Фавориты луны

— Возможно, вам пора проиграть пару холодных войн. — Боюсь, именно это мы и делаем. Фильм «К северу через северо-запад» Тени, сросшиеся со стенами, не двигались. Майкрофт Холмс остановился у двери кабинета и оперся на изогнутую ручку своего зонта. — Добрый вечер, — сказал он. В безлюдной пустоте коридора слова напечатались крупным шрифтом: — Прошу прощения за непредвиденную задержку. Меня срочно вызвали к премьер-министру, а нашу с вами встречу, увы, не удалось бы перенести из-за вашей скорой поездки. Он отпер дверь, широко распахнул ее и остановился в ожидании. Ему никто не ответил, и ни единой крошки звука не прокатилось по ковровой дорожке на полу. Со стороны Майкрофт выглядел сумасшедшим, разговаривающим с воздухом или собственным зонтом. Главный секрет сохранения здравого рассудка при прихотливости его работы — отдавать себе в подобных вещах отчет. Чтобы не пропустить ту плывущую в реке перегруженных дней крошечную щепочку времени, когда действительно начнешь говорить с зонтами. Или еще хуже — когда они начнут тебе отвечать. Одна из теней медленно шевельнулась. Майкрофт сделал пригласительный жест: — Прошу вас, проходите. От темноты отлепился человек. Он молча пересек желтый круг лампового света и проследовал в кабинет, не выражая недовольства от того, что его присутствие обнаружили. По необходимости или своему желанию он умел быть малозаметным, невидимым и неслышимым, он мог прекращать существование по приказу и считался незаменимым так долго, что со временем приобрел скверные, крайне неудобные для его руководства привычки. Например, воскресать по собственной воле. «Проблемы, — думал Майкрофт, направляясь к своему рабочему столу, — начинаются тогда, когда винтики решают, что они не просто часть системы, а весь механизм целиком». Или, что намного опаснее, когда машины начинают считать себя живыми. Тогда страдает не только дисциплина. Дверь за своей спиной посетитель, не оглядываясь, закрыл ногой, и тишина в кабинете колыхнулась от резкого хлопка. Майкрофт уселся в кресло и благожелательно улыбнулся почти без усилий. Этот сотрудник службы неизменно был ему интересен. Они встречались всего несколько раз, но тот умел произвести впечатление, а файлы с его делами представляли собой, с точки зрения ценителя, образцы занимательнейшей беллетристики в жанре приключенческого триллера. В особенности, последняя глава. В хаосе перестрелок, азарте погонь и громогласности взрывов, выписанных экзальтированными мазками экспрессионистов, имелось свое буйное варварское очарование, свойственное агонии разума. Конечно, в идеальном, упорядоченном, геометрически выверенном мире Майкрофта Холмса подобного художественного беспорядка не существовало бы вовсе, но они жили в обычном мире, где все бурлило, кипело, переливалось через край и пригорало ко дну кастрюли, а на поверхность варева всплывали мертвые тела в совершенно избыточном количестве. Динозавр, заглянувший к Майкрофту в офис, вымер бы в его вселенной, но в этой пока был жив. Наряду с профессиональными навыками выдающаяся способность к выживанию делала его личностью почти мифической, упрощенным архетипом вечно умирающего и воскресающего божества. Живешь не только дважды, можно делать это хоть до бесконечности. [1] Впрочем, за последние годы начался процесс деконструкции мифа, и бог, подчиняясь популярному у нынешних сказителей веянию, приобретал все больше противоречивых черт антигероя. И старел. Например, сегодня на то, чтобы просканировать небольшое помещение, у него ушло не меньше десяти секунд, за которые его вполне можно было бы убить: дважды — выстрелом или один раз с использованием холодного оружия. «Холодное оружие, — подумал Майкрофт из-под своей благожелательной улыбки. — То, чем должны быть вы сами, уважаемый сэр, иначе становитесь лишним грузом на шее государства…» — Присаживайтесь, — вежливо сказал он и указал посетителю на стул. Человек, не утруждая себя приветствием, проследовал вперед, двигаясь так шумно, что не оставалось никаких сомнений в разыгрываемом им представлении. Его движения выразительно слали окружающих к черту. Ему все надоело. Он смертельно устал и не идет ко дну лишь потому, что живым может причинить больше головной боли новому начальству, с которым они сразу не сошлись во мнениях. Прежнее начальство вызывало у него симпатии фрейдистского толка. Еще бы, чего еще ожидать от сироты, обретшего мамочку, пусть даже мамочка отдает приказ в тебя стрелять? Люди любят своих матерей, даже те, которые их ненавидят, давно пришел к выводу Майкрофт. Второй бывший агент спецслужбы, замешанный в событиях, Тьяго Родригес, только подтвердил этот постулат. Справедливости ради, он был совершенно безумен. Из двух предложенных стульев посетитель, согласно принятому им с некоторых пор кодексу бунтаря, выбрал стоящий на свету, тем самым демонстративно раскрывая карты, которые принято прятать по карманам, в рукаве и под масками от любого живого существа, которое не является тобой, следовательно, может предать. «Пропадите вы все пропадом со своими брачными игрищами и секретами», словно заявлял он, вызывающе закидывая ногу на ногу и складывая руки на груди под анемичными лучами офисного солнца. Майкрофт увидел лицо, которое недавно пережило собственный некролог, в омерзении скривилось от синтетического запаха фимиама, воскуренного в его честь, и решило не расставаться с легким налетом отвращения на загорелой коже, сморщившейся до глубокой впадины между бесцветными бровями. В коротко остриженных русых волосах на висках и ближе к затылку уже мазнуло первой сединой. Подбородок пачкала рыжеватая щетина. Тоннели глаз не заинтересованно тускнели под набрякшими веками. Выключенный из сети автомат. Удручающее зрелище. Майкрофт поднял со стола хрустальный графин, аккуратно наполнил стакан, не расплескав ни единой янтарной капли, и придвинул к посетителю. Такая вольность была простительна, поскольку разговор считался не совсем официальным. — «Макаллан» пятидесятилетней выдержки, — сказал Майкрофт. — Не скрою, я распорядился доставить специально для нашей встречи. Если мне не изменяет память, это ваш любимый напиток. Человек насмешливо встопорщил обветренные губы. — Прекрасно вы все помните, — рубанул он первую реплику. — Вам уже известно, что я ел на ужин, или еще не успели ознакомиться с докладом? Майкрофт тонко улыбнулся: — Сегодняшний ужин вам только предстоит. Позвольте заранее пожелать приятного аппетита. На борту самолета, где придется ужинать агенту, кормят вполне сносно. — Спасибо, — пробурчал человек и неприязненно покосился на стакан, словно тот ему чем-то насолил. — Вы бы еще конфетку мне предложили. — Желаете что-то другое? — Желаю знать, какого хрена меня заставляют пересказывать одно и то же по сотому разу! — рявкнул человек, подцепил стакан и опрокинул виски в рот одним глотком. — Я отчитался по последней операции на всех уровнях письменно и устно, даже махнул какую-то паршивую бумажку, которую мне сунули под нос. Уверен, — он неопределенно повел рукой в сторону примостившейся на столе папки, — вы уже все прочитали и выучили наизусть. Майкрофт снова улыбнулся, но уже со скрипом: — Бумаги сухи. Он терпеть не мог отчитываться перед кем-либо. — А видеозаписи мокры? — съехидничал человек. — Что может заменить живое общение? — Произнеся эту тираду, Майкрофт мужественно подавил внутреннюю дрожь. «Слышал бы меня сейчас Шерлок…» — Да что угодно! — Похоже, необходимость держать эмоции под контролем отправилась в мусорное ведро вместе с остальными правилами предосторожности: — Голубиная почта и веревочные письма. Слушайте, не морочьте мне голову, я вам не прыщавый сопляк из разведшколы. Если уж на то пошло, зашли бы раньше в наш цирк и сами бы все послушали. — Моя должность не позволяет непосредственно присутствовать на ваших встречах с руководством. — Да-да, ваша скромная позиция, — фыркнул человек. — Из-за которой я должен тащиться сюда из Воскхолла [2], где меня промариновали целый день, и это за полтора часа до рейса. Знаете, когда я в последний раз спал? — И когда же? — Майкрофт повторил манипуляции с графином и поставил перед собеседником вторую порцию. — В Сомали. — Тогда «где». — Что? — удивился человек. — Если ответом на поставленный вами вопрос является название страны, то его следует формулировать с употреблением наречия «где». Если только, — педантично подкорректировал себя Майкрофт, — вы не использовали «когда» в качестве такой риторической фигуры, как солецизм. Голубые глаза человека прояснились и сплющились от злости: — Напомните, чем именно вы занимаетесь? Бухгалтерией? Маршрутизацией? Ах, нет, кажется, мониторингом? Последнее слово прозвучало грязным ругательством. За ним не стояло личное оскорбление. Лишь традиционное презрение человека, размахивающего пистолетом в «поле», к человеку, дирижирующему пишущей ручкой за столом. «Отсиживаетесь, — пылало во взглядах оперативников, обращенных ко всем, кроме разве что постоянного секретаря, отслужившего достаточно на своем веку, чтобы заслужить уважение, пусть даже на трон в управлении садился самый гнусный и въедливый старый клещ или злая ведьма, какой была последняя М: — Пока мы проливаем за страну свою собственную, а не чужую кровь!» Майкрофт не понимал почтения к старости и так называемому жизненному опыту. Большинство людей приходит с годами не к мудрости, а к маразму, склерозу и неуемной страсти поучать всех, кто не застал одну из мировых войн. Но досада агента была понятна. И, разумеется, ему было бы удобнее, если бы встречу организовали в штаб-квартире, но этим вечером Майкрофту требовался его второй офис, в застоявшуюся тишину которого он окунался нечасто. Это был раек для записного бюрократа, чьи вкусы не менялись за последние полвека, оазис утраченного времени посреди пластиковых ультрасовременных пустынь. Здесь имелась солидная деревянная мебель, чуть потертая на обшивке, пара ворчливо поскрипывающих старых кожаных кресел, декоративная книжная коллекция, невразумительные картины и литографии на глухих коричневых стенах, пришпиленные к тканевым обоям выцветшие карты Лондона и портрет королевы на почетном месте над столом. Единственное яркое пятно на блеклом ландшафте — красный телефон, уютно дремлющий рядом со стопками документов, будто сосланный в богадельню старик, давно обитающий в царстве своих рваных воспоминаний и перепутанных грез. Сказать по правде, Майкрофту нравился этот телефон, с его милой пластиковой физиономией, скругленными углами корпуса и двенадцатью серыми кнопками, на которых до сих пор не стерлись цифры, несмотря на почтенный возраст аппарата. Их почти никогда не нажимали. К счастью, для всего мира. Самый известный из красных телефонов этой модели обеспечивал прямую связь между Белым Домом и Кремлем в период Карибского кризиса. По нему, минуя бесконечные петли дипломатических лабиринтов, очень любезно, взвешенно и аргументировано общались разумные и ответственные люди, из-за которых Апокалипсис, кропотливо подготовленный историей, едва не стал случайным, организованным из-за битвы престижей. Если бы только чей-то палец сорвался к другой кнопке… В конечном итоге планете просто повезло. «Рациональные индивиды привели мир к краю пропасти…» [3] Но кто тогда оттолкнет его плечом и не позволит рухнуть в бездну? Неужели индивиды нерациональные? В человеке, сидевшем за столом напротив Майкрофта, разумное начало шло трещинами все сильнее. Психика теряла запеленгованные координаты, от нервной системы по кускам отваливалась возводимая десятилетиями броня. Майкрофт ознакомился с результатами его обследования по возвращению из мертвых. Даже простейший тест на ассоциации выявлял скол за сколом. «День? Прошел зря. Оружие? Пистолет. Агент? Провокатор. Женщина? Провокатор. Сердце? Цель». Здравый смысл, слитый в тесном объятии с паранойей и истерией. И это — один из лучших… — Еще раз приношу свои извинения за все причиненные неудобства, — сказал Майкрофт. — Но я не задержу вас надолго, у меня есть всего несколько вопросов. Его собеседник повертел в пальцах стакан, отпил небольшой глоток, на сей раз посмаковав виски, и неохотно кивнул: — Ладно, валяйте. Но постарайтесь не слишком ебать мне мозг. — Приложу все усилия. — И говорите быстрее, я тороплюсь на самолет. — Непременно. — Майкрофт растянул губы в последний раз, тщательно отмеривая отведенную им на эту встречу порцию социального взаимодействия. — А теперь будьте добры, определите точную степень вашего участия в провале операции, сопоставимом по катастрофичности последствий с печально известным инцидентом в Венло. [4] Агент — провокатор. А теперь посмотрим, как вы справитесь… Результат не замедлил проявиться. Голубые глаза больше не катились на остатках инерции. Зрачки вспыхнули и расцвели. Сердце погнало кровь грубыми пинками, и та заметалась по венам, кинулась в лицо. Побелели костяшки пальцев руки, сжимающей стакан. Еще немного давления, и стекло хрустнет. Майкрофт поставил локти на край стола, упер подбородок в соединенные ладони и выжидающе приподнял бровь. — Вы, кажется, торопились? — произнес он с издевательской озабоченностью. — Понимаю, столько мест нужно посетить, столько людей отправить на тот свет… «Убийство? Работа». — Жаль только, вы не поторопились раньше, когда Кхалиль Надер был еще жив. Насколько мне известно, вы успели сдружиться. Не волнуйтесь, никто не станет вас осуждать только за то, что вы быстрее бегаете. Сердце — цель. Майкрофт был почти уверен в последующем за красной тряпкой припадке ярости, после которой на карьере можно ставить крест, отменять рейс, закрывать дело, вычеркивать из всех файлов и отправлять в архивы, а потом — догнивать куда-нибудь на идиллические острова с почетной пенсией под мышкой и бутылкой, присосавшейся к руке. Там можно спокойно спиться года за два, агент уже продемонстрировал такие пристрастия во время своего турецкого «отпуска». Или, если захочется поторопить события, всегда можно ввязаться в поножовщину с местной бандой. (Последнее примечание психолога: «Выявлены суицидальные склонности»). К чему ему определенно не привыкать, так это к похоронам. И к допросам тоже. Агент допил остаток виски, вытер ладонью губы. Перевернул стакан вверх дном и вернул на место. Голубые глаза затянуло ледком. — Нас предали, — спокойно сказал он. — И вы это знаете, мистер Мониторинг. Значит, все еще в состоянии держать себя в руках. Уже неплохо. Майкрофт побарабанил пальцами по столу. — Знаю, — признал он. — Как вы могли допустить, чтобы вас так обманули? — Тот человек был британским полковником. — В отставке, — подчеркнул Майкрофт. — Уволенным со службы с позором и едва не попавшим в тюрьму. Его фактически откупили с помощью кругленькой суммы. — Да что вы говорите. — Агент горестно цокнул языком. — И кто же это был? Ответ он прекрасно знал. — Некое неизвестное нам лицо, — выдавил Майкрофт, невольно сбиваясь с курса невозмутимости. Его до сих пор задевало то, что он не сумел обнаружить слитые в воду концы. Все сотрудники полицейских и военных служб, причастные к делу, были мертвы. Полковник просто упорхнул в никуда, пропав из вида. И всплыл уже на Ближнем Востоке. Исчезнуть в мире высоких технологий, фиксирующем холодными глазами систем видеонаблюдения каждое рудиментарное действие, стало одновременно сложнее и несопоставимо проще. Люди отвыкли полагаться на собственное зрение и главный инструмент выживания, заботливо заложенный эволюцией — интуицию, этого внутреннего шпиона, сидящего в самой засекреченной квартире, обвешавшись биноклями, подзорными трубами и телескопами. Интуиция рапортует раньше, чем сознание успевает доковылять до объекта, а технологии надежны ровно настолько, насколько стоящие за ними операторы. И вот уже человек становится пробелом между строчками, растворяется в экранных пикселях, как мертвое тело в кислоте… Агент сочувственно покачал головой: — Неужели какой-то шальной бит информации просочился мимо вас? Ай-ай-ай. — Представьте себе, и такое случается, — сухо сказал Майкрофт. — Если такое случается даже с вами, как вы смеете винить нас? — Кровь снова усилила напор, и тихий голос взлетел на полтона. — Да еще на таких основаниях? Он и работал за возможность начать с чистого листа. Ему обещали отпущение грехов. Мы купили его за эти грешки! Следили за ним три месяца, прежде чем инициировали контакт. Мы изучали бы его дольше, но поджимали сроки. После повторной проверки получили разрешение в центре. Они знали всю его подпорченную биографию, знали, чем он занимается, знали, что он знал, куда на самом деле уходит оружие из Саудовской Аравии. Они знали все, но дали нам «добро»! И теперь вы ищете козлов отпущения и хотите повесить это на меня с мертвым Надером? Спрятанный под столом левый кулак агента судорожно сжался, сердце — цель… — Я вас понял, — начал Майкрофт, — но моя обязанность… Его проигнорировали и осекли: — Полковник помог мне уйти от «хвоста», передал нам планы по переброске товара в Сирию, представил Кхалиля верхам организации, подтолкнув его карьеру в рядах этого отребья. Никто не смог бы догадаться! «Дым и зеркала, — подумал Майкрофт. — Вечный дым и бесконечные зеркала…» Заблудиться в этой фасеточной реальности может любой. По описанию и полученным данным, за неимением лучших вариантов, он бы доверился британскому полковнику и сам, пообещав ему чаепитие в Букингемском дворце, когда вернется домой. «Страна? Англия». — Почему полковник передумал? — спросил он, признавая, что принимает рассказанную версию. Его не услышали. — Кхалиль ему верил. — В горле застрял кашель, слова ужались и ссохлись. — В самом конце я видел, как проклятый ирландец застрелил его сам… Лицо облупилось и померкло. Расплачиваться иногда приходится даже за то, в чем ты не виноват. — Как вы думаете, — Майкрофт заговорил громче, чтобы выдернуть агента обратно из бесполезных терзаний в сегодняшний день, — почему он вас предал? Если вы утверждаете, что все шло так гладко… Тот едва не оскалился: — Все и шло гладко! В центре получали сообщения о каждом этапе сотрудничества, можете удостовериться. Можете пройтись по ним с долбанной лупой! — Хорошо, хорошо, — Майкрофт примирительно вскинул руку. — Я просто хочу услышать ваше мнение. Вопрос, как обычно, упирался в финансы? — Нет. — Резкий ответ вылетел пулей. — Я, во всяком случае, так не думаю. Он игрок, проматывал в карты серьезные деньги и с самого начала этого не скрывал. Он «сидит» на проценте от сделок, но, если судить по психологическому портрету, между чеком и возможностью полностью очистить свое имя выберет последнее. — Усмешка обточила слово до филиграни: — Гордец. — Тогда были какие-то другие причины? Быть может, он так обозлен на родину, что не упустил случая отомстить? Агент откинулся на спинку стула, покачался на одной ножке, поднялся и неуловимо быстро шагнул из белесого провала под лампой за грань темноты. Ушел в привычную среду обитания. В тени, точки небытия, в прочерки, поставленные в графах вместо имен. Майкрофт, отметив смену поведения, терпеливо ждал. Он хотел услышать, что скажет интуиция. — Я не уверен, — раздался задумчивый голос. — Перекупили, шантажировали, взяли на чем-то? Можно делать вещи, исходя из логики и выгоды, из ревности, из мести, в состоянии аффекта, из принципиальных соображений. А можно… — Голос споткнулся и не сразу поднялся. — Он ведь успел выстроить с нами что-то, приложил усилия. На том этапе было довольно глупо все бросать, если его действительно заинтересовали предложенные условия. Мне иногда кажется, что он сдал нас просто потому, что мог. В нем был какой-то азарт… Темнота стихла. — Азарт, — осторожно повторил Майкрофт, подталкивая дальше клубок мыслей. — Что вы имеете в виду? Он вдруг ощутил легкий укол, почти невесомую занозу тревоги, впившуюся в момент, не уловленный в сети восприятия, когда он бездумно водил рукой по знакомой отполированной поверхности и случайно наткнулся на фрагмент сырого, шершавого, необработанного дерева, который раньше никогда не замечал… — Как будто ему было весело, — услышал он, и с каждой последующей фразой в голосе все сильнее ветвилась уверенность: — Бросить то, что могло помочь ему вернуться, было весело. Предать нас было весело. Убить Кхалиля было весело. Поставлять оружие туда, где скоро рванет так, как еще ни бывало — весело. Заноза вошла глубже. — Весело, — пробормотал Майкрофт. Кликнул замок, и дверь приоткрылась, впустив змейку сквозняка, завозившуюся на полу, и желтушные кляксы света из коридора. — Я ухожу, — объявил агент. — Если хотите еще о чем-то узнать, у вас есть минута. Майкрофт Холмс прикрыл глаза и нащупал занозу. Огромный шип. Он поразился тому, как можно было это пропустить. Хотелось обругать себя идиотом за то, что так медленно соображает. Все было высечено перед ним в скалах, знаками, вырубленными от корней гор и до небес, пока он напряженно таращился в микроскоп. «Страна? Англия». — «Ирландец», — сказал он. — Что? — агент развернул шею, уже готовую вспрыгнуть на самолетный трап. » — Послушайте, Каллахан! — Кэллоуэй. Я англичанин, а не ирландец». [5] Косые полосы света, тюремные решетки темноты, отлакированный дождем асфальт, плащи и низко надвинутые на лоб шляпы, «голландские углы»… Солнце, растворенное на заваленном горизонте, как шипучая таблетка в стакане воды. Луна — слепое бельмо. Люди, которых не существует, как правило, стоят за всем, что происходит. Майкрофт сам был одним из них. Не обращайте внимания на человека за занавеской. [6] Майкрофт скопировал интонацию, сделав ударение на шипящих фрикативных того слова, что загорелось в его сознании цветом беспокойства: — «В самом конце я видел, как ирландец застрелил его сам». — Я это сказал, — удивленно произнес агент, но без вопросительной интонации. — Да. Почему? — Майкрофт, не поднимаясь, чтобы не вспугнуть слабую искру озарения, подался вперед, пытаясь считать все оттенки узнавания, которые проступят на лице, выписанном светотенью: — Себастьян Моран — англичанин. Что заставило вас назвать его «ирландцем»? — Я не знаю. — Знаете, — отрезал Майкрофт. — Думайте. Думайте. Тащите себя за волосы из болота, где под слизью ила и паутиной ряски ежедневно, ежечасно, ежесекундно тлеют образно-знаковые формы, расплывающиеся до неузнаваемости, пока логика не превратится из богини, которой следует поклоняться, в публичную девку, которую вы валите на засаленную кровать. Агент опустил веки, и под ними замелькали кадры фильма, который он смотрел на зернистой пленке, а теперь, отступив от экрана, разглядывал размытые в сепии фигуры, обретающие большую четкость. Потом он открыл глаза. — Однажды ему позвонили. Мужской голос. Моран не отошел в сторону. Как будто нечего было скрывать. Не вызвал подозрений. Нарезка простых предложений выстраивалась в пространстве двоичным кодом: — О чем говорил, не было слышно. В конце произнес: «Roimh an gcruinniú». [7] С акцентом, сильным. Не его язык. Зачем? Из вежливости. Может, чтобы угодить. В шутку. Потом сказал, звонил старый приятель. Последний, с кем он поддерживает контакты, остальные от него отвернулись. При мне тот ему больше не звонил. «Забавно, — подумал Майкрофт. — Пороговое откровение». В конце приема у психолога перед самым уходом пациент останавливается у двери и произносит самые важные вещи за весь сеанс. Он встал из-за стола и подошел, чтобы пожать на прощание руку. — Спасибо, я вас больше не задерживаю. Агент скользнул взглядом по протянутой ладони, коротко тряхнул без малейшего энтузиазма. Сухое рукопожатие облетело, как песок. Высокомерный сукин сын. Майкрофт почти восхитился. Коридорные лампы обрисовали четкий силуэт. Невольно залюбуешься. Затрепещешь от этого контртеррористического профиля, врезающегося в воздух. Кобура на боку, лицензия на убийство во внутреннем кармане пиджака, новые игрушки из техотдела для старых и недобрых дел. Умри, но не сейчас. Страна? По-прежнему — Англия. — Знаете, мир основательно поменялся и продолжит делать это дальше, — неожиданно произнес агент, глядя прямо перед собой. В последний раз он едва набрал нужные баллы на сдаче нормативов. Динозавры вымирают, империи рушатся, любая деятельность осмысленна лишь в силу самого действа. Война не заканчивается никогда. — Если вас начала поражать нестабильность системы, то возможно, вам действительно пора на покой, — сказал Майкрофт. — Удачного полета. Он закрыл дверь. Удаляющихся шагов не услышал, только оброненное через плечо на ковровую дорожку с великолепным шипением фрикативной: — Ублюдок. Майкрофт усмехнулся, достал свой мобильный телефон и набрал номер. Голос, встретивший его по ту сторону беспроводной связи, мог принадлежать профессору английской литературы или специалисту по археоастрономии, изучающему фольклорную космогонию. Артикуляция сама по себе месила неподготовленных людей в фарш. — Я разозлил его, — Майкрофт заговорил без приветствия и интонации. — Достаточно, чтобы теперь он попытался доказать всем неверующим, что все еще способен работать лучше остальных. Пенсия пока отменяется. Недоверчивое хмыканье: — И надолго ли хватит заряда? — На одну операцию должно хватить, а дальше я уже ничего гарантировать не могу. — И никто не может, — вздохнула трубка. — Это твой человек, Гарет, — прохладно сказал Майкрофт. — Держи его под контролем. — Тебе легко говорить. — Мне легко? — Майкрофт поперхнулся возмущением. — Я держу под контролем своего брата! — Туше, — прошелестел мягкий смех, сменившийся через несколько мгновений добродушного приятельского молчания профессиональным любопытством, закутанным в десять слоев безразличия: — Ты получил нужные сведения? — Прости? — тщательно удивился Майкрофт. — Я не спрашиваю, что именно ты хотел узнать. — Улыбка пробилась в беспроводные щели и раздражающе замерцала. — Только то, узнал ли. — Понятия не имею, о чем ты говоришь, я лишь оказал услугу, о которой ты меня попросил, — сказал Майкрофт и отключился. Вернувшись к столу, опустился в кресло. Вновь побарабанил пальцами по поверхности. Заноза, превратившаяся в острый шип, уже пышно зеленела. Пора было что-то в связи с этим предпринимать. В ответ на его мысли — иногда возникало неуютное ощущение, что она действительно умеет их читать — неслышно приоткрылась дверь, о существовании которой никто не догадывался, и в кабинет вошла молодая женщина, называвшая себя на этой неделе Дафной. В наманикюренных пальцах, словно отдельный, но соединенный с телом орган, жил пластиковый прямоугольник, и даже Майкрофт не всегда знал, какие из миллиона поставленных задач она сейчас с его помощью решает. — Сэр? — произнесла она, не поднимая пристроченного к телефону взгляда. Ее блестящие темные волосы выглядели так, будто были вырезаны из цельного куска дерева ценных пород. Майкрофт принял решение. — Организуйте мне встречу с Джеймсом Мориарти. — На тех же условиях, что и в прошлый раз, сэр? — осведомилась она тем же тоном, каким спрашивала, принести ли к чаю печенье. В случае Апокалипсиса ее хорошо будет держать под рукой. Он никогда не нанимал глупцов или бездарей, но она была, пожалуй, его главной удачей. — Нет, — сказал Майкрофт. — На нейтральной территории. — Насколько нейтральной? — По возможности, в пределах той страны, в которой мы сейчас находимся, — ответил он, не до конца уверенный, что она не нуждается в уточнениях. Ее можно было забросить в Камбоджу, на Эверест или в сарай со свиньями в Южном Уэльсе, она вряд ли заметит из-за занятости. — Это Англия, — пояснил Майкрофт на всякий случай. — Ясно, — она кивнула и, наконец, посмотрела на него. Красивое лицо не сдвинулось ни на микрон. Вероятно, конец света она тоже не заметит: — Какие-нибудь еще указания на сегодня? Майкрофт не возражал бы, если бы она вскрыла себе черепную коробку, чтобы он смог изучить связки проводов внутри, но вместо этого сказал: — Нет, на сегодня все. Мне нужно сделать еще один звонок, а вы можете быть свободны. — Хорошо, — она кивнула и, не смущаясь, посмотрела на красный телефон. Между нею и боссом существовала степень доверия патологоанатома и тела на его столе, которую поддерживало то, что они оба были и тем, и другим. Майкрофт перехватил ее взгляд. — Я обещаю не развязать третью мировую войну, — заверил он. — Чтобы в четвертой не пришлось сражаться дубинками, это очень утомительно. Так что можете спать сегодня спокойно. — Я всегда сплю, как младенец, сэр, — сказала она и удалилась, оставив след духов, которые он не мог расшифровать, как ни пытался, пока однажды утром она ни принесла в кабинет флакон редчайшего селективного аромата, изготовляемого кем-то вроде артели слепых монашек во французском монастыре, оставила его на целый день, а вечером забрала, ни сопроводив свои действия какими-либо объяснениями. — Зачем вы это сделали? — поинтересовался он при следующей встрече. — Чтобы вы перестали сходить с ума, сэр, — ответила она и положила на его стол папку: — Статистика по результатам проведенного опроса среди населения. Развернулась и направилась к невидимой двери. Трудно было представить ее обычным представителем «населения», и все же… — А каково ваше мнение? — Майкрофт настиг ее вопросом в спину. — Стоит ли правоохранительным органам соблюдать законы при борьбе с терроризмом? Женщина, которую звали тогда Антеей, обернулась. — Я считаю, что разумнее всего поступили израильтяне после Мюнхена, — ответила она без запинки своим звучным голосом, которым разговаривает в фантастическом кино искусственный интеллект, оказывающийся умнее человека. — То есть создали секретное подразделение и двадцать лет планомерно выслеживали по всему миру участников теракта, убивая их без суда и следствия? — Совершенно верно. — Погибло много невинных людей, — напомнил Майкрофт. Она пожала плечами: — Сопутствующий ущерб. — Политика реваншизма не одобряется в мире со времен, — он повесил многозначительную паузу, — Веймарской республики. Ну, вы знаете, «то, что было немецким, должно снова стать немецким…» — В таком случае, как хорошо, что я ничего не решаю, — сказала она и ушла готовить ему чай. Сегодня он отпустил ее без чая. Перед тем, как сделать звонок, он подошел к окну. Голову немного подгрызала скопившаяся под конец долгого дня тянущая боль, и он приложил лоб к прохладному стеклу. Город находился на уровне его взгляда. Деформированный зданиями горизонт посверкивал огнями, как хвосты комет. К вечеру тучи расползлись по углам, и укороченная на три четверти луна была пришита к небу. Майкрофт встретил ее кривую ирландскую ухмылку и не отвернулся.