***
Больницы обычно презирают. Они холодные, стерильные, воздух в них пахнет болезнью и разложением. Ты не пойдешь туда без особой надобности, и ты либо вообще оттуда не выйдешь, либо выйдешь потрепанным. Смерть — это не отрицаемая реалия больницы, и никто не любит встречаться лицом к лицу с правдой… правдой о том, что рано или поздно, смерть придет и за тобой. Ты можешь притворяться бессмертным или неприкосновенным в жизни. Но в больнице ты человек. Люди уязвимы. Так что да, обычно все инстинктивно ненавидят больницы. Но не Артур. Для Артура, больница – это дом. Чистые голые стены, шершавое постельное белье, запах антисептика были единственным местом, где он чувствовал, что принадлежит. Его отец, врач, полностью погрузился в боль других людей после того, как любовь всей его жизни умерла, и больше не обращал внимания на своего сына. Вместо этого он всегда приводил Артура в больницу и позволял ему бродить, и за это Артур был ему благодарен навеки. Больные люди и их посетители – узнал он, когда был лишь ребенком, нуждающимся в любви – порою были добрейшими людьми. Они всегда ему улыбались, говорили с ним, даже позволяли ему забираться на постель и делились с ним едой, по-доброму смотрели на него, чего никто больше не делал. И когда они поправлялись, счастье людей вокруг было заразительным. Конечно, они не всегда поправлялись, но даже в смерти никто не был одинок в больнице. Каким-то образом, даже будучи ребенком, Артур нашел утешение в этом отсутствии одиночества. Больницы дали ему его лучшего – если не единственного – друга в жизни: Гвэйна. Когда ему было семь, Артур стал бродить по детскому отделению, пытаясь найти друзей. Большинству детей он не нравился, потому что он всегда был тихим. Они приняли его стеснительность за гордость, а он просто не знал, как разговаривать с людьми. Поэтому он сидел в медсестринском уголке, несчастно глазел на родителей, безумно любящих своих детей, и чувствовал пустую боль в своей грудной клетке, которой не мог найти имени. Со временем он понял, что это одиночество, и нет, со временем лучше не стало. Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды какой-то мальчик не уселся рядом с ним. – Ты девочка? – спросил он. – Нет! – Артур тревожно посмотрел на свою одежду и затем на свое лицо, отражающегося в стеклянной стенке медсестринской стойки. Он не изменил волею чуда свой пол за последние пару часов. Он повернулся и обвинительно посмотрел на мальчика. – Из-за твоих волос я был не уверен! Блондинчик, – мальчик смеялся над ним. Смеяться над людьми было нехорошо, это делали только грубые люди, но Артур не мог заставить себя ненавидеть мальчика. – Ты вредина. – Нет, я Гвэйн, – он протянул руку. – Приятно познакомиться! Давай дружить? В первый раз кто-то протянул ему руку дружбы и, пожимая ее, Артур поклялся, что никогда ее не отпустит. Он и не отпустил. Поэтому не было неожиданностью, когда он стал доктором. Еще менее удивительным было то, что он решил стать педиатром. Обычно, он обожал свою работу. Он любил детей. Ярко раскрашенные стены отделения, улыбающиеся мультяшные герои казались ему большим домом, чем его квартира. Видеть приходящих больных детей и уходящих с яркими улыбками и улучшенным здоровьем казалось самым большим достижением. Он никогда не забудет первый раз, когда его благодарили родители ребенка с гастроэнтеритом, который он вылечил: их «Спасибо», тихое, благоговейное и полное почти боготворящей благодарности, казалось слишком тяжелым грузом. Он не смог ответить, дыхание перехватило и глаза защипало. Он пожал их руки и кивнул. Благодарность, хоть и не требующаяся – ведь спасать жизни было его работой – никогда не была нежеланна, никогда не устаревала, и никогда не терпела неудачу в заполнении его сердца теплотой. Но бывали и такие дни, как этот. В такие дни, Артур НЕНАВИДЕЛ свою работу.***
После того, как он разобрался с Алинедами, Артур позвал медсестер, сказал им оформить мальчика и стал ждать. Он почти точно знал, что они подадут на него жалобу – такая уж у них порода, деньги не позволяют людям повышать на них голос – и Утер, будучи главврачом больницы и его отцом, позовет скоро его. Он обожал кричать на своего сына, не важно, по какой причине. Артур занял себя пациентами и только распрощался с третьим, как послышался стук в дверь. – Доктор, Доктор Пендрагон вызывает Вас, – сказал ему служащий. Пересиливая себя, он кивнул и встал со стула. Перед его офисом сидели пять семей, ждущие своей очереди. Он повернулся к Фрее – чудесной работнице, которая следила за тем, чтобы к концу дня он был живой – и сказал ей, что скоро вернется. Офис Утера был таким же, как и любой офис в больнице, если проигнорировать тот факт, что он был больше, со стеклянной стеной и обладал самой дорогой – и самой неудобной – мебелью. Утер стоял перед упомянутой стеклянной стеной, повернувшись спиной к Артуру. – Садись, – сказал он, не оборачиваясь. – Меня ждут пациенты, Отец, я постою, – неповиновение не было лучшим способом справляться с Утером, но сейчас ему было все равно. – Что я тебе говорил о том, как обходиться с твоими пациентами? – Утер повернулся, неодобрение скользило в его голосе. – Лечить их в меру своей способности? – Твоя способность ничего не значит, если у тебя никогда не будет пациентов из-за твоего… поведения, – он поморщился, будто проглотил что-то гадкое. – Быть врачом – это как и любой другой бизнес, ты должен давать покупателям то, чего они хотят. – Они хотели, чтобы их сын умер. – Тогда ты ПОЗВОЛЬ ЕМУ. Это их выбор. Объясни последствия, заставь их подписать форму, в которой говорится, что они делают это вопреки совету доктора, и дай им то, чего они хотят. Лечение – выбор пациента! – Не они были моими пациентами, а их сын, – пробормотал Артур. Утер проигнорировал его. – Извинись перед ними, – сказал он непрекословным тоном и Артур не стал перечить. – Да! Доктор Пендрагон. – Можешь идти. Будь осторожнее в следующий раз. Артур ушел, кипя от злости. Он вернулся в офис и закончил с пациентами на сегодняшний день. После сходил в отделение и прошелся по палатам, проверяя самочувствие пациентов. Осознав, что он не может этого больше откладывать и лучше с этим покончить, он нашел Алинедов и извинился. Они даже не слушали, что он говорил, задрав носы, надменные и гордые, но они хотели услышать извинение и они его услышали. Их самолюбие потешили, в этом и был чертов смысл. Когда наконец пришло время обеда, Артур больше не мог пребывать в больнице, поэтому он покинул здание, вместо того, чтобы пойти в кафе, и вынул телефон. Гвэйн! Бедный дорогуша был всегда готов выслушать хныканье Артура. – Привет, Принцесса, какие зверства совершил Его Величество Утер Пендрагон по отношению к тебе в этот раз? – он взял трубку со второго раза. Видимо, звать Гвэйна даже мысленно «бедной дорогушей» было ошибкой. – Неужели у меня не может быть удивительно замечательного дня и, поскольку я не хочу его сглазить, я звоню тебе, чтобы единственная плохая вещь за день случилась на моих условиях? – Мы оба знаем, что мой голос делает каждый день лучше, не хуже, и нет, это Звонок На Обеденный Перерыв. С заглавными буквами. Бывают обычные звонки и бывают Звонки На Обеденные Перерывы. Так что выкладывай. И Артур выложил. Он озвучил свою злость и огорчение по отношению к нечестности отца и глупости тех родителей, бесцельно бродя по тротуару. К тому времени, когда он все высказал, Артур уже чувствовал себя лучше и кровь больше не приливала к его голове, угрожая инсультом или еще чем-то подобным. – Я просто не понимаю, почему такие люди вообще заводят детей, если они ни черта не делают для того, чтобы те дети остались в живых, – он знал, что его голос потерял злость и адреналин. Теперь он просто устал. – Эй, Артур, – тон Гвэйна заставил его замолчать; он никогда не звал его Артуром, кроме тех случаев, когда был серьезен. – Ребенок будет в порядке, да? Он будет жить? – Да, будет. Конечно. Я лично за этим прослежу. – Тогда разве это того не стоило? – Да! Да, стоило, – Артур не думал о ситуации в таком русле, и теперь чувствовал, как улыбка расползается по его лицу. К черту это! Огорчение, стыд и явная нелепость надобности извиниться перед теми скотами того стоили. Его работой было спасение жизней, и это он сегодня и сделал. – Тогда перестань ныть и купи себе кофе, – звонок оборвался прежде, чем он смог ответить. О! Он уже стоял перед Альбионом. Он даже не заметил, что ноги несли его сюда. Это было чуть ли не лучшее, что случилось с ним за весь день. Гвен, благослови ее господь, приготовит ему кофе и мир снова встанет на круги своя.