Непослушный, но покорный; развратный, но верный

      На следующее утро задница моя болела, но я самоотверженно поднялся, пошел на кухню готовить завтрак. Было только пять утра. Солнце ещё не встало, ровно как и мой господин. Мне понадобился час, чтобы сварганить вкусную пищу. Я не знал, что предпочитает Ян – чай или кофе, - поэтому заварил и то и то. Около семи хозяин вошел в кухню, я поставил все на стол. Вид у господина был уставший. — Мой Господин, Вы не выспались? — забеспокоился я. — Всю ночь книгу писал. Вдохновение появилось. Благодаря кое-кому, — он улыбнулся. Мне было приятно. Я опустил взгляд в тарелку, скрывая свою радость от похвалы (хотя он, конечно же, все заметил). — Я беспокоюсь о Вас, что я могу сделать? — Ты даешь мне вдохновение, готовишь-убираешь, отдаешься мне без остатка, делаешь, все что ни прикажу. Этого достаточно. Давай лучше о тебе поговорим. По твоей анкете я понял, что ты… весьма свободолюбивая личность, скажем так. Твоя свобода, несомненно, ограничена мной, но это не значит, что твоя личность полностью подавлена. И если это качество направить в нужную сторону, это было бы очень интересным дополнением ко всему, что ты имеешь, а именно изящное тело, искреннюю покорность и непревзойденные навыки в готовке. Однако, как мне показалось, ты считаешь себя полным ничтожеством. Скажи, это так? Я молчал, вновь опустив голову. — Да, Господин. Вы абсолютно правы, — выдавил я сквозь слезы. — Кроме этого, твою душу отягощают страхи. Помимо фобии темноты, ты боишься остаться один, боишься, что я выгоню тебя. Что-нибудь ещё? Я скривился. — Страх смерти. — Понятно. Ну, это отдельная тема. Так как я взял тебя к себе, то несу определенную ответственность за твоё здоровье: физическое и душевное. Я хочу, чтобы ты избавился от всех вышеперечисленных страхов и комплексов. Ты понял? — Да… — я совсем упал духом. Если у меня не получится пересилить себя, то он выставит меня. Сердце защемило. — Не волнуйся, я помогу. Не могу же я оставить тебя один на один с проблемами, - он потрепал меня по голове, - Но ты должен делать все, что я скажу. — Мой Господин, я всегда делаю, что вы мне прикажете. — Вот и хорошо. Твоё первое задание на сегодня: написать на листке формата А4 все свои мысли и чувства, все тревоги, опасения и с чем это связано, может какие-либо события повлияли на твоё состояние. Если не знаешь, как объяснить, так и пиши. Можно в неформальном стиле, просто пиши, что на душе, как подсказывает сердце. Вечером принесешь мне в кабинет.       Весь день я провел как на иголках; ни на чем не мог сосредоточиться; все валилось из рук. Я разбил дорогую вазу. И меня застали в позе плачущего мальчика перед осколками. Я ожидал, что меня накажут и уже приготовился к порке, но Ян лишь обнял меня и сказал, что бы я успокоился, пока не побил все вазы в доме. Мне было очень приятно, я разревелся ещё больше и уткнулся в его плечо. Пока я предавался чувствам, он гладил меня по голове, и говорил, что все будет хорошо. Побуждаемый чувствами я сел и написал о своих чаяниях. Потом перечитал и жутко раскраснелся. Я исписал две стороны, причем мелким почерком. Начал я о своих страхах, потом, описал, что чувствовал во время вчерашней сессии, но потом это сочинение перетекло в какую-то любовную записку. Мои волосы на голове зашевелились, когда я представил, как Ян это читает. Я скомкал и выбросил. Потом снова достал. Прочитал. Выбросил. И так ещё несколько раз. Потом разорвал. И склеил. Но в итоге я решил её переписать и отнести хозяину. Перед сном я постучался в дверь кабинета. — Входи. Я вошел. Комната была в полумраке, свет был только от лампы на столе Яна. Он отодвинулся от компьютера, повернувшись ко мне. Я медленно вошел, осматриваясь. Здесь было очень мало мебели, только стол посредине, напротив книжный шкаф, и кресло между рабочим столом и окном. Я отдал переписанную бумажку Яну. Он повертел её, положил на стол. — Принеси-ка первую. Это же копия? Я удивленно посмотрел на него. Предупреждая мой вопрос он поманил меня рукой. Я подошел. Он свернул окно, в котором печатал, и я увидел четыре комнаты: кухня, гостиная, одна из комнат на первом этаже и моя комната на втором. — Камеры, — сказал он, — Они везде кроме моего рабочего кабинета. Я видел, как ты многочисленно выбрасывал своё сочинение. Я чувствовал, что начинаю краснеть. — Так, но это не значит, что ты должен этого стесняться. Мне нравится смотреть иногда, как ты занимаешь домашними делами, а особенно, как готовишь. Это расслабляет. Понял? Хорошо, тогда принеси мне свой листочек. Живей! Я бегом рванул в свою комнату, кое-как попытался расправить листок, но не вышло, пришлось нести такой. Я отдал несчастную бумажку, ещё больше алея. — Хорошо, а теперь иди спать. Тебе уже давно пора. Я развернулся и пулей вылетел. Я долго не мог уснуть. Постоянно возникал образ читающего этот ужас Яна. Не выдержав, я сел, обняв колени, и тяжело вздохнул. Тут я услышал голос, от которого подскочил. — Малыш, да успокойся ты наконец, тебе рано вставать. Спи, давай! Я все уже давно прочитал. Я был уверен, что он сидит и угарает, как озираюсь по сторонам в поисках «голоса». Я лег обратно. Долго просто лежал, не шевелясь, но, в конце концов, сон затянул меня в свой мир.       Утром стоя у плиты я не мог расслабиться, из-за того, что постоянно думал о камерах и о Яне, который, возможно сейчас смотрит на меня. В итоге все подгорело, и мне пришлось по-быстренькому все переделывать. Завтрак прошел в тишине. После он позвал меня за собой. Мы спустились в подвал. Там была одна дверь, запертая на ключ. Открыв её и включил свет, меня пригласили. — Знакомься, это Игровая. Комната была весьма просторная, у дальней стены было два столба с веревками между ними, на самих столбах были черные «члены» гигантских размеров; здесь так же были столы с колесиками внутри, кресла с примочками, лестницы, которые скрещивались и многое другое. Посередине было свободное место, на потолке был круг со свисающими цепями. — Можешь осмотреться. Я прошелся по кругу, трогая все, до чего дотягивались руки. — Господин, зачем мы здесь? — Ты правильно понял, я не буду сейчас проводить сессию. Это комната — комната твоих страхов, — Ян связал мне руки и, пока он подвешивал меня, объяснял, — Сейчас я оставлю тебя одного и буду постепенно выключать свет. Он повернулся ко мне спиной и указал в угол на потолок, — Видишь, камера. Я буду за тобой следить. Не волнуйся, — видя мою панику, — Я буду сразу за дверью. Говори, что ты будешь чувствовать, чтобы я знал, когда остановиться. Меня оставили одного. Тишина. Сердцебиение усилилось, а ведь свет ещё не начал гаснуть. Моё лицо было напряжено. Я выдохнул. Вдруг свет потускнел на один тон. Я стал сильно нервничать. Дернулся. Ещё темнее. Мои глаза стали бегать из стороны в сторону, переходя от двери к камере. Еще темнее. Я открыл рот от быстрого дыхания. Ещё темнее полумрак. Почти не дышу. Вслушиваюсь. Тук-тук. Сердце бьется. Ещё темнее. Тьма. Перестал дышать. Больше не говорю ни слова. Слышу, кто-то шебуршится… Писк... Крысы. Что-то пронеслось перед моим лицом, я дернулся назад, кто-то дотронулся до моей лодыжки. Я вскрикнул, слёзы покатились из моих глаз, я завозился, пытаясь высвободиться; Когда понял, что это не возможно, заорал. Тут же дверь открылась. Я увидел фигуру Яна. Он опустил меня и вынес из страшного помещения. Ян обнимал меня. — Малыш, все хорошо, ты в безопасности, я с тобой. Меня колотило в истерике. Я обвил руками шею господина. Он обнял меня, крепко прижав к груди. — Тише, тише, родной. — Там… Там… — Что там? — Крысы… они… они… кусали меня… — Зайка, никого там не было. Все хорошо, успокойся. Он отнес меня в свою комнату и уложил на свою постель. Я был весь холодный. Мне заварили травки. Я выпил её. Немного успокоился. Все это время он был со мной рядом и гладил меня по голове и целовал в лобик. Я немного поспал.       Проснулся я, чувствуя себя абсолютно подавленно. Я с трудом встал. Пошел на кухню. Скоро ужин. Готовить ничего не хотелось, но я заставил себя встать у плиты. За едой мой господин видел мою подавленность. — Сейчас, мы пойдем избавляться от твоих страхов, — я на него испуганно посмотрел, — Да, ты правильно понял, приведи себя в порядок, — он вытер губы салфеткой и вышел. Я с тяжелым сердцем предпринял все гигиенические процедуры и стал ждать своей участи. Он пришел за мной, и мы пошли на «казнь». В игровой мне снова связали руки, только на этот раз подняли над землёй. Под ноги мне подставили подставки, на которые я опирался всей ступней. Мне было нереально страшно. Я часто дышал и вздрагивал. Чтобы успокоить, он обнял меня за грудь. — Успокойся, все будет хорошо, — говорил он медленно, спокойно, уверенно, — Я обещаю, в награду, после сессии я сделаю тебе приятно. Ну, всё? Теперь слушай. Ты должен во всем слушаться меня и делать, что я скажу. Во время порки, думай о своем прошлом. Погрузись мыслями в свой дом, где ты жил в детстве. Вспомни, какие ужасы ты испытывал, когда тебя запирали в подвале и насиловали, как твой отец издевался над тобой и твоей матерью. Вспомни тот самый подвал, где ты проводил ночи напролет наедине с крысами и ветром. Прочувствуй эту боль, от которой пытался убежать все эти годы, если ты примешь её, то освободишься от страхов. Пока мне объясняли, что от меня требуется, руки Яна разогревали мое тело. Я слушал его, и мне было страшно. Я не хотел снова возвращаться туда, снова испытывать весь ужас моего детства. Это были худшие годы моей жизни. — Хорошо, начинаем. Мой хозяин взял в руки кнут, бьющий точечно и больно. Замах — отметина. Ещё замах – кроваво-красная полоса. — Говори! Я зажмурился. Из глаз хлынули слезы. — Когда мне было семь, — я вскрикнул от удара; Тяжело дыша, продолжил, — Мама ушла из жизни. Вернее, её убил мой отец. Он часто её побивал, а в этот раз не рассчитал силы и на смерть её забил. А потом, ему стало не на ком вымещать свою злость, и он переключился на меня. Каждый день, на пустом месте, без всяких причин я терпел от него побои. А однажды, он позвал меня в свою комнату, заставил встать на четвереньки и… И… — я плакал и не мог остановиться. — И? — И изнасиловал меня! Это повторялось изо дня в день: побои – изнасилование. И когда я сопротивлялся, то он говорил «Не хочешь на постели, тогда идем в подвал». Он тащил меня за волосы, привязывал к холодной батарее, и на грязном, сыром матрасе имел меня. А потом в наказание, оставлял меня в темном помещении вместе с крысами. Они грызли пальцы моих ног, — я захлебывался. Пока я все это говорил, он не прекращал сессию. Если бы я увидел лицо Яна, то понял, что ему очень тяжело меня слушать. Он разделял со мной мою боль. Принимал её. Когда я закончил свою историю, Ян минут десять ещё истязал мое тело, а потом подошел сзади и нежно обнял. Я почувствовал его губы на моей спине. Его поцелую были такие успокаивающие. Ян опустил меня, взял на руки. — Малыш, — начал он, утирая мои слезки, — Молодец. Теперь ты свободен. Со слезами вышла вся боль. Ты больше не будешь переживать о прошлом, — я помотал головой, он улыбнулся, — Ну что, идем, — он обошел Игровую с другой стороны и усадил меня на кресло, — Можешь расслабиться. Я откинулся на спинку. Мне раздвинули ноги. Язык Яна прошелся по моему стволу. Я зарыл глаза и стал наслаждаться. Мой член весь истекал, рот моего господина был таким горячим и мокрым. Я томно вздыхал полной грудью. Ян осторожно водил по моему телу руками. Это дико возбуждало. Я чувствовал, разрядка близко. — Ах… Мой Господин, я сейчас… сейчас… Я кончил, выпуская струю в рот Яну. Он все проглотил, потом встал, нависая надо мной, и страстно поцеловал меня в губы, проникая языком вглубь и всасывая мои губы. Я улетел. Он впервые так меня поцеловал. В полуобморочном состоянии меня отнесли в комнату, омыли, полечили и спать уложили.