - Он есть хочет, - женщина лежала спиной на жестком полу и прижимала к своей груди плачущий комочек. По кабине постучали, и эхо от железной коробки резануло по ушам, ребенок заплакал еще сильнее. - Через час граница, нужно заткнуть ребенка иначе нам всем крышка, - пробасил кто-то сверху. - Сейчас, подожди, Катя утром что-то положила в сумку, - мужчина одной рукой притянул к себе брезентовый мешок и начал вытаскивать оттуда пеленки, в одной из которых оказалась бутылочка с молоком, он еще раз мысленно поблагодарил Бога за то, что вырастил умную дочь. - На, - мужчина протянул жене бутылочку, и ребенок тут же засопел, втягивая в себя ее содержимое. Женщина еще сильнее прижала к себе малыша и тихо заплакала, - Ваня, - позвала она. У мужчины стоял в горле ком, он отвернулся и смахнул слезу, катящуюся по его щеке. Всего в нескольких часах езды осталась их прошлая жизнь: дом, в котором они были счастливы, их город, который они так любили,- но самое ужасное, что там осталась их дочь. Иван Сергеевич не был бы светилом русской медицины, если бы реально не воспринимал риски своих пациентов, кого можно было спасти, а кто был безнадежен. Так и сейчас, когда они с женой и внуком тряслись во втором дне грязного грузовика, он прекрасно понимал, что если его план сбудется, то свою дочь они не увидят никогда. Но самое ужасное, это то, что ее ждала неминуемая гибель, в лучшем случае ее сошлют в Сибирь, в худшем - расстреляют. План побега из коммунистического рабства он рассматривал давно. Когда десять лет назад расстреляли и сослали в ссылку почти всех его друзей: великих историков, свет интеллигенции, величайших умов планеты,- он понял, что его дальнейшая судьба с судьбой страны, в которой он стал заложником, должны разойтись. За эти десять лет не было ни одного дня, чтобы он не вздрагивал от постороннего шороха. Когда его дочь задерживалась после музыкальной школы или жена засиживалась в гостях, он представлял, что они сидят на допросе в НКВД. Собрав дома семейный совет, сразу после новостей о задержании его коллег, Иван Сергеевич строго настрого запретил любое упоминание советской власти, даже всуе, даже с друзьями, даже с родственниками. Его жена Галина работала учительницей математики, и за нее он был спокоен, она редко кому-нибудь кроме него высказывала свое мнение, больше беспокоила дочь. Она много читала, многим интересовалась и как-то за ужином спросила, правда ли, что революцию в России оплатили из немецкой казны. Иван Сергеевич изменился в лице и целый вечер посвятил наставлениям о том, что можно говорить и что нельзя. Катя росла очень интересующимся ребенком. С детства она решила пойти по стопам отца, и он брал ее с собой на несложные операции и даже в 19 лет дал самостоятельно удалить аппендицит. Со школы она встречалась с соседским мальчишкой Володей, сыном выдающегося историка Абелева. Их квартира находилась этажом ниже, он был одним из первых за кем приехали. Мать Владимира умерла через несколько месяцев после расстрела мужа, и Володя переехал к Вавиловым. Поэтому, когда им исполнилось по двадцать лет, никого не удивило их решение пожениться. Иван Сергеевич, лежа на холодном полу, ругал себя за свою близорукость: как он мог не увидеть, чем живет его зять и во что он впутывает его дочь. Владимир был руководителем антисоветской ячейки, он и еще несколько юношей вели антикоммунистическую пропаганду прямо из его квартиры. Иван Сергеевич узнал об этом слишком поздно. - Катя, у меня нет слов, я же просил, умолял, не впутываться во все это! Я с утра до ночи оперирую советскую верхушку, их жен, детей, любовниц, стараюсь изо всех сил. А ты прямо в нашем доме ведешь подрывную деятельность! - Иван Сергеевич бушевал, кричал, мерил шагами квартиру. Дочь с мужем сидели напротив и смотрели на него с высоко поднятой головой. - Иван Сергеевич, как Вы не понимаете, то что происходит, это вне закона: людей расстреливают, ссылают целыми семьями, преследуют, предают пыткам, - мужчина топнул ногой, прервав зятя. - Это я не понимаю??? Я? Я слышу все разговоры этих жалких людишек, недостойных ходить по русской земле. Все мои друзья и коллеги если не расстреляны, то сосланы в Сибирь. А как вы думаете, почему мы тут с вами сидим, а? - он вытянул свои руки. - Потому, что эти руки каждый день спасают жизнь этим отбросам человечества. Они давно бы и меня к стенке поставили, только свое здоровье им важнее, но нельзя перегибать палку, нельзя одной рукой протягивать лакомство, а другой бить по щекам! Из-за тебя мы можем погибнуть все, ладно себя не жалко, а жену и ребенка будущего, тоже??? - Иван Сергеевич раскраснелся, его глаза прожигали дыру в молодом человеке. - Папа, Володя прав, если не мы, то кто? - девушка была на седьмом месяце, и ее живот уже сильно подавался вперед. - Молчать! Я не дам разрушить вам ваши жизни, это не тот противник, которого можно одолеть! Я что, десять лет плясал под их дудку, чтобы меня расстреляли из-за вашей глупости? – вдруг мужчина схватился за сердце и осел на диван. - Ваня, - жена кинулась к нему, но он отодвинул ее рукой и продолжил. - Значит так, с этого дня я запрещаю продолжать вашу подпольную работу! До осуществления моего плана осталось недолго. После того, как внук родится, мы пересечем границу с Финляндией, а оттуда двинемся по морю в Англию, там меня давно ждут, поэтому попытайтесь сидеть смирно и не вызывать подозрений. В Англии Ивана Сергеевича и правда ждали, еще со студенческой скамьи он подавал надежды и слыл одним из лучших будущих хирургов. Он жалел только об одном, что после прохождения практики в английском университете, испугался остаться с женой и маленьким ребенком в чужой стране и вернулся на родину за несколько месяцев до революции, которая полностью изменила его жизнь. Он подгадал почти все идеально, но не учел, что зять, клятвенно пообещавший ему прекратить свою антикоммунистическую деятельность, втайне от всех, продолжал ей заниматься. Дочь несколько месяцев назад разрешилась от беременности. Иван Сергеевич взял на работе больничный и перенес все операции на неделю позже. Грузовик должен был ждать их во дворе на краю города, и был рассчитан на четырех взрослых и ребенка. Чтобы не вызывать подозрений, доехать до места отправления они должны порознь. Владимир в назначенное время дома не появился. - Отец, вы езжайте, - Екатерина обернулась, и чмокнув в лоб сына, отдала матери,- я найду Володю и мы сразу приедем. Иван Сергеевич прихватил брезентовый мешок и сумку, одет он был сродни какому-нибудь шоферу: высокие сапоги, свитер и стеганная куртка. Приказав жене выдвигаться с ребенком, он последний раз обвел глазами свою любимую квартиру и шагнул в неизвестность. Его планом было пересечь границу с Финляндией, пересесть за руль грузовика и доехать до порта, а оттуда на корабле отплыть в Англию. Жена с внуком приехали почти сразу за ним, не хватало только дочери с зятем. Кутаясь в шерстяной платок, Екатерина почти бежала, на душе скребли кошки, что могло случиться, почему Володя не пришел в условленное время. - Екатерина Вавилова? - путь девушке преградили два военных комиссара. - Что? Да, что вы делаете? - мужские руки схватили и понесли ее в здание музея, где работал ее муж. Иван Сергеевич ждал три часа, а потом, оставив жену, отправился узнать, что же задержало его родных. Подходя к дому его окликнул недавно спасенный им штабной офицер, до сих пор прихрамывавший на ногу. - Иван Сергеевич, это вы? – офицер прищурился, уже начало смеркаться, и он плохо различал лицо доктора в темноте, тем более, в такой одежде трудно было узнать всегда хорошо одетого врача. - А Михаил, здравствуйте, как нога? - мужчина взял под локоть доктора и, заведя его в арку, прошептал. - Иван Сергеевич, мы ведь по вашу душу пришли. Зятек ваш, контрой оказался и дочка тоже, начальство их допрашивает, шли бы вы отсюда подальше. Ведь понимаете,что им уже ничем не поможешь, - врач кивнул и, как будто в бреду, ринулся прочь. Не было даже суда. Особым совещанием НКВД СССР было вынесено решение - Владимира приговорили к расстрелу, Екатерину - к 10 годам в лагере поселения. Самое трудное было заставить жену сесть в грузовик без дочери, Иван Сергеевич понимал, что дочь он больше не увидит никогда, но был внук, которому они обязаны были дать хорошую жизнь. Поев, ребенок быстро уснул. На границе была пересменка, и грузовик долго не досматривали. Проехав немного, водитель, получив обещанные, деньги ушел к болотам. Иван Сергеевич, сделав глубокую ямку в земле под деревом, аккуратно сложил туда советский паспорт жены и свой и присыпал землей. Уже стоя на пароме, которого пришлось ждать два дня, прижимая к себе жену, у которой кончились слезы и маленького внука, Иван Сергеевич смотрел вдаль, пытаясь увидеть там уходящую за горизонт Родину, в которой оставил свою дочь, как плату за будущее ее ребенка.