Во имя семьи

Когда я наконец вернулся домой из Лондона, уже почти стемнело. Я чувствовал себя виноватым перед Джеком и Хелен, ведь им в очередной раз пришлось переживать из-за наших с Меропой ссор. Не то чтобы это происходило слишком часто, но ведь они не умели колдовать, и, вероятно, не могли чувствовать себя в безопасности в компании парочки психов-колдунов, какими мы и являлись. Я был просто обязан перед всеми ними извиниться, и, еще когда разгуливал среди магических магазинчиков, ко мне в голову пришла идея приготовить что-нибудь необычное. Денег в этот раз у меня было с собой достаточно, поэтому, вернувшись в Литтл Хэнглтон, я поспешил по старой договоренности закупить нужные мне продукты. На дворе стоял июнь, день выдался весьма теплым и даже игривое солнце иногда выглядывало из облаков, даря дополнительное тепло. Видя разыгравшуюся погоду, мое настроение стало само по себе улучшаться, и в этот момент я остро осознал, как мне не хватало музыки все это время. В той далекой прошлой жизни я любил гулять по улице, наблюдать за природой с любимым треком в ушах. Сетуя на то, что подобный прогресс нам не светит еще долго, и чувствуя подступающую горечь, каждый раз появлявшуюся, когда я вспоминал о своей прошлой жизни, я решил отложить эти мысли в сторону и прибавил шагу, переходя из пустынной дороги в пролесок. Будучи уже недалеко от дома, я увидел в его окнах теплый свет, который исходил от свечей, и решил мельком заглянуть в окно. Это была моя комната, и внутри никого не оказалось. «Чаевничают» — промелькнула у меня мысль, и я усмехнулся. Конечно, всем известно, что в Англии весьма высоко ценят чай, но среди низшего класса рабочих он все также оставался редкостью. И все же как-то сразу сложилось, что я смог пристрастить новых близких к травяным напиткам, пусть это и не был тот классический чай, к которому я привык до этого. С кухни доносились разговоры, поэтому никто не заметил моего прихода до того, как я сам объявился перед ними. — Ты бы еще позже пришел, — фыркнула Хелен, но поспешила и мне приготовить горячий отвар. Джек и Меропа притихли, оба внимательно следя за моими действиями. Я не стал их разочаровывать и тут же поставил на стол свежие продукты, которые попросил разложить по местам. Это были свежие куриные яйца, молоко, мука, сахар и корзина яблок, которые были вполне пригодны для выпечки. Масла пришлось взять немного, так как хранить его в достаточном количестве было негде. Мысли о холодильнике стали посещать меня все чаще и чаще, тем более зная, что в скором времени в доме ожидается пополнение. Да и хотелось иметь более обширные запасы провизии. Семья, удивленная слегка нехарактерным мне набором продуктов, вопросительно уставилась на меня. Я пожал плечами, слегка улыбнувшись и по-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке, присел на предложенную табуретку и принялся греть прохладные пальцы о горячие стенки кружки, как бы спрятавшись за нею. — Ну что? — решив прервать затянувшееся молчание, поинтересовался Джек. — Как прошло? — Ах, это, — встрепенувшись, вспомнил я. — Помните, я говорил про то, что у колдунов есть свой банк? Меропа и Джек кивнули, а Хелен заинтересованно прислушалась. — Джек отдал мне книги, которые мы тогда обнаружили в сундуке, и я решил продать одну из них. Как оказалось, там проходил аукцион, и я решил выставить ее туда. Итоги оказались весьма… интересными. С этими словами я выложил на стол два увесистых мешочка с деньгами и кивнул, пояснив: — Книга стоила немало. К тому же, купил ее клиент приличный, как я понял, из аристократов. Джек лишь хмыкнул, припоминая мои слова опасения перед другими волшебниками. — И как все прошло? — нарушила общее молчание жена Джека. — Ну, если не брать в расчет, что я побывал в огромном помещении, украшенном мрамором, золотом, и видел армию зеленокожих коротышек — то да, все в порядке. Все засмеялись, представив себе эту картину. Я же, почувствовав, что напряжение между нами начало спадать, поспешил покрутиться в своем новом костюме, чтобы усилить впечатление, и добавил: — Только представьте, что там сегодня творилось! Теперь они просто громко хохотали, глядя друг на друга, а Джек, обладающий самой богатой фантазией, корчил рожи перед дамами, представляя поочередно то гоблинов, то аристократов, то меня самого. Под конец я и сам смеялся так, что на глаза навернулись слезы. — И что? — отсмеявшись, спросил Джек. — Как тебе понравилось? — Честно? Никакого цирка не надо! — ответил я, вспоминая свои ощущения, оставшиеся от сегодняшнего дня. — К тому же, тот человек, который купил книгу, изъявил желание встретиться со мной еще раз. — Да ну! — удивленно присвистнул Джек. Хелен и Меропа переглянулись. — И что ему от тебя надо, интересно? — Сам не знаю, — пожал я плечами. — Не думаю, что он чем-то нам угрожает, но все-таки с этими людьми надо быть поосторожнее. — Это точно, — поддержал друг, а девушки согласно кивнули. К тому времени наш чай почти остыл, поэтому все поспешили его допить. Снова образовалось молчание, но уже не такое навязчивое, как прежде. Я, вспомнив кое-что еще, сказал: — Думаю, нам завтра не помешает снова наведаться к Энн, вы как? — обратился я к Джеку и его жене. — У нас все в порядке, вроде, — задумчиво почесав подбородок, ответил Джек. — Но путь отнюдь не короткий, не хотелось бы отпускать вас одних. Хелен, ты как? — Думаю, мы можем поехать с вами, — согласно кивнула она и принялась суетливо убирать со стола, заметив, как потемнело за окном. Одновременно с ней в движение пришли и все остальные: Меропа решила помочь своей уже, как я надеялся, подруге, а Джек вместе со мной прошел из кухни в прихожую зажег фонарь, с помощью которого они доберутся до дома. — Ты извини, старина, что я вас вытащил на весь день, — положив руку ему на плечо, сказал я. — Нашел за что извиняться, Морфин! — махнул рукой он. — Мы всегда рады помочь и тебе, и Меропе. Только больше не пугайте нас так! — Да мы, в общем-то, и в первый раз не собирались, — смущенно ответил я. В тот же момент дамы появились в коридоре, собираясь выйти из дома. Хелен накинула поверх плотного сарафана шаль и о чем-то еле слышно продолжала разговаривать с сестрой. — Что ж, — пожав руку другу и помахав его жене, я сказал, — завтра после рассвета будем ждать на дороге. Будьте готовы. — Обязательно. Спокойной ночи! — раздалось уже из темноты. Когда я закрыл дверь и обернулся, чтобы пройти в комнату, Меропа все еще стояла позади меня и виновато глядела в пол. — Извини, — пробормотала она, не решаясь посмотреть на меня. — Я не хотела сделать больно. — Я понимаю, — вздохнул я, вспоминая о своем весьма паршивом самочувствии днем. — Уже давно простил. — Я рада, — кивнула она и взглянула на меня, теребя конец шали, которую ей, кажется, подарила Хелен. Отыскав то, что она хотела увидеть на моем лице, Меропа грустно вздохнула, и, улыбнувшись, сказала. — Спокойной ночи. — Если ночью почувствуешь себя плохо, разбуди меня, — решил предупредить на всякий случай. — Хорошо, — снова кивнула. — Спокойно ночи, — добавил я. После этого мы разошлись по своим комнатам. И все-таки, думал я, когда уже улегся на ставший немножко родным диван, что-то беспокоило меня во всей этой темной истории с Реддлами. Как такая, как Меропа, могла приготовить один из довольно сложных составов, имея непонятные записи, оставшиеся от матери в дневнике и кастрюлю с черпаком? Тем более, наверняка не имея в доступе всех нужных ингредиентов? Была, конечно, догадка о том самом куске леса, который окружал нашу лачугу, но, достаточно побродив в нем я пришел к выводу, что там нет каких-либо странных растений. Тогда как все происходило на самом деле? Сегодняшний плачевный опыт показал, что с этим вопросом нужно разбираться осторожно и постепенно, но зашевелившиеся Реддлы изрядно беспокоили меня. Понятное дело, что им не нужны были постыдные слухи о бастарде от какой-то дикарки, но на что они были готовы, чтобы прекратить их распространение? Сделка? Убийство? Принудительное уничтожение ребенка? Что бы это ни было, они явно не собирались сдаваться просто так, а я не собирался подвергать Меропу еще большей опасности, чем она уже успела сама на себя навлечь. Знали бы эти зазнавшиеся петухи, что они теряют, отказавшись от этого ребенка! Мое внутреннее я злорадно хихикало, показывая этим самодовольным недоаристократам дулю. А я и не собирался доказывать им обратного! И ладно бы, если бы Том-младший был толковым парнем, так еще была бы какая-то польза, но нет! Знаю я эти истории: единственный сын, росший в роскоши и не знающий запретов, рано или поздно вырастал в самодовольного напыщенного индюка, абсолютно не умеющего делать ничего полезного! Возможно, я и был чуточку предвзят, но все только потому, что меня до жути бесило их отношение к тем, кто хоть как-то от них отличался. А еще пугала возможность того, что они могут попытаться что-то сделать с Меропой или ребенком, когда меня не будет рядом. Существовала вероятность, что сестра могла защитить себя и ребенка от людей, желавших зла, но у всех народов также ходило поверье о том, что во время беременности будущая мать наиболее уязвима. Мне хотелось максимально защитить нас от любых опасностей, но я понимал, что с нынешним положением дел это невозможно. Да и никогда не стоит быть уверенным, что ты просчитал абсолютно все. И это снова возвращало меня к мыслям о приворотном зелье. Что, если вся эта ситуация не более, чем случайность? Могла ли Меропа, настроившись на победу, приготовить что-то совершенно необычное и напоить этим Реддла? Почему-то в вероятность того, что она могла создать какой-то сильный галлюциноген и пойти с ним в особняк мне верилось больше, чем в то, что она действительно сварила эту самую Амортенцию. Хотя нельзя было исключать то, что и Амортенция сама по себе являлась каким-то галлюциногеном. Придя к подобному умозаключению, я лишь вздохнул, представляя, каких трудов мне будет стоить узнать правду о произошедшем. Чем больше я думал обо всем, что происходило, тем сильнее сомневался, что все это происходило случайно. Вселенная или судьба словно насмехались надо мной, посылая новые задачки и наблюдая, как я могу с ними справиться. Размышляя обо всем этом, я и сам не заметил, как заснул. Black-House, вечер того же дня. Старинный дом Блэков навевал на Ликориса тоску. Темные коридоры, скучные портреты на каждом углу, постоянно указывающие, что ему делать. А если и не портреты, то пейзажи, на которые те самые портреты предпочитали переместиться, чтобы сунуть свой любопытный нос в дела живых потомков рода. Ликорис никогда не понимал, почему среди волшебников в моду вошло рисовать эти дурацкие картины их предков. Неужели они не думали, что однажды их станет так много, что они просто не будут давать покоя живым? Ведь им, всего лишь отпечаткам волшебства, совершенно не интересны тонкости людских дел. Их интересуют только развлечения. А еще с самых малых лет Ликорис даже побаивался их. Когда-то давно Арктурус напугал его рассказом о том, что портреты их многочисленных родственников — это реальные люди, запертые по ту сторону холста сильным магическим барьером, которые уже никогда не смогут оттуда выбраться и так и умрут, никогда не оказавшись снова на свободе. И как его восьмилетний брат вообще додумался до такой байки? Сейчас средний из Блэков даже немного уважал брата за столь хорошо придуманный ужастик. Тогда маленький Ликорис испугался даже чересчур для пятилетнего воспитанника темнейшего и ужаснейшего рода Блэк, которому буквально на роду было написано знать уйму подобных баек! Но все же почему-то именно эта привела его в чистейший, незамутненный ужас и всякий раз, как он был в одиночестве застигнут врасплох присутствием очередной картины, можно было заметить слезы, градом струящиеся по его щекам. Брат, в самый первый раз почувствовавший приближение неконтролируемой истерики, принял отчаянные меры: он пообещал маленькому Ликорису немного волшебного шоколада перед сном, и это была вторая его ошибка в тот вечер. Пятилетний мальчик хоть и боялся рассказанных братом ужастиков, но все-таки был достаточно умен для того, чтобы разгадать секрет безвозмездного получения сладостей, которые маман ему запрещала. Сейчас он порой размышлял о том, как все-таки никто не заметил исчезновения тех самых сладостей из кладовых? Этот вопрос так заинтересовал его этим очередным скучным вечером в особняке, что он решил ради этого навестить нынешнего главу их рода. — Достопочтенный братец! — воскликнул он, врываясь в покои главы рода так, словно любому это было позволено по пять раз на дню. — Не отвлекаю? — Входи, Ликорис, — недовольно откликнулся сидевший возле камина Арктурус. — Впрочем, вижу, мое разрешение тебе и не понадобилось. Старший брат был занят чтением какой-то очередной газеты; в зубах он зажимал курительную трубку и, казалось, был вполне доволен своим одиночеством. Появление Ликориса в его покоях вечером слегка удивило главу рода Блэк: хоть младший брат и был немного эксцентричнее, чем остальные Блэки, но все-таки раньше он не позволял себе столь возмутительных вольностей в его присутствии. — Странное время ты выбрал для своего визита, — заметил он, когда Ликорис расположился по его правую руку в соседнем кресле. — Что привело тебя сюда? — Знаешь, — как ни в чем ни бывало продолжил свою речь брат, закинув на очередной древний столик свои длинные ноги в домашних туфлях. — Я вот подумал: почему никто никогда не замечал, как пропадали сладости? — И ты ворвался в мои покои сегодня, отвлекая от важных дел, чтобы узнать именно это? — ответил Арктурус. Тут газета опустилась ниже, являя перед средним Блэком удивленное лицо старшего брата. Было не совсем понятно: то ли от наглости второго, то ли просто от неожиданности встретить такой вопрос. — А иначе зачем я бы тебя вообще беспокоил? — сказал Ликорис, возмущенно посмотрев на него. На пару мгновений между ними повисло молчание, но затем в комнате раздался дружный громкий смех. — Вот вроде возмущаться должен здесь я, — отсмеявшись, заявил Арктурус. — Но почему-то все происходит совсем наоборот! — Ну так как? — вскинувшись в кресле, в которое он до этого расслабленно опустился, поинтересовался Ликорис. — Почему никто не замечал, что ты давал мне сладости? — Весь секрет в магии, — заговорщицким тоном поведал Арктурус, поигрывая бровями. А затем вновь напустил на себя равнодушный вид и вернулся к чтению прессы. — Эй, так не честно! — надувшись, совсем как ребенок, воскликнул он. — Почему ты не хочешь рассказать? — Потому, что если я расскажу, то это будет уже не секрет, — ответил брат, не спеша снова показываться. — Значит тогда я не расскажу, что сегодня было на аукционе! — надулся Ликорис, сложив руки. — Я смотрю, ставки растут, — раздался в углу гостиной тягучий голос Регулуса. — А ну появись, мелкий подлец! — взвыл возмущенный слежкой средний брат и взмахнул палочкой, сдергивая с младшего мантию-невидимку. Арктурус прикрыл ладонью глаза и горестно вздохнул, не желая наблюдать за новой потасовкой братьев. — И что вы все никак не уйметесь! — сердито воскликнул он, когда очередной бой посреди гостиной стал затягиваться. Не увидев реакции на его слова, он сам взмахнул палочкой, расставляя младших по разным углам со словами: — прекратить! — Смахивает на поведение деспота, который привык все контролировать, — послышался недовольной голос из угла, в котором стоял Ликорис. — И тирана, — добавил Регулус противным гнусавым голосом. — Вели бы себя нормально, не скатываясь при виде друг друга в ребяческое поведение, все бы было отлично! Без деспотов и тиранов! — не менее противным голосом ответил уязвленный Арктурус и вновь спрятался за газетой. Расставленные по углам братья хмыкнули и, переглянувшись, поспешили устроиться на мягких креслах, расставленных возле камина. Когда все достаточно успокоились для того, чтобы продолжать разговор, глава рода Блэк отложил набившую всем оскомину газету и поинтересовался: — Так что там с аукционом? — и щелкнул пальцами, вызывая домовика. — Ничего, — все также обиженно ответил средний брат, отвернувшись в сторону. Появившийся перед Арктурусом домовик вопросительно уставился на господ в ожидании приказов. — Какао и зефир, — недолго думая, сказал Арктурус, и лопоухое создание в ту же секунду растворилось, чтобы вскоре снова появиться с внушительным подносом в руках. — Если пообещаешь мне рассказать то, о чем я тебя прошу, то я расскажу про аукцион, — резко повернулся к остальным Ликорис, и, прищурившись, взглянул на старшего брата. Арктурус, почесав подбородок, прищурился в ответ. — Ты же понимаешь, что я не обязан тебе ничего говорить? А вот ты как раз да. Поэтому я жду. Его слова в очередной раз спустили Ликориса с небес на землю, давая понять, что у них обоих действительно разные положения. Арктурус продолжал испытывающе смотреть на брата, и тот раздраженно передернул плечами, почувствовав себя почему-то открытым и уязвимым. Регулус же все это время смотрел в потолок, делая вид, что абсолютно не присутствует при этом диалоге. — Ладно, — недовольно начал средний брат. — На аукционе был Гонт, он хотел продать какой-то трактат по темной магии, как я понял. Это служит подтверждением того, что его семейство действительно в незавидном положении. Но это еще не все. — Продолжай, — одобрительно кивнул Арктурус, принявшись накладывать зефир по кружкам и раздавать их братьям. — Там был Принц, — сказал он, принимая чашку и незамедлительно сделал из нее глоток. — Октавиус Принц? — уточнил глава рода. — Он самый, — торжествующе кивнул Ликорис. Но затем по их лицам понял, что новость не удивила их, и возмущенно воскликнул. — Вы знали! — У лорда Блэк везде есть уши, — назидательно выставив указательный палец, заметил Арктурус, а затем протянул ему газету, которая до этого была у него на коленях. — Если бы ты поспешил доложить мне сразу после своего прихода, то, конечно же, удивил бы меня. — Даже я был в курсе новостей, братец, — фыркнул молчавший до этого Регулус. — Так что твоя информация устарела. Арктурус согласно кивнул, а Ликорис, хитро сверкнув глазами, добавил: — Есть кое-что еще, — и удовлетворенно откинулся на спинку кресла, на сей раз добившись их удивления. — Ну же, — поторопил его Регулус, ухмыляясь. — Это твой звездный час! — Ты всегда был таким завистливым, братец, — нежным голоском пропел Ликорис, глядя на то, как выражение на его лице становится растерянным, а затем и сердитым. — И никогда не умел скрывать свои истинные чувства. Все на лице написано! — Если ты сейчас же не прекратишь, то я отправлю тебя в Шотландию к нашим достопочтенным кузинам, — тихий голос главы рода ворвался в грозящую снова разгореться перепалку братьев. — Ладно, — ответил он с таким снисхождением, словно делал им величайшее одолжение. Регулус переключил свое внимание на кружку с какао в руках. — Продолжай свой доклад, — приказал глава. Было видно: на сегодня шутки закончились. — Именно Принц купил трактат Гонта, предложив за него весьма высокую цену. Они познакомились и, как я слышал, Принц пригласил к себе Гонта на чай. — Интересно складываются дела, — лишь хмыкнул старший Блэк. — Сначала Гонт, теперь Принц, а сейчас у них еще и назначена приватная встреча. Агнис была там сегодня? — Да, она убедила Гонта познакомиться с ним, но никто не ожидал, что тот захочет продолжения знакомства. — Я думаю, — вмешался Регулус. — Принц сам прекрасно все понимает. Если, конечно, мы не получили еще одного помутившегося рассудком главу рода. Он должен знать, что как только выйдет в свет, то его поспешат посетить все заинтересованные. Почему бы не сделать ход, который был бы закономерен в сложившейся ситуации и говорить с тем, кто сам недавно здесь появился? — Видимо, он надеется, что Гонты еще не успели попасть под наше влияние, иначе я не вижу иного объяснения тому, что сейчас происходит. — А мне кажется, что все еще проще, — добавил Ликорис. — Двоим в беде лучше, чем одному. Так и изгоям — видимо, Принц считает, что раз Гонт показал себя достаточно нормальным на подобном светском мероприятии, значит, с ним можно попробовать иметь дело. Но что на счет нас? Собираешься ли ты сделать визит в Rose Garden, дорогой брат? — Вы сами понимаете, это не мое лишь желание, — как-то устало ответил Арктурус, словно объяснял им одно и тоже уже целую вечность. — Мое положение просто обязывает меня предпринять что-либо в отношении рода Принц, и вы это знаете. — Письмо? — приподняв светлые брови, предложил Регулус. — Думаю, для начала пойдет, — потерев переносицу, согласился он. Ликорис и Регулус, бывшими достаточно ребячливыми в отношении друг друга, однако, как и все Блэки, имели безупречные манеры и чувство такта. И сейчас, почувствовав, что глава рода больше не имеет возможности уделять им внимание, поспешили осушить свои чашки до дна и удалиться из покоев Арктуруса, оставив его наедине с мыслями. Арктурус, почувствовав ставшее необходимым ему одиночество, лишь грустно вздохнул, глядя в окно, где до сих пор накрапывал мелкий, противный дождь. Поежившись, вспоминая свои чувства, связанные с такой неизменно лондонской погодой, он поспешил налить себе еще чашку какао. А потом неожиданно для себя вернулся к вопросу, так терзавшему его младшего брата, и улыбнулся. Ведь тот не мог знать, что маленький Арктурус, чувствуя себя бесконечно виноватым и растерянным, видя заплаканное и испуганное лицо младшего брата, отныне раз и навсегда решил жертвовать ему свои сладости, лишь бы больше не видеть горя на том детском очаровательном личике, каким он обладал. У Знахарки. На следующее утро, мы, как и договаривались прошлым вечером, встретились после наступления рассвета с Джеком и Хелен и поспешили отправиться в путь. Хоть солнце встало совсем недавно, это не мешало петухам вовсю голосить, мешая спать тем, кто не собирался вставать так рано. Но, конечно, в деревне таких было мало, если не было вовсе: повсюду, возле небольших деревянных домиков, стоявших друг от друга на примерно одинаковом расстоянии, ходили люди, от мала до велика, торопясь приступить к своим утренним обязанностям. Благодаря тому, что дом супругов Уайт находился в отдалении от остальных, на нас, спешащих прочь из деревни, никто не обратил внимания, и это весьма радовало меня. Не особенно-то и хотелось явиться живым образчиком сплетен и молвы, совсем как всем известный юноша со шрамом на лбу. Да и тем паче не хотелось, когда в памяти всплывал образ Меропы, пытавшейся стыдливо прикрываться чем-нибудь всякий раз, как только она выходила с кем-нибудь из нас на люди. Мне было как-то все равно хотя бы по той причине, что я являлся мужчиной и был силен, реши какой-нибудь бедолага ввязаться со мной в драку. А еще, как показала практика, я вполне мог спалить стихийной магией любого, без помощи всяких там палочек. Но любому ребенку известно, что нет ничего страшнее, чем плохая молва — ведь плохое слово, сказанное раз вскользь, найдя отклик в душе другого (хотя бы потому, что зло и добро в равной степени заключены в наших душах), никогда не сотрешь из хроники жизни данного места — слухи распространятся с такой скоростью, которой никогда не представить ракетам, бороздившим просторы космоса. Именно поэтому, уже достаточно наученный жизнью в данном аспекте, я так тревожился на счет одной небезызвестной семьи, живущей на приличном от нас отдалении на холме. Теперь-то я точно был уверен в именах личностей, обитающих в достаточно богато украшенном снаружи поместье, и тем более опасался, предчувствуя их скорое появление. Но изменить пока ничего не представлялось возможным, поэтому, решив оставить тяжкие думы до того момента, как они снова будут иметь основание, я сосредоточился на пути, что мы держали. Эта дорога стала довольна привычна для нас: мы ехали к Энн уже далеко не впервые, а опасности, которые могли поджидать нас в каком-нибудь закутке, быстро и организованно обходили нас стороной, потому что никого, кто не знал бы из этой шайки меня или Джека Уайта, не находилось. Как-никак, все знали всех на много миль вокруг, и, тем более, завидев мою устрашающую мину, спешили отойти подальше от повозки и притвориться, что их здесь совсем не наблюдается. Я даже сам не знал, что чувствовал по этому поводу: радость или досаду. Природное внутреннее желание нравиться людям все еще сохранилось во мне, и его совершенно не устраивало данное положение вещей; логичная же часть понимала, что в данной ситуации это наилучший из всех возможных исходов, которые вообще можно представить. Люди меня опасались, а значит не желали приближаться ближе. И это было хорошо для меня и Меропы, потому что нас не беспокоили; но и та же разумная, логичная часть меня говорила о том, что страх — не самое лучшее чувство, что стоит вызывать в людях. Я сам был лишь отчасти виноват в том, что люди именно так реагировали на меня, настоящий же Морфин Гонт и их с Меропой отец были истинными создателями подобной репутации нашей семье. И, как отчасти разумный, взрослый человек, я понимал, что страх и злость — определенно не то, что сыграет нам на руку, вмешайся в наши жизни те же Реддлы, да кто угодно! И вот, опять мысли мои вернулись к Реддлам. Внутреннее чутье подсказывало мне, что нужно было уже давно убираться с этой земли, но куда нам податься? Во всем мире я не знал ни одного достаточно хорошего и безопасного места. Что надо было делать? Куда идти? К кому вообще можно было обратиться с подобным вопросом? К Ликорису Блэку? Он был весьма странным человеком; впрочем, они все там вызывали у меня только одни вопросы. Да еще и то собрание, на которое мне пришлось пойти. Мне так никто и не рассказал, в чем все-таки суть всего дела. Доверять волшебникам? Боже упаси, им от меня определенно что-то нужно, и это касалось далеко не только Принца; нет, было что-то еще. Почему, почему все так неопределенно и не понятно? Да еще и эта магия, которая не желала слушаться! Да, еще тогда, когда я только пытался колдовать, у меня что-то получалось. Но после того выброса магии в переулке, когда на нас напали, что-то изменилось. Или что-то изменилось во мне. Я и сам не понимаю, что именно происходит со мной. Но магия не подчинялась каким-то глупым командам на латыни, которые правда, ну правда, звучали очень глупо. То чувство копившейся внутри энергии, которое возникало у меня в первые разы, тоже не желало возвращаться ко мне. Я вообще чувствовал себя так, как чувствовал все те годы, что провел, будучи обычным человеком. И единственное, что подтверждало существование этой реальности, это моя глупая сестра Меропа с сыном под сердцем от смазливого подонка, который спрятался в своих хоромах и не желает признавать, что у него теперь будет ребенок, о котором настоящий мужчина позаботился бы. Хотя, какой там мужчина! Пацан еще, простой разбалованный пацан, ничего больше. Да, я уповал на то, что магия малыша или Меропы, или их магия вместе поможет им справиться в случае опасности; да, уповал на то, что, возможно, магия этого тела поможет мне так же, как и первый раз, но на самом деле я не был уверен абсолютно ни в чем. Это ужасно меня раздражало, ведь хочется держать ситуацию под контролем, а не только лишь плыть по течению. Все, что я чувствовал сейчас, — лишь постоянное, не прекращаемое давление со всех сторон. Это заставляло нервничать, это выводило из себя, в конце концов! И даже больше по этой причине, чем по какой-либо еще мы сегодня вновь отправились в путь к Энн. Я был уверен, что малыш в порядке. Это подсказывал мне здоровый и спокойный вид Меропы, которая в обычном своем состоянии постоянно дергалась и норовила вцепиться в кого-нибудь с такой силой, словно готова была разорвать этого человека на куски. Уж эту особенность ее поведения мне пришлось узнать сразу после того, как она худо-бедно стала мне доверять. И все же эта постоянная неопределенность, невозможность окружить нас комфортом словно повисла на мне ярмом, буквально причиняла боль. Глубокая, я бы даже сказал, необъяснимая никак иначе, чем магией, привязанность к сестре и малышу, поселилась во мне, и все та же логическая часть внутри меня подсказывала, что не мог, не мог я так сильно к ним привязаться. Найти объект для опеки и заботы, чтобы уравновесить собственную, потерянную и смятенную личность? Да, возможно. Но привязанность? Привязанность, которая появилась еще задолго до того, как я вообще их встретил? Именно об этом я и собирался спросить у Энн сегодня, потому что чувствовал необходимость получить ответ хотя бы на один вопрос, иначе я просто начну медленно сходить с ума. Ведь ощущать на себе воздействие извне, подталкивающее совершать безумства ради защиты остальных членов семьи постоянно выбивало меня из колеи. Все это ощущалось так, словно я не принадлежал самому себе, раздваивался, и на эту двойственность уходила прорва энергии, она утомляла меня и путала, с каждым днем все сильнее мешая ясно мыслить. Впрочем, довольно скоро мы завершили свое путешествие к нашей новой знакомой и дружно поспешили выбраться из повозки, направляясь к ее дому. На наше счастье она оказалась дома и принялась поить всех нас своим каким-то особенным отваром, который после не такой длинной, но достаточно утомительной дороги расслаблял и восстанавливал силы. — Постоянно пить его не рекомендую, — ответила Энн на вопрос Хелен о том, из чего она готовила этот дивный напиток. — Но после утомительного пути он как ничто другое поможет после длинного и трудного пути. Могу дать с собой, но только если пообещаете, что не будете им злоупотреблять. Мы все поспешили клятвенно заверить ее об этом, радуясь, что такой дивный сбор трав будет у нас под рукой. Не ездить же к ней теперь по каждому поводу? — Я, как и обещала, собрала еще кое-что для вас, дамы, и для вас тоже, мужчины. Когда настанет пора прощаться, я все подробно расскажу вам. А сейчас, раз вы уже закончили — приступим к осмотру. В этот раз сначала увели Хелен и Меропу, а затем, когда Энн с ними закончила, то подозвала меня. — У тебя появились вопросы, — усмехнулась она, садясь на деревянную табуретку напротив вошедшего комнату меня. Я утвердительно кивнул и поинтересовался: — Как Меропа и ребенок? — Нормально, — ответила она с удовлетворением, — хоть они и потратились вчера, все прекрасно и вскоре они полностью восстановят силы. Как часто ты делишься своими силами? — Раз в два-три дня, — подсчитав в уме, ответил я. — Честно говоря, я не ожидал, что все так выйдет. — Такое бывает с беременными, — махнула она рукой и улыбнулась. — Подожди, она еще и не такое выкинуть может. Пока вы справляетесь общими силами, но думаю, через некоторое время за ней будет нужен постоянный пригляд. — И что ты предлагаешь? — недоуменно поинтересовался я, скрестив руки на груди. — А то, что еще пару месяцев и девушки будут жить здесь, со мной, под присмотром. — Ну хорошо, а что с медальоном делать? Мне тоже тут, что ли, селиться? — удивленно промолвил я. — А вот это уже вторая новость, — сказала знахарка и улыбнулась. — Все происходит лучше, чем я ожидала от этой парочки. Меропа искренне любит свое дитя, и он это чувствует. Они поддерживают друг друга, и поэтому она чувствует себя лучше, чем могла бы, если бы отвергала ребенка. Вскоре им уже не будет нужна твоя поддержка, а вот защита — да-а, защита будет нужна. Я нахмурился, вспоминая свои мысли о привязанности к сестре и племяннику, и Энн, увидев мое настроение, задала встречный вопрос как-то ласково: — Тяжело тебе приходится, а? — Я одного не понимаю, — все так же хмуро поинтересовался я, — почему мне так сильно хочется их защищать? — а затем, как результат этих долгих и утомительных раздумий, меня осенило, и я в шоке тихо воскликнул. — Неужели? Неужели этот сорванец заставляет меня? — Дошло все-таки? — усмехнулась Энн. — Ты, Морфин, что ни говори, а соображаешь долго. Что, не слышал, что ли, баек о том, как волшебники защищают свое потомство? И если не ошибаюсь, этот малый — ваш будущий наследник, он будет сильнее и ее, и тебя. — Да это-то понятно, что наследник, — фыркнул я, не слишком сильно расстраиваясь ее словам. — откуда мне было знать, скажи на милость? Я же говорил — у нас никого нет. — Ладно, — ответила на это она, и, встав с табурета, принялась искать что-то в ящике небольшого деревянного шкафчика. После недолгих поисков она наконец выудила из него несколько небольших мешочков и вручила два из них мне, а другие два остались в ее руке, и с ними она последовала прочь из комнаты, а я поспешил последовать за ней. Остальные уже ждали нас на кухне, тихо переговариваясь между собой, и когда знахарка вошла к ним, все поднялись со своих мест и принялись слушать ее рекомендации о тех или иных собранных ею травах. Сообщить же новость о довольно скором переезде обеих девушек она возложила на меня, и, по-доброму усмехаясь, проводила нас еще спустя полчаса, когда все почувствовали себя достаточно отдохнувшими, что продолжить путь. Riddle's House, один из вечеров. Томас Риддл, глава семьи Риддлов, тяжело раздумывал, находясь в своем кабинете одним поздним вечером после ужина. Отмахнувшись от щебетания супруги, он сослался на работу и поспешил удалиться из-за стола, как только ему позволили приличия. На самом деле работа занимала далеко не первое место в мыслях этого сейчас мрачного и уставшего человека. А раздумывал он о том, о чем недавно мельком услышал, проходя мимо комнат, в которых обитали их слуги: речь шла о его разбалованном сынке. Он, усмехнувшись, с некоторой гордостью подумал о том, что его красавец-сын наводит шороху на всю округу, и если бы не странное, чуждое его сознанию имя, прозвучавшее с именем его отпрыска, то он бы и дальше продолжил свой путь, не придав тихим разговорам никакого значения. Правда, сам разговор не был уж таким и тихим: голоса горничной и других девушек звучали странно громко, недовольно и даже враждебно. Это заставило хозяина остановиться и подойти ближе к двери, невольно прислушиваясь к разговорам, и вскоре ему предстала совершенно шокирующая и неправдоподобная картина; спустя минуту он уже вошел внутрь и грозно поинтересовался, о чем идет речь. Застанные врасплох горничная и ее помощница Эми, испугавшись решительного вида хозяина, намеренного выяснить всю правду, как на духу выложили ему все, что в последний месяц происходило в этом доме, и чем больше он вникал, думал и вспоминал, тем явственнее становилось, что все слова этих прожженных сплетниц являются правдой. Озадаченный и удивленный, он вернулся в свой кабинет и первым делом поспешил выпить чего-нибудь горячительного, пытаясь отойти от вывалившейся на него информации. Что это выходило? Что этот самодовольный индюк в его собственном доме осмелился по-тихому изнасиловать какую-то страшную девку, а затем выгнать ее? А если? Ну, это уж совсем ни в какие ворота не лезет! А если, не дай господь, она умудрилась от него понести? На этой еще более шокирующей мысли он поспешил и вовсе приложиться к бутылке с виски, стоявшей на столе. Вот-те на… И не удивительно, что никто из супругов Реддл не успел ничего об этом узнать: начался сезон пикников и приемов, и Мэри Реддл, которой за зиму откровенно наскучило находиться в пределах поместья, как ошпаренная усвистала к подружкам со всех ног, как только представилась такая возможность. И где же ей слышать, о чем здесь кудахчет прислуга? А сам он зарылся в своем кабинете да ездил на деловые встречи, и ему уж тем более это было не интересно. Зря, как теперь оказалось! Да и сынок с чего-то странно поутих в последнее время, запрыгнет на своего верного скакуна, да и знай только, как звали. Конечно, они и так не особо общались с Томом, но все-таки, как и у любого отца и сына, у них находились общие темы для разговора, да и время тоже. Их объединяла одна общая страсть: лошади. Именно он в свое время поспособствовал развитию этого их общего увлечения. Но теперь же что-то неуловимо изменилось в нем, что-то, чего постоянно занятый глава семьи не успел заметить. А Мэри даже и не обвинишь ни в чем, да и никого, в общем-то, обвинить не получалось. Она старательно занималась вопросом будущей помолвки с Эйбрамсонами, а перемены в настроении сына можно было спокойно списать на волнения влюбленности. На секунду на лицо главы семьи наползла темная, странная тень, отобразившая горе от осознания сложившейся ситуации. Сложнее всего было ему принять то, что именно его отпрыск совершил столь недальновидный и глупый поступок. Таких, как Томас Риддл, мало беспокоила мораль. Он был в ясном сознании и отчетливо понимал то, что не понимал его сын — такой проступок, если о нем узнают все — пожизненное пятно на репутации. И потому отныне он не собирался медлить и секунды: позвонив в специальный звонок для прислуги, он терпеливо дождался, пока слуга войдет в его кабинет, и потребовал: — Позови сюда Тома. Немедленно.