Ветряные мельницы (Windmills)

13 – Баки Он опоздал. Очевидно, что Уилсон успел сдать его, и Стив, само собой, вне себя от злости. Это видно по красноте у него на щеках – от бурного обсуждения, не иначе, и по трещинам на мебели у него за спиной. Он зовет Баки по имени и делает шаг вперед, чтобы схватить его, но затем почему-то отступает. Баки напрягается всем телом, особенно остро понимая сейчас, что оно далеко не настолько неуязвимое, как ему бы того хотелось. Если Стив в таком настроении решит наверстать упущенное, ему придется по-настоящему плохо. Живот скручивает. У него нет права на ошибку. – Я думал, что ты знаешь, – говорит он, не сводя взгляда со Стива. – Я ничего не сказал, потому что думал, ты и так знаешь. По шее стекает капля воды. Он мчался сюда прямиком из душа, даже не стал вытираться, надеясь догнать Уилсона, прежде чем тот успеет поговорить со Стивом. Вот и догнал. Теперь нужно убедить их обоих, что они не могут использовать его так же, как использовала Гидра. Придется выдумывать на ходу. – Что я знаю, Бак? – сдавленно отвечает Стив. Да ради бога, теперь он разыгрывает невинность. Баки от этих игр уже тошнит. – Ты прекрасно знаешь что, – цедит он сквозь сжатые зубы. Он переводит взгляд на Уилсона за спиной Стива. – Будешь делать вид, что не рассказывал ему о прошлой ночи? Лицо вспыхивает от воспоминаний. Уилсон наверняка только что расписывал во всех красках, как Баки валялся у него в ногах. Баки сжимает челюсть и вкладывает в свой взгляд все презрение, на которое способен. – Спорю, ты был на седьмом небе от счастья, пока я скулил у твоих ног, как сраный пес. Ну конечно же ты ему все рассказал. Баки морщится и фыркает от того, как у Уилсона меняется лицо. Стив переводит взгляд между ними. – Стой, что... – Джеймс, – перебивает Уилсон. – Просто... послушай, прежде чем продолжить – да, я сказал Стиву, что вчера у нас случилось недопонимание и ты решил, что обязан предложить мне услуги сексуального плана. Но больше ничего. Если ты не хочешь ничего к этому добавлять – я тоже не буду. Никому. Тебе решать. У Баки кружится голова от гремучей смеси ужаса и злости. Да что еще этот Уилсон задумывает? – Я пытался извиниться, – говорит Баки, поворачиваясь к Стиву. – Об этом он не забыл сказать? Я знал, что он захочет отомстить, но я все равно встал перед ним на колени. Рот Стива сжат в тонкую жесткую линию, и у Баки нет иллюзий на счет того, как много весит его слово против слова Уилсона. И все-таки. – Я предложил ему, – настаивает он. – Я предложил, но он сам решил отказаться. – Да, – тихо овечает Стив, но он сжимает руки так сильно, что белеют костяшки пальцев. Будет очень больно. – Бак... – Ты понятия не имеешь, каково это! – Баки не в силах сдержать гадкий звук, рвущийся из горла. – Тебе самому когда-нибудь приходилось вылизывать чужие ботинки? Он ждет удара в живот за одно такое предположение, но Стив сжимает веки и качает головой. – Нет, – продолжает Баки. – Я так и думал. – Он мотает головой. – Я сделал все, что мог. Уилсон примирительно поднимает руки. – Эй, тебя никто ни в чем не обвиняет. Даже наоборот, – его голос пропитан той самой мягкостью, за которой обычно следует боль. (Ш-ш-ш, садись сюда, держись. Больше не будет никаких галлюцинаций.) – Это мы облажались, а не ты. Мы не думали, что ты представляешь себе извинения совсем не так, как мы, понимаешь? Мы обычно просто говорим "извини". Баки сглатывает. Он бы прав. Они ничего не знали о его вторичной функции до прошлой ночи, до того, как он сам себя выдал. Идиот, какой же он идиот. Но он не расстанется со своим единственным шансом за всю жизнь так просто. – Я тоже, – заявляет он. – Обычно. Он старается говорить обыденным тоном, напоминая себе, что у них нет всей информации. Если он будет достаточно убедителен, может, еще получится отыграть все назад. – Ты имел право пожаловаться, я не очень хорошо умею... то, что я пытался сделать. Это вне моего стандартного протокола, – говорит Баки и старается не думать о том, какие последствия бывают у лжи. – Ты неправильно меня понял из-за этого небольшого представления вчера вечером. Я пожалел, что напал на тебя, и хотел убедиться, что ты не против, если я приду на подготовку к операции, так что я... немного перестарался. Он смотрит на Стива и пожимает плечами. Стив мрачно кивает. Уилсон молчит, но он однозначно ему не поверил. Ну еще бы, с учетом всего, что Баки ему вчера наговорил. – Это правда, что я раньше предоставлял сексуальные услуги старшим по званию, – говорит он, потому что от этого ему уже никак не отвертеться. – Но это было редко. Сами понимаете – сколько ни осторожничай, всегда есть риск что-то повредить. – Он выдавливает из себя смешок, но никто его не поддерживает. Баки прочищает горло. – Меня посылали туда, где больше никто бы не справился, – продолжает он. – Поверьте, лучшее оружие должно быть боеспособно в любой момент. – Ты не оружие, – произносит Стив, и от его резкого тона Баки выпрямляет спину. – Ты не вещь. Не вещь, не инструмент. (Думай о нем как о животном, а не как об инструменте. Если не хочешь на тот свет, ты должен показать ему, кто тут главный) У Баки болит голова. Зря он спал целую ночь. Он уже несколько недель не отдыхал так долго, и теперь вспышки воспоминаний стали еще хуже. Он со злостью отмахивается от них. Он больше, чем грязное животное. Может стать больше, если ему дадут. – Я знаю, что я сказал, – продолжает он, переводя взгляд на Уилсона. – Но я хотел расшевелить тебя, поэтому немного приукрасил. – Он пожимает плечами. – Суть в том, что мне приказывали участвовать в снятии напряжения всего пару раз, когда уже не оставалось других вариантов. Но людям же нравится слышать, как мне всегда мало, так? Уилсон мотает головой: – Тебе не нужно оправдываться передо мной. Стив выглядит чем-то недовольным. – Нравится слышать... – его голос срывается, и он закрывает рот. – Снятие напряжения. Баки хмурится. Возможно в ЩИТе и это называется как-то по-другому. – Чтобы отойти после операции? – поясняет он. – За хорошо проделанную работу. Стив молча смотрит на него, и Баки чувствует, как у него начинают гореть щеки. Голова раскалывается, но он обязан сосредоточиться. – Я выполняю приказы, – оправдывается он. – Мое мнение не важно. Но для ясности – я не получал от этого удовольствия. Я не такой, меня это... меня это никогда не заводило. (Посмотри, ты не поверишь. Он просто без ума от этого всего. Без шуток, лизнешь ему шею или типа того, так ему крышу сорвет) – Конечно нет! – восклицает Стив, словно оскорбленный одним предположением такого. Баки хочется вырваться из собственного тела. Уилсон пожимает плечами: – В любом случае физические реакции сами по себе ничего не значат. В животе у Баки словно завязывается тугой узел. Он столько всего выдал Уилсону – естественно того не обманули эти жалкие отговорки. (Упирайся сколько хочешь, только тебе же самому это нужно. Если мы перестанем о тебе заботиться, ты вообще двинешься. Тебе только дай свободу, ты сразу в мебель начнешь пихаться) Баки вздрагивает и усилием воли отворачивается от этих воспоминаний. Ему и так хватает их злорадного шепота по ночам, когда он до дыр впивается пальцами в простыню и молится, чтобы шаги прошли мимо его двери, хотя бы сегодня, хотя бы еще один раз. Какое вранье. Это его прямая обязанность – предоставлять сексуальные услуги. Даже больше – его предназначение. Именно поэтому его тело так жаждет этого – перерыв затянулся достаточно сильно, чтобы знать наверняка. Уже невозможно отрицать растущий голод до прикосновений. А он все равно притворяется и рискует всем, чтобы избежать этого. Баки облизывает губы. Он вспоминает теплое тело Стива рядом с собой, вспоминает, как между ног тяжелело от одного только дыхания на его голой коже. Нет. Он должен сопротивляться. Сопротивляться, а не сходить с ума, как про него говорили. – Мне это никогда не нравилось, и я ни разу от этого не кончал, – повторяет он, но даже ему слышно отчаяние в собственном голосе. Уилсон кивает: – Хорошо. Просто хотел сказать, что наше тело иногда реагирует самым неожиданным образом, больше ничего. Баки пробирает озноб. Уилсон все знает. Они со Вдовой совершенно одинаковые – сначала ты их недооцениваешь, а затем они уже у тебя в голове и... У Баки ничего не получится. От этого резкого осознания тяжесть, давно засевшая у него в груди, внезапно лопается. Легкие затапливает ледяной ужас. Нет, нет, нет. Если Стив поймет, для чего Баки на самом деле создан, поймет, что он врал ради собственной выгоды... Они позаботятся о том, чтобы он навсегда запомнил свое место, они пропустят его через всех и каждого, и он будет кричать пока не сорвет голос и под его фальшивой маской человека одно животное безумие и голова сейчас взорвется от боли мысли не слушаются и Стив тянется к нему (Ори сколько хочешь, надо было думать перед тем, как нападать на меня) (Попроси давай попроси смотри на это сраное животное он это обожает давай скажи спасибо целуй целуй что с тобой Баки все хорошо ты слышишь меня) Стив ударяется спиной о стену, треск, вокруг его горла сжимается металлическая рука. – НЕ СМЕЙ! МЕНЯ! ТРОГАТЬ! – голова Стива бьется о стену с каждым новым словом. Бам, бам, бам. Изо рта Стива вырывается слабый хрип, но Баки узнает в нем свое имя: – Б..ки... пр...сти. Стив. Он со Стивом, он напал на Стива. Теперь ему светит кресло. Все, что он с таким трудом достиг – пароли, коды дверей, хоть какой-то шанс покончить с... они сотрут... Баки убирает руки, и Стив сгибается пополам. Сзади Уилсон, готовится напасть, справа дверь – там будет их подмога, ему не справиться со всеми сразу. Вся собранная информация, все его планы – потеряет, он все потеряет. – Я не хотел этого делать, – лихорадочно шепчет Баки. Он бросает взгляд на стену из стекла. Девяносто второй этаж. В руке отслеживающее устройство, и даже если он выживет, он будет не в состоянии убежать. Но если он останется, наказание... И ночью перед обнулением – не действуют никакие правила. Боже, нет. – Бак, – хрипит Стив, поднимаясь на ноги. Крылья. В бассейне они проводили испытания с новой водонепроницаемой моделью, а Уилсон же пришел сюда сразу оттуда? Ранец, у дивана. Сердце заходится еще быстрее. – Эй, все хорошо, – говорит Стив. Ничего не хорошо. Это безумие. В лучшем случае он украдет собственность ЩИТа, в худшем – сломает. Баки сглатывает. Он в любом случае нарушает правила. Баки кидается к ранцу с крыльями, перекатывается и на полной скорости бежит к панели из стекла. В ту самую секунду, когда он бьется плечом в окно, что-то с огромной силой врезается ему в бок и сбивает с ног. Голова с противным хрустом ударяется об пол, и тупая боль за виском взрывается фейерверками. Перед глазами темнеет, и последнее, что он чувствует – это железная хватка, с которой Стив прижимает его руки к полу. Это конец.