Вечный страж ненависти

Вампира будит эхо, гуляющее по пустынным залам. Он буквально подскакивает на своем троне, вслушиваясь в торжественную тишину. Нет, уже не тишину. Скрипнули ворота где-то снаружи, стукнул по каменным плитам маленький камушек, отлетевший в сторону, когда кто-то на него наступил. — Вирту-ур! — снова проносится по старому храму. Ледяные пальцы сжимают подлокотники, вампир шипит себе под нос грязные ругательства, судорожно соображая, что же делать. В изящный механизм его плана попало что-то лишнее, что грозило развалить все. «Глупец, глупец, зачем же ты?..» Не признать голос брата невозможно — ведь только этот голос и звучал в голове викария на протяжении стольких сотен лет, почти как собственный, внутренний, но — укоряющий, нежный, тогда как мысли самого вампира сочились ядом и злобой на Аури-Эля и самого себя. Он не понимает, что же произошло: Гелебор должен был все это время оставаться у святилища. И он оставался! Что же происходит? Фалмер прижимает ладони к вискам, заставляя себя успокоиться и вернуть ясность ума. Он не должен увидеть эту армию. Не должен. Нельзя допустить, чтобы он сюда дошел. Виртур бегом огибает острые ледяные шипы, отгородившие трон от остальной часовни, петляет между замороженными статуями, поспешно карабкается по ледяной стене. В голове одна мысль — не пустить паладина в часовню, а в где-то внутри неприятно жжется надежда, что брат все же повернет обратно. «Уходи с моей дороги, глупец!» Признаваться в этом глупо, но Виртур не хочет вредить Гелебору. Мысль о том, что он где-то недалеко, столько времени странным образом успокаивала, будто случись что — и все будет прощено и забыто, к нему на помощь придет сильный воин, за спиной которого стоять так же безопасно, как за каменной стеной. Отделаться от навязчивых воспоминаний — вот они вместе гладят пятнистого кролика, а вот Гелебор перепутал землянику с дюшенеей, и Виртур бежит со всех ног к нему, крича, чтобы тот остановился, а вот еще они оба свалились в реку и мерзнут на берегу, огорченные, потому что водоросли красивы только в воде — не удается, слишком уж они яркие, слишком крепко въелись в память, как клеймо. Стоять не рядом с ним, не за спиной, а лицом к лицу, как противники, кажется безумной идеей, но другого пути нет. Вампир уже почти у цели, остались последние метры коридора, обросшего сталактитами, но замедляет шаг. Вслушивается. — Виртур! — раздается совсем рядом, и эльф бросается вперед, дрожа от напряжения и пробудившегося голода. Контроль, контроль, нужно удержать под контролем хоть что-нибудь, хотя бы себя. Рыцарь-паладин стоит посреди зала с обнаженной булавой. Стоит боком, и не замечает крадущегося у стены брата. Викарий в очередной раз поражается, как же сильно может повлиять на способности такая смерть. Он бесшумно обходит воина, становится за его спиной. На секунду прикрывает глаза: вот оно, совсем как раньше, его заслон от всего опасного в этой жизни, его надежная опора — но вспоминает, что пришли они оба не за этим. Вампир скрещивает руки на груди, внимательно глядя на Гелебора. — Виртур! — снова кричит тот, и маг улыбается краешком рта. — Здесь, мой брат, — шелестящим шепотом отзывается он. Воин оборачивается так быстро, словно услышал шипение ядовитой змеи. Воспоминание: Виртур сидит на коленях перед пестрой тварью, не может сдвинуться, зачарованный игрой света на чешуйках и танцем раздвоенного языка, со стороны доносятся придушенные вскрики ужаса, конечно, ведь они боятся спровоцировать змею, и только где-то за хищницей, чтобы она не видела, мягко ступает брат с ножом в руке. Какая похожая картина. В руке по-прежнему оружие, в глазах та самая непонятная решимость, губы сжаты в тонкую полоску, и он весь похож на натянутую тетиву лука. Слишком красив, чтобы быть смертным. Викарий усилием воли отгоняет лишние мысли. Нет времени на это. — Искал меня? — невозмутимо спрашивает он, приподнимая брови. — Чтобы освободить от подчинения Преданными, — отвечает паладин, и магу хочется смеяться от его наивности. Подчинение его, какая все же прелесть! — Тогда ты пришел зря, — с усмешкой говорит Виртур, передергивая плечами. Контроль, контроль. Вампир разворачив делает шаг назад, словно намереваясь уйти. — Стой! — кричит Гелебор, покрепче сжимая свою булаву. — Взгляни своей смерти в глаза! Эльф бросает заинтересованный взгляд через плечо. Вот как — смерти? Значит, он так ничего и не понял. Совершенная наивность. «Ты настолько осмелел, братец? Я уже видел глаза своей смерти задолго до этих слов» — Тебе ли мне угрожать? — равнодушно отзывается викарий, не оборачиваясь. Не хочется признаваться, но он боится, что потеряет выдержку. Может, оно было бы к лучшему? Сорваться лишь один раз, один раз отпустить сущность, и проблема решится сама собой. — Ты возгордился, брат, — неожиданно отмечает Гелебор, и вампир замирает. «Разве?» — Нет. Я просто перестал скрывать, — поправляет он, криво усмехаясь. Ох не видел братец его ледяной армии, ему такое и не снилось. Свои способности фалмер всегда прятал от других. «Ты просто даже не представлял, насколько я сильнее всех, кого мы знали» — Я знал другого Виртура. — Ты не знал меня. В воздухе ощутимо висит молчание, прячась среди клубов пара от дыхания эльфов. «Мне нужно, чтобы ты ушел. Неважно, какой ценой… Уходи обратно. Пусть и ненавидя» — Я знал тебя, — медленно говорит воин, и вампир едва сдерживается, чтобы не заткнуть уши, лишь бы не слышать этого. — Ты любил магию. Ты любил чернику и вишню, а голубика тебе не нравилась. Ты верил так истово, что тебя считали фанатиком. Ты боялся темноты, потому что думал, что в ней нет Аури-Эля… «Его там действительно нет, брат. Поверь мне. Я видел. Я искал. Но его там нет» — Замолчи. — Твоим любимым цветом был небесно-голубой. Ты плел мне венки из голубого горноцвета и языка дракона. Ты выбрасывал венки для отца в реку, а потом шел за ними. — Замолчи! — Виртур срывается с места, тонкие пальцы подрагивают у самого горла воина. Викарий усмехается и сцепляет руки за спиной, пытаясь унять дрожь, опускает глаза, чтобы их слабое свечение не было слишком заметно. — Я никогда не любил голубой. Его любила мать. Мне нравился медово-желтый. — Лжешь, — упрекает его Гелебор. «И что же с того?» — Лгу, я любил оба, — легко соглашается эльф, пожимая плечами. — И даю совет. Уходи с моей дороги. Иди обратно. Паладин смотрит очень внимательно, словно прожигая насквозь. Виртуру очень хочется потрогать лоб — не появилось ли там клеймо в виде солнца от такого взгляда. Вокруг стоят безмолвные ледяные фалмеры. Наверняка воин уверен, что они мертвы. Что это остатки после битвы. Нельзя пускать его в часовню. — Я просил не одного путника закончить это. Убить тебя, — брат перехватывает булаву. — Но вижу, что судьба мне сделать это самому. «Я не ослышался? Ты уже посылал ко мне убийц? Как жаль… ты ведь практически обрек их на смерть сам» — Ни один не дошел, брат. Ты стал виновником их смерти, — вампир ядовито улыбается. — Или это тоже мой грех? «Давай. Попробуй. Покончи с этим» — М о й Виртур боялся смерти, — рычит паладин, когда его булава со звоном сталкивается с тонким кинжалом, покрываясь тонким слоем изморози. «А чего бояться тому, кто уже мертв? Это ведь глупо, брат» — Кто сказал, что я не боюсь? — бросает фалмер в ответ, уворачиваясь от удара. «Это как танцы. Ты же помнишь танцы? Шаг назад, шаг вперед. Все просто» — Иначе ты не стал бы сражаться со мной, — отвечает Гелебор, и Виртур замирает. Потом смеется. Смеется громко, долго, не обращая внимания на ошеломленного брата. Он все же слишком прост и добр. Уверен, что магу не сладить с воином один на один. Глупец, глупец. — Найди для меня еще грехи, — вкрадчиво предлагает он. — Из-за меня погибли те искатели приключений, верно? Я убил наших родителей и друзей. Видел того Преданного у самой двери? Я уверен, что это внук твоего приятеля… С которым вы ходили на рыбалку. Думаю, отсутствие ушей ему только пошло, — мер наблюдает за тем, как искажается лицо брата, раздумывая, верную ли дорогу избрал. — Прекрати, — говорит Гелебор, опуская оружие и отступая на несколько шагов. «Тебе горько это слышать?» — Иди обратно, брат, — шепчет Виртур, выпуская на волю силу вампира. Наблюдает за тем, как глаза воина становятся стеклянными. — Ты здесь не был. Иди.