Вечный страж ненависти

— Как тебе удается это все? — Что именно? — Вся эта ненависть. Ты же понимаешь, что ведешь себя, как варвар, как норд, чьи орды вышвырнули твой народ из Скайрима, как те фалмеры, которых ты пленил? — Забавно получилось с этими уродами, не так ли? — Тебе ничуть их не жаль? — Почему я должен их жалеть? Они напали на меня, надеясь убить, а я их остановил. — Но ведь они живые. Ты их не убил. — Разве это не милосердие? Ты же любишь такое, все эти сопливые благородные поступки… — Это не милосердие. И я не такой. Я, может, и чище тебя, но я не святой, как бы ни пытались наши сородичи нас выставить таковыми. — Ты же понимаешь, что ты — всего-навсего мой внутренний голос, и не существуешь на самом деле? — На самом деле паразит — ты. Ты гнусное ответвление вампиризма, возомнившее себя главным. — Почему я должен верить тебе? — Потому что я существую дольше, и ты это знаешь. — Это не так. — Что ты помнишь о нашем брате? — Он подозревал что-то. Опасная проницательность. Даже удивительно, что ему на это хватило мозгов. — А я помню его, как мудрого и справедливого мера. Он защищал нас всегда, любой ценой. — Ты просто не мог отличить корысти от любви. Ты слишком доверчив, а я вижу мир без прикрас. — Я вижу ложь и жадность, не приписывай это только себе. Только я не пытаюсь их взращивать. Ты бы построил свою империю на ненависти и коварстве! — А ты разве нет? — О чем ты? — Ауранира не помнишь? — Я не святой. Но я признаю, что совершил это, не пытаюсь исказить свои деяния и прикрыть их доброй целью. — Разве? А вот скажи, брат наш, с которым мы всегда все делили, знал ли он об этом? — Я… — Уж не скажешь ли ты, что это не было во благо? — Было! — Но это была не твоя идея. Признай, что ты скрыл от него все, предпочтя иметь преданного воина под рукой. Ты ведь отрицаешь, что можешь совершить такой поступок? — Это был ты! — Но тогда мы еще не были больны вампиризмом, не так ли? Так значит, я не побочный эффект этого проклятия? Я просто другая сторона нашей натуры? — Нельзя разговаривать так с самим собой и получать столь искусно построенный ответ. — То же самое я бы мог сказать о тебе. Скажи, ты помнишь того мельника, которого принесли в ваш дом? У него были раздроблены ноги. — Я пытался исцелить его. — Ты видел, что он обречен, но лицемерно пытался продлить его страдания, обзывая их жизнью. — Не хочешь ли ты сказать, что праведник — ты? — Не хочу, дорогой мой. Я вижу кое-что еще, помимо белого и черного. Я же продолжаю верить в Аури-Эля, хотя и мечтаю уничтожить его для этого мира, отобрать у него Нирн. Скажи мне, мой драгоценный двойник, неужели ты мечтаешь не о том же? — Ты равняешь меня с собой? — Ты пытаешься врать и увиливать. Смирись с тем, что эта ложь будет подавляться моими суждениями. Помнишь, как тогда, когда вы разводили щенков? Темная шерсть как бы поглощала светлую… — Ты сейчас это пытаешься сделать и со мной? — Зачем? Ты не менее важен, чем я. Я предлагаю объединиться. — Ты не находишь, что это звучит странно? Все происходящее, то, что мы стоим тут и спорим… — И снова ты пытаешься себя обмануть. Мы сошли с ума, дорогой мой. Мы уже никогда не будем одни. — Ненавижу этот твой ехидно-покровительственный тон. — Ничуть не больше, чем я — то полное смирения и благочестия выражение лица. — Значит ли это, что мы оба лгали самим себе все это время? — Мы договаривались. Мы оба верили, это правда, но Аураниру нужно было правильное выражение лица. Почему они все так привязаны к этим условностям? — Это как танец. Там надо уметь манипулировать и изящно лгать. — Вот видишь, как ты полезен? Я отлично понимаю, что мы бы не добились таких высот без лести. — И без твоего упорства. — Видишь, и мы можем не врать. На самом деле мы достаточно искренни… Но иногда нам приходится… — Ты говоришь уже по-другому. — Просто сейчас будет временное прояснение разума. Такое случается, ты же знаешь. Мы на какое-то время перестанем существовать. — А потом вернемся продолжать наш вечный спор.